Пэйринг и персонажи
Описание
— А мы всегда будем вместе? — улыбается поэт, со всей любовью и обожанием заглядывая в голубые, столь любящие глаза.
На дворе жаркий июль, возле речки прохладно, а вокруг цветы и блестящая молодость.
— Я найду тебя даже в следующей жизни, — Онегин тянется ближе к губам, обхватывая руками худые покрытые белой ситцевой тканью плечи, — я обещаю, mon cher.
Примечания
Ну, что я могу сказать — на улице уже холодно, а потому, запасайтесь горячим чаем и одеялами и читайте! Всем хорошего настроения)
Посвящение
Моим любимым мальчишкам и руслиту
Мы выйдем в поле танцевать
15 ноября 2020, 06:10
— Ах, Евгений, опять Вы просиживаете свои выходные дома, выходите гулять!
Зайдя в освещенную дневным жёлтым светом квартиру, Владимир, лучезарно улыбнувшись, сразу же подошёл к своему товарищу, поднимая того с кресла. Онегин, чей покой был нагло нарушен этим гиперактивным мальчишкой, нехотя поднялся на ноги и, вскинув правую бровь с привычным ему недовольством, взял маленькую ручку Ленского в свою:
— Вы, Владимир, такой молодой, ну ребёнок, ей богу. Иногда из Вас так и хлещет эта энергия, Вы хотите и меня утащить в свое русло?
Хотя, Евгений отлично знал — он мало того, что позволил унести и себя в этот солнечный мирок, так и прыгнул туда совершенно добровольно. Поэт, засияв тёмными очами, рассмеялся.
— Пойдёмте гулять! Пойдёмте! Последние деньки лета! Ну же, пошлите! — ловко потянув помещика на себя, брюнет хихикнул.
На подоконнике стоял осыпавшийся букетик полевых цветов, который они собрали неделю назад — те также увяли, как и лето, которое постепенно окрашивалось в золотой оттенок, превращая деревья в палитру тёплых цветов.
Ленскому точно должно прийти вдохновение, если ещё не пришло.
Уже через пять минут они выходят из имения Онегина, и Владимир, подхватив приятеля под локоть, повёл его в своём направлении — розовый сад, расположенный на окраине этой светлой деревушки. Соседи приветливо здоровались с часто узнаваемым дуэтом, и Владимир с улыбкой приветствовал каждого из них. Евгений лишь ради Ленского кивал в ответ, хотя не имел ни малейшего удовольствия от коротких диалогов с этими людьми.
Они скучные. Ленский — нет.
— Как Вы думаете, Евгений, существует ли жизнь после смерти? — юноша задал этот вопрос с такой лёгкостью, будто спросил как дела.
Онегин немного опешил. Нахмурившись, повернул голову и встретился с взглядом карих заинтересованных глаз. Владимир выглядел воодушевленно. А значит, возможно впереди их ждёт долгий разговор о великом, ибо если Владимир начнёт говорить — то это надолго. Слова будут вылетать сладостной трелью и будут звучать так живо, что Евгению, наверное, захотелось бы вспомнить себя в его годы. Но нет — Онегин был другим.
Такое заявление вызвало не столько шок, сколько встречный вопрос:
— Это откуда у Вас такие мысли?
Полуденное солнце уже не пекло также, как в июне, но тоже радовало своим присутствием и уставшей, но радостной улыбкой. Под ногами уже начинали шуршать опавшие листья, и Евгению никак не хотелось осознавать, что уже через неделю наступит осень. Хоть он и обожал это время года за свою таинственность, за свою недоступность, но яркий насыщенный вид, настоящая девица в красном обличии, — но Ленскому предстоит уехать в Германию на все эти три месяца. И сколько бы Владимир не звал того с собой, ответ Онегина уже неделю не менялся: «Я подумаю».
— Не знаю, мой друг. Просто… Уже с неделю рассуждаю, даже искал в библиотеке хоть какие-то книги об этом, но всё даром! Неужели люди не задумываются о таких вещах?
— А может, люди не настолько гениальны мыслями, как Вы? — хитро усмехнувшись, Евгений разглядел на поляне деревенских детишек — те весело смеялись и играли в чехарду, бегая босыми ногами по сухой лужайке.
Горизонты постепенно желтели, и Евгению невольно пришла мысль — выйти утром на поляну и порисовать. Ну и Ленского с собой прихватить, тот тоже своими умениями блеснет.
— Вы мне льстите, Онегин, — улыбнулся юноша, лукаво поглядывая на своего товарища. — А если по правде? Подумайте только, жизнь после смерти… Захватывающе, правда?
У Ленского было такое лицо, будто он маленький ребёнок, впервые увидевший полёт бабочки-пожарницы. Онегин, хохотнув со своих мыслей, качнул головой:
— Странно, но интересно.
— Так и знал, что смогу ввести Вас в тему. Вам и правда будет интересно меня послушать?
— Мне всегда интересно Вас слушать, — упрекнул того мужчина. «Думает, что он мне безразличен?»
Ленский, заправив чёрные кудряшки за уши, неверяще покачал головой:
— Увольте, друг мой. Знаю, мои речи иногда слишком… Кхм, сопливы для Вас, но мне бы действительно хотелось рассказать Вам своё мнение по этому поводу.
— Хорошо, mon cher.
Они ступали вдоль березовой рощи, которая на данный момент выглядела как неудавшийся пейзаж художника-любителя — видимо он хотел сделать всё зелёным, но случайно макнул кисточку в жёлтую краску и мазнул по холсту, одарив худые деревья новым нарядом. Воздух был такой свежий и приятный, но уже не настолько летний, каким был месяц назад. Евгений дал себе обещание провести эту неделю лишь в компании Владимира, потому, что знает — разлука дастся ему нелегко.
Маленькая ладошка сжималась на локте Онегина, и мужчина от этого улыбался. Раньше, когда он жил в Петербурге, людей, которые его окружали, он не назвал бы друзьями даже под дулом пистолета. То были знакомые из пабов, коллеги по азартным играм и дамы, с которыми можно было танцевать мазурку.
Зато человека, держащего его под руку и улыбающегося так по-детски лучисто, он назвал бы не просто другом.
Особенный друг?
Мысли были бесстыдно прерваны, Ленский решился говорить: — Так вот, я много думал о жизни после смерти, и мне в голову пришла такая удивительная мысль: а что, если мы перерождаемся? Это будет не смерть, а начало новой жизни. Следующей жизни. Понимаете о чем я, Евгений? И даже не факт, что мы будем помнить о своём прошлом, мы просто заживём опять. Но уже в другом времени. Сейчас идёт очень много речей об идейных коммунах, так вот — представьте, что эти коммуны когда-то возьмут власть, и мы будем жить при них. А что будет через сто лет? Через двести? Возможно, если мы родимся заново, то и увидим. Ленский говорил пылко, с энтузиазмом, стараясь донести до приятеля как можно больше из своих размышлений. Голос того звенел, как колокольчик. Не тот, который висит на церквях, а такой миниатюрный, из дорогого хрусталя. Юноша улыбался и улыбался — Евгений сам невольно улыбнулся от такой нравящейся сердцу картины. — Вы очень умны, Владимир, — подытожил Онегин. — Могу ли я спросить, какой Вы видите Вашу будущую жизнь? Розовый сад встретил друзей знакомой ажурной аркой, вокруг которого вьюном протянулись спелые вишни. Красота этого места, про которое знают немногие, поражала — цветы начинали постепенно увядать, но все-таки оставались те, которые еще не успели почувствовать всю реальность смерти. Они натянуто улыбались, хоть и знали — им осталось недолго. Небольшая тропинка вела прямо к дубу, расположенном на невысоком холме. Руки так и тянулись потрогать каждый цветок, но Онегин решил не делать этого — невесомо потянулся к алым бутонам, и ему даже почудилось, что цветок потянулся в ответ. Одежда совершенно не грела, и увидев, как подрагивает под прохладным ветерком Ленский, мужчина снял с себя пиджак, тут же накинув на тонкие плечи товарища. — Евгений! — укоризненно воскликнул юноша, спеша немедленно вернуть чёрную материю обратно. — Я совсем не замерз. И дураку станет понятно, что Владимир врёт, ибо отчаянная хватка за руку Евгения не скрыла дрожащих пальцев. — Не глупите, Ленский, берите пиджак и не противьтесь, — на отрицательно-капризное мотание головой Онегин закатил глаза, — я насильно одену его на Вас. Казалось, такое предложение ни капельки не испугало юного творца сего прекрасного, и Владимир, широко улыбнувшись, отошел чуть поодаль и скрестил руки на груди. Хитрый прищур и озорная ухмылка. — Не оденете. В следующую секунду Владимир сорвался со своего места, устремляясь вглубь цветочного павильона. Онегин медлить не стал и побежал за ним. До его ушей долетали обрывки восклицаний на немецком (что было очень характерно для Ленского) и звонкий смех, который стал всех на свете дороже для Евгения. Если счастлив Владимир, то счастлив и Евгений — таков алгоритм их взаимоотношений. Ветер дул в лицо и раздувал лёгкую бежевую рубашку, а ноги неслись сами собой, будто Евгений гонится не за каким-то мальчишкой, который всего лишь захотел поиграть, а за невероятно ценным призом. — Хотя, в чём отличие, — улыбнулся Онегин, заворачивая за угол, решил обхитрить юнца. Тепличная стена, коя укрывала цветы в дождливые деньки, была длиной метров тридцать, и Евгений бежал вдоль нее, зная, что по другую сторону этого строения бежит его самый близкий друг, думающий сейчас, что мужчина бежит позади него. Ботинки стаптывали тропу, вбивая ростки зелёных сорняков обратно в землю. Евгений успел зацепиться рукой за какой-то шипованный стебель и поцарапать ладонь, на что лишь тихо шикнул, не сбавляя ходу. Он чувствовал себя таким раскрепощенным и свободным, прям как тогда в детстве: отец уезжает, и мама, лучшая женщина на этой планете, целует его щеки и отпускает поиграть с ребятней. Но Онегин давно не ребёнок, а чувство того самого беззаботного блаженства проникло в лёгкие и заставило вернуться в те года, когда все казалось абсолютно другим. Он выбегает из-за поворота и сбивает Ленского, падая вместе с ним на траву. Громкий смех приятелей озаряет безлюдную в этот день местность. Онегин, счастливо улыбаясь, поворачивается лицом к хихикающему Владимиру: — Будьте добры, mon ami, наденьте пиджак. — Ах, Евгений… Вы — невероятный человек, — в попытках отдышаться, Ленский буквально выдохнул эти слова. Руками сжал мягкую траву, срывая маленький стебелек. Покрутил меж пальцев, с облегчением чувствуя, как лёгкие начинают нормально функционировать. — Мне кажется, в Ваших идеях о следующих жизнях есть смысл, Ленский. Вы не так уж и глупы, каким казались мне в первую нашу встречу, — усмехнулся мужчина, с кошачьим удовольствием глядя, как меняется Владимир в лице. — Ах так! Может быть, Вы вообще смели думать, что я дурачок какой-нибудь, не так ли? Онегин рассмеялся, сгребая юношу в объятия: — Не дурачок Вы, а просто… Очень творческий человек. — Евгений! — стукнув Онегина по спине, Владимир сжал руками его плечи, поставив подбородок на тёмную кудрявую макушку. — Больше не холодно, здорово то как… Лето заканчивалось, унося вместе с собой лучшие моменты их дружбы в главу книги, которая будет называться «Начало» — она наполнена неловкими паузами в разговорах, робкими, а затем чувственными улыбками, выпитым в холодные вечера вином, звёздными прогулками и иностранными фразами, танцами на баллах и игрой на пианино. Если солнце будет светить не так ярко, как хотелось бы, то их недолюбовная на эту минуту привязанность вспыхнет ярче любой звезды. Они сидят в саду, обнимаются, и каждый слышит, как стучит сердце другого. Август дарил чувство какой-то законченности, словно этот месяц — первая часть какой-то трилогии книг, которая должна закончиться именно так. Или часть симфонии, которую Ленский обязательно сыграет. Он знал много разных произведений и еще ни разу не отказывал Онегину в удовольствии послушать его игру. Фортепиано больше не пылится — каким-то чудом Владимиру удалось уговорить Евгения спустить инструмент на первый этаж. Евгений широко улыбался, зарываясь носом в тонкую бледную шею, совершенно нетронутую летним загаром, что было очень удивительно, если учитывать, что Владимир в прямом смысле приходил домой только чтобы переночевать и позавтракать. А потом наступало утро, и он, захватив с собой новые рукописные стихотворения, мчался к дому Евгения. — Онегин…? Мужчина отрывается от Ленского и тут же заглядывает в глаза, наполненные чем-то… светлым и очень тёплым. Владимир слегка улыбался. — Что, mon cher? — одними пальцами пригладил смоляные густые кудри. — А что, если я скажу, что люблю Вас? Лицо юноши было настолько близко, что Евгению удалось разглядеть крошечную россыпь веснушек вокруг его носа. Онегин, взяв руки поэта в свои, прижал те к губам, одаривая каждый сантиметр кожи лёгкими поцелуями. Владимир глядел то ли испуганно, то ли просто с удивлением. Подул ветер, и тёмные волосы вновь разлетелись в стороны. Казалось, Ленский заболеет, если не начнёт одеваться несколько теплее, но мысль об этом ускользнула так же быстро, как и появилась. Пульс участился, и Онегин готов поклясться, что от этих слов у него закружилась голова, прям как у влюблённой девицы. Сколько раз ему признавались в любви — не счесть, но то были юные горожанки, одурманенные книгами о любви и совершенно не разбирающиеся в мужчинах. А то Ленский. Совершенно другое, и от этого «другого» в груди разливалось что-то горячее и сладкое, что Онегин бы назвал любовью. — Тогда я скажу, что люблю Вас куда больше. Лето закончится, но их история — новая история — только начинается.