Последняя роза лета

      Деревня, в которой прежде жил Фабьен находилась в нескольких днях пути от дворца Фонтенбло. В последнее время Моро не так часто удавалось навестить мать и сестру, поэтому в этот раз он воспользовался возможностью и остался дома на несколько дней дольше. Рыжее пятно, вечно скрашивающее суровые серые будни, металось из стороны в сторону около конюшен, и Фабьен широко улыбнулся. Катерина из раза в раз предугадывала его появление.       — Вы никогда не просыпаетесь на восходе!       — Я ещё не ложилась. Должна была убедиться, что чутье не подводит меня. Вас не было так долго, что я начала сходить с ума от волнения. Рене, кухарка, настояла на том, чтобы я выпила успокаивающий отвар, но он не помог.       Фабьен удивленно вскинул брови и поспешил слезть с лошади. Обняв подругу за плечи, он взглянул ей в глаза. Он знал, что что–то произошло. А ещё он знал, что молчать Катя не будет.       Пока они шли до комнаты Фабьена, расположенной в части дворца, предназначенной для прислуги, Серебряная выпалила всё на духу: и про послов, и про их с Клод план, и про очередные попытки Марсо добиться её внимания. И стоило Катерине упомянуть Стефана, как он вышел из одной из комнат с распахнутым камзолом и взъерошенными волосами. При виде Серебряной он тут же отвернулся, стал поправлять прическу и застегивать пуговицы. То есть к жене он собирался явиться, совершенно не скрывая ночные приключения, а вот реакции фрейлины испугался?       — Это утро очень доброе, правда? — Катерина широко улыбнулась. — Вы тоже вернулись с верховой езды?       Фабьен сдержал смешок, глядя на ошарашенное лицо герцога. В присутствии Моро Стефан не мог позволить себе столько вольностей, как раньше. Он всегда подбирал слова и действовал очень осторожно, пусть и понимал, что его социальный статус дает возможность раздавить слугу, как букашку. Марсо знал, что Фабьен слишком живуч, и свою госпожу в обиду никогда не даст.       — Я бы предпочел верховую езду в вашем компании, миледи. Только вдвоем, — в свете недавних событий, последние слова он особенно подчеркнул.       — Я понимаю. — Катерина саркастично кивнула. — Ведь вашу супругу ни один конь не удержит.       — К слову о моей супруге… Мне пришлось постараться, чтобы отговорить её нанести визит их Величествам с жалобой. Она была крайне возмущена случившимся.       Серебряная задумчиво нахмурилась, а затем закивала:       — Вы о случае с ночным горшком? Я её прекрасно понимаю. Такое унижение переживет не каждая особо впечатлительная дама. Однако леди Полетт достаточно толстокожа, чтобы зацикливаться на подобном. Думаю, пара новых сережек сумеет поумерить её пыл. Ну, а в крайнем случае сводите её на конную прогулку. Она ведь последние пару месяцев, а то и лет, там не была.       Натянуто улыбнувшись, Катерина взяла Фабьена подругу, и медленными шагами направилась вдоль коридора. Чем дальше она отдалялась от Марсо, тем ярче разгорался огонь в её глазах:       — Конная прогулка… А ведь это очень неплохое начало…       Ещё будучи ребенком, по настоянию отца, Катерина была вынуждена отыскать православного священника во Франции — одно из обязательных условий для переезда. Для местности полной католиков и протестантов это была практически невыполнимая задача. Первое время Серебряная в переписке с отцом безбожно врала, что отправляется на исповедь чуть ли не каждую неделю, что блюдет необходимые законы, обязательно читает на ночь молитву и крестится перед иконой, которую привезла с собой. Кате было стыдно, что молилась она лишь только тогда, когда жизнь выбивала её из чувства равновесия, что она уже и позабыла, где лежала погрязшая в пыли икона Смоленской Божьей матери.       Не без помощи Фабьена, но Кате так и удалось отыскать священника в маленькой, совсем глухой деревушке. В тот день чувство стыда переросло в самый настоящий страх, когда невысокий седовласый мужчина с длинной нехоженой бородой, переселенец, прибывший во Францию с одним из портовых кораблей, хорошенько потрепал девушку за волосы, когда узнал о её чрезмерно частых молитвах. С тех пор желание найти священника для исповеди тут же испарилось, но вот мысли о своем позоре никак не выходили из головы. Каждый раз, когда Катерина видела католического священнослужителя, она вспоминала жестокого Иммануила и клоки волос, которые выпали из её прически в тот злополучный день.       Девушку трясло, пока она стояла у входа в небольшой зачахший домик. Голову её в этот раз покрывал туго завязанный платок.       Темные тучи стянули небо. Вернуться во дворец нужно будет как можно скорее — ехать по размытым дорогам крайне тяжело.       — Безбожница явилась, — ехидно произнес мужчина. Как бы Серебряная не надеялась, что старик не узнает её, он понял, кто стоит перед ним в ту же секунду.       Черно–коричневая кошка залезла на стол и зашипела, точно не хотела, чтобы девушка заходила внутрь. Да и она сама не слишком горела этим желанием, тряслась, как листок, и царапала убранные за спину руки.       — Чего встала? Проходь, рассказывай.       Катя опустила глаза в пол. Это чувство стыда привело её сюда. Если прежде девушка наслаждалась маленькой победой, то, вспоминая всё, что произошло с ней за последнее время, хотела так можно скорее отмыться от этой грязи.       — Грешна я, каюсь… Поступки дурные совершала, врала и злословила.       — Блудила?       — Н–нет, батюшка. — голос Серебряной дрогнул.       — Ты за исповедью пришла или грешить при мне удумала, окаянная? Правду говори, коль прощения Господа заслужить хочешь.       — Да. То есть нет! Не занималась прелюбодеянием я. А вот врала я много, батюшка.       Иммануил продолжал слушать, кошка то и дело шипела, а Катя чуть ли не заикалась. Её мучило дурное предчувствие. До слуха то и дело доносились странные грохочущие звуки, и как бы Серебряная не пыталась сосредоточиться на собственных мыслях, всё было четно.       Успокоительная молитва Иммануила принесла легкое чувство спокойствия, но разрушилось оно достаточно быстро из–за громкого лошадиного ржания. Катерина догадывалась, кто это мог быть, и тут же начала молиться о своей неправоте.       Мужчина даже не переменился в лице — он точно знал, кто мог приехать; православных здесь можно было пересчитать по пальцам. Но останавливать молитву он не собирался, и лишь одним взглядом дал Катерина понять, что незваные гости могут подождать.       Раздался раскат грома. Дождь забарабанил по крыше.       Лоб девушки покрылся холодным потом. Как ей уйти незамеченной? В окно что ли выбрасываться?       Дверь неожиданно открылась, и Катерина резко развернулась к ней спиной, испуганно прижав расцарапанную руку к губам.       — Кто заходить разрешал? — недовольно сказал Иммануил.       — Да ты глянь, какой дождь лихой. — послышался голос Стрельникова. — Тут и бань нет; сляжем да помрем. Мешать не будем.       Судя по шагам их было не так много — около пяти, но Кате достаточно было и этого. По настоянию царя они решили явиться или это собственное решение?       — Здесь ещё комнатка есть, там ждите. Как закончим, позову.       Наверняка никто из них и подумать не мог, что Илларион не один.       Серебряная затаила дыхание. Могли ли её узнать? Она не может позволить раскрыть себя так быстро. Не сейчас, не при таких обстоятельствах. Пока принцессе Клод грозит нежелаемый брак, она должна сделать всё, чтобы придерживаться облика простой француженки.       Отличительного знака в виде волос не было видно, оделась в этот раз девушка в дорожный костюм, в котором прежде ни разу не показывалась послам. Они знали Катю не так хорошо, чтобы узнать её со спины, но кто–то особо внимательный мог что–то заподозрить.       Серебряная ступила шаг в сторону Иммануила, ещё сильнее склонив голову.       — Уж много ли француженок православие исповедуют? — послышался голос Басманова.       — Одна у меня.       — И звать как?       Девушка подошла к священнику ещё ближе и шепнула ему на ухо:       — Жених не разрешает мне с мужчинами говорить. Соромно мне…       Говорила Катя так же, как и на исповеди — на русском, чтобы речь её не так легко опознавалась.       Иммануил понимающе кивнул и вновь попросил послов пройти в комнату.       Послышались удаляющие шаги, но напряжение всё ещё витало в воздухе. Даже тогда, когда Катя покидала дом, гнетущее чувство не собиралось удаляться. Серебряная боялась поднять голову, хоть и знала, что рядом не было никого кроме батюшки и верно шипящей кошки.       Хищные зеленые глаза сверкнули по скамейкой, и мохнатое чудовище резко затихло.       — Всегда такая?       — Беду чувствует, — неожиданно произнес мужчина. — Предупреждает. Осторожнее тебе следует быть.

***

      Екатерина Медичи являлась страстной поклонницей охоты и верховой езды. При дворе это стало весьма популярным развлечением, и знать можно было часто увидеть в седле. Однако, для представительниц женского пола седло было особенным. По настоянию самой королевы оно стало куда безопаснее предыдущего варианта — дама так же сидела боком, но перекидывала ногу через верхнюю луку, тем самым положение становилось более устойчивым. Тем не менее, в такой позе Катерина чувствовала себя совершенно неуверенно: ей вечно казалось, что при любом лишнем движении она обязательно останется с парой переломанных костей. Пусть плечи наездницы всегда располагались параллельно плечам лошади, и было это куда удобнее тех сёдел, которые использовались раньше, всё равно с мужским вариантом сравнить это было достаточно трудно, особенно при быстрой езде.       Сама Катерина частенько грешила «неправильной» ездой, когда знала, что останется либо неосужденной, либо незамеченной. Именно тогда страх свалиться с лошади и больше никогда не подняться пропадал. Всё же одевалась Серебряная всегда прилично — костюм для верховой езды полностью соответствовал правилам.       Но при дворе была и та, кто смотрела на эти правила с высоко поднятой головой и легкой ухмылкой. Диана де Пуатье, которая была практически на двадцать лет старше как своего любовника короля Генриха, так и его жены, могла похвастаться ослепительной красотой и весьма благоприятными для здоровья привычками — отсутствие курения табака, алкоголя, переедания, а также женского седла. Диана часто отправлялась на охоту именно по–мужски, поэтому увидеть её в неприемлемом в первую очередь для церкви виде было обыденностью.       — Надеюсь, злые ухи уже забрались вам под юбку? — Катерина выглянула из–за угла, глядя на приближающуюся Клод. Помимо необходимого положения ног, Валуа по чистой случайности забыла о необходимости специального костюма, поэтому её обнаженные колени радовали окружающих.       Смущенно опустив глаза, принцесса спустилась с лошади.       — Сначала Диана удивилась, которая я решила отправиться с ней на охоту, но потом стала вести себя как ни в чем не бывало, когда поняла, что переодеваться я не собираюсь. Я знаю её; думаю, она всё прекрасно поняла.       — Очень хорошо.       — Вы уверены? А если она решит пожаловаться отцу?       — Раз вы всё ещё здесь, то этого не произошло. Ей нравится наша идея, а то нарастающее безумство Генриха — нет, увы. Они смотрели на вас так?       Катерина изобразила ошарашенное выражение лица, широко раскрыв глаза, а затем рассмеялась.       — Владислав побледнел, а потом резко покраснел. Прежде я не видела, чтобы цвет человеческого лица менялся так быстро, — ответила Клод.       — А другие что?       — Думаю, в их глазах я больше не такая невинная девушка, коей была раньше. Даже немного жаль, что Фёдор не оценил вашу идею. Я видела, как он удалялся с фрейлиной матушки. Но и мы до него доберемся, верно? Катя?       Довольная улыбка с лица Серебряной тут же пропала, и девушка облизнула пересохшие губы, кивая.       — Конечно, доберемся. У меня грандиозные планы по вашему очернению.