Пепел

Айше задремала, положив голову ему плечо, и Насух лежал, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон. Совсем как когда-то давно, в юности, когда они встречались тайком у нее дома. Она спала, а он почти до самого рассвета не смыкал глаз, потому что не хотел, во-первых, беспокоить свою милую Айше, а во-вторых, так он мог наслаждаться каждым мгновением, проведенным рядом с ней. За без малого три месяца, что прошли со дня их встречи после тринадцати лет слез и страданий вдали друг от друга, они с Айше виделись практически каждую неделю. Он ссылался на неотложные дела фирмы, требующие его присутствия в Мардине или Урфе, а сам отправлялся в поместье. Айше приезжала, как правило, через несколько часов после него, правда, она никогда не оставалась дольше, чем на день, и вечером обязательно уезжала домой. Ей не хотелось оставлять детей одних, да и на фирме также требовалось ее присутствие, ведь Айше занималась всеми делами в одиночку. Стоит сказать, что им с Айше удалось подружить своих детей. Во всяком случае, Джихан весьма сблизился с Ахметом, благо, они учились вместе, и теперь в школе всюду ходили вдвоем, то и дело устраивая различные проказы: например, один раз они спрятались под лестницей, дождались начала урока, а когда все разошлись по классам, потихоньку улизнули на задний двор, где устроили нечто вроде пикника — достали свои заботливо приготовленные матерями обеды, уселись прямо на траву и принялись обсуждать своих одноклассниц. Разумеется, обоим влетело за прогул как от учителя, так и от родителей. Несколько раз Айше, по просьбе сыновей, приглашала Джихана к ним домой, и он с радостью ездил «к Ахмету в гости». Там они носились по двору, играя в «пиратов и разбойников» или что-то в этом роде. К ним присоединялись и Мехмет с Али, и это, по словам Джихана, было «просто здорово», поскольку в большой компании играть веселее. Хазар несколько раз сопровождал брата, и он, на удивление, ближе всех сошелся с Мехметом. Они оба, как выяснилось, увлекались футболом и болели за одну команду. А кроме того, им обоим легко давалась математика, потому они числились отличниками в своих классах по этому предмету и частенько помогали младшим братьям делать домашние задания. Вообще, они все очень полюбили делать вместе уроки в доме Айше, поскольку Эсма всегда готовила разные вкусности, а после можно было поиграть во дворе или же посмотреть телевизор. Дома Джихан только и говорил о том, что ждет не дождется, когда ему снова удастся поиграть вместе с братьями Асланбеями да и Хазар пару раз обмолвился, что Азизе ханым «очень добрая, вот только почему-то постоянно грустная». Насух на это обычно отвечал, что Азизе ханым просто слишком устала, ведь у нее столько дел, а сверх того еще и три сорванца, за которыми глаз да глаз нужен. К несчастью, была и ложка дегтя в этой, если так можно выразиться, бочке меда. Во-первых, сама Айше день ото дня становилась все печальнее и задумчивее. Она повторяла, что нельзя без конца «тянуть это безумие», потому что добром оно не кончится. В глубине души Насух понимал, что она права, но ничего не мог с собой поделать. Стоило ему увидеть Айше, как он тут же заключал ее в объятия, целовал и шептал, что безумно счастлив — здесь и сейчас. А что будет позже, так он об этом думать не желает, пусть все идет как идет. Айше смотрела ему в глаза, а после крепко прижимала к себе и повторяла лишь одно: — Да, пусть так, пусть потом я пожалею, но сейчас ты — мой! — Твой, родная, только твой! — отвечал он, не прекращая целовать и ласкать ее. Ну, а во-вторых (и это было самое худшее), Назлы, кажется, начала что-то подозревать. Она все чаще стала одергивать Джихана, когда он заговаривал об Асланбеях, и с удвоенной силой принялась доводить Насуха своими извечными глупыми придирками: почему он уделяет ей так мало внимания, неужели трудно поговорить с ней хотя бы пять минут, как можно быть таким «бесчувственным чурбаном», и ему всегда было плевать на нее, свою законную жену. Насух злился, как обычно, кричал на нее и уходил, хлопнув дверью. Через пару часов он остывал, да и Назлы, потупившись, лепетала, мол, не хотела его обидеть. Казалось, вновь они смогли заключить пусть хрупкий, но мир, да вот только, увы, надолго их не хватало, уже на следующий же день все начиналось сызнова. Айше глубоко вздохнула, открыла глаза, и улыбнулась, глядя на него: — Который час, Насух? — спросила она, зевнув. — Не знаю, — махнул он рукой. — Какая разница? — покрепче прижав Айше к себе, Насух ласково поцеловал ее сначала в щеку, а потом — в родинку над губой. Она улыбнулась, вспомнив, очевидно, что он всегда так делал, когда она начинала сердиться на него, а он хотел ее задобрить и развеселить. Айше нежно провела ладонью по его волосам, затем — по щеке, а после приподнялась и посмотрела на часы: — Поздно, Насух, — вздохнула она и мягко высвободилась из его объятий, — мне пора домой. — Не надо, Айше! — он взял ее за руку, заставляя вновь сесть рядом с ним на постели. — Останься сегодня, прошу тебя! Скажешь дома, что… ну, допустим, машина сломалась. А завтра с утра Юсуф тебя отвезет, или, если хочешь, я сам… Она пристально вгляделась ему в глаза, после чего еще раз тяжело вздохнула и встала. Ничего не говоря, она сняла шелковый пеньюар и принялась одеваться. Насух также поднялся и накинул на плечи халат. — Ну, что с тобой, любимая? — спросил он, подойдя к Айше. Она будто окаменела, и с минуту стояла к нему спиной. Не выдержав больше этого гнетущего молчания, Насух взял Айше за плечи и развернул к себе лицом. — Что такое, жизнь моя? — встревоженно спросил он, заметив вдруг застывшие в ее глазах слезы. — Я чем-то обидел тебя, да? — Всякий раз, — тихо проговорила Айше, — когда я возвращаюсь домой после этих свиданий, я говорю себе, что это было в последний раз. Больше я к тебе не пойду, потому что так нельзя. Все должно быть не так! А потом ты звонишь мне, и я… тут же забываю обо всем. Как и прежде, — она положила руки ему на плечи, — не помня себя, не думая ни о чем, бегу к тебе. Лишь бы увидеть тебя. Услышать твой голос. Вновь и вновь почувствовать себя… женщиной. Любимой и желанной. Ведь только с тобой я была ею, Насух! — Айше, — Насух притянул ее к себе и заключил в объятия, — я люблю тебя! Ты же это знаешь: никого и никогда не любил, кроме тебя. Я же точно так же чувствую себя живым только когда смотрю в твои глаза. Я знаю, что мы с тобой ходим по очень тонкому льду, но… Потерпи, родная! Нам нужно просто еще немного подождать, и тогда мы непременно все решим. Я все решу! Обещаю тебе, Айше. Клянусь! Ты веришь мне? — Верю, — медленно кивнула Айше. Она чуть отстранилась от него и вновь взглянула прямо в глаза. — Но… прости, Насух, на этом — всё! Больше я не приду, на этот раз точно. Я дала себе слово, что сегодня мы с тобой встречаемся в последний раз. По крайней мере до тех пор, пока ты все не уладишь. Я не знаю, как, но… если ты хочешь, чтобы мы с тобой были вместе, если, конечно, это возможно, то нужно что-то делать! Потому что я больше так не могу! Насух взял ее за руки и по очереди поднес их к своим губам: — Не бросай меня, Айше, — жалобно взглянул он на нее, — не покидай больше, умоляю! Я… просто не вынесу жизни вдали от тебя. — Я тебя не брошу, Насух, — печально улыбнулась Айше. — Как я могу? Ты же знаешь, что нас с тобой связывает слишком много, начиная с нашего сына. Я очень люблю тебя, об этом тебе тоже известно. Но вот этого, — она обвела в взглядом комнату, — больше не будет. Я дала себе слово, а слово Азизе Асланбей крепкое, теперь уж я его не нарушу. Конец. — Но почему, Айше, что случилось? — воскликнул Насух. — Ведь нам с тобой было так хорошо вдвоем! Айше укоризненно покачала головой: — Ты правда не понимаешь? Сам же только что сказал: мы ходим по тонкому льду. Да, я ничего не боюсь, Насух, об этом ты тоже должен знать. Я всегда любила тебя, ты мне говорил, что я — твоя жизнь, а остальное неважно. Я сама так думала, и мне было плевать на то, что обо мне говорили за спиной, а иногда прямо в глаза. Но сейчас мне уже не семнадцать лет, Насух! И — самое главное — я не одна. Поэтому не хочу, чтобы моим детям смеялись в лицо и говорили, что их мать — бесстыжая, падшая женщина, которая, не стыдясь, живет во грехе с чужим мужем! — Я же пообещал, что все улажу, — он сжал ее руку. — Я верю тебе, Насух, — повторила Айше. — И готова ждать сколько потребуется. Но до того момента мы с тобой больше не будем встречаться. Прости, но иначе нельзя! — Айше… — Мне пора, — она надела плащ, взяла свою сумку и направилась к двери. — До свидания, Насух! — Я обязательно все решу в самое ближайшее время, Айше! — воскликнул Насух, но Айше вышла, даже не обернувшись. Всю обратную дорогу Насух думал только об одном: нужно как можно скорее выпутаться из сетей. Перво-наперво следует все рассказать Назлы. Пусть для этого придется вытерпеть ее истерику, пусть даже залепит ему пару пощечин. Затем Насух соберет вещи и съедет в отель, а после — начнет бракоразводный процесс. Следует нанять лучшего адвоката, возможно, даже из Стамбула. Да, конечно, будет скандал, на него, скорее всего, станут показывать пальцем, мол, такой приличный человек, примерный семьянин, глава уважаемой в Мидьяте семьи и вдруг — удумал этакое дело. Назлы, разумеется, тоже придется несладко, ее станут жалеть, и она будет чувствовать себя униженной, увы, но тут уж ничего не поделаешь. Насух оставит ей дом, откроет на ее имя счет и переведет на него внушительную сумму денег. Ей и детям хватит, чтобы вести безбедную жизнь. Сыновья, разумеется, встанут на сторону матери, но… может быть, со временем они, даст Аллах, поймут своего отца. Сам же Насух заберет Айше, ее сыновей и увезет их в Адану. Там у него есть дом, доставшийся еще от деда. Конечно, он требует ремонта, но это дело поправимое. Придется фактически все начинать с нуля, но ничего не поделаешь. Айше права: нельзя всю жизнь прятаться по углам, это форменное безрассудство. Что ж, решил Насух, значит, так тому и быть! Сегодня же, как вернется домой, он непременно поговорит с Назлы.

***

Назлы была так зла, что ей хотелось переколотить в доме всю посуду. Причем, желательно об голову дорогого муженька. Она была так раздражена, что даже сорвалась на своих сыновей, чего раньше за ней не водилось. Просто за завтраком Джихан опять принялся, как заведенный, твердить о том, что сегодня они с Ахметом Асланбеем договорились обменяться какими-то там наклейками с машинами, которые они оба собирали. Совсем уже помешался ребенок на этом Асланбее! Назлы отодвинула от себя тарелку и довольно резко заметила сыну, что он, кажется, слишком много времени уделяет новому приятелю, лучше бы уж играл с братом. Хазар же, к вящему ее недовольству, поддержал брата, заметив, что это даже хорошо, что у Джихана появился друг. Да и вообще якобы все семейство Асланбеев просто замечательное. — Ну, раз так — вам виднее! — раздраженно проговорила Назлы. — Только потом не жалуйтесь, когда эти мальчишки сделают вам что-нибудь плохое. При подобном недостатке воспитания… — Мама, ты преувеличиваешь! — улыбнулся Хазар. — Они отличные ребята, все трое. И мать их тоже очень приятная женщина. — Она нас угощала фисташковым мороженым. С орехами! — облизнулся Джихан. — Как знаете, вижу, вас не переубедишь! — махнула рукой Назлы и вышла из-за стола. В довершение всего Насух повадился чуть не каждый день мотаться по этим своим стройкам, без конца обсуждал какие-то дурацкие проекты, инвестиции и тому подобное. Домой муж являлся ближе к ночи, а с утра опять куда-то исчезал, иногда его не было дома несколько дней, причем срывался он внезапно, мог просто позвонить в обед и сказать, чтобы она не ждала его сегодня, он уезжает в Мардин и вернется только через два дня. Поначалу Назлы, как самая распоследняя дура, верила в эти сказки, но вот позавчера Насух приехал домой как раз к ужину. Он не успел переодеться, сразу прошел в столовую, минут пять посидел над тарелкой, а после заявил, что не голоден и ушел к себе. А перед этим, Насух по своему обыкновению приблизился к Назлы и поцеловал ее в лоб. Прежде Назлы буквально таяла от нежности, когда муж к ней прикасался, но с годами она поняла, что Насух делает просто машинально, просто потому что так надо. Иногда даже казалось, что с тем же успехом Насух мог бы поцеловать стену или холодильник на кухне. И вот в тот самый момент, когда он поцеловал ее, Назлы вдруг почувствовала запах дорогих женских духов. Назлы терпеть их не могла, потому что не любила запах цитрусов, и даже когда кухарка чистила апельсины для десерта, всякий раз приказывала хорошенько проветрить кухню. Назлы отшатнулась и уставилась на мужа. Насух недоуменно моргнул и пожал плечами: — Что с тобой? — спросил он. — Ничего, — отозвалась Назлы. — Иди, Насух, отдыхай. Две ночи подряд Назлы не могла уснуть, ворочалась и ворочалась с боку на бок. Одна мысль не давала ей покоя, засела в голове, никак не выгонишь: неужели это все же случилось, и Насух завел любовницу? Раньше Назлы казалось, что если подобное произойдет, то, возможно, оно и к лучшему. Вдруг это будет тот самый клин, который поможет выбить из его сердца и ума ту распущенную и наглую девицу, по которой он до сих пор льет слезы, как дурак. Теперь же Назлы было, мягко говоря, неприятно чувствовать себя вдвойне униженной. Мало того, что Насух всю жизнь за человека ее не считал, так теперь и вовсе решил вывалять в грязи. Кроме того, у них ведь два сына! А если о романе ее благоверного пронюхают посторонние, то будет скандал, что, естественно, скажется на репутации семьи. Нет, нельзя допустить подобного! А значит, Назлы должна во что бы то ни стало узнать, с кем спутался ее муж и приструнить их обоих. Сегодня утром Назлы проснулась в весьма бодром настроении, даром, что Насух совсем, судя по всему, потерял совесть и опять не явился ночевать. Видимо, цепко держит его эта… любительница мерзких духов! Проводив детей в школу, Назлы решила действовать. Насух сам напросился, решила она после того, как он позвонил и заявил, что из «командировки» отправится сразу в офис, а домой вернется только к вечеру. Недолго думая, Назлы направилась прямо в кабинет мужа и хорошенько порылась в его вещах. К сожалению, ни в ящиках стола, ни в папках, что лежали на столе, она ничего не обнаружила. «Главное — не опускать руки!» — сказала она себе и велела позвать Озана, личного шофера Насуха. Разговорить этого увальня оказалось легко, Назлы чуть прикрикнула на него, припугнула, что выставит вон без выходного пособия, если продолжит покрывать грязные проделки хозяина, а после сделала вид, что смилостивилась и пообещала щедро вознаградить, если Озан скажет ей правду. — Да я, собственно, ничего толком не знаю, Назлы ханым! — пожал плечами Озан. — Насух Ага несколько раз просил отвезти его в поместье, только и всего. — В поместье? — прищурилась Назлы. — Когда это было? — Да вот… — наморщил лоб Озан, — хотя бы позавчера вечером. — Вот оно, значит, как! — пробормотала Назлы. — Я сделал то, что велел мне хозяин, Назлы ханым, — виновато взглянул на нее Озан. — Привез его, а потом… ну, ближе к ночи он всегда мне приказывал отогнать машину на парковку Мидьяте. — Свою машину? — Нет, ханым. Там… ну… — Раз уж начал, — процедила сквозь зубы Назлы, — рассказывай все до конца! — В общем, через час-полтора приехала… к Насуху Аге… В общем… ночью хозяин мне велел отогнать ее машину на парковку. А утром он сам ее обычно отвозил. Правда, сегодня утром попросил меня, потому что они… кажется, поспорили. Она плакала, а Насух Ага утешал ее. — Куда ты их отвез? — Назлы чувствовала, что задыхается, казалось, сердце сейчас просто разорвется. — В Мидьят. Она вышла недалеко от торгового центра, сказала, зайдет в офис, а потом вызовет такси. Насух Ага еще сказал ей, что на днях «все решит». А потом я повез его в контору. Больше ничего не знаю, ханым, Аллахом клянусь! — Ясно. Иди, Озан, оставь меня одну! Хотя… стой! — окликнула она его. — Та женщина сказала, зайдет в офис. Где он, этот офис, ты не заметил, часом? — Честно сказать, я боюсь ошибиться, ханым, но там напротив торговых рядов новое здание и недавно его выкупили… кажется, теперь там располагается строительная компания семьи Асланбей. Назлы стало нечем дышать: каков же негодяй! Теперь все становится на свои места: слишком уж возросший интерес мужа к школьной жизни Джихана, поощрение дружбы с тем хулиганом, бесконечные отлучки из дома… Будто в дешевой, пошлой мелодраме: Насух попросту развлекается с этой бессовестной шлюхой! Надо же, корчит из себя уважаемую даму, этакую бизнеследи, как в кино, а сама безо всякого стыда залезла в постель к чужому мужу! Хоть бы детей своих постыдилась, дрянь! Да и Насух тоже хорош, что он, спрашивается, нашел в этой женщине, в конце концов у него уже почти взрослые дети, и вдруг… Нет, Назлы не позволит ему позорить себя, ее и их доброе имя! И уж конечно она не допустит, чтобы какая-то наглая вертихвостка разрушила ее семью. Назлы не отдаст ей своего мужа, на что угодно пойдет, но Насух будет с ней. Пусть он ее не любит, в конце концов это ничего не значит, в их возрасте пора уже думать не о бурной страсти, а о приличиях. Все ж таки они давно уже не восемнадцатилетние, и Насуху пора понять: следует дорожить репутацией. А если о похождениях Насуха и Азизе Асланбей станет известно в Мидьяте, они станут посмешищем! Хотя… если уж начистоту, Назлы хотелось бы ославить эту мерзавку на весь свет, чтобы ей каждый встречный в глаза плевал до конца дней. Будет знать, как распутничать с женатыми мужчинами! Назлы быстро собралась, вызвала такси и приказала везти ее в особняк Асланбеев. К чему терять время, сейчас она все выскажет этой потаскухе! Да она глаза ей выцарапает и тем самым раз и навсегда отучит зариться на чужое добро. И, разумеется, отныне Джихан больше не переступит порог их змеиного гнезда. Вообще, стоит наверное перевести его в другую школу, чтобы не общался с кем ни попадя. Охранник, выслушав, что Назлы — мать Джихана Шадоглу, который дружит с Ахметом Асланбеем, и ей срочно нужно поговорить с хозяйкой дома по поводу кое-каких школьных дел, проводил ее в гостиную. Экономка заглянула в комнату и спросила, не принести ли ей воды или кофе, но Назлы лишь отмахнулась. — Мне бы повидать Азизе ханым, — сказала она. — Это срочно! — Да, — кивнула Эсма, — конечно… Просто Азизе ханым сегодня нездоровилось и… — Эсма, что случилось? — наконец-то хозяйка соизволила явиться. — Ферхат мне сказал, что ко мне пришли. — Да, ханым, тут… — пролепетала Эсма. Назлы резко обернулась, намереваясь сразу перейти к делу, но все слова, что вертелись у нее на языке мигом застряли в горле. Она почувствовала, что земля уходит из-под ног, потому что перед ней стояла та самая Айше, давняя любовь Насуха, на которой он буквально помешался. Да, конечно, как она могла забыть, ведь Насух не так давно говорил ей что-то… Якобы Айше осталась жива, не погибла тогда на пожаре, и Гюль ханым приложила немало сил, чтобы разлучить сына с девицей, совершенно не подходившей ему. Но тогда получается, сейчас это не просто интрижка скучающего мужчины, возжелавшего новых, острых впечатлений. Все гораздо серьезнее, а значит, предстоит драться с этой Айше не на жизнь, а на смерть.