Пепел

Назлы нервно вышагивала из угла в угол, то и дело бросая взгляд на настенные часы. Где, скажите на милость, носит дражайшего супруга?! Это что-то новенькое, право слово, ведь прежде Насух никогда не пропускал ужин, ну, если только изредка мог себе позволить задержаться самое большое на полчаса. Но сейчас на часах уже без четверти одиннадцать, а его все нет! Назлы опустилась в кресло и, тяжело вздохнув, закрыла лицо ладонями. Впору подумать, что муженек завел интрижку на стороне, спутался с какой-нибудь молоденькой, длинноногой потаскушкой, придерживающейся излишне вольных нравов. Помнится, видела она таких: приезжали в гости к ее школьной подруге дальние родственницы. Ходили раскрашенные, как… самые непотребные женщины из дешевых притонов, да еще юбки нацепили, которые — позор да и только — еле-еле прикрывали… то, что следует прикрывать! Конечно, мужчина видит этакую «красоту» и тут же решает заполучить трофей. Назлы встряхнула головой и нервно рассмеялась: вот уж чего только в голову не взбредет! Насух завел любовницу… За годы, что они прожили с ним вместе, ей иной раз думалось, что лучше уж пусть бы и впрямь завел кого. По крайней мере развлекся бы немного, выпустил, как говорят, пар, а после — вернулся в семью, к законной жене. Мужчинам ведь это нужно иногда: почувствовать себя свободными от брачных уз и получить немного… так скажем, доступной любви без обязательств. Так говорила свекровь Назлы, убеждая ее в том, что нет ровным счетом ничего зазорного, что до свадьбы Насух жил с женщиной, которая работала в поместье поденщицей. «Она была для него всего лишь игрушкой, — пожимала плечами Гюль ханым, — девицей на пару ночей. Дело молодое, сама понимаешь, ведь, Насух в таком возрасте, когда кровь играет! И мой муж, упокой Аллах его душу, тоже так себя вел. Поверь, деточка, мужчин не переделать, такова их натура!» Назлы поверила, поскольку и сама прекрасно это знала, у нее же был перед глазами пример дядюшки, который вырастил ее и заменил отца. Помнится, иной раз он не гнушался привести свою очередную пассию в дом и усадить за один стол с Назлы и ее кузиной, родной дочерью дядюшки. Помимо всего прочего, дела дядюшкины шли не очень хорошо, он с трудом концы с концами сводил (поистратился на потаскух, как иной раз выражалась кузина), поэтому-то он с легкостью согласился отдать Назлы за сына Гюль Шадоглу, несмотря на несколько подмоченную репутацию последнего. Как там ни крути, вся округа тогда гудела, что он прижил незаконного ребенка от простой работницы. Назлы же в ту пору была рада вырваться наконец от дядюшки, ну а еще, к чему скрывать, Насух ей нравился. Он был симпатичным, обходительным, всегда мило улыбался ей при встрече. А то, что ребенок у него есть… Малыш ведь не виноват в том, что мать его была столь легкомысленной особой. Кроме того, к моменту сватовства та женщина трагически погибла на пожаре. Назлы считала, что их с Насухом ждет долгая, счастливая жизнь, но увы, розовые очки быстро спали с ее глаз. Насух не забыл свою любовницу и не смирился с ее гибелью. Годами напролет он оплакивал и хранил ее фотографию. Назлы сама видела: муж прячет ее у себя в кабинете в нижнем ящике стола, там же, где лежат документы и письма. Несколько раз — какой стыд! — он даже, будучи с Назлы наедине, называл ее именем той, другой. Поначалу Назлы жалела мужа, все-таки нелегко, наверное, терять того, кого столь сильно любил, но потом ее начало это злить и раздражать. Годы-то идут, пора смириться! Ту женщину не вернешь, а она, Назлы, жива и она — рядом! И ей тоже хочется тепла и мужниной заботы. Но Насух в ответ на все ее упреки кричал, что она ничего не понимает, пусть не лезет к нему с глупостями и прекратит истерику. Лишь присутствие Хазара способно смягчить его. Но в последнее время Назлы стала понимать, что и доброе отношение мужа к старшему сыну выводит ее из себя. Да, Хазар — чрезвычайно добрый и чуткий мальчик, внимательный к родителям и младшему брату, но ведь у Насуха есть еще и Джихан! Так почему же младшего он без конца третирует, точно тот ему неродной?! Да, Джихан импульсивен, непоседлив, иной раз непослушен, но ведь он — ребенок! Да и к тому же, вспыльчивый нрав-то ему явно достался от отца. Но Насух постоянно злится и наказывает бедняжку за любые, даже незначительные проступки. Неужели все дело только в том, что Джихан — сын Назлы, а не той женщины?.. Назлы встала и налила себе воды. Нет, надо, наверное, что-то предпринимать, сообщить в полицию, например. Ведь уже почти половина двенадцатого, а вдруг с Насухом приключилась беда, не приведи Аллах? Она уже сняла телефонную трубку, как хлопнула вдруг дверь, и раздались шаги мужа. Швырнув трубку, так что и телефон полетел на пол, Назлы кинулась встречать мужа. — Насух! — воскликнула она. — Где ты был?! Так поздно… Я не знала, что и думать! Что с тобой? — спросила, заметив покрасневшие глаза и какой-то доселе неведомый ей, обреченный взгляд мужа. — Где дети? — глухо спросил он. — Джихан лег спать, — пожала плечами Назлы, — я сама его уложила. А Хазар, наверное, телевизор решил посмотреть или читает. Он у себя. Впрочем, может быть, тоже лег. — Это хорошо, — кивнул Насух. — Пойдем в кабинет. — Да что случилось, скажи уже наконец! — всплеснула руками Назлы. — Поговорим. Надо многое обсудить! — не терпящим возражений тоном произнес Насух и направился в свой кабинет. Назлы, тяжело вздохнув, пошла следом. Кажется, этот тон не предвещает ничего хорошего…

***

Азизе плохо помнила, как добралась до дома. Отпустив шофера и сказав обеспокоенной Фидан, которая встретила ее в дверях, что ни есть, ни пить она не хочет и сразу пойдет к себе отдыхать, она направилась в гостиную, не зажигая свет, уселась в кресло и наконец-то дала волю слезам. В голове не укладывалось, как могло с ней случиться то, что случилось?.. — Айше… Айше моя… — лепетал Насух, глядя на нее сквозь слезы, — ты жива! Аллах, да как же так? — Что, ты удивлен, Насух? Думал, похоронил прошлое вместе с дурочкой Айше, которую целый год водил за нос, рассказывая сказки про любовь, а потом вышвырнул, как ненужную половую тряпку? — зло проговорила она. Эти слова давно уже рвались наружу из ее разбитого сердца. — Да вот, видишь, вышло не так, как тебе хотелось! И теперь перед тобой не та, глупая, наивная и слепая Айше. Это твоя судьба сейчас стоит перед тобой! И я позвала тебя только для того, чтобы сказать: ты выплатишь все свои долги, и меня не интересует, что будет после этого с тобой и твоей семейкой! Хоть с протянутой рукой по миру идите! — Айше, да что ты говоришь такое? — во взгляде Насуха промелькнула вдруг обида. — Я тебя забыл?! Да… этого не могло быть, просто… — Я не желаю слушать твои глупые отговорки! — она отвернулась, чтобы не видеть его лживую физиономию, потому что… несмотря ни на что, ее душа, как и много лет назад, будто перевернулась, а сердце забилось часто-часто, как и всякий раз, когда он улыбался ей и брал за руку. — Это не отговорки, выслушай же меня! — он приблизился к ней и попытался взять ее ладони в свои. — Не трогай меня! — отшатнулась Азизе. — Что ты вообще себе позволяешь?! — Мне надо так много сказать тебе, Айше… — Сказать… — задумчиво протянула она. — Ну, что ж, пожалуй, я дам тебе шанс. Хочу послушать, что еще ты придумаешь, Насух, чтобы выгородить себя! Только не здесь. Сюда могут войти, а я не хочу, чтобы нас застали вместе. — Да, — покорно согласился он, — конечно. Тогда давай встретимся там… у нашего дерева. Помнишь? Он взглянул ей в глаза, и сердце вновь предательски дрогнуло. Азизе захотелось вдруг упасть в его объятия, прижаться к груди, и чтобы он ласково гладил ее по волосам и шептал, как любит, и никогда, никогда не оставит одну. — Хорошо, — кивнула она. — Через три часа я буду там. Надеюсь, у тебя хватит совести сказать мне всю правду, и кто знает, может быть, это спасет тебя, Насух! Она отменила запланированное на вечер совещание с инвесторами, перенесла его на следующее утро, после чего поехала домой. Сыновья и впрямь приготовили ей сюрприз: купили ее любимый лукум с фисташками и красиво разложили его на тарелке, которую расписали сами. Али со своим классом недавно как раз занимались на уроке росписью по керамике, и ему так понравилось, что он увлекся и приобщил к этому старших братьев. Азизе улыбнулась, увидев подарок, затем отправилась в детскую, навестила детей, они поужинали, потом она помогла им собраться в школу и разрешила поиграть немного во дворе. После чего она попросила Эсму проследить, чтобы мальчики вовремя легли спать и поехала на встречу с Насухом. Честно говоря, она и сама не знала, зачем нужно это свидание, ведь ничего уже не изменишь… И все же сердце так и защемило от тоски, когда она приехала в назначенное место. Неподалеку от имения Шадоглу Насух когда-то хотел посадить оливковую рощу. Правда, ограничился всего лишь одним деревом; они сажали его вместе, вместе поливали, и он говорил ей, что оно пустит корни, разрастется, а через много-много лет их внуки будут играть в тени ветвей… Азизе стояла рядом с уже подросшей оливой, гладила чуть шершавую кору и изо всех сил старалась сдержать слезы. Почему прошлое напомнило о себе, и почему это так больно?.. — Айше! — окликнул ее знакомый голос. Она обернулась и грустно улыбнулась, кивнув подошедшему к ней Насуху. — Зачем ты позвал меня сюда? — тихо спросила она. — Ты помнишь? — спросил он, не отрываясь, глядя ей в глаза. — Помнишь нашу клятву? — Ты обещал, что мы, как это дерево, пустим здесь корни, — ответила она, — и наши дети и внуки вырастут на этой земле. Но, видишь, — невесело усмехнулась она, — не суждено было этой земле стать нам домом. Она сделалась могилой твоей Айше! Как ты мог?! — не выдержав, воскликнула она. — Как мог после всего… после тех слов… так меня предать? В сущности, я ведь только за этим и пришла. Хочу спросить у тебя: за что?! За что ты надо мной так жестоко посмеялся тогда? — Я… не предавал тебя, Айше! — воскликнул он. — Разве я посмел бы? Ты же… ты для меня все! Была и будешь! Но мне сказали, что ты мертва! Моя мать показала мне могилу. Сказала, что в огне погиб наш работник Хакан, который помогал тушить пожар, ты и твоя сестра. Я же велел тебе тогда идти на улицу. Но ты побежала следом… — … и балка рухнула! — дрогнувшим голосом произнесла Азизе. — Ты ушел вперед по коридору, а я хотела… за тобой… И вдруг… Я помню только огонь. И боль! Но я все звала вас… тебя и сына! А потом очнулась уже в больнице. Твоя мать… Аллах всемогущий! — ее затрясло, и Азизе сжала ладонями виски. — Она же… Она мне сказала, что вы с сыном погибли, не смогли выбраться и сгорели в том в огне! И могилу… вашу могилу! — она мне ее показала. Отвела меня туда, когда я только вышла из больницы. Сказала, что если бы я не настаивала на нашем с тобой браке, если бы оставила тебя, ты был бы жив. Она ясно дала мне понять, что я недостойна… И та ужасная трагедия — на моей совести! А я… я лежала на земле, обнимала тот холодный камень, целовала… Я хотела одного: лечь в ту могилу рядом с тобой и нашим Хазаром. А выходит… выходит, все эти годы… — она отвернулась от него и разрыдалась. — Это же чудовищно! — воскликнул Насух. — Как она могла?! Айше… Айше… я… Прости! Прости меня, родная! — жалобно всхлипнув, он приблизился к ней, опустился на колени, обнял ее за талию. Азизе не выдержала. Колени сами собой подогнулись, она рухнула на землю рядом с Насухом, и в следующее же мгновение он прижал ее к груди. Она плакала навзрыд, уткнувшись ему в плечо, а он гладил ее по волосам и шептал, что все непременно наладится, ведь теперь они нашли друг друга. Она чуть отстранилась от него, долго рассматривала родное и бесконечно дорогое лицо, будто хотела запомнить каждую черточку, чтобы никогда уже оно не стерлось из ее памяти. И вдруг он резко подался вперед, его губы нашли ее, и дальше она уже, не помнив себя, целовала его с той же страстью, что и когда-то в юности, а он отвечал ей с неменьшей пылкостью… А потом наваждение схлынуло. Азизе отпрянула от Насуха, но он по-прежнему крепко держал ее за руку. — Что же теперь будет с нами? — тихо спросила она. — Я не могу… не хочу потерять тебя еще раз, — отозвался он, целуя ей руки. — Не отпущу тебя! Ни за что! Пусть твой муж… — Мой муж умер год назад, Насух, — отозвалась она. — Тем более! — обрадовался Насух. — Значит, нам будет проще. Мне только нужно… поговорить с Назлы. Мы расстанемся, ведь ни она меня не любит, ни я. Я ни дня не любил ее, знаешь ли. Все было… так сложно! — Боюсь, теперь станет еще сложнее, — вздохнула Азизе. — Ведь есть наши дети… И еще… Насух, послушай, наш с тобой сын… Что с ним случилось, расскажи мне, его не спасли, да? И ты потом назвал в его честь ребенка от Назлы, да? Меня это разозлило, но теперь я думаю, что ты просто не хотел забывать о нем, да? — Да, — медленно кивнул Насух, — конечно, ты права. — Когда родился мой Мехмет, то я… взяла его на руки, поцеловала и пообещала, что буду любить его за двоих. За него и его несчастного брата, милого моего Хазара… Помнишь, какой он был? Уже узнавал нас… улыбался! О, если бы вернуть все назад, снова прижать его к груди… — Айше, — Насух провел ладонью по ее щеке, стирая слезы, — не плачь, прошу. Я знаю, теперь все будет как нужно. И наша боль пройдет навсегда. Мне еще так много нужно тебе сказать! Но… не здесь и не сейчас, ведь уже поздно и… Давай завтра встретимся где-нибудь и обсудим… нас с тобой. Я сегодня же поговорю с Назлы. — Ладно, Насух, — отозвалась Азизе. Она чувствовала себя полностью опустошенной, будто у нее вновь вырвали сердце из груди. — Как хочешь. Я согласна! — Тогда приезжай завтра в поместье! Я буду ждать тебя. Приедешь? — Приеду. Пожалуй, она впервые за долгие годы вновь не была уверена в завтрашнем дне, но отказаться от встречи с Насухом не могла. Ей хотелось поговорить с ним без злобы и ненависти. Вся ее многолетняя боль, обида и разочарование исчезли, ведь на самом деле для них изначально не было ни малейшего повода. Между ними стояло то чудовищное нагромождение лжи, придуманной Гюль ханым. Она разрушила их счастье, и теперь, пожалуй, уже невозможно собрать осколки. Или… все-таки есть, пусть и крохотный, но лучик надежды. Азизе так хотелось верить в это! — Ханым, вы здесь? — Эсма заглянула в комнату и зажгла свет. — Что с вами, вам плохо? — Нет, Эсма, все в порядке! — покачала головой Азизе. — Просто я очень устала… Где дети? — Спят, ханым, — улыбнулась Эсма. — Я только что проверила. Очевидно, слишком утомились за день. Азизе устало улыбнулась: — Да, наверное… Надо бы заглянуть к ним. Эсма! — позвала она. — Поди сюда. Я… Мне нужно тебе кое о чем рассказать. Она поняла, что ей необходимо выговориться, иначе ее просто разорвет. За годы, что Эсма провела в доме Асланбеев, она стала не просто служанкой и домоправительницей, но и правой рукой Азизе, человеком, которому та могла полностью доверять. С нею Азизе могла поделиться самыми сокровенными тайнами. Она вздохнула, собираясь с мыслями, быстро вытерла глаза, на которые вновь набежали непрошенные слезы и начала рассказ.