A Home Never Found

      Утро в детском доме начиналось с хмурой, серой тишины, которую нарушал только равномерный стук капель об окно. Погода снаружи будто отражала настроение всего здания — небо было затянуто серыми облаками, приглушённый свет едва пробивался в окна, заливая комнаты холодным светом. Детский дом казался еще более мрачным и отрешённым в этом полусвете.              Кульгавая всегда просыпалась в шесть утра, словно по встроенному расписанию. Её внутренние часы, натренированные годами, не позволяли проспать даже в пасмурное утро, когда хотелось просто укутаться потеплее и забыть обо всём. Резкие движения Софьи — быстрые, сосредоточенные — едва нарушали утреннюю тишину, которая казалась ещё более густой от серого полумрака за окнами.              Быстро приведя себя в порядок, девушка собрала все принадлежности для утренних процедур и, стараясь не шуметь, осторожно закрыла дверь за собой. В такие ранние часы старшие воспитанницы ещё спали и в коридорах царила тишина. Иногда попадались редкие ранние птицы, но по большей части утро было её личным временем, когда она могла побыть наедине со своими мыслями.              Софья шла к душевым, сохраняя на лице серьёзное выражение, но мыслями возвращалась к событиям прошлого вечера. Её беспокоили слова Киры, что прозвучали с особой настороженностью, и просьба, которая теперь превратилась в обязательство, словно тяжёлое бремя ответственности. Появление новенькой добавило Кульгавой забот.              Однако дело было не только в этом. Девушка понимала, что Медведева ждала от неё не просто формального исполнения обязанностей — между ними установилась особая связь, глубокое доверие, которого не хотелось подводить. Кира была больше чем просто старшая: её уважение и доверие значили для Софьи гораздо больше, чем она могла себе признаться.              С этими мыслями шатенка дошла до ванной. Она быстро почистила зубы, умылась холодной водой и, чувствуя, как немного прояснилась от утренней дремоты, направилась обратно в комнату. Её соседки всё ещё мирно спали, и тишина наполняла пространство, слегка разбавленная звуками улицы, прорывавшимися через закрытое окно. Софья подошла к окну, осторожно приоткрыла форточку, впуская свежий воздух, и вытащила из своей тумбочки мятую пачку сигарет. Осталось всего три — она мысленно напомнила себе, что нужно будет пополнить запасы.              Взяв сигарету, она подкурила её, сделала глубокую затяжку и выдохнула дым в утренний воздух, чувствуя, как с каждым выдохом напряжение от вчерашнего дня понемногу уходит. Ей не хотелось никого тревожить, и эти несколько минут у окна были чем-то вроде её собственного утреннего ритуала, который позволял ей собрать мысли.              Неожиданный стук в дверь вырвал её из этого состояния, заставив вздрогнуть и моментально затушить сигарету, поспешно спрятав её в тумбочку. Софья поправила хвост и, сглотнув, подошла к двери, стараясь выглядеть собранной. На пороге стояла Мария Владимировна с аккуратно сложенной формой в руках.              — Доброе утро, Софа, — негромко произнесла она, слегка улыбнувшись. — Прости за ранний визит, но я принесла форму для Александры. Надо бы передать её ей, как только она проснётся. Сможешь это сделать?              Кульгавая кивнула, стараясь скрыть остаток смущения от прерванного момента.              — Доброе утро, Мария Владимировна. Обязательно передам.              Женщина тепло улыбнулась, поблагодарила воспитанницу, передала форму и направилась дальше по своим делам. Софья стояла несколько мгновений, глядя на закрывшуюся за ней дверь, словно что-то обдумывая. Наконец она направилась к кровати Саши, стараясь действовать тихо, чтобы случайно не разбудить новенькую. Подойдя, она аккуратно положила сложенную форму на тумбочку рядом с подушкой, рассчитывая, что Крючкова сразу её заметит, как только откроет глаза.              Ещё на минуту задержавшись, она окинула взглядом комнату, будто проверяя, всё ли в порядке, и лишь затем тихо вернулась к своим утренним делам, погружаясь в привычную утреннюю тишину.              Достав недокуренную сигарету из тумбочки, она снова зажгла её, следя, как слабый огонёк постепенно охватывает бумагу. Сделав глубокую затяжку, Софья подошла к подоконнику и присела на его край, с задумчивым видом глядя на серый промозглый двор детского дома. Здесь, в тишине и полумраке, у неё было немного времени, чтобы привести в порядок собственные мысли.              Её напряжение не отпускало. Она знала, что день будет непростым. Александре предстояло привыкнуть к новому миру, а ей — следить за каждым её шагом. В этом была сложность и ответственность, которые Кульгавая не могла игнорировать.              Раздался шум сзади. Оказалось, что это была Мафтуна, только что проснувшаяся и выглядывающая из-под одеяла. Она с трудом приподнялась, сонно прикрывая рот рукой.              — Доброе утро, — пробормотала Абдиева, ещё окончательно не проснувшись.              — Утро, — отозвалась Софья, переводя взгляд на окно и затушив сигарету об край форточки.              На этом утренний разговор иссяк. Маф, молча кивнув девушке, встала с кровати и, слегка потягиваясь, начала её заправлять. Движения её были ещё немного сонными, но уверенными, отточенными ежедневной рутиной. Завершив это, она потянулась к полке, взяла щетку, зубную пасту и полотенце, приготовившись к своим утренним процедурам.              Софья посмотрела, как Абдиева покидает комнату, тихо закрывая за собой дверь. После её ухода в комнате воцарилась привычная тишина, и она снова оказалась наедине со своими мыслями.              ***              Александра спала, крепко укутавшись в одеяло, словно стараясь отгородиться от реальности. Лицо её было спокойным, но иногда мелькали легкие признаки беспокойства — словно во сне её преследовали тени воспоминаний или тревоги. Она лежала на боку, обнимая подушку, а её ресницы чуть вздрагивали, выдавая непростой сон, который вот-вот прервётся.              — Подъём! — раздался настойчивый голос Кульгавой, стараясь вывести Сашу из её сна.              — Я думала, что Окс у нас главная засоня, — пробормотала Мафтуна с лёгкой улыбкой, наблюдая за попытками Софьи разбудить новенькую.              — Вместо того чтобы стоять, лучше помогла бы, — отозвалась Кульгавая, раздражённо взглянув на Маф. — Завтрак уже через пятнадцать минут, а она спит как убитая. Хоть бери и водой обливай!              В комнате повисло молчание, и Абдиева с Нецветаевой переглянулись, чуть сдерживая смех, видя, как Софья на полном серьёзе готовится привести Сашу в чувство.              — Ну, обливать то я не буду, — проворчала Кульгавая и, склонившись к Александре, решительно потрясла её за плечо. — Давай, просыпайся, спящая красавица.              Крючкова, промычав что-то неразборчивое, наконец приоткрыла глаза, всё ещё наполовину во власти сна. Её взгляд упёрся в лицо Софьи, которая терпеливо ждала её пробуждения.              — О, сонное царство вернулось к жизни! Давай, вставай уже, пора. — Кульгавая прищурилась, выжидательно глядя на Сашу, явно не намереваясь позволить ей вернуться к подушке.              Новенькая медленно поднялась, недовольно морщась от резкого пробуждения. Её глаза всё ещё были сонными, а движения — неуверенными. Оглянув комнату, она увидела, что Маф уже весело наблюдает за её пробуждением, а Оксана лениво зачесывала свою короткую стрижку пальцами, бросая взгляды на часы.              — У нас времени совсем нет, Сашка, — напомнила Мафтуна, кивая на тумбочку, где аккуратно была сложена её новая форма. — Так что давай поторопись.              Саша зевнула, потянулась, как будто прогоняя остатки сна, затем накинула кофту, которая лежала рядом, чтобы скрыть утреннюю прохладу. Взгляд её тут же остановился на форме.              — Мария Владимировна утром занесла. По правилам, все должны ходить на все приёмы пищи и занятия в форме, — пояснила Софья, глядя на неё серьёзно.              Крючкова молча кивнула, взяла аккуратно сложенную форму и отошла в угол, где быстро переоделась, пряча своё смущение за сдержанными движениями.              Переодевшись, она мельком осмотрела своё отражение в зеркале, стараясь убедиться, что выглядит нормально. Она пригладила непослушные кудри, вспоминая строгие слова отца, который всегда наставлял, что дисциплина начинается с мелочей.       Но вот она добралась до галстука и тут уверенность её оставила. Этот простой на первый взгляд элемент одежды всегда вызывал у неё замешательство — каждый раз галстук упрямо не поддавался. Руки чуть дрожали, а чувство волнения росло, словно её сейчас поймают за тем, что она чего-то не умеет.              Софья, заметив это, кивнула в её сторону и, сложив руки, произнесла:              — Иди сюда. Сейчас помогу с этим, а потом к умывальникам пойдём, приведёшь себя в порядок.              Пока она ловко завязывала галстук, Саша почувствовала некоторое облегчение.              — Маф, Окс, идите в столовку без нас и займите место, — скомандовала девушка, закончив с узлом.              — Вам взять еду сразу? — спросила Нецветаева, поднимаясь с кровати и глядя на них с лёгким любопытством.              — Нет, мы сами, — коротко отрезала Кульгавая, давая понять, что всё под контролем.              Оксана и Мафтуна вышли, и в комнате воцарилась короткая тишина.              — Пойдём.              Саша взяла с тумбочки зубную щётку, пасту и полотенце и, стараясь не отставать, последовала за Софьей в коридор. Их шаги звучали тихо, глухо отражаясь от стен, и в этой предутренней тишине каждый звук казался громче, чем обычно. Проблески светлого утра едва пробивались сквозь серые окна, окрашивая стены в тусклые тона, и от этого здание казалось ещё более пустым и строгим.              Кульгавая шагала уверенно, как будто знала каждый уголок и поворот с закрытыми глазами. Та, казалось, не обращала внимания на тишину вокруг. Она лишь изредка кидала взгляд на Крючкову, словно проверяя, идёт ли та за ней.              Когда они подошли к душевым, Софья кивнула:              — Умывайся спокойно, — сказала она. — После завтрак, так что времени немного, но не торопись слишком.              Саша молча кивнула, поставив свои вещи на раковину. Она включила воду, подставляя руки под прохладные струи, смывая остатки сна.              Кульгавая облокотилась на стену, чуть поодаль, наблюдая, как новенькая освежает лицо. В этих, казалось бы, простых утренних ритуалах была какая-то неуловимая связь с обыденностью, с возможностью привыкнуть к этому новому ритму жизни, где всё было расписано и подчинено правилам.              Наконец, Саша выключила воду и, вытирая лицо полотенцем, бросила взгляд на Софью, как бы пытаясь прочитать её мысли или понять, чего ожидать дальше. Та, в свою очередь, лишь коротко кивнула в ответ.              — Пойдём, — сказала она. — У нас всего около восьми минут.              ***              Зайдя в столовую, девушки огляделись и направились к раздаче. Очередь была небольшой, но Сашу удивило, что при виде Кульгавой воспитанницы молча расступались, давая ей пройти вперёд. Не понимая, что происходит, Александра продолжала двигаться следом.              — Не тормози, — коротко бросила Софья, замечая её замешательство.              Крючкова, помедлив, подумала о своём отце — он тоже был человеком, не терпящим медлительности. Взяв себе тарелку каши не самой аппетитной консистенции и компот, который выглядел чересчур разбавленным, она отправилась с Кульгавой к столу в дальнем углу.              Женя внимательно посмотрела на девушек, в её взгляде читалась тревога. Утром она заметила синяк на колене у Мафтуны и решила, что это всего лишь последствия тренировок. Но теперь, увидев Софью с распухшим носом, заклеенным пластырем, её беспокойство усилилось. Она прищурилась, оценивая Кульгавую и Абдиеву с явной настороженностью. Несколько секунд Шестерикова пыталась понять, не было ли это случайностью, но сдерживаться не смогла и наконец заговорила, голос её звучал строго и обеспокоенно:              — Что у вас произошло? — с тревогой спросила она.              Маф усмехнулась, переглядываясь с Григорьевой.              — Сонь, ты не рассказала? — уточнила она.              — Вчера не успела, — чуть замешкавшись, ответила та.              Софья отмахнулась от вопроса, ответив в своём обычном серьёзном тоне:              — Всё нормально.              Женя нахмурилась и, обведя всех строгим взглядом, сказала твёрдо:              — Ладно, но сегодня вечером хочу услышать от вас всю историю. Слов против не принимаю!              Кульгавая уже открыла рот, чтобы возразить, но Шестерикова прервала её взглядом, не позволяя возражений. Оксана усмехнулась:              — Чтобы Ангелина ещё раз Кире на меня жаловалась?              — Вот именно, а то может, наконец, поспим спокойно, — добавила Женя с усмешкой, но её взгляд тут же смягчился, когда она обратилась к Саше: — А ты чего не ешь?              Крючкова, не зная, как объяснить, что каша показалась ей неподъёмной, вздохнула и показала ложку, едва выдернув её из густой массы.              — Да как это есть вообще? — выдавила она, всё ещё разглядывая тарелку с явным недоверием.              Софья пожала плечами:              — Ну, голодай, если не можешь. Другого не предложат.              Оксана попыталась вставить слово:              — А можно же...              — Выборов у нас нет, — твёрдо прервала её Кульгавая, бросив короткий взгляд на Сашу.              Та, сделала ещё одну неуверенную попытку съесть кашу, но вкус оказался не лучше её вида. Она подавила недовольный вздох и краем глаза заметила, как Мафтуна и Нецветаева скрытно посмеиваются над её мучениями.              — Привыкай, Сашка, тут и похуже бывает, — поддразнила Абдиева, подмигнув Оксане.              Саша отодвинула тарелку и чуть хмуро посмотрела на девушек.              — А если я вот не привыкну? — тихо спросила она, чуть покраснев, и сама удивилась, что вслух озвучила эту мысль.       Мафтуна хмыкнула и пододвинула Саше стакан компота, будто этим жестом можно было исправить вкус каши.              — Поверь, привыкнешь, — поддразнила она, глядя, как Крючкова изучает подозрительно светлый напиток. — Кашу ты есть не хочешь, а с компотом что не так?              Александра сделала небольшой глоток и поморщилась. Компот оказался ещё менее аппетитным, чем она предполагала, едва ощущался вкус ягод. Девушки за столом тихо посмеивались, не скрывая лёгкой иронии.              Оксана, подавив улыбку, добавила:              — Саш, тут вообще-то тренировка воли идёт, испытание духа. Ты пока на этапе «познакомься с кашей» — скоро начнётся уровень «заведи с ней дружбу».              Крючкова покраснела ещё больше, но усмехнулась, оценив их попытки подбодрить её. Ей стало чуточку легче — это непростое утро, похоже, тоже было частью общего ритуала, через который прошли все. Она бросила осторожный взгляд на Софью, рассчитывая на поддержку, но та лишь коротко кивнула, как бы соглашаясь с остальными.              — Каша — это ещё ничего, — добавила Григорьева, чуть прищурившись. — Вот когда сытная запеканка или капустный пир, вот тогда держись. Это не страшная история, но легенды уже ходят.              — Если, конечно, ты до этой стадии доживёшь, — добавила Нецветаева, расплывшись в хитрой улыбке. — Нам недавно печенье выдавали — а оно будто из бетона.              Саша хихикнула, но невольно сглотнула, подумав о том, что теперь в её жизни каждый день может быть кулинарным сюрпризом. Всё это заставило её немного расслабиться: похоже, трудности с едой — общее испытание, пережитое всей группой.              — Ну ладно, раз это такой ритуал, тогда, кажется, я должна попробовать, — Саша снова посмотрела на свою тарелку, приняв вызов. Она набрала кашу ложкой и с серьёзным лицом откусила.              — Ну и как? — поинтересовалась Женя, еле сдерживая улыбку.              Девушка с трудом прожевала и медленно кивнула, принуждая себя не делать вид, что она проглотила кусок ваты.              — Как вы говорили… испытание, значит, — с трудом выдавила она и, смеясь, добавила: — Ну, дух-то точно крепчает.              ***              После уроков девушки решили сразу отправиться в комнату, чтобы Саша не искала себе новых приключений. Она понимала, что это к лучшему — нужно было заняться домашними заданиями и отдохнуть. Однако её мысли то и дело возвращались к загадочному четвёртому этажу. Неужели он закрыт только из-за таких, как Мила? Находиться в старом здании с его тайнами стало её мучительным интересом.              Подходя к своей комнате, они заметили группу старших — Киру, Виолетту, Кристину и Мишель. Последнюю Саша едва успела заметить в коридоре, но вчера она с остальными не была. Вид у них был сосредоточенный, будто они собрались по важному делу.              — Соф, идёшь с нами? — на всякий случай спросила Медведева, хотя все знали, что Кульгавая согласится.              — Да, только я у Андрея отпроситься хотела, — ответила Софья, уже направляясь к старшим.              — Не переживай, — усмехнулась Малышенко. — Кирюха всё уладила.              Саша внимательно посмотрела на старших и на Кульгавую. «Куда они собираются?» — мелькнула у неё в голове мысль. Но её размышления прервала Оксана, слегка толкнувшая её в бок.              — Санька, ты чего зависла?              — А? Да так, задумалась.              Зайдя в комнату, Софья первым делом бросила сумку с учебниками на кровать и тут же вышла за дверь, хлопнув ею.              — Почему вы вчера форму забирать сюда не пришли? — спросила Александра, когда Мафтуна и Нецветаева оставались ещё в комнате.              — Так она у нас обычно в зале валяется. Нам лень её таскать туда-сюда. Но вчера забрали — думали, в прачечную отнести, а не получилось, — ответила Маф, доставая из шкафа футболку и шорты. — Ладно, я побежала.              — И я ухожу, — добавила Нецветаева. — Санька, не скучай тут.              — Ох, бедная Ляля, как она вообще выносит твоё общество, — усмехнулась Абдиева, подмигнув Оксане. Они обе рассмеялись и вышли из комнаты.              — Удачи, — бросила им Саша.              — Взаимно, — ответили девушки в один голос, скрываясь за дверью.              Когда Саша осталась одна, на неё обрушилась долгожданная тишина, будто мир вокруг наконец затих, позволив ей хоть немного перевести дух. Она сразу же решила переодеться, желая избавиться от тесной формы. Сняв её, Крючкова надела своё чёрное худи и спортивные штаны. Она села на кровать, чувствуя, как мысли, до этого заглушённые шумом и суетой, начали понемногу проясняться. В комнате было необычно тихо после всего, что произошло, и она снова ощутила лёгкое чувство растерянности. За два дня всё поменялось слишком быстро, слишком много новых лиц и вопросов, которые требовали ответов.              Её беспокоило многое: почему Киру все слушают и, похоже, уважают, и даже жалуются ей, как будто она главная в детском доме? Почему при её появлении все замолкают и даже отступают? И при этом Софья, как она заметила, тоже обладает каким-то особым положением. Возможно, они с Медведевой родственники, размышляла Саша, пытаясь найти хоть какую-то связь. Может, Кира здесь — что-то вроде «старшей сестры» для всех, но конкретно с Кульгавой их связывает что-то ещё? Общего между ними было немного, кроме холодного взгляда и всегда серьёзного выражения лица.              Ещё одна странность: атмосфера в доме, особенно между девушками. Её удивляли те открытые намёки и отношения между воспитанницами, которые она замечала. Александра всегда думала, что в подобных местах ничего подобного быть не должно, но реальность оказалась иной. Когда её отец рассказывал ей о «правильных» отношениях и о том, что, по его мнению, любая привязанность между людьми одного пола — это отклонение, она была уверена, что таких людей никогда не встретит. Его слова всегда были жёсткими, он был абсолютно уверен в своей правоте, и не раз повторял, что таких людей «нужно расстреливать». Воспоминания об этом вызывали у неё смешанные чувства — в новом доме многие нормы были иными, и разобраться в них было непросто.              Осознав, что её мысли забрели слишком далеко, Саша заставила себя вернуться к реальности и вспомнила о домашнем задании. Пусть нагрузка здесь и не такая большая, как в школе, отлынивать от учёбы она не собиралась. Мама всегда говорила ей, что образование — это ключ к самостоятельности, но никогда не настаивала на высоких оценках с той же строгостью, как отец. Для мамы было важнее, чтобы дочь нашла себя, понимала, что знания помогут ей в жизни, но не стремилась к хорошим отметкам ради отметок.              В отличие от матери, отец всегда подходил к учёбе жёстко: все оценки он воспринимал серьёзно, иногда слишком серьёзно, как будто её будущее целиком зависело от каждого школьного балла. Он верил, что дисциплина — это основа успеха, и требовал максимальной отдачи. Девушка знала, что по-своему он хотел для неё лучшего, но ей часто не хватало этого мягкого маминого подхода, где была поддержка и понимание.              Открыв дневник, Саша мельком пробежалась по списку заданий. На понедельник была только алгебра и зарубежная литература — облегчение промелькнуло на её лице. "Неплохой расклад", — подумала она. Решив начать с алгебры, Крючкова аккуратно разложила на столе учебник и тетрадь, развернула страницу с заданием и, взяв в руки карандаш, принялась решать первые примеры.              Поначалу всё шло гладко, но постепенно задача усложнялась, и пришлось сосредоточиться сильнее. В такие моменты она часто вспоминала, как отец заставлял её разбирать самые сложные темы до полного понимания, не позволяя останавливаться на полпути. Тот подход закалил её: пусть строгие методы порой раздражали, но теперь девушка чувствовала, что в ней есть сила преодолевать трудности и разбираться до конца.              Погружённая в расчёты, Саша не сразу заметила, как быстро пролетело время. Алгебра наконец-то была решена, и, вздохнув с облегчением, она отложила тетрадь, готовая перейти к литературе.              К её удивлению, в списке значилось произведение Джеймса Кейна «Почтальон всегда звонит дважды». Она помнила, как её мама любила смотреть фильм по этой книге, хоть и всегда отмечала его мрачность и жестокость. К тому же, мама как-то сказала, что книга ещё сильнее — более беспощадная в описаниях страсти и преступления.              Саша непроизвольно нахмурилась, думая: кто вообще додумался задать эту книгу психически-неустойчивым подросткам в подобном месте, где каждый тащит за собой чемоданчик личных проблем и травм? Ведь для кого-то из них и так реальность была достаточно жестокой.              Достав книгу, которую им выдали на уроке, Крючкова машинально открыла первую страницу и наткнулась на аннотацию. Фраза сразу привлекла её внимание: "Ради новой счастливой жизни они готовы поддаться ослепляющей страсти и нарушить все табу общественной морали — даже если требуется убить человека." Эти слова почему-то сразу начали асоциироваться с детским домом. Многие воспитанники этих учреждений были готовы нарушать правила, идти против общепринятых норм ради чего-то своего. Каждый из них словно проживал свою, скрытую от других, историю борьбы. Они искали свои пути к свободе, счастью или хотя бы к простой стабильности, к чему-то, что было только их. За улыбками или внешней холодностью скрывалось постоянное напряжение — как будто их мир держался на хрупкой грани. Стремление к лучшей жизни, пусть даже тайное, объединяло их, как и героев книги, в желании вырваться за пределы, пусть даже ради этого приходилось обходить или нарушать табу и правила этого закрытого мира.              ***              За час до ужина в комнату вернулась Абдиева, только что с тренировки. Она выглядела уставшей, но вполне довольной.              — О, Сашка, одна сидишь? А Софья тут не появлялась? — спросила она.              — Нет, не заходила, — ответила Крючкова, не поднимая глаз от книги.              Мафтуна с интересом посмотрела на неё:              — А что это ты читаешь? Неужели домашку? — она открыла бутылку воды и сделала пару глотков, наблюдая за Сашей.              — Ну да, нужно дочитать к понедельнику, — спокойно кивнула девушка, переворачивая страницу.              Маф усмехнулась и махнула рукой:              — Да кому оно вообще надо? Никто не читает, разве что Софья и ещё несколько девок, — заметила она. — Всё равно бесполезная трата времени, не пригодится это нигде.              Саша вскинула взгляд, слегка нахмурившись:              — Вот с этим не соглашусь.              Абдиева приподняла бровь, усмехнувшись:              — Да ну? Ну и что, по-твоему, мы там полезного найдём? Как кому-то мозги пудрить? Или, может, как не вляпаться в проблемы? — Она села на свою кровать, глядя на Сашу с лёгким любопытством.              Крючкова чуть вздохнула и прикрыла книгу.              — Знаешь, может, всё и правда кажется ненужным, — начала она, подбирая слова. — Но иногда… в таких книгах люди попадают в похожие ситуации, делают сложные выборы, принимают за себя решения, которые ни в жизни, ни у кого из нас, может, не получилось бы обсудить. — Она задумалась на секунду, затем добавила: — Это учит нас видеть больше. И то, как люди ищут выход даже в тупиковых ситуациях.              Мафтуна на секунду задумалась, потом фыркнула:              — Да… но нам-то от этого какой прок? Здесь вообще у нас не книги работают, а совсем другое, — заметила она, покрутив пустую бутылку. — Например, правила простые: не хочешь, чтобы тобой вертели — верти сама. Меньше вопросов задавай — меньше будешь вляпываться.              Саша усмехнулась:              — Возможно, ты и права… но разве не легче иногда понимать, что другие чувствуют? Ты вот понимаешь, почему, например, Софья так… себя ведёт? Или откуда у неё такой… характер?              — Понимаешь, Софью не так просто понять. Она никогда не подпустит никого достаточно близко, чтобы кто-то сумел «разобрать» её тараканов. У неё есть свои причины вести себя так, и нам с тобой книги не помогут в этом. Мы с ней тут уже давно, считай, почти выросли вместе.              Крючкова на мгновение задумалась, но любопытство пересилило, и она решилась спросить:              — А как давно вы тут? И… как вы вообще сюда попали?              Мафтуна чуть усмехнулась, вспоминая, как с годами всё изменилось.              — О, достаточно давно. Софья здесь с лет семи или восьми, а я чуть позже, лет с восьми-девяти. Но она впервые попала сюда ещё в пять лет.              Саша удивлённо подняла брови:              — Но я не видела здесь детей настолько маленьких…              — Потому что теперь сюда таких не берут, — пояснила Мафтуна, — а раньше всё было по-другому. Это был пиздец. Но когда Медведева стала старшей и взяла всё под контроль, многое изменилось. Она навела порядок, и теперь здесь хоть немного, но стало похоже на нормальную жизнь.              — Старшая? Что это вообще значит? — Александра резко приподнялась, уже не в силах сдерживать растущее любопытство.              Абдиева слегка усмехнулась:              — Много вопросов, Сашка, но понятно — ты новенькая, тебе никто пока толком ничего не объяснял. Ладно, расскажу. Здесь, в нашем интернате, издавна выбирают старшую — главную среди воспитанниц, которая отвечает за порядок и контролирует всё, что происходит среди нас. Но до Киры… Тут была одна такая… ну, по-другому не скажешь, настоящая мразь. Ей было плевать на справедливость, ей нравилось держать всех в страхе. Раньше старшие могли позволить себе всё что угодно. Мы, мелкие, были на их милость: нас били, отбирали еду, вещи, деньги, а некоторым не везло еще больше, и с ними делали страшные вещи. И всё это просто так, ради их удовольствия. Но всё изменилось, когда Кира взяла это место под свой контроль. Она буквально зубами вырвала себе этот пост, и когда стала старшей, жестко навела порядок.              Саша широко раскрыла глаза:              — И что, теперь всё изменилось?              — О, ещё как! — кивнула Маф. — Теперь тут можно сказать, почти идиллия. Старшие не имеют права трогать младших. Нарушителей она жестоко наказывает. Тем, кто нарушает её правила, не позавидуешь. Если кто и не согласен — больше их тут не видно.              Александра прищурилась, поражённая услышанным:              — Ты хочешь сказать, что она… ну…              — Да живые они.— хмыкнула Абдиева. — Но некоторых выгоняют за нарушение дисциплины, а кого-то так напугали, что они теперь тише воды и ниже травы, даже крысы в прачечной громче их.              — А как Софья связана с Кирой? — Саша попыталась ещё раз разобраться.              В этот момент дверь в комнату открылась, и вошла Кульгавая.              — Ну, что, как там? Разобрались? — с интересом спросила Мафтуна.              — Да, объяснили доходчиво. Больше от Милы проблем не будет, — кивнула Софья с лёгкой усмешкой.              — Очень на это надеемся, — протянула Маф.              Саша непонимающе переводила взгляд с одной на другую, пытаясь понять скрытый смысл их разговора.              — Подождите… Что вы с Милой сделали? — всё же спросила она, поднимая бровь.              — Неважно. Посторонним это знать не обязательно, — резко отрезала Кульгавая, глядя на Крючкову с привычной холодной отстранённостью.              Саша поняла, что дальше расспрашивать бесполезно — если Софья решила не рассказывать, никакие вопросы не помогут. Она лишь кивнула и сделала вид, что полностью сосредоточена на книге, хотя мысли всё ещё витали вокруг этого странного разговора.              Кульгавая продолжала изучающе смотреть на неё, словно проверяя, дошло ли до новенькой, что некоторые вещи здесь обсуждать нельзя. Убедившись, что Саша больше не собирается задавать неудобных вопросов, она чуть расслабилась и бросила короткий взгляд на Маф, как будто давая ей сигнал.              — В общем, — снова заговорила Абдиева, сменив тон на более весёлый, — расслабься, Санька. Здесь не так страшно, как может показаться. Главное — не лезь в чужие дела и держись рядом с теми, кто за тебя. Остальное приложится, поймёшь сама.              Саша кивнула, внутренне согреваясь от этой почти дружеской поддержки. Хоть правила здесь были суровыми, но в этом странном, жёстком коллективе у неё уже появлялись те, на кого можно было положиться.              Софья, вытащив из тумбочки пачку сигарет, в которой осталось всего две штуки, подошла к окну и привычно приоткрыла форточку. Усевшись на подоконник, она подкурила и затянулась, выпуская тонкий дым в вечернюю прохладу. Глянув на часы, она отметила время.              — Ужин через десять минут. После него пойдем к Жене, — сказала она, не отрывая взгляда от окна.              Мафтуна и Саша молча кивнули. Крючкова чувствовала напряжение в воздухе: вечер намечался, похоже, не таким спокойным, как она рассчитывала.              ***              — Привет еще раз, — сказала Женя, вставая с места, как только девушки вошли в комнату.              Маф сразу заметила Оксану, которая удобно расположилась на одной из кроватей, как будто эта комната была её собственной.              — Окс, может, ты уже сюда переберешься? Смотрю, тут тебя только и не хватает, прописалась тут уже, — с усмешкой произнесла Абдиева.              — Ага, разбежались! Нам тут этого громкого жильца не хватало, — фыркнула блондинка, лениво оглядывая новенькую. Переведя взгляд на Александру, она ткнула в неё пальцем. — Ты, значит, Саша?              — Да, а ты?..              — Ангелина Терехина. Думаю, ты меня не видела, я сейчас на больничном.              Тут с кровати, на которой лежала Оксана, поднялась миниатюрная девушка, подошла к Крючковой и протянула руку с лёгкой улыбкой.              — Привет! Я Лейла Ключевская. Слышала про тебя от Окс, приятно познакомиться.              — Взаимно, — ответила Саша, сдержанно улыбнувшись в ответ.              — Хватит толпиться у двери, рассаживайтесь, — позвала их Женя, кивая на кровати.              Мафтуна без лишних слов уселась рядом с Григорьевой. Оксана уже устроилась на кровати Ключевской, и как только Лейла села рядом, улеглась, положив голову ей на колени. Женя заняла место рядом с Ангелиной, которая облокотилась на подушки, выглядя так, словно ей было тут очень комфортно. Александра же, мельком посмотрев на Софью, направилась к свободной кровати и села на её край, Кульгавая расположилась на противоположном конце.              Когда все наконец устроились, в комнате воцарилась краткая, слегка напряжённая тишина, словно никто не знал, с чего начать.              — Ну, может, выпьете чего-нибудь? — нарушила молчание Женя, вскинув бровь. — Правда, у нас тут только "Липтон" персиковый остался, больше ничего.              Её предложение встретили дружным одобрением. Та, не тратя времени, полезла под кровать, откуда достала коробку с бутылками чая. Оказалось, что их осталось ровно восемь — хватило всем. С коротким замахом она по очереди бросила по бутылке каждой.              — Запасы у нас почти на нуле, так что не извиняйте, — предупредила она, открывая свою бутылку и откидываясь обратно на подушки.              — Да тут и так роскошь, — отозвалась Нецветаева, открывая чай.              Лейла улыбнулась и сделала глоток, глядя на остальных.              — Ну, так за что собирались говорить-то? — она выразительно посмотрела на девушек.              — Я узнать хочу, какого черта у Маф синяки, у кадетки нос разбит, и что это были за крики вчера? — спросила обеспокоено Женя.              — Ах, да, — без всякого волнения ответила Кульгавая. — Грац вчера домогалась новенькой, вот и всё. Всё остальное — уже последствия.              — Что?! — воскликнули одновременно Шестерикова, Ключевская и Оксана, не ожидая такого поворота.              Ангелина, усмехнувшись, обняла Женю за плечи, прислоняя её к себе.              — Да ну? Это всё, что ты скажешь? — с явным сарказмом произнесла она, не отрывая взгляда от Софьи. — Может, подробности добавишь?              Кульгавая молча пожала плечами.              — Я сказала всё, что надо было сказать, — её ответ был твёрдым и кратким.       — Ну, если хотите знать, то я расскажу, — начала Саша. — Я просто решила выяснить, что на четвертом этаже, и пошла туда. Там была эта Мила со своей шестеркой. Они начали ко мне приставать, ну, а потом уже пришли Софья, Соня и Маф... Мы подрались немного, но как только старшие прибыли, Мила с её подружкой просто сбежали.              — Ох ты блять, — прокомментировала Шестерикова, глаза её округлились от удивления.              — Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Лейла, вглядываясь в лицо Крючковой.              — Ну, сидит живая, почти целая, — отозвалась Кульгавая, не обращая внимания на происходящее. — А у вас есть что покурить?              Ключевская, с лёгкой ухмылкой, встала с кровати.              — Да, у меня есть, — сказала она, доставая одноразовую электронную сигарету. Она подкинула её девушке, и та, ловко поймав, тут же сделала затяжку.              Софья поморщилась, а потом, слегка улыбнувшись, выпустила облако дыма.              — Ну и приторная херь... — произнесла она, сделав ещё одну затяжку, затем выдохнув дым в сторону.              — Да уж, на любителя, — усмехнулась Лейла, наблюдая, как Кульгавая продолжает курить с отрешённым видом.              Остальные девушки переглянулись, атмосфера в комнате на мгновение стала более расслабленной, хотя все ещё чувствовалось напряжение. Александра слегка помялась, не зная, стоит ли ей продолжать сидеть здесь или, может быть, лучше удалиться.              — Ладно, раз уж так вышло, — наконец проговорила Женя, нарушив тишину. — Думаю, надо обсудить, как сделать так, чтобы подобное больше не повторилось.              Софья кивнула, пустым взглядом уставившись в окно, где уже стемнело.              — Успокойтесь, всё улажено. Мы решили этот вопрос раз и навсегда, — произнесла она спокойно, но твёрдо, словно подводя итог.              Григорьева, которая до этого сидела молча, вскинула взгляд и с лёгким сомнением уточнила:              — Ты уверена?              Кульгавая повернулась к ней и кивнула, на секунду задержав взгляд.              — Да, — произнесла она спокойно, но её тон не оставлял места для сомнений. — Всё будет тихо.