Мисаки Узумаки

— Ребята… Ребята! Вы — предатели и подлецы, разбившие мое сердце! Я грузно вылетаю из своего класса, валясь на стену. Ирука выжал из меня все соки, но разве я виновата в том, что мне с трудом дается теория? Знойная погода и палящее за окном солнце манит отложить учебники в пыльный угол и с удовольствием проводить время не с уроками, а с друзьями. Благо, они входят в мое положение, и часто так ждут меня после уроков. С базовым уровнем математикой ни в той, ни в этой жизни у меня никогда не складывалось. Учиться приятно только тогда, когда ты видишь результат и понимаешь, что делаешь. А я потеряна в череде своих проблем и разбирательств с ними, поэтому учеба плавно отодвигается по рейтингу важности на место пятое, если не шестое. Речь идет о теоретических знаниях. Конечно, без них далеко не уйдешь, но я считаю, что практика дает и опыт, в то время как только лишь теория мало чем сможет помочь тому же шиноби. Желание пойти на речку, объесться данго и лежать на солнышке как во времена до Академии росло вровень со страхом не сдать экзамены в конце семестра и привлечь к себе столь нежеланное внимание от верхушек Конохи. Всегда ли детство будет длиться вечно? Моменты тишины в классе, когда занавески колыхает задувающий попутный ветер, занося внутрь запахи летней жары, хочется продлить навсегда. Сейчас не лето и ветер не попутный, но воспоминания такие же четкие: такие мелочи строят счастье, отпечатываясь на задворках сознания глубоко и надолго. На уроках моей отрадой становится наблюдение за облаками через окно. Иногда я ложусь на парту, скрываясь за широкой прической Шикамару и дремлю, выдумывая сюжеты перед сном с эфемерными красавчиками и тут же шикаю, когда Наруто, снова не рассчитывая силу, тыкает пальцами меня под ребра. В этом хаосе покоя больше, чем в любых других. Если меня снова заставят забыть свою жизнь, как сделали это с прошлой, я буду драться и грызть глотки, клянусь всеми богами этого мира и дражайшим Рикудо. Пусть я всего лишь инструмент в руках системы ниндзя, я все еще остаюсь человеком, способным втайне ото всех предаваться мечтаниям и визжать из-за приятных воспоминаний. И чертова учеба… Вот уж точно потом станет самым приятным воспоминанием. Причем, говорю это без шуток! По самому ненавистному и скучаешь. Самое ненавистное и самым родным всегда оказывается. Не знаю, что за метеорит должен упасть на меня, чтобы я поняла хоть одно уравнение. Если Ируку-сенсея погрузят в Вечное Гендзюцу… интересно, в его идеальном мире я понимаю математику или вовсе не хожу в Академию? Сдерживаюсь, чтобы не посмеяться. Посмеюсь — тут же Наруто доконает с тройной силой, и Саске потом подбавит масла в огонь своей саркастичностью. Саске наблюдает за моими жалкими попытками оправиться после тяжелого морального потрясения в виде дополнительного урока после конца учебного дня. Ему не понять, как можно проваливать тесты по теории, пока он стоит первым в списке класса по всем дисциплинам. Сакура сочувствующе смеется себе под нос, тоже не ведая масштаба проблемы, а Наруто начинает заводиться: — Томатоголовая, тебе что, больно думать? Почему так долго? — Спроси у изверга Ируки-сенсея! Дверь кабинета со скрипом открывается. Ирука невозмутимо проходит мимо компании друзей с выражением снисходительности на лице и кружкой чая в руках. Вразнобой от Саске, Сакуры и Наруто слышится: «Здравствуйте», «Здравствуйте, Ирука-сенсей», «Здравствуйте, учитель», пока мои круглые от удивления глаза сверлят удаляющийся силуэт учителя с проломившей пол челюстью. Лицо сливается с оттенком волос. Я в полной безысходности сваливаюсь на пол и поджимаю колени к груди, чувствуя, как от лба к лицу идет темная синяя тень пережитого позора. — Сакура-чан, он меня закопает, — ноюще протягиваю я и обнимаю подошедшую Сакуру за колени, утрированно печально мотая головой: — Не видать мне ранга генина! — Томатоголовая! Или, может, мне стоит называть тебя томатолицой? — едко посмеивается Наруто себе в ладонь. Поворот головы Саске в сторону мог бы остаться незаметным, если бы не его тихий смешок себе под нос: — Томатолицая или томатоголовая — разницы нет. Клоуна так и так здесь два. — Эй, это ты про себя, да?! — Возмущается Наруто и поджимает нижнюю губу, подобно младенцу. Иннер-Сакура дала о себе знать: — Ни слова больше в сторону Мисаки-тян или Саске-куна, Наруто! Наруто, вопреки угрозам Сакуры, продолжает откровенно издеваться надо мной, хохоча и то держась за свой живот, то тыча в меня пальцем: — Ну и рожа у тебя была, когда Ирука-сенсей вышел из кабинета! Мои губы сжались в тонкую полоску, и я скептично наблюдала за тем, как Наруто с девчачьими и жалкими визгами бегает туда-сюда по коридору от яростной Сакуры, параллельно с этим успевая ее передразнивать: «Саске-кун, с тобой хоть на край света!». — С Саске и я хоть на край света, только не на экзамен, прошу… — молю я, распластавшись по стене чуть ли не прилегая на пол. Саске витает в своих мыслях, приняв донельзя расслабленную позу: — Добе и Мисаки, помойте рты с мылом. — Саске, кто научил тебя такой грубости? — через шум Наруто и Сакуры прозвучал глубокий и низкий голос. Он перебивал крики детей своим мягким и тихим тоном. Появившийся сзади Саске Итачи положил ладонь на голову своего младшего брата, и слегка потрепал его волосы. Лицо Итачи просветлело, как только он увидел меня и сумасшедших Наруто с Сакурой: — Рад вас видеть, Мисаки, Наруто, Сакура, — его голос всё также оставался предельно тихим и уверенным. Такому человек как Итачи нет смысла говорить громко, ведь уважение людей к нему неоспоримо. Я встала и приветственно кивнула головой в знак приветствия. Наруто еще что-то кричал, не заметив прибывшего Итачи, и Сакура дала ему щелбан, тут же здороваясь со старшим братом своего ненаглядного. Но Итачи пришел не один. Рядом с ним стоял не кто иной, как Какаши Хатаке. Какаши молчаливо поднял руку, не удосужившись помахать ладонью и пару секунд. Итачи обратился ко мне, все еще держа руку на голове Саске, который смущенно стоял, пряча свой взгляд в ботинках Какаши. — Мисаки, Саске не слишком привередливый? — Нет, Итачи-сан, — я улыбнулась, и Итачи одобрительно качнул головой. Какаши смотрит куда-угодно, только не на детей под его ногами. Взлохмаченные сухие и серые волосы делают Какаши похожим на пугало, а кровь на прядях его волос заставляют брезгливо поморщиться. Догадаться о его нежелании идти в место, где пахнет необсохшим на губах молоком, в то время как от него разит перегаром смертей, совсем не сложно. Может показаться, что Какаши брезгливо оглядывается то на стены, потерявшие свой былой яркий цвет, то на детей, изредка проходивших мимо. Однако это не он брезгует атмосферы детства — это он боится своей нелюдимой аурой запятнать прыгающих в воздухе солнечных зайчиков. Какаши всегда смотрит по светлому тоскливо, особенно на Итачи и на Саске. Тьма сожрала его с потрохами в раннем детстве, и страх того, что тоже самое произойдет и со своим молодым товарищем, и с младшим братом того, душил с такой же силой, как и те мысли, которые никогда и не уходили, а только росли с каждым взглядом на семейную идиллию и твердили: «Никого не смог спасти. Всё потерял. И Итачи потеряет. И Саске потеряет». С вечным шепотом вины Какаши боролся долго. Года два назад он перестал защищаться от своих же мыслей и встал на их сторону, присоединившись к голосу сердца. Сердце так и говорило: «Во всем виноват ты. Может, и не ты, допустим, но ты ничего не смог предотвратить». И пока что голос сердца не хочет отвлекаться ни на доброту, ни на смех, ни на радость. Этот орган… нет, «сердце» — скорее обозначение души, а не сгусток кроваво-красных мышц. Сердце захватило чувство вины. Точнее, чувством оно было раньше — сейчас это точное знание своей виновности. Оно ревниво не позволяет чувствовать Какаши ничего, кроме этого. Поэтому Какаши руководствуется мозгом. Благодаря этому он летает высоко, пока к земле так и тянет — упасть. И разбиться. — Вот и мой любознательный друг. — Все озадаченно отвлекаются на голос Какаши. Я упираю руки в боки и нарочито гордо задираю подбородок: — Он самый! Моя улыбка от уха до уха заражает Какаши, и его лицо тоже немного светлеет, пусть и усталость, сквозящую через каждое его движение, никуда не убрать. Секундное удивление Итачи испаряется, и он, посмотрев на Какаши, кивает своим мыслям: — Значит, вы уже знакомы. Какаши поворачивает голову в сторону Итачи: — Мисаки — шустрая девчонка, каких только поискать. — Какаши-сан, прекратите говорить обо мне так, будто меня здесь нет, — я хмурюсь и смотрю на Какаши исподлобья, что он успешно игнорирует, исчерпав лимит своих эмоций на неделю вперед. — Шустрая! — прыскает Наруто. — То-то ты так шустро валишь тесты по математике. Итачи и Какаши удивленно (насколько позволяет спектр их скупых эмоций) переглядываются и я, заливаясь краской от стыда, показываю Наруто свой кулак: — Чтоб у тебя ремешок на сандалии порвался! — Эй! — восклицает Наруто в ответ. Я стою, стыдливо дергая отверстия сетки на рукаве, чтобы не смотреть на Итачи и Какаши. Итачи наклоняется на корточки и, обращаясь ко мне, любезно спрашивает: — Так у тебя проблемы с теорией? Я прячу руки за спиной и верчусь на месте туда-сюда. Рядом с таким гением, как Итачи, любой почувствует себя ребенком, и сейчас я вспомнила, как впервые пришла в Коноху, стоя под ее воротами точно также: потерянно и растерянно. — …Да. Итачи все так же серьезно смотрит на меня. — Что насчет других дисциплин? — Я… Ну… Вообще, нормально. Ничего выдающегося, но и жаловаться на свои силы не приходится. Итачи еще пару секунд внимательно внимает моей ситуации, а после встает и тихо провозглашает всей нашей своре ребят, между делом опирая ладонь на голову Саске: — Что-ж, думаю, тренировка с членами АНБУ не помешает таким выдающимся ученикам, как вы. Мы с Наруто, Саске и Сакурой воодушевленно переглядываемся, пребывая в дичайшем восторге от такого выгодного предложения, и единогласно киваем: — Хай, Итачи-сенсей! Какаши подносит два пальца к переносице и удручающе качает головой, тяжело вздыхая. *       У меня никогда не получалось тренироваться слишком долго. Спустя пару часов метания кунаев и столько же по времени нахождения в спаррингах то с Наруто, то с Саске, я окончательно выдохлась. Слабею. Сакура ушла сразу после окончания тренировок по метанию снарядов, беззаботно удалившись домой, но и на то были причины: нынешней Сакуре до момента разлома личности Саске не надо напрягаться и лезть из кожи вон, чтобы стать сильнее. Как бы не было горько это осознавать, из нас у нее у одной есть возможность насладиться детством в полной мере. — Ты слаба. — Отчеканил Какаши. — Знаю. Зато Саске и Наруто делали успехи. Особенно Саске: у них с братом есть уникальное понимание, отчего ему легче даются объяснения Итачи. Их локальная связь порой не поддавалась пониманию Наруто, а я в свою очередь со скрытой грустью замечала украдкой их взаимодействия и вспоминала про инцидент, который должен случиться в скором времени. — Тебе стоит тренироваться усерднее. Ты еще не знаешь, каким будет твой сенсей, когда тебя распределят в команду, поэтому будь готова к нагрузкам любого уровня. Наруто косится на Какаши, сидящего возле меня и критично оценивающего мои стертые ладони. Саске выражает мысли Наруто: — Может, успехи Мисаки не видны на лицо и она не владеет кучей техник, но она тренируется днями и ночами. Итачи с уважением смотрит на младшего брата, впервые услышав, как он заступается за дорогих ему людей. — Больше просто физически невозможно, даттебайо! — добавляет Наруто через силу. Я поднимаю палец вверх, показывая то, что оценила попытки Наруто и Саске мне помочь. Но, увы, они сделали лишь хуже: — Тогда ситуация еще более плачевная. Как ты можешь тренироваться так, что до сих пор не попадаешь по мишеням? Всё, чем ты можешь похвастаться — пробежать четыре круга вокруг полигона и не свалиться от усталости. Итачи похлопал в ладоши, привлекая внимание Какаши: — Не забывайте, Капитан, что Мисаки еще даже не генин. — Но я ведь Узумаки. Все взгляды обращаются ко мне. Я, подрагивая, встаю с травы, оценивая то, как я сейчас выгляжу жалко. — Вы правы, Какаши-сан. Точно также, как прав и Итачи-сан. Но я действительно должна уделять внимание не количеству времени, уделяемому на тренировки, а на их качество. Наруто задумчиво чешет голову и под нос бубнит: — Я думал, что чем больше тренируешься, тем больше у тебя получается. Разве нет? Саске согласно смотрит на Итачи, ожидая разъяснений. Итачи не томит детей и принимается терпеливо объяснять под любопытный, но хмурый взгляд Какаши: — Хороший вопрос… Это действительно так. Проблема только в том, что использовать силы своего тела и раскрыть потенциал всех талантов становится проблематично, когда всё, что ты делаешь, не имеет под собой плотной опоры. Опытный шиноби знает себя наизусть: он понимает, на что стоит тратить силы, а на что время уделять не стоит. Зная подоплеку теории, выявить которую можно только через практику, вы сможете победить противника, превосходящего вас по силе. Проблема состоит в том, что рядом с вами нет того человека, который смог бы передать вам свои знания и показать все нюансы налицо. Разве книга скажет вам, почему призвание ниндзя — побеждать ситуацию, а не своего противника? Впустую растраченная энергия не вернется к вам в полной мере, если вы будете распылять ее на вещи, к которым вы слабы изначально. Развитие сильных сторон и умение абстрагироваться от общепринятых норм различает начинающего шиноби от того, кто следит за своими словами, поступками и действиями. Какаши отводит взгляд от Итачи в сторону и продолжает за него: — Что ты, Мисаки, что Наруто, не знаете, куда вам девать свою силу и тратите ее понапрасну. Вам повезло уродиться Узумаки и получить огромное количество чакры, однако это и есть ваше наказание, потому как вы не знаете границ своего предела и не понимаете, на что ваше тело способно истинно. Пока что это за гранью вашего понимания. — Он опустил взгляд, с выражением глубокой скуки на лице рассматривая обложку книги Джирайи. — Саске — ребенок со способностями, растущий в клане, под присмотром многих опытных ниндзя. Ему могут подсказать, на какую ногу при метании сюррикена лучше не опираться, чтобы не свалиться. Ему посоветуют, какую одежду носить, чтобы она не шуршала на миссии. Что же вы? Два беспризорника. Мы с Наруто переглянулись и потупили взгляды. — В этом вам остается только позавидовать. Так упорно двигаться к силе… А что для вас сила? У вас есть четкая цель или план? По вашим словам двадцать четыре на семь вы работаете над собой. А уделить и часа для того, чтобы разобраться в себе и в своих силах вы не можете? — Тон Какаши испытующий, если не провокаторский. В его словах — истина, но чего он добивается такими формулировками? — А что вы предлагаете? В отличие от других клановых детей, — я не хочу ставить в пример Саске, чтобы не ставить его в неловкое положение, — я и Наруто можем познать свои способности только методом проб и ошибок. И даже если это будет очень долго… В любом случае… Я не знаю, Какаши-сан, к чему вы ведете? — Вообще-то, я просто нагнетал, — тон Какаши сменился на добродушный и легкий, а он сам улыбнулся, пожав плечами. — Чертов Пугалоподобный, зачем надо было поливать нас помоями?! Всё ради того, чтобы поглумиться, даттебайо?! — Эй, Наруто, будь уважительнее! — Огрызаюсь я и тут же смотрю на Какаши: — Может, у него комплексы? Саске усмехается и, несмотря на присутствие брата рядом, добавляет: — Ставлю на то, что Какаши-сан скорее позволит себе продать Коноху, чем состричь свою седую копну. Итачи не сдерживает смешка и насмешливо заканчивает нападки ребят, ударяя по чести униженного Капитана: — Это ведь не седой, а пепельный, Какаши-сан? Я, Наруто и Саске разразились звонким детским хохотом. Какаши неверяще и медленно повернул голову в сторону смеющегося себе под нос Итачи, и сам не сдержал улыбки, пробубнив недовольные и нечленораздельные слова обо всем происходящем. *       Сегодня после уроков Ирука-сенсей многозначительно взглянул на табель моих оценок и решил не мучать меня дополнительными занятиями, за что я и мои приятели были безмерны ему благодарны. Совесть мучала за вчерашние слова, однако с большей вероятностью Ирука забудет об этом уже через несколько дней. Солнце светило приятно и не жарило, испепеляя, всё вокруг. Наконец можно вздохнуть полной грудью: теплый воздух манил в сон, а прохладный ветер придавал телу бодрости. Наша компания собралась у реки. Сегодня мы решили посвятить целый день бессмысленным вещам. — Как думаете, мы попадем в одну команду? Сакура медленно ест данго и поочередно болтает ногами, свешенными с пирса. Ее голые стопы скользят по спокойной и прозрачной глади воды с размеренными булькающими звуками. Саске щурится и со всего размаху кидает в речку камень. — Не знаю. В команды всегда собирают только по трое. Грустный вздох слышится со стороны Сакуры, и она меланхолично позволяет себе заглядеться на Саске. Он перехватывает ее тоскливый взгляд своим холодным, и тоже смотрит некоторое время, пока не отворачивается в противоположную сторону. Тишину прерывает гогот Наруто, бегающего от меня кругами. Я быстро кидаю в него все свои запасы кунаев, а он, резко оказавшись позади меня, делает мне подсечку. В момент потери моей бдительности, он суматошно находит прищуренным соколиным взглядом Саске и в спешке кричит ему: — Если трое из нас попадут в одну команду, а другой — нет, это будет несправедливо! Я тут же бью Наруто по лопатке, поднимаясь с земли не прямо, а чуть под наклоном с выпадом в сторону мальчика: так, чтобы при полном поднятии оказаться за его спиной. Когда рукоять куная отталкивает его по спине, а он хватается за свою голову, я тут же даю ему звонкий щелбан и успеваю прокричать в ухо: — Это будешь ты, Наруто! И я заливаюсь в зловещем гоготе. — Томатоголовая, ты — зверье, а не девчонка! — со страхом держась за свое ухо вопит Наруто, отскакивая от меня. Чувство собственного превосходства наполняет меня с головой, и я дерзко подправляю свои волосы, вставая в победную стойку: — До тебя так и так далековато. Наруто тут же загорается и готовится к пятому поединку за день. Его останавливает внезапный голос со стороны реки: — Даже интересно, как ты, Мисаки, будешь повышать свою самооценку, когда Наруто вырастет и больше не будет вестись на твои глупые провокации, — обращается Саске ко мне, подгибая под себя ногу, а другую, следуя примеру Сакуры, опускает в воду. — Скорее я пойму математику, чем Наруто вырастет! — я ерничаю и показываю ему язык. — Наруто никогда не повзрослеет, — Сакура качает головой и улыбается, глядя в мою сторону. Она говорит это скорее Саске, чем мне, и он, считывая это, обиженно поджимает нижнюю губу и куксится. Я хмыкаю: — Хоть какой-то здравомыслящий человек. — К вашему сведению, Саске встает на мою сторону потому, что единственный здесь что-то в жизни да смыслит. А еще он мой соперник — а моим соперником может стать только умный и сильный человек! Саске улыбается, но молчит. Сакура хмурится, а я улыбаюсь пуще прежнего, обращаясь к Саске: — Что же скажет Итачи-сан, когда узнает, что ты часто на тренировках в те моменты, когда он уходит, просто отлыниваешь? Лицо Саске резко принимает вид каменной скалы, и он с недовольством смотрит на редкие приливы к пескам волн. Наруто избавляет его от необходимости отвечать, потому что он встает перед солнцем и начинает голосить: — Даже когда я стану Хокаге и буду самым сильным шиноби в мире, ничто не заставит меня перестать доказывать Мисаки, что из нас двоих я — сильнейший, мудрейший и лучш…нейший! — Лучший, Наруто, — устало кидает Сакура. Она кажется недовольной, однако вскоре улыбка касается ее нежного лица. Саске следует ее примеру и спокойно водит ногой по глади воды, радуясь дружеской идиллии, а Наруто, мотивированный, носится по песку, притворяясь, будто ведет серьезный бой, в то время как я изредка отбрасываю ему беззлобные и насмешливые комментарии. Хочется, чтобы этот момент длился вечно. *

В последние два года напряжение в Конохе все росло.

Грозный воздух наступающей беды нарывает, словно подкожная болячка на теле: никто не знает, что происходит, но все догадываются, что грядет страшное. Недавно меня к себе снова вызывал Хирузен. Он что-то бормотал, больше — курил, из-за чего я не могла разобрать и слова, а из-за дыма по губам прочитать не получалось. Я поняла, что ко мне хотят приставить учителя и тренировать меня по особой программе для одаренных детей. Самое странное в этом деле было то, что я вовсе не одаренная. Благо, эту идею советники быстро отложили, утихомирив взбунтовавшегося на старости лет Хирузена, заверив, что все будет в порядке. Их крысиный клубок как никогда выручил меня: нечего за мной следовать по пятам и собирать по частицам мой психологический портрет. Мне хватает Наруто, который бесцеремонно вторгается в мое прошлое и в мои проблемы, пытаясь меня понять и убедить довериться. Я же скорее слягу под рассенган, нежели позволю ему догадаться хоть о чем-то, не говоря уже о приближенных к Хокаге советниках, сующих свои длинные и бородавчатые носы куда не надо. Всё, чего хотелось в последнее время: тренироваться. Когда я лежала дома и наблюдала за колыхающимися от ветра занавесками, я места себе не находила, и то и дело ворочалась. Отвлекаться — вот что мне было надо. И надо сейчас — в тот момент, когда я решила отсечь от себя разом всех. Отрубить контакты и полностью прекратить себя связывать с Саске, Сакурой и Наруто. Я заигралась, попала по крупному, и, раз эта каша была заварена мной, я уйду сама. Прислушавшись к словам Какаши, я порылась в недрах своего разума и тела, поняв, что стоит тренировать, а на чем лучше пока не зацикливаться. Признаюсь честно, ловить на себе подозрительные взгляды Какаши очень некомфортно и странно, будто он знает обо всем, через что я прохожу. Я даже не знаю, как он негласно стал моим сенсеем. Он не провел со мной ни одной тренировки, ничему не научил, ничего не говорил. Только те его слова отпечатались в моей голове, и я поняла, что больше уже никого не смогу воспринимать как своего учителя и сенсея. Однако это останется при мне. Надеяться на то, что я попаду в его команду по окончании Академии было бы наивно, поэтому я молча вспоминаю его слова, когда каждый раз прихожу на полигон одна, и каждый раз нахожу для себя новый смысл, тренируясь. Я поняла, что ирьениндзюцу от меня далеко, несмотря на мой хороший контроль чакры. В Академии мы начали практиковать ниндзюцу: Наруто радовался, но сразу вместе с тем огорчался, видя, что у него мало что получается. Сакура была превосходна по ее рассказам в теории, но на практике особых успехов не выдавала. Саске? Саске был хорош, как и всегда. Я плохо знала теорию, но усердно пыталась разбираться в каждой данной нам маленькой технике, поэтому показывала неплохие результаты для той, кого в элитном классе не обучали с самого детства. Ну, беспризорница, томатоголовая и просто сумасшедшая — так меня иногда называли в школе, однако в общем меня никто не задирал, и не считая персонажей из канона, со мной большинство учеников ладили. Шикамару и Чоджи были ко мне нейтральны, как и я к ним. Стыдно было перед Сакурой, однако я рада, что они с Ино все еще держат контакт, несмотря на то, что обе по уши влюблены в Саске. Саске не донимает меня с расспросами, при этом позволяет изредка спросить, как мои дела. Недавно он подарил мне набор метательных снарядов и честно признался, что он, Сакура и Наруто ждут, когда я закончу курс своих усиленных тренировок и вернусь к ним. Пожалуй, стыднее всего было перед Наруто, с которым я иногда пересекалась в общежитии. Мы просто сверлили друг друга взглядами, а потом он отворачивался. Причина такой пассивности была в чем: первые недели он старался меня дразнить, выводить на эмоции и сделать всё, чтобы я перестала быть такой колючей, но с каждой его попыткой стать ближе, я становилась все дальше. Он ведь успел подумать два года назад, что мы уже стали друзьями? Я тоже стала ощущать, что мы породнились, поэтому оттолкнуть его от себя стало просто необходимой задачей. То ли у меня получилось, то ли Наруто бросил попытки затеять со мной дружбу, но донимать перестал. Была ли я довольна? Нет. От слова совсем. Приятно становилось от того, что я понимала: теперь все справятся без меня. И тут же с грохотом сердце падало в пятки, когда я понимала, что каждый чертов урок он смотрит на меня непривычно серьезно и холодно, прожигая взглядом. Иногда, например, когда я отвечала, он смотрел настолько пристально, будто своим немигающим взглядом пытался передать мне сигнал бедствия, гласящий, что он больше не может без наших ежедневных драк и без вечных криков: «Томатоголовая!» Я никогда не смотрела в ответ. Просто нутром чувствовала природу его злости. Мои глаза ощущали, как щурятся его глаза; мои уши сворачивались в трубочку каждый раз, когда Ирука-сенсей произносил его имя и его также сворачивались при имени моем; и даже наши рты поджимались в одинаковой степени, когда проходимцы из других классов решались снова задеть то меня, то Наруто. Прошло так мало времени с тех пор, как я была едина с канонной командой номер семь. В этой безрадостной рутине мне кажется, что прошли десятки лет. Иногда, когда я сплю, я резко просыпаюсь, потому что мне снова снится тот холм, Наруто, Саске и Сакура, и я невольно начинаю думать: что было бы, если бы все было как прежде? Ведь еще не рано. Пожалуй, пора прекратить бегать от них, невиновных ни в чем детях. Пора прекратить относиться к ним как к продукту творчества Кишимото и пора бы уже понять, что они — реальные люди с реальными переживаниями. И если уж я все также хочу бездействовать, точнее, не хочу предпринимать действий (для меня это разное, прошу учесть), стоит хотя бы перестать мучать тех, кого я действительно могла назвать друзьями. Даже Наруто надо бы удостоить колкого слова, иначе я не вынесу этого безразличия сама. Уж лучше пусть он меня презирает, ненавидит, но только не забывает. Как забавно… я всегда хотела, чтоб он меня и не запоминал. Но если он вырастет с мыслью: «Гребанная Мисаки Узумаки» я лишь возрадуюсь — он помнит. Кажется, что когда я молчала и игнорировала его нападки в Академии, а он прожигал меня осуждающими взглядами, он по моему бесхребетному выражению лицу и сомкнутым губам понимал куда больше, чем когда мы, будучи детьми (мы дети и сейчас, но с поступлением в Академию поменялось многое), постоянно друг на друга кричали. О, да. Неважно, говорю я или нет, радуюсь я или печалюсь: Наруто всегда поймет меня, стоит мне только на него взглянуть. Поэтому он стал единственным человеком, при редких разговорах с которым я не удостаиваю его взгляда, отводя глаза по сторонам: куда угодно, не на него. Я твердо киваю самой себе в зеркало и решаюсь: пора что-то менять. Хватит бегать от судьбы. Сегодня я опаздываю в Академию. — Простите за опоздание, Ирука-сенсей! Мужчина поворачивается ко мне корпусом, сидя на стуле, и смиренно качает головой: — Проходи, Мисаки. Благо, в этот раз опоздала не на час… — Вы же сами знаете, — я подкидываю яблоко и, прожевывая, лениво валюсь на сидение, — тренировки. — У тебя ведь нет учителя, так? Как ты тогда тренируешься до ночи? — Я встаю спозаранку, — несмотря на то, что на этом можно закончить, интонацией предложение сводится к продолжению. Ирука терпеливо ждет, пока я покончу с яблоком, пока Киба довольно показывает мне палец вверх и шепчет, подставив ладошку: «Говори подольше. Как репетировали, Узумаки — у нас сегодня тест!» Я незаметно подмигиваю ему и тут же резко продолжаю говорить: — После у меня медитация, дальше я разминаюсь: всё по мелочи… если вам интересно, — не дождавшись ответа, зато видя теряющего терпение Ируку, я продолжаю, — приседания, отжимания, планка, бег, прыжки… Ах, нет. Отжимания я с недавних пор не делаю. Хотя, иногда чуть-чуть все-таки находит вдохновение и прямо-таки магнитом к земле тянет, знаете? Дальше по плану всегда отрабатываю метания… — Узумаки Мисаки! — Ирука взрывается и повышает тон. Даже так видно, что молодому учителю не хватает жесткости и стержня, потому как он будто не знает, куда податься и его голос слегка дрожит. Он пытается придать себе грозный вид, но у него не получается, и Ирука это, к счастью, понимает, окончив цирк и принявшись перелистывать листы журнала, чтобы отметить всех присутствующих. Ох, это еще не конец! Я стала ночным кошмаром Ируки с тех пор, как он заставлял меня отчитываться за проделки Наруто, посчитав виноватой меня. Конечно, Ирука искренне верил в то, что я была зачинщицей во многих случаях и даже так наказывал меня строго, но беззлобно. А вот Наруто тем временем меня стал неимоверно раздражать тем, что победно лыбился, когда меня оставляли после уроков или заставляли оттирать ворота Конохи или скалу Хокаге от всякое нелестной брани. Хоть бы посмотрели на мой табель успеваемости: разве я в жизни смогла бы написать «нинзя», а не «ниндзя»?! Таким образом я украла у Наруто черту досаждать Конохе, отобрав у него немногочисленный способ привлечь к себе внимание, на почве чего между нами завязалась холодная война: кто кого переиграет. Пока Ирука находит наш класс в журнале, я знаком показываю заинтересованным в отсрочке теста, что держу все под контролем. Я не видела лица Саске, зато точно знала, что он ухмыляется. То, что он отлично учится, еще не значит, что он любит учиться. Да, пусть мы и не проводим время как два года назад все вместе, Саске будто был единственным, кто не досаждал мне с осуждением и навязчивостью, как Наруто, или ранящей мою совесть заботой и теплотой, как Сакура. Он лишь молча иногда подсказывал мне, когда я отвечала у доски и, на удивление, прикрывал от Ируки, когда я снова бежала от него куда подальше. За все время я пересекалась несколько раз с Итачи, и у нас даже получалась складная беседа. Я беззвучно хмыкнула, когда Ирука назвал мое имя. — Мисаки Узумаки — присутствует… — ручка черкнула на бумаге. — Сегодня ты готова сдать свой долг по Истории Шиноби? Я отвернулась и мечтательно вперила взгляд в окно. Это мой протест дряхлым стариканам у власти. Детский и глупый, ну и что? Я ребенок и я глупая. Я уверена, они из меня все соки выжмут и до последней капли на славу получат плоды моих результатов и тренировок, когда их стараниями я стану, может быть, токубецу-джонином (я по началу попытаюсь предотвратить хотя бы ранг чунина). Так пусть позволят мне отыграться немного заранее. Политиканы с золотыми зубами — так и прет свободой слова в Конохе, ну-ну. — Мисаки Узумаки. — С нажимом повторяет Ирука. Если честно, мне слишком его жаль. В конце концов, я же не отмороженная. Поэтому отвечаю спустя не пять минут, а всего лишь три. — Простите. Пока я вспоминала то, что должна была сегодня рассказать, я забыла ваш вопрос. Несмотря на мой извиняющийся тон, мое лицо выражало эмоцию тотального безразличия. Мне и самой не нравится так выделываться, однако я ребенок, которого все взрослые как дворовую собаку туда-сюда шпыняют или относятся ко мне как к взрослой. Может, я делаю это не только для того, чтобы насолить всем вышестоящим, но и из-за того, что когда меня отчитывают, я хотя бы ощущаю, что хоть кому-то на меня не плевать? Кто бы мог подумать, что прежде прилежная Мисаки станет проблематичным ребенком. — Как ты могла думать о том, что должна была сдать, и при этом забыть вопрос?! — Не вытерпел даже Наруто, резко ударив ладонью по столу и вскочив с места. Это наша первая открытая конфронтация за недолгое время. — Легко. Скрыть свой триумф по поводу сокрытия запинки становится незатруднительно. — Ками-сама, Ирука-сенсей, сделайте же что нибудь, я уже не могу это выносить! Вечно отлынивающий от учебы Наруто резко жалуется на то, что я тяну время от урока. Надо же. — Мисаки, останешься после уроков, — Ирука трет виски и начинает спрашивать следующих ребят, прислушавшись ко словам Наруто. Тест перенесен — это успех. Я сижу на месте и скучающе стучу пальцем по парте, с тоской наблюдая, как все поочередно выходят из класса и кидают мне слова благодарности и одобрения, пальцы вверх и сцепленные две руки, означавшие что-то типо «братства» и кулачки, направленные на то, чтобы меня поддержать. Мимолетная гордость за себя испаряется, стоит выйти последнему ученику. — Они уже завтра забудут, как ты им сегодня удружила. Ты переплюнула Наруто. Спасибо за комплимент. Я беззаботно улыбнулась. — Это не повод для гордости, Мисаки! — чуть ли не хватаясь за голову, воскликнул Ирука. — Ты не боишься, что тебя переведут в другой класс? Что останешься на второй год? Голова лениво перетекает с одного бока на другой. — Ну, переведут. Там я начну хорошо учиться, и меня снова переведут сюда. Вы ведь как никто другой знаете мои способности. — Набиваю цену я себе так, будто действительно чего-то да стою. — Смысл меня по классам гонять? Мне нечего терять. Главное, что из деревни не выпрут. — Не выпрут ли? — Ирука промолвил это так, будто эта проблема напрямую касалась его. Нельзя брать на работу учителем таких мягких и эмпатичных людей. Мой взгляд тускнеет в считанные секунды. Я горблюсь и вздыхаю. Поболтав ногами, я начинаю говорить уже без былого озорства. — Не выпрут, Ирука-сенсей, я ведь нужна деревне. Вырасту и стану сильной куноичи, чтобы отплатить вам и Конохе за всё подаренное мне добро. Горькую обиду на власти Конохи читайте между строк, Ирука-сенсей. Это произнести я не решаюсь. Пока я встаю с места, мое лицо принимает еще более серьезный вид, и я твердо отчеканиваю: — Спасибо за беспокойство. Я сдам доклад об Истории шиноби завтра — сегодня на рынке скидки, уж извините. Ирука согласно качает головой, войдя в мое положение — на том спасибо. Не успеваю я выйти из класса, как вижу перед собой розовые, темно-синюю и белобрысые цвета. Проморгавшись, я ступаю обратно в класс, закрывая дверь, и снова выхожу, однако все остается неизменным. — Сакура, Саске, Наруто? — недоверчиво и аккуратно вопрошаю я. Может, это сон? — Мы решили, раз ты не идешь к нам навстречу, то мы пойдем к тебе, — Сакура неловко мнется и осторожно улыбается. Саске скрещивает руки на груди. — Хватит уже играть в кошки-мышки. Наруто перебивает Саске: — Когда мы все общались, ты не раздражала меня так сильно, томатоголовая! Я провожу ладошкой по лбу вверх к волосам, все еще держась за дверь. — Боишься, что стану известнее, чем ты? Не бойся. По словам Ируки-сенсея, я тебя уже переплюнула. Наруто взрывается и начинает что-то говорить, пока внутри меня разливается тепло. Все как в старые добрые. Даже солнце светит сегодня точно также. — Так… мы сегодня, значит, гуляем? Сакура окидывает всех взглядами. Саске нехотя отвечает: — Сегодня не получится. Я обещал прийти домой пораньше. Я отталкиваюсь от стены, сдувая со лба красную прядь и вдобавок провожу ладонью по волосам, выгибаясь в спине ближе к друзьям: — Да ну? Учти, это единственный день, когда я вам благоволю, — я по-актерски кланяюсь Сакуре, повертев при этом рукой. — Заноза. Не стройся. Я медленно разлепляю ресницы, задумавшись. Мои движения стали выверенными за счет множественных тренировок, когда я была на краю потери самоконтроля. Я втыкала кунаи в деревья один за одним, делала грубые осечки специально, промахивалась, чтобы с еще большей злостью провести по дереву затупившимся лезвием. Язык тела забыл, что кунаи надо метать — я стала ими терзать все, что попадается под руку, просто в надежде успокоить свое разбушевавшееся состояние. В последнее время люди меня сторонились. Причину я поняла, когда случайно увидела свой взгляд в отражении до блеска нового куная. Спокойная, размеренная, неспешная. Совсем не такая, какой всегда была. В тихом омуте черти водятся. И если учителя были рады моим внезапным переменам, я все больше ловила себя на мыслях, что теряю настоящую себя. Понимание, что истина, а что ложь, кто враг, а кто друг, начинало размываться в каждой капле пота и крови, оседающей на свежую после дождя траву. Справиться с тревогой сложно, еще сложнее сделать это при условии обязательного отсутствия контакта с теми, кто держал тебя на плаву. — Спасибо, ребята, что позвали, — я хлопнула в ладоши. — У меня есть неотложные дела в деревне. С радостью увижусь с вами в следующий раз. Я ушла раньше, чем торопящийся Саске, и именно поэтому все были в ступоре из-за моего внезапного ухода. Конечно, то, что я так прямо увильну было понятно и дураку, но Сакуре казалось, будто план был практически идеален. Она даже заставила Наруто и Саске присоединиться к ожиданию меня после уроков. Их не приходилось спрашивать дважды. Все были на взводе из-за встречи со мной снова лицом к лицу, пусть и волнительную радость все попытались скрыть за безразличием. — Всегда, когда строишь планы, так бывает… — Сакура обессиленно выдыхает. Кажется, она расстроилась больше всех. Наруто хмыкает, даже не глядя в сторону моего удаляющегося силуэта: — Такое бывает всегда, когда ты строишь планы на Мисаки. Она чокнутая, — Наруто сощурился и крепче сжал пальцами рукава оранжевой кофты. Сакура рвано выдыхает. — Она нормальная. — Самые нормальные люди оказываются самыми нездоровыми, не считаешь, даттебайо? — несмотря на серьезность произнесенных им слов, Наруто улыбается. — Не знаю, что происходит с Мисаки, но что-то происходит точно, — Саске кашляет себе в кулак. — Возможно, — Наруто пожимает плечами и в привычной манере ворошит волосы, поворачиваясь к друзьям. Никто не может заметить, как он оттаскивает пальцами волосы прямо у корней так, что белеют костяшки его рук. *       Хотела никого к себе не подпускать и приблизила всех. Хотела оттолкнуть и позволила довериться. Хотела подпустить снова и трусливо убежала, поджав хвост. Я могу найти покой в тренировке. Могла бы… если бы меня не воротило от запаха крови. Если начну переусердствовать, а я начну, начавшие заживать ссадины и царапинки откроются, и будет больно. Сейчас я не готова и к укусу комарика, что уж говорить о таких тренировках, какими я обычно себя занимала. Лучшее место для уединения — река. Сейчас туда редко кто ходит. Оставаться наедине с собой чертовски взрывоопасно. Чем больше думаю о проблемах, которые не решила или о сюжете канона, изменить который не могу себе позволить, даже если захочу, тем больше ненавижу себя. В самом начале моего пути (что было не так давно), простые медитации выручали как никогда. Чем унять свою душу сейчас? Потеряюсь в толпе, и мысли будут давить еще сильнее. Я бы могла убежать от Шисуи или Минато, но от самой себя — никогда. А я о себе хоть немного, но заботилась, поэтому продолжать убиваться изо дня в день не могла. Течения в этот раз в реке бешенные и непривычно быстрые, схожие с кровью, гонимой сердцем по капиллярам. Еще рано разочаровываться в себе. Быть здравомыслящей — поздно. Теперь я слаба как никогда, пусть физически и становлюсь сильнее. Всему виной моя мягкотелость, вот только как от нее избавиться — я не представляла. Присела на песок и решила очистить разум и сердце, будто это было так просто. Солнце мягко объяло лучами быструю воду. Ветер проводит по волосам, и я слышу пение птиц в лесу. Не успело пройти и часа моего нахождения здесь, как я почувствовала чье-то присутствие. Подсознательно я распознала, что опасности для меня некто не представляет. Я тихо повернулась в его сторону и не смогла скрыть легкого удивления, заметив перед собой маленького мальчика и стоящую рядом с ним девочку помельче. Они были года на четыре младше меня — прикинула я. Темные волосы, одеяния и чистые глаза дали мне понять, что передо мной стояла пара из брата и сестры одних из клана Учиха. Гражданские. Глаза боязливые, руки прячут, а оружия с ними что-то не завижу. — Привет? — я улыбаюсь краешками рта. Они смотрят на меня все также безразлично. Забавная чумазая девочка все это время смотрела на меня с раскрытыми глазами, а ее брат и вовсе отвернулся. У них в руках было по яблоку. — Вам помочь? Вы пришли помыть яблоки в родниковой воде? — Я улыбнулась, и в моменте застала, что, должно быть, выгляжу для них также авторитетно, как Итачи для Саске. Я протянула руку в сторону яблока мальчика, не дождавшись ответа, но он быстро сжал фрукт в руках и отвернулся. Губы перевернуто поджались, принимая его осторожность как данность, и я тут же спросила еще раз, выставив перед собой ладони: — Мне ваши яблоки не нужны. Просто позвольте мне вам помочь. Они все также молчат как партизаны. Я пожала плечами и снова повернулась в сторону солнца. Просидели мы так секунд двадцать. Нет, я так не могу. — Давай яблоко, — я нетерпеливо протянула руку в сторону яблока девочки. Она сразу же мне его отдала и также молча продолжала наблюдать за моими действиями. Я демонстративно намывала яблоко, показывая, что я действительно кропотливо и ответственно отношусь к своей минутной работенки, пытаясь утихомирить интерес и опаску детей. Встряхнув фрукт в воздухе пару раз, я возвращаю его девочке и улыбаюсь, стараясь выглядеть максимально дружелюбно. Девочка, увы, на меня даже не смотрит и лишь забирает яблоко. Когда я мою и возвращаю мальчику уже чистое и до блеска помытое красное яблоко, они с его младшей срываются с места и убегают как можно скорее. Странно, что они побежали так резко и все это время не говорили ни слова. Можно списать это на их стеснительность и нежелание, неумение общаться с незнакомцами, однако что-то в душе не давало покоя, отчего так спокойно наслаждаться видом на реку я уже не могла. Тогда я встала с места. Может, попробовать найти Наруто, Саске или Сакуру? Может, Саске уже выпустили из дома или он сам решил выйти прогуляться? В любом случае, стоит попробовать их отыскать. Жаль, что я не сенсор. Придется ориентироваться на свои внутренние ощущения и на интуицию. Я прислушалась к вечерней тишине деревни. Нечто не давало мне покоя. Оно забралось под кожу, грело и вместе с тем холодило поясницу. Я невольно краем глаза заметила небо. Темное, почти черное небо. Что вообще происходит? Где все люди? «Опасность!» — ноги подрагивают от бесконечно льющегося запаха железа, а неведомая мне еще темная аура сковывает мне руки. Голова вертится туда-сюда, озираюсь так, как дверь на несмазанных петлях: заторможенно и со скрипом. Сглатываю вязкую слюну. В тени города вижу врата. Район Учиха. Инстинкт самосохранения я полностью игнорирую. Я обещаю себе глянуть одним глазком, чтобы опровергнуть свои самые страшные мысли или подтвердить их. Переступаю врата. Вижу два бездыханных тела. Мальчик лет пяти и девочка около четырех. Яблоки помялись и укатились в сторону. Впервые вижу смерть за все свои две жизни. Поднимаю глаза и вижу перебитых людей разных возрастов.

Инцидент Учиха — 22 июля.