Мисаки Узумаки

«You can pretend It's meant to be

But you can't stay away from me«

Maroon 5 — Animals

      Притворство Наруто заметно издалека. Яркие цвета, которыми он красит свою жизнь под видом баловства, хулиганства — в общем, всеми способами привлечения внимания, пестрят настолько искусственно, что от его попыток занять свое законное место и право на существование просто как человека, достойного жизни в обществе, рябит в глазах. Зачастую искусственные вещи оказываются хуже настоящих. Когда нутром светлый человек сталкивается с человеком, который из себя этого светлого человека лепит, но таковым не является, пусть и стремится таковым стать, в последствие страдают оба. Первый вкушает серость морали и прокатывается зубами по грязи, понимая, что жизнь не так прекрасна и может быть не только счастливой, а второй в этой грязи живет и из нее состоит, как пустая претензия на человека, а не он сам. Последствия отсутствия человека рядом наглядно показывает смысл фразы: «Человеку нужен человек». Наруто смотрит на семьи, на возлюбленных, на детей, случайно подружившихся друг с другом. Будет ли человек, которого Наруто сможет назвать «любимым»? Наруто не смеет мечтать. Ему неведомо чувство любви. А как можно грустить по тому, чего никогда не было в твоей жизни? От апатии Наруто спасали кошмары, из-за которых он просыпался каждый день часа в четыре утра. Он шел на реку, оттуда — сразу снова строить из себя оболтуса. Сможет ли враг в лице народа когда-то его принять? Ему казалось, что его душу не греет даже солнце. Протокол о мелком хулиганстве от очередного джонина напоминает Наруто о бесконечной борьбе. Что будет, когда маска Наруто рассыплется? Что будет, когда кто-то заметит его вечно дрожащие руки? В темные времена Наруто вообще просыпался ближе к вечеру или в полдень. Это было редко: спустя очередные смешки за его спиной, желание выделиться росло все больше и больше. Если увидите, как Наруто распинается, спрашивает у людей, чем он заслужил такое отношение, это не он. Это, должно быть, его брат близнец, но точно не он. Потеря надежды каждый раз давала о себе знать, словно судьба издевалась пуще прежнего над осиротевшим Наруто за то, что он посмел сдастся. А судьба, видимо, глупая, чтобы понять, что Наруто был всего лишь ребенком. Стоило Наруто показываться миру настоящим, принимать и понимать свою печаль и грусть, судьба, будто издеваясь, пинала Наруто еще более жестокими событиями то ли для того, чтобы тот перестал себя жалеть, то ли для того, чтобы окончательно сломать. «Подними себя с колен, приведи себя в порядок» — повторял он себе каждый день, прежде чем снова строить из себя того, кому не больно. Если люди показывали миру свою душу на блюдечке с голубой каемочкой, и остальные твердили им о том, как нежна и полна красот их внутренняя составляющая, Наруто выворачивал свое нутро наизнанку, чтобы нравиться как себе, так и хоть на чуть-чуть окружающим его людям. Наруто кажется лучом света. Только свет его сердца люминесцентный, а не солнечный. Среди искрящихся звезд на небе Наруто находил себя в пластмассовых мерцающих блестках. *       Всю эту неделю я только и делала, что пыталась привыкнуть к чакре в своем теле и подготовить тело для последующих тренировок. Три дня назад, утром, когда я уходила медитировать, я заметила Наруто, в одиночестве наблюдающего за пустынной Конохой, сидя на высеченной в скале голове Четвертого Хокаге. Как… символично. Для справки, мой маршрут к месту моих медитаций не проходил перпендикулярно скале Хокаге, но в противоположной от скалы стороны находился в отдалении приют, а за приютом — полигон. Позавчера утром все повторилось. Я снова заметила яркое оранжевое пятно, а он, я была уверена, заметил мои красные волосы. Когда я бежала к месту назначения, я буквально чувствовала на себе взгляд Наруто. Вчера утром я осмелилась посмотреть на него. Он продолжал со скучающим видом восседать на скале, свешивая ноги вниз, а руками подпирая лицо. Может, мне так только казалось, ведь расстояние между нами было немаленькое, но через язык его тела открыто сквозило желание обрести покой. Точно также, как моя тихая гавань — это медитации, для Наруто его единственный приют — это уединение. Обычно в процессе медитаций у меня получается ни о чем не думать. Сейчас моя голова забита Наруто. Все эти дни мы молчаливо переглядывались. По началу я думала, что Наруто снова что-то чудит и шкодит, но с течением времени я догадалась, что застаю личную и скрытую от окружающих часть Наруто. Мои тренировки не то, чтобы тайна. Его наблюдение за утренней Конохой тоже не является чем-то странным. Но это было просто скрытым от других по одной простой причине: мы с Наруто — невидимки Конохи. Я никогда не смогу поверить в то, что два самых ярких человека этой Деревни находятся в тени. Нет, я не строю из себя невесть кого. Мы с ним похожи больше, чем я думала: меня иногда передергивает от знакомых паттернов в его поведении, и, может, это является главной причиной, почему я одновременно рвусь к нему и одновременно отталкиваю его от себя. Медитации больше не успокаивают. За эту неделю я смогла свыкнуться с присутствием в моем теле чакры и научилась с ней жить. Теперь мои мысли рвутся наружу, и я не могу нормально сконцентрироваться на медитациях, так как чувствую, что этого мне безумно мало. Мое тело требует разрядки. Я мало передвигаюсь и в целом двигаюсь, и это дает о себе знать. К слову о знаниях из прошлой жизни: я таки успела переписать в общих чертах всё, что помню. Судя по тому, что я не чувствую пристальную слежку АНБУ, никто не понял мои записи на том «свитке», который подобрал тот джонин, связанный с инцидентом с Наруто на днях. Жаль, правда, что теорию я знаю ужасно. Не зря я подружилась с Сакурой: в Академии она точно не один раз мне поможет, в этом я уверена. Обещание, данной мной о том, что в отведенный срок я сама ее найду, я сдерживать не собираюсь. Нет смысла убегать от встреч с главными героями, но и искать свиданий специально в моем случае просто лишний костыль для исполнения своего плана по ленной и беззаботной жизни. Пусть я и могу ходить в библиотеки и поглощать знания оттуда, сложно впитывать всё, что ты читаешь на ходу с ограничением по времени и без возможности практиковать то, что узнаешь. Практиковать-то, вернее, я могу, но без учителя, который смог бы направлять меня, это было бы пустой тратой времени. Впрочем, рано еще задумываться о практических занятиях с использованием чакры. Сначала стоит привести свое тело в порядок. База и в Конохе база: бег, прыжки, различные силовые упражнения и упражнения на повышение выносливости, а дополнительно — метание кунаев, сюрикенов и сенбонов. Правда, я сомневаюсь, что последнее мне понадобится. Стою… стою… всё еще стою, потому что, черт возьми, не хочу приступать! Физическая работа — тяжело. Понятное дело, всем по нраву быть подтянутыми, сильными и гибкими, но многим ли хватит силы воли для того, чтобы перебороть лень — вопрос. Выбора у меня нет, поэтому пора браться за работу. Начинаю с легкой разминки, принцип которой запомнила еще с уроков физкультуры. Этот алгоритм от головы к ногам ни одно перерождение из меня не выбьет — хмыкаю я и выдыхаю полной грудью. Всё таки спорт — это не так уж и неприятно. Я наконец чувствую не только духовное, сопливое и романтическое внутри меня, но и ощущаю мышцы, напряжение, силу, пот! Осталось только начать тренироваться. Бег дается мне проще, чем остальные упражнения. Меня хватает на два неполных круга вокруг полигона в очень умеренном темпе. Количество меня не расстраивает, ведь каждый с чего-то начинает. После всех физических упражнений, в том числе разных выкрутасов с кунаями и шаманскими танцами вокруг мишеней я поняла, что если буду тренироваться каждый день даже перестану быть похожей на серый кусок овоща. Мои внутренние часы меня редко когда обманывали, и я почти всегда, на удивление, попадала час в час. Из леса слышится щебетание птиц и шуршание перекатывающиеся по ветру листвы в кронах деревьев. Я посмотрела на солнце. Я встала ранним утром и с этого момента тренировалась. Прошло около четырех часов. Сейчас примерно девять часов утра. И чем мне заниматься все оставшееся время? Что-ж, во первых, сначала стоит сходить в душ, а после к реке. Проходя по улочкам я часто слышала, как незнакомые мне дети хвалят это место тем, что там до безумия много места для игр. Про это же место из уст людей постарше я слышала, что это место живописно и… дальше впадание в воспоминания по ушедшей молодости. Гая на них не хватает — я улыбаюсь и иду к общей душевой, свищу и верчу полотенцем. Даже не терпится посмотреть, что же такого интересного у той реки. С чистой душой и телом иду к реке, находящейся неподалеку от Леса Смерти. Проход туда являлся простым спуском с холма до самой воды. Не слишком-то оригинально, да и пусть. У реки замечаю одинокие бревна, на которых можно было бы сидеть большой компанией. Рядом кустарники и высокие деревья, уходящие с нарастающей частотой в близ находящийся лес. Я присела рядом с водой, скрестив ноги, и принялась наблюдать за водной гладью и открывающимся мне прекрасным видом на высокие горы вдалеке и далеко раскинувшиеся гектары лесов. Может, начать учиться упражнению хождения по воде? Нет… сначала стоило бы научиться ходить по деревьям. Я кидаю камешек в воду и продолжаю думать обо всем сразу и ни о чем одновременно, пока мои думы не прерывает голос. — Привет, Мисаки. Не помешала? Так и знала, что с кем-то сегодня столкнусь. Я оборачиваюсь и смотрю на девочку, стоящую передо мной. Сакура мило улыбается. Мы обмениваемся приветствиями и вскоре Сакура уже сидит подле меня. Сначала мы болтали о повседневных вещах, и постепенно слово за словом пришли к тишине. Птицы продолжают петь свои серенады, а шум мерного течения реки приятно ласкает слух. Иногда этот шум перебивают звонкие всплески — это кинутые мной камни. — Прости, что до этого момента так и не увиделась с тобой. — Выражение моего лица сохраняет спокойствие. Мой голос тихий, ибо нарушать идиллию природного оркестра мне не хочется. Я продолжаю время от времени кидать камешки в воду. — Всё в порядке. Тебе за эти дни пришлось нелегко, наверное… — Сакура начинает загибать пальцы: — Сначала привыкнуть к деревне, потом к приюту, подружиться с другими ребятами и проводить с ними время… Я умолчала о том, что пересекаюсь с детьми из приюта только тогда, когда я прихожу ночью под комендантский час в свою комнату. И то, поймать момент, когда никто еще не спит в такое время достаточно затруднительно. Не то, чтобы я горю идеей водиться с тамошними — почти все из них лишены эмпатии. — В основном я только тренируюсь, — небрежно бросаю я и бросаю камень в воду. — Вот именно, ты тренируешься… Погоди! Ты тренируешься? — Сакура неверяще выпучивает глаза, приближаясь ко мне чуть ли не вплотную. Я не отстраняюсь и гордо улыбаюсь: — Конечно. До Академии ведь осталось совсем ничего. Сакура воодушевленно пропищала: — Здорово! — Она продолжает уже более спокойно с теми же горящими глазами: — А что ты тренируешь? Какие техники знаешь? Я перебираю в голове всевозможные варианты, которые могу назвать. Всё, чем я занимаюсь: медитации и бег с планкой. Звучит скучно. Идеально. Я блаженно выдохнула. Как удобно никого из себя не строить. Может, именно за ненадобностью выделяться и привлекать к себе внимание я стала такой уравновешенной в этом мире? Ответ не заставил Сакуру долго ждать: — Я медитирую. Могу побегать, заняться разминкой. Ничего необычного. Я еще не знаю никаких техник и чакрой управлять не могу. Та с долей разочарования и понимания задумчиво бросает: «Понятно» и опять сидит молча. — Всё равно здорово. Мне было бы скучно заниматься таким целыми днями. Ох, знала бы ты… Я чуть было не сказала, что занимаюсь таким от безделья. Хорошо, что я сумела сдержать язык за зубами. Желание Сакуры проводить со мной время может обрести и целенаправленный характер, а сближения с ней, не в обиду, мне бы точно не хотелось. Сакура мне всегда импонировала и я безумно гордилась ей в шиппудене, когда она стала сильнее благодаря своей силе воли. Даже жаль, что она одна из главных героев. — Сакура! Сакура! Видимо, это был голос Мебуки. Сакура обернулась, крикнув то, что скоро будет и повернулась ко мне, объясняя всё одним словом: — Мама. Я понимающе кивнула. — Пока. — До встречи! — Она не стала спрашивать меня о нашей следующей прогулке, за что я была ей безмерно благодарна. Она удалилась на расстояние метров шести, когда я окликнула ее по имени. Она удивленно взглянула на меня своими ярко-зелеными глазами и в заинтересованности подняла брови. Ее руки были сложены сзади в замок, и Сакура обернулась ко мне не в полный поворот. — Не… «Не прячь свой лоб!» — но я быстро одернула свой секундный порыв. — Не скучай там! Она улыбнулась и, хихикнув, заправила локон розовых волос за ухо: — Не буду, Мисаки-чан. Когда Сакура ушла, я снова оказалась в вакууме привычной мне тишины. Я привыкла, что каждый день пересекаюсь с кем-то из канона: то с Наруто, то с Саске, то с Сакурой и даже с Итачи. Не знаю только, хорошо это или плохо. Должна признать, несмотря на то, что мне очень нравится пребывание в одиночестве, я не могу отрицать тот факта, что длительное нахождение наедине с собой меня изматывает. Я экстраверт и мне просто необходимы люди для поддержания своей внутренней батарейки, поэтому я пусть и чувствую тревогу, находясь с персонажами канона, остаюсь благодарна и дружелюбной Сакуре, не теряющей надежды завести со мной крепкую дружбу, и Саске, разнообразившему мою скучную тренировку, и Итачи, который повел себя как истинный джентльмен. И особенное спасибо Наруто, который был главной причиной того, почему я не могу близко дружить со всеми вышеперечисленными — с сарказмом отмечаю я. Снова кидаю камень в воду. Нельзя винить Наруто в моей трусости и слабости. С этой мыслью я еще полчаса меланхолично пялюсь на воду, прежде чем собраться и пойти прогуляться по улицам Конохи. Решаю себя немного побаловать и покупаю себе данго. С интересом осматриваю каждую лавку и еле скрываю радостные визги, когда вижу не обращающих на меня внимание Какаши или Шисуи. Интересно, доведется ли мне контактировать с ними? Повезло ведь, что застала их в тот момент, когда они не были на миссии. Смотрю в свой кошелек и убеждаю себя воздержаться от похода Ичираку Рамен. Пусть лапша там и дешевая, по сравнению с моим бюджетом цены там могут считаться нешуточными. Слоняюсь по Конохе без дела, снова иду на полигон, медитирую, и решаю таки возвратиться в приют. Если каждый мой день в Конохе будет таким, я скорее помру со скуки, чем от рук какого-то нукенина. И это не могло не радовать. Бегу, выставив руки назад, точно настоящий ниндзя по улицам Конохи. Там же, где я утром пересеклась взглядами с Наруто, остановилась, обнаружив для себя некий сюрприз в виде Наруто, сидящего на том же месте, что и утром. Наруто встал и гордо скрестил руки на груди: — Томатоголовая, даттебайо! Он ткнул в меня пальцем: — Ты за мной следишь! Я нахмурилась. Блин, ничего не слышу… Что он говорит? А… Теперь поняла. Мысленно извинившись за шум перед засыпающими жителями Деревни, я сдержала ухмылку и приставила ладонь к уху: — Чего-о-о? Наруто повторил все свои прежние слова в точности. Попытался. — Томатоголовая, ты за мной следишь, даттебайо! Когда я перевёрнуто поджала губы и пожала плечами, Наруто окончательно растерял весь свой пыл. Он жестом показал мне оставаться на месте, спустился с горы, чуть не упав, и направился ко мне. Я стояла на месте и рассматривала звездное небо, облокотившись на стену случайного здания. Спустя десять минут Наруто таки добрался до меня. Он начинает говорить со мной в недовольном тоне, благо, прежние сердитые интонации к нему так и не возвращаются. Он уже сам не понимает, что к чему, потерявшись в смысле конфликта, который он же сам и раздул: — Ты за мной следишь? Я фыркаю: — Делать мне нечего. — Тогда объясняйся, — буркнул Наруто с поручительной интонацией. Хитрый лис. — По утрам я тренируюсь и возвращаюсь только поздно вечером. За кой кьюби мне следить за тобой? — Сделав акцент на последнем слове, я корчу кислую гримасу и отворачиваю голову от Наруто. Отчитываться перед пятилетним Наруто мне еще не приходилось. — Тренируешься? — Наруто рассмеялся. — Ты же мелкая! Судя по тому, как мне вмиг становится чуточку обидно и как резко я начинаю выходить из себя, скоро процесс деградации подойдет к концу. — На себя лучше посмотри. — Горделиво приосаниваюсь и упираю руки в боки. — Я тебя одной рукой уложу и даже не почувствую. Просто пробовать не буду — не хочу напрягаться ради такого, как ты, так и знай! Резкая глухая боль в области макушки заставляет меня схватиться за голову, вжавшуюся в плечи. Наруто ойкает и потирает ушибленное место. Мы резко заносим друг на друга кулаки, пока тут же над нашими головами не раздается строгий голос: — Баста баловаться. На дворе ночь. — Итачи-сан… Я все еще держу ладони на своей макушке и пораженно смотрю на Итачи. И сразу в сердцах на Наруто. — Это из-за тебя нас поколотили, томатоголовая! — Сейчас я тебе поколочу! — Я угрожающе показываю Наруто. Он вздрагивает, но мне не хочется смеяться. Он как и я был тем человеком, которых пугал каждый лишний звук, резкое движение или иногда громкий смех. Странно, ведь по натуре мы были полностью такими же: буйными и резвыми. Хотя, учитывая, что Наруто зачастую лишь притворяется, а я вовсе из-за пережитого стресса больше не веду себя так активно как раньше, с легкостью могу сопоставить причинно-следственную связь. Вдобавок ко всему, было бы странно, если бы ребенок, переживающий травлю как моральную, так и физическую, не боялся бы собственной тени. Я продолжаю, насупившись: — Если бы ты не орал — нас бы не поймали. Скажи спасибо, что нас остановил такой порядочный и вежливый человек, как Итачи-сан, и тебе не придется ходить на исправительные работы до конца лета. Итачи молчал, пока мы пререкались друг с другом. Когда настала тишина и на ее фоне были слышны наши агрессивные ругательства друг про друга себе под нос, Итачи спокойно начал говорить: — Комендантский час уже прошел. Почему вы не в приюте? Мы с Наруто тут же переглядываемся. Придется действовать сообща: никто из нас не хочет приходить в приют после отбоя, ведь тогда придется нести наказание в полной мере. — Я… я отпросила нас на ночевку, — неуверенно мямлю и замолкаю под впечатывающим в землю взглядом Итачи. Он улыбается, сразу раскусив наш обман. — Неужели? И к кому же? Я поняла, что он понял, вот только Наруто не понял вообще ничего, а поэтому продолжил гнуть свою линию, пока я мысленно терялась: радоваться ли за то, какой Наруто упорный или испытывать стыд за такое откровенное вранье перед Итачи. — Как к кому? Мы решили тренироваться ночь напролет! — Наруто звучит на удивление уверенно. Обычно детей расколоть намного проще: они легко теряют логически цепи и последовательную связь в своих историях, в то время как Наруто не только продолжает напирать на своем, но еще и держится молодцом, на ходу помня каждую придуманную собой подробность. — У реки! — Запинаясь, добавляю я. Итачи смотрит сначала на меня, после на Наруто и, положив руки нам на головы, заключает: — Могу ли я осведомиться об этом у Кумико-сан? Я не смогу спать спокойно, зная, что по улицам Конохи разгуливают два дошкольника. Вы ровесники моего младшего брата и кому, как не мне, знать с какими проблемами могут столкнуться дети одни. Я уж было хочу начать отнекиваться, как Наруто тут же выдает: — Не надо лишний раз тревожить Кумико-сан! Сейчас она, должно быть, спит. Днем я не смогу тренироваться, потому что днем Мисаки будет медитировать, а ее в этом состоянии тревожить никак нельзя. Это единственный шанс, когда мы сможем потренироваться вместе. А вообще, Наруто и швец, и жнец, и на дуде игрец — и выдумщик, и фантазер, и рассказчик. Я хмыкаю, и, ловя на себе любопытный взгляд Итачи, маскирую смешок в кашель, прикрывая рот кулаком. — Наруто прав. Тем более, мне нельзя сейчас в приют. Если бодрствующие дети увидят, что мы с Наруто пришли после отбоя вместе, они могут распустить слухи, будто я дружу с Наруто. Я спешу исправиться: — Ведь я дружу с ним, но никто не должен узнать, — в подтверждение серьезности сказанных мной слов, мое лицо принимает устрашающе холодное выражение лица на манер Учих. Наруто также остается моим самым любимым персонажем. Только персонажем, ибо как человека я его так и не знаю. Я хочу, чтобы наша вражда была видна невооруженным взглядом и выглядела правдоподобно, но в глубине души меня берет страх того, что однажды я поверю в свою «игру» и больше не смогу отличать свои чувства от чувств «актрисы массовки». Наруто также остается предельно серьезен. С прищуренными глазами (единственное, что выдавало в нас неприязнь друг к другу), мы шаг за шагом пододвигались друг к другу. Со всего размаху обхватив шею Наруто в дружеском объятии, я уперла другую руку в бок и, игнорируя шипящего Наруто, улыбнулась Итачи: — Мы можем идти, Итачи-сан? Итачи, прежде молчаливо наблюдающий за нашей сценкой, прикрывает глаза и расслабленно подносит большой и указательный палец к нижней губе, о чем-то думая. Когда мышцы моего улыбающегося рта уже начинают болеть и улыбка, соответственно, дрожать, а Наруто еле стоит в таком унизительном для него положении, Итачи наконец отвечает: — Я никому не доложу. Мы с Наруто облегченно и незаметно выдохнули. — Только при условии, что через неделю вы должны будете показать мне, чему научились за эти ночи. В противном случае, мне придется рассказать вашей заведующей. «Только не Кумико-сан!» — я уловила мысли Наруто и была полностью с ним согласна. Но я не могла тренироваться вместе с Наруто! Как же быть… Мой светлый ум посетила не менее светлая идея тренировать Наруто усидчивости с помощью моих медитаций. Также мы можем заниматься теми физическими упражнениями, для исполнения которых не требуется чакра. — Конечно, Итачи-сан, — в стиле «обижаете!» выдала я тоном самим собой разумеющимся и слегка поклонилась. — Спасибо и спокойной ночи. Наруто остался глупо втыкать, поэтому я одним движением ладони заставляю его поклониться тоже. Итачи добродушно пожелал нам удачи и исчез в облаке шуншина. Мы простояли в позе уважения еще пары секунд, прежде чем Наруто принялся кричать на меня шепотом: — Я не планировал ночевать на улице, даттебайо! — Я тоже не в восторге, знаешь ли. Если из-за тебя у меня будут проблемы, тяжело придется тебе, так и знай! Мы смотрим друг на друга недовольно еще секунд пять, прежде чем я сердито шепчу: «Пойдем» и мы направляемся в сторону полигона. *       По приходу на полигон, Наруто сваливается на землю и заявляет, что ничего делать не собирается. После того, как я передернула все пряди его волос, нос и уши, он таки соглашается на распорядок, предложенный мной: сначала медитируем, потом отдыхаем. На следующий день сначала тренируемся, потом отдыхаем. И так практики, сменяя друг друга, сделают Наруто не слишком сильным и при этом подготовят к предстоящим нагрузкам в будущем. Это — идеальный баланс. — Скажи спасибо, что я трачу на тебя свое время, — выплевывая я, присаживаясь на землю, и скрещиваю ноги. Наруто повторяет мои движения. Глаза закрыты. Дыхание глубокое. Ничто не может меня отвлечь: ни стрекот сверчков, ни изредка раздающийся шорох листвы. Ничто, кроме изнывающего Наруто. — Как мне вообще помогут твои медитации? Я отвечаю спокойно и продолжаю дышать глубоко: — Лично мне это помогает оставаться спокойной и не выходить из себя даже в присутствии таких недоумков, как ты. Наруто сердится, грозится встать и подраться со мной, но после что-то бубнит о моей половой принадлежности и в кои-то веки замолкает. После моих емких объяснений принципа работы практики, направленной на сосредоточение чакры и повышение концентрации, Наруто шокировано молчит и чешет макушку. — И как я пойму, что у меня всё получилось? — Более спокойно, но все еще с детским нетерпением спрашивает Наруто. — Легко, — делаю паузу. — Ты это почувствуешь. Он вопросительно мычит. Я сдаюсь и, выдыхая весь кислород из легких, горблюсь. Рикудо саннин, дайте мне сил! Открываю глаза и смотрю на Наруто. В одно мгновение он стал сосредоточен на практике, а сейчас уже не замечает моих метаний. Спустя минуту тишины и громкого молчания между нами, я решаюсь подать голос: — Как ты узнал о моих медитациях? Несмотря на наши напряженные отношения, сейчас Наруто, полностью сосредоточенный на выполнении своей практики, отвечает мне непривычно равнодушно. — Мне нечего делать, а ты в последнее время постоянно мелькаешь перед глазами. Вот я и решил посмотреть, чем ты там обычно занимаешься. — Как неприлично, — без всякого эмоционального окраса кидаю я, поочередно выдергивая травинки из земли. Не хочу сейчас медитировать. Хочу болтать с Наруто также свободно, как с Сакурой. В конце концов, мы ведь всего лишь дети и даже не школьники! Но я знала, что если мой плот даст течь, я не смогу избавиться от искушения и поведусь на провокации судьбы. Вопреки всему, сеанс нашего молчания прерываю не нетерпеливая я, а Наруто. Он все еще сидит с закрытыми глазами и ровно дышит. Интересно, получается ли у него ощущать чакру внутри себя также, как это получается у меня? Судя по его серьезности, думаю да. — Как тебе живется в приюте? — Дети глупые. — «Дети жестокие.» — Воспитательницы наглые и жадные. Если не брать в расчет приют и твою вечно маячащую передо мной рожицу, всё вполне себе славно. — Я рад. Я непонимающе смотрю на Наруто. — Я рад, что я не один такой неудачник. Улыбку, тронувшую его лицо, я не увижу, потому что все еще буду устало выдергивать травинки из земли. Улыбку? Черт. Я облажалась?