Мисаки Узумаки

      По утрам в морях воды тихие, ночами — дикие. Никто не мог предугадать, когда природа заставит напрячься путешественника, заблудшего в лесах джунглей или мудреца, возомнившего из себя властителя гор. Естество нашей земли дает то, что люди должны взять. И если оно мстит людям за то, что те считают себя венцами природы, справедливость в мире еще существует. Несправедливость — это неотъемлемая часть правды, чести и доблести. Также как добро не может сосуществовать без зла, тьма не может пускать свои корни в свет, пока она является недостаточно запятнанной тенью. Глубокий вдох, а с выдохом я ощущаю, как паутина чакры разливается по всему телу. От макушки головы плавно проходит сначала к одной точке, потом, томно и своевременно задерживаясь, переходит к другой. Чакра наполняет меня силой. Аккуратно… Выдыхаю. Сердце качает кровь на протяжении всей жизни человека до тех пор, пока он не погибнет. Шиноби должен слиться со своей душой, разумом и телом, чтобы посягнуть на успех. Триста шестьдесят одна точка тенкецу всегда. Одно право на ошибку в бою в будущем. Неопределенное количество времени для тренировок сейчас. Чакра должна быть стабильна постоянно, особенно, когда ниндзя начеку, а ниндзя всегда должен быть осторожен и осмотрителен. Но я и не ниндзя. Кровь окропляет почву и цветы, бедные ромашки тонут в запахе железа, от которого стоит тошнотворный ком в горле, и подозревают, что это не вода; когда с неба ссыплется порох, медведи не впадают в спячки, понимая, что это не снег. Я пытаюсь влиться в этот мир, тренируясь и приспосабливаясь… и ничего не понимаю. Порыв ветра сдул лист с моего лба. Я встала с места, решая, что это означает конец практики концентрации внимания. На протяжении часа я пыталась влить чакру в лист на своей голове. Таким образом, неусидчивая я все-таки смогла открыть в себе такой навык, как сосредоточение и внимательность. Почти все время, правда, мою голову забивали тревожные мысли. Я не пыталась ограничить их или снова начать уверять себя в том, что всё будет хорошо — ведь я знала как никто другой, что обещания, данные себе, сдерживать всегда было сложнее всего. Поток моих мыслей направил меня в верное русло, и уже спустя сорока минут медитации я вошла в состояние некоего дзена. Полный покой. Обычное состояние умиротворенности среди шума, гама и суеты стало чем-то сродни награды. Тихой гаванью с сегодняшнего дня для меня стали тренировки. Когда я освою основы и выучу теоретическую базу, можно будет приступить к метанию снарядов, после — тайдзюцу, а одновременно с этим — ирьениндзюцу. В Экзамене на звание Чунина я участвовать не собиралась ни при каких условиях. Уж не знаю, заставят ли меня и как кто-то может это сделать, но моя позиция крепка и категорична. На рассвете я проснулась раньше всех и пришла сюда. Обратно приду ровно к комендантскому часу — я никак не хотела связываться ни с детьми из приюта, ни с Наруто. Однако я не могла постоянно проводить время в своеобразном вакууме: это как минимум глупо. Хотя, если тратить все время и силы на тренировки, смысла в моей плачевной ситуации становилось больше. Проблема только в том, что мне до смерти лень тренироваться часами напролет. Я свалилась на траву той позой, что уже успела полюбиться мне за эти два дня. Звездой лежать удобно. Ветер приятно холодит тело, и глазами открывается прекрасный вид на голубое небо над собой. Чувствую, человек, с которым я могла бы подружиться — это Шикамару. И Чоджи, ведь я тоже люблю поесть. Если так посмотреть, они действительно вобрали в себя самые любимые любому человеку вещи: есть и спать. Чертовы гении. Моя ладонь потянулась к небу и принялась водить по тому, словно по водной глади. Будь здесь люди, я бы постеснялась вести себя так… открыто. Мне все еще нужно время, чтобы принять мою новую реальность. Одуванчики приятно щекочат шею. Когда я беззаботно лежу вот так, мои воспоминания возвращают меня к прошлой жизни. Я напрягла и резко расслабила ладонь, чтобы вспомнить, что всё со мной происходящее взаправду, а не сон. Мои ужасные опасения подтвердились. Я забываю всё больше и больше. И я ужасно боюсь этого процесса. Ты видишь, как крадут дорогие твоему сердцу вещи, но ничего не можешь с этим поделать. Я связана по рукам и ногам. Присутствие родных для меня людей в прошлом, а будущего здесь для нет. Я постепенно теряю всё, чего успела достичь за мою прошедшую прошлую жизнь и не имею права на воссоздание новых воспоминаний. Есть ли смысл жить во второй раз? Может, руки на себя наложить? Я думала об этом без доли негатива. Сейчас я спокойна, но потеряна. Я тоскую и чувствую дыру в своем сердце, которую продувает холодный ветер — те же ощущения, как когда я умирала под открытым небом, а на мое тело падали снежинки. Тот холод был мне близок и воздух, которым я дышала, изрядно приелся к моей коже в виде автомобильных выбросов и прочей городской дряни. В Конохе тепло. Это тепло обманчиво. В мире ниндзя, по крайней мере, в этом, тепло рук любимого человека и семьи в одночасье сменяется жаром чужой крови на своей коже. И это разве жизнь? Порочный круг ненависти. Бездумный животные, убивающие друг друга, прикрывая это целями о спасении деревни или сохранении баланса. Я нащупала рукой кунай и приставила его к небу, прищуриваясь одним глазом. Чего стоит жизнь? Одного утопленного в тазике котенка или братская могила? Мягкая кровать, запах пота, крови и слез? Пост Хокаге? Звание джонина? Власть? Безумство. Я бездумно верчу острием куная на фоне безоблачного неба, втыкая его то туда, то сюда, словно в квест-игре. Люди хоть представляют, что можно жить без кровопролитий? Я не буду сравнивать мой мир и этот, ведь, если в моем мире баланс был более ощутим, этот мир представляет из себя сеть запутанных в своих же рамках закона, морали и долга заповедей шиноби. Если бы был человек, способный наконец остановить эту гребаную систему перерождений Индры и Ашуры в лице Саске и Наруто, все было бы гораздо проще. Здешние люди просто привыкли к витающему запаху крови в воздухе, привыкли жить с чувством страха и страхом любить. Получается, не такая уж я и чудачка. Может, даже полностью пустая и похожая на сотни других таких же мелких мечтателей. Вот только где они все? Трусы. Как и я. Эм… Это загоняет меня в тупик. Я слабо кидаю кунай в случайную сторону от себя и запястьем прикрываю глаза от солнечного света. — Эй! Это было больно. Я испуганно дергаюсь и резко подскакиваю на месте, смотря на источник звука. Передо мной стоял незнакомый мне мальчик. Его румяные щеки смотрелись донельзя гармонично на фоне бездонных черных глаз и таких же темных блестящих волос, выделяющихся на контрасте с белоснежной кожей, точно как на полотне. У меня даже зарябило в глазах от резкого различия цветов в виде природного яркого зеленого и голубого и, внезапно, чуть ли не черно-белого. Я почти ощутила, как искра тока пробила мое сознание насквозь, и понимание ударило по мне громом посреди ясного неба. Передо мной стоял Учиха. Учиха Саске. Господи, помилуй! Что-ж, убегать от него было бы странно и глупо, а еще мне лень двигать ногами слишком быстро, поэтому я небрежно потираю шею в такой манере, будто это в меня только что прилетело оружие, а не в ничем неповинного Саске. Я чешу ухо мизинцем, хмурю брови и всё это с закрытыми глазами. Не так я себе представляла встречу с одним из моих самых главных 2D фаворитов. Видимо, медитация и бездумное лежание на траве на солнышке так сильно меня разморили, что сейчас мне было лень даже разлеплять веки. — А, да. Прости, я случайно. Саске накуксился: — И всё? Раздражение начинало закрадываться в моем, до этого спокойном, состоянии. Саске ворвался в мою идиллию. А еще мне не нравились такие грубияны, как Саске, но он в манге и аниме он был красавчиком, что не могло не подкупать. Отрицать то, что я — сорока, которая кидается на все блестящее и красивое, пустая трата времени. Интересно, если бы Данзо был помоложе, я бы смогла записать его в список своих любимчиков? Я похихикала такой абсурдной мысли. Со стороны это выглядело… зловеще. — Э…Эй! Над чем ты смеешься?! — Он, видимо, почувствовал себя глупым в моменте. Прости, Саске. — Не бери в голову, — я махнула ладонью, на что Саске хотел было ответить, но я продолжила уже с более дружелюбной интонацией: — Моих извинений было недостаточно? Ответив положительно, Саске выставит себя излишне высокомерно, а он, вопреки первому впечатлению, таким не является. Ответит отрицательно, Саске так и не утешит свое хрупкое детское мальчишеское эго. Мы оба молчим. Что-ж, мне позже еще притворяться, что он мне нравится, поэтому стоит пойти на компромисс. Справедливости ради, извинения я приношу от всего сердца, ибо сама понимаю, как легко можно поранить не то, чтобы ребенка, а в принципе человека, таким опасным оружием, как кунай. И пусть он не заточен, ответственность за произошедшее полностью лежит на мне. — Прошу прощения за то, что я чуть не поранила тебя. Я сделала это ненарочно. Впредь я буду внимательнее, — поклонившись головой, я мягко улыбаюсь. — Но и ты тоже должен быть начеку в таких местах, как это, — намекаю на то, что таких случайностей можно было ожидать на полигоне — месте, где творятся разные опасные вещи и проводятся тренировки высокоранговых техник. Чтобы окончательно разрядить обстановку, я заканчиваю свою короткую речь маленьким шутливым примечанием и тихо посмеиваюсь: — Иначе потом проблем не оберешься залечивать каждую царапину. Саске не может долго дуться на незнакомого для него человека (это было бы очень неприлично!) — Я принимаю твои извинения. …Поэтому он резко вытянул ладонь для рукопожатия перед собой: — Учиха Саске. Я удивленно перевожу взгляд то на протянутую мне руку, то на лицо Саске. — Мисаки Узумаки, — я пожимаю его ладонь. Пусть мы еще и дети, рукопожатие выходит поистине крепким. Когда наши ладони размыкаются, я уж было собираюсь уйти, но Саске решает продолжить разговор. — Не думай, что мы сразу стали друзьями. И не надо за мной бегать, — он супится и дует губы, хмыкая. Я и вправду удивляюсь, но придаю своей реакции больше печальной экспрессии: — Вот значит как. Я слышала, что с тобой сложно подружиться. Он водит бровью и неверяще поглядывает на меня подозрительным взглядом: — Как ты могла слышать что-то обо мне? Ты же не можешь заходить в квартал моего клана. Я пожимаю плечами: — По всей Конохе ходят слухи о мальчишке, сердце которого девочки бронируют на будущее и о его божественной силе. Я ожидаю смущения со стороны Саске и его последующего ретирования, однако ожидаемого мной не происходит и он вмиг осветляется: — Ты перепутала меня с моим братом. В его словах нет зависти, соперничества или огорчения. Всё, что я вижу перед собой — чистое и невинное восхищение близким Саске человеком. Это чувство благоговения и называется настоящей и искренней любовью. Я знала, что Саске безмерно ценит и уважает Итачи, а сейчас в полную меру в этом убеждаюсь. Боюсь представить, что испытает Саске резни клана Учиха во главе своего дорого обожаемого старшего брата. Сложно поверить в то, что тот, кто видит отраду в родном человеке, искренне и от души, надрывая живот, смеется лишь над его шутками и только его присутствие ему бесконечно интересно, однажды возненавидит предмет своего платонического воздыхания. Я понимала эти чувства и помнила своего брата из той жизни. Сердце заныло тоской. Из памяти стерлось его лицо и имя, а эмоции и воспоминания чувств остались при мне. Они всегда будут собой. В районе груди разливался стыд за то, что мне не под силам удержать при себе образы о ранее дорогих моему сердцу людях. Как они там? Сильно страдают оттого, что потеряли меня? Как там родители и друзья? Мой верный пес? Лучше бы поскорее забыть, чем помнить так. Я прошу судьбу только о том, чтобы та перестала мучать и насиловать мою душу. Нужно вернуться к медитации как можно скорее. Продолжу в таком же неутешительном духе — физически упущу землю из-под ног. Я подняла голову и увидела незапятнанное горем выражение лица Саске. Черт возьми. Как и всегда спустя пару секунд я думаю, что мне кажется, но с каждой десятой секундой нарастающий дождь всё увеличивается, поэтому я быстро принимаюсь собирать свои скудные запасы оружия в руки и параллельно с этим провожу ладонью по слипшимся от влаги волосам. Саске в это время удивленно смотрит на небо, а после на меня. — Мне пора идти. Не хочу простудиться. Увидимся, Мисаки! — Саске машет мне ладонью и быстро убегает в сторону деревни. — А…? П-пока! В попытке и встать, чтобы попрощаться с Саске, что бесполезно, так как тот слинял очень быстро и одновременно с этим с попытками удержать все оружие в своих руках, у меня не получилось ни то ни другое. Оружие вываливается из моих рук, пока я рассеянно пытаюсь придержать его то локтем, то коленом. Попытки тщетны: я промокла до нитки, поэтому нет смысла спешить. Поэтому я снова ложусь в привычную мне позу, ощущая каждую каплю дождя на своем лице и теле. Я полежу так минут пять от силы, — обещаю самой себе. Саске прав — о своем здоровье нужно заботиться, но я лишь восполняю те моменты покоя, который Саске у меня невольно украл. Вдали разносятся раскаты грома. Я лежу секунд десять, прежде чем осознаю, что капли дождя не попадают на мое лицо и туловище. Значит, дождь кончился? Но ноги до сих пор чувствует мелкие удары ливня. Открываю глаза и вижу перед собой темное нечто. Зонт? Кто? Где? Чуть запрокидываю голову назад и вижу парня. Я встаю, чтобы подробно разглядеть неравнодушного и вижу такие же острые черты лица, как и у Саске, узкие прищуренные в улыбке глаза и глубокие синяки под глазами. Итачи? Встретить его в этой жизни было довольно странно. Величие и изящество, присущее клану Учиха, выделялось через его ровную по струне осанку, расслабленные плечи и всё тело. При том, что я не ощущаю ни капли враждебности от Итачи, я ясно на подсознательном уровне чувствую пробуждение страха и на уровне сознательном — уважение. Энергия Итачи ни с чем несравнима. Он был тем самым человеком, к которому все люди тянутся, как к магниту. Он не успел сказать ни слова, а я уже вижу животную харизму и силу подростка, стоящего передо мной. Я открываю рот, словно выброшенная на берег рыба и не могу вымолвить ничего, кроме нечленораздельных тихих звуков. Несмотря на мой буйный характер (что не очень-то заметно, пока я пребываю в мире Наруто) и открытую способность коммуницировать и находить общий язык с кем-угодно, я теряюсь при виде Итачи и не могу это в себе побороть. Если Хината находится в таком состоянии постоянно, мне по человечески ее жаль. — Саске воспитанный мальчик, однако категорично не любит мокнуть. — Итачи чуть склонил голову и улыбнулся, прикрывая глаза. — Прости его. — А… — Мой взгляд пересекается с глубоким взором Итачи, и я быстро отвожу глаза себе под ноги, будучи смущенной. — Всё в порядке. Спасибо за столь добрый жест. — Я поклонилась, и Итачи улыбнулся пуще прежнего: — Мой долг как человека старше тебя и как шиноби Деревни Листа помогать нуждающимся. Он чуть наклонился корпусом влево и посмотрел мне за спину на оружие, валяющееся на земле. — Железо, как и все мы, легко поддается коррозии. — Он быстро объяснился. — Не советую позволять оружию долгое время находиться под влиянием влаги, если не хочешь, чтобы оно заржавело. Тон Итачи не нес в себе укор или строгое замечание. Слова не имели цели пристыдить меня, и от этого становилось еще более неудобно. Я сконфуженно кивнула, поджимая губы. — Часто ты так? — Поинтересовался он. — А…? Итачи терпеливо пояснил: — Лежишь под дождем на траве. В последнее время ведь льет как из ведра. Я обернулась и снова взглянула на оружие. Понятно, к чему был этот вопрос. Все снаряды из свитка, украденным Наруто, как я поняла ранее, непригодны для использования. И вдобавок к тому, что они тупые, они еще и ржавые — это легко заметно невооруженным взглядом. Итачи мог бы подумать, что я часто так халатно отношусь к себе, лежа под ливнями целыми днями, и к оружию, которое заставляю чувствовать чудеса природной стихии вместе со мной, и оно так потрепано потому, что я усердно тренируюсь. — Нет, не часто. Я всего пару дней здесь живу. Молчим. — Не на поляне, конечно, а в приюте, — я неловко большим пальцем показываю себе за спину. — Уже успела обзавестись личным арсеналом… Я поспешно перебиваю: — Мне друг подарил! Итачи добро хмыкает. По крыше зонта всё еще тарабанит дождь. Я уверена в том, что Итачи уже знает мое имя и всю информацию обо мне как приближенный к полиции и к конфиденциальным данным здешних жителей. — Ясно. Ты усердно занимаешься тренировками, ведь так? — С какой стороны посмотреть, — чешу щеку пальцем и пытаюсь сформулировать свои слипшиеся в ком мысли. — Больше нет, чем да. Парень кивает своим мыслям, протягивает рукоять зонта мне в руки и улыбается: — Возьми. Следи внимательно за своими вещами и будь осторожна к себе, чтобы вырасти сильным ниндзя, — его воспитательный тон звучит очень по-доброму. Как же, однако, Саске повезло со старшим братом. И как же не повезло мне познакомиться с ними двумя. В момент, когда Итачи протянул мне зонт, я вздрогнула, вспомнив, как пораженный Итачи тянется двумя пальцами ко лбу морально и чуть ли не физически убитому младшему брату, и скоропостижно умирает после. Это живые люди, а не шаблонные герои ситкомов или черно-белые лица, заштрихованные чернилами. Червь сомнения поселился во мне и начал мучать мою итак неуверенную душу. Ко мне начали закрадываться глупые мимолетные мысли — глупые, глупые и еще раз глупые — вдалбливаю в голову каждый раз с пущей силой. Каждая из этих мыслей гласила, что я могу попробовать спасти клан Учиха, что я могу не позволить погибнуть Итачи в будущем и избежать печальных последствий скрытого правления Данзо. Рикудо ведь не просто так выбрал именно меня и не просто так наделил меня силой, кланом и потенциалом… Я не могу стоять в стороне из-за своего страха и лени, пока жизнь или ее остатки бьют ключом. Чем больше я старалась согнать со своего сознания липкую тревогу, тем больше она возвращалась ко мне и не давала покоя. Я уверена, в клане Учиха уже мало по малу начинались революционные настроения, потушить которые будет мне явно не по силам. Или по силам? Я не знаю. Мурашки пробирают всё мое тело. Прежде чем Итачи хочет исчезнуть в облаке шуншина, я суетливо подрываюсь и осторожно произношу свой вопрос: — Могу ли я узнать, как вас зовут? Я держу в руках зонт, и из-за нашей разницы в возрасте плотная черная ткань упирается в голову Итачи. Пусть ему неудобно, виду он не подает. — Итачи Учиха. А ты… — Мисаки Узумаки. И я выпаливаю с закрытыми глазами на одном дыхании свои благодарственные слова: — Спасибо за то, что потратили свое время, чтобы помочь мне, Итачи-сан! — Я тут же низко кланяюсь. Итачи мнется как карточный домик под зонтом, про который я благополучно забываю и пораженно гулко посмеивается, придерживая ребра зонта руками, чтобы выбраться из сгорбленного положения: — Рад помочь, Мисаки. Я открываю глаза, вижу эту картину и извиняюсь: «Простите, ради бога!» При этом продолжаю кланяться и стукать бедного Итачи зонтом по голове. Он мог бы уйти, если бы я не поставила его врасплох. Итачи никогда не оказывался в такой глупой ситуации, а я никогда не был так близок к провалу. Смекнув, что к чему, я в считанные секунды подняла зонт над собой. Моя грудная клетка возвысилась, а дыхание сперло от подступающего смеха вперемешку со стыдом. Я крепко вцепилась в рукоять зонта двумя ладонями и, задрав голову, тяжело вздохнула, давя порывы эмоций. Мои губы сжались и, я уверена, были волнообразны в тот момент, пока Итачи, неловко улыбаясь, таки попрощался со мной взмахом ладони. Когда он испарился на месте, я простояла так еще пару секунд, прежде чем звонко расхохоталась, хватаясь за живот. Этой же ночью я, засыпая, вспомнила произошедшее и пыталась сдержать в себе неимоверную прыть смеха. Как можно было так облажаться перед главным гением Конохи?