Шоу ужасов Эрика Картмана

      – Жиртрест, ты опять?!       – Закройся, жидяра!       Обитателей замка разбудили ставшие уже привычными крики в ночи. Практически каждую минуту, что Брофловски находился в доме рядом с Эриком, они лаялись между собой из-за растущего с каждым днём напряжения, и, чёрт побери, это было очень громко. Кенни застонал и сунул голову под подушку. Баттерс в соседней комнате решил, что сейчас самое время послушать успокаивающую весёлую музыку.       – Пососи мои яйца, Кайл, потому что ты не прав, – с нежной ненавистью в голосе проворковал Картман, сверля взглядом наглый рыжий нос с веснушками.       – Ты так этого хочешь? Так давай их сюда, – раздражённый рыжий парень, уже в сотый раз слыша эту фразу, наклонился вдруг и схватил Эрика прямёхонько за яйца своими длинными пальцами, слегка их сжав. Удивительно, но противно ему почему-то не было, хотя он всегда так напоказ выставлял своё отвращение к «другу». Было другое, такое странное чувство в груди... Картман же на несколько секунд замер: мозг отключился, зато включилось кое-что другое. Реакция его организма была практически мгновенной, и жиртрест молился всем известным богам, чтобы чёртов еврей не заметил ничего, потому что такого молниеносного стояка тот ещё в жизни не получал, даже дроча на свой светлый образ.       – Да пошёл ты, поц!! – Эрик заорал не своим голосом, с размаху ударил по руке Кайла и вылетел из комнаты, убегая и сразу же запираясь в своём кабинете. Хотелось убивать, но передёрнуть было важнее. И обязательно представляя, что это тонкие еврейские пальчики обхватывают его...       – Блядь!       Хватило и двух минут.       Брофловски же в это время икнул, повалился на кресло и затрясся в приступе беззвучного смеха, потирая ударенную руку. Картман ещё никогда не был настолько похож на помидор – ну правда, один в один, – и никогда не был так смешон, думая, что никто ничего не замечает.

***

      В одну позднюю ночь, когда на улице дул до костей пронизывающий ветер, один еврей по имени Кайл Брофловски врезался на мотоцикле в небольшой дуб неподалёку от огромного готического замка. Как выяснится через год, место, видимо, было проклятое.       На счастье пострадавшего, из круглосуточного маркета с заказом для Картмана как раз ехал Кенни, который, по доброте своей душевной, весьма оперативненько подобрал Кайла, привёз его в замок, максимально незаметно затащил к себе в комнату, уложил бессознательного парня на свою кровать, достал всё необходимое из аптечки и принялся его спасать. Он умело обработал рану на голове незнакомца (ещё бы, уже натренировался на самом себе), для чего пришлось снять потрёпанную зелёную шапку, перевязал её и молчаливо восхитился медного цвета кудряшками, беря тонкие руки в свои и вытирая кровь с костяшек. Кенни взглянул на лицо парня, оглядел тонкий нос с горбинкой, россыпь веснушек и сухие бледные губы: рыжик был вполне в его вкусе. О, как же он надеялся, что Картман ничего не узнает...       – Эй, Кенни, купил пожрать?!       Блядь.       Дверь парень закрыть не успел, а кинулся к ней уже слишком поздно. Послышались тяжёлые шаги, и она распахнулась, впуская в комнату хозяина замка. Маккормик встал на полпути, очаровательно и невинно улыбаясь и сверкая щербинкой между передних зубов. Получать какие-либо увечья в эту чудную ночь не хотелось, но будь, что будет.       – Ты своих педиков теперь сюда таскать будешь? – Эрик, только зайдя в комнату, злобно зашипел, глядя на длинного рыжего незнакомца на кровати Маккормика.       – Да успокойся, этот чувак влетел на мотоцикле в дерево тут... – начал лепетать блондин, пытаясь оправдать то ли себя, то ли Кайла, но его грубо перебили.       – И я, блядь, тебе должен верить? Он же выглядит, как сучка! Просыпаемся и выметаемся! – Картман, пышущий злобой, обратился теперь уже к парню на кровати, тряся его за плечо. Тот замычал, мило сморщил нос, как отметил Кенни, и приоткрыл глаза, хмурясь.       – Отъебись... – пробормотал он, и Картман замер, поражённый. Чтобы ему какая-то шваль говорила такие слова?!       – Ты... Пошёл из моего дома!! – бешено заорал он, указывая пальцем на дверь и тряся бедного Кайла за грудки.       – Жиртрест, прекрати, башка болит...       Кенни тихо хрюкал в уголке и думал, что его хватит инфаркт от сдерживаемого веселья. Впрочем, он предпочёл бы ещё раз сдохнуть от смеха, чем пропустить такое зрелище.       Картман же от шока даже слова сказать не мог – стоял и хватал ртом воздух, как те огромные жирные карпы, что жили в пруду во дворе замка. Рыжая, потрёпанная шлюха мужского пола – а, судя по носу и волосам, ещё и жидовская шлюха – будет посылать его в его же собственном доме? Нет, вот уж хрен.       Хлоп.       Голова Кайла мотнулась от резкой пощёчины.       Хлоп.       Эрик незамедлительно получил в ответ такой же звонкий удар по пухлой щеке.       Парень сидел на кровати и задиристо смотрел прояснившимися зелёными глазами в удивлённые карие глаза напротив, и чертенята в них так и пустились в пляс. Он столько лет стойко сносил удары судьбы, и сейчас плевать ему было на очередную пощёчину. Полный же парень стоял, приложив ладонь к щеке, на лице так и виднелась надпись «загрузка». Его, мать вашу, никто никогда не смел тронуть, а если и смел – получал сполна. Но почему-то, глядя на незнакомца перед собой, он вдруг понял, что тому была абсолютно безразлична его месть. И начинающее бушевать пламя невероятной ярости внутри вдруг за секунду угасло. Ведь если в мести нет смысла, если он не сможет слизывать сладкие слёзы страданий и видеть истинное отчаяние в этих глазах, то это ему не принесёт никакого удовольствия.       Картман недовольно, даже по-детски капризно скривил губы, плюнул под ноги и молча вылетел из комнаты, оглушительно хлопая дверью.       – Чел, я думал, он тебя убьёт... – с превеликим облегчением выдохнул Кенни, переводя дух, падая на кровать и закрывая лицо руками. – Я никогда его таким не видел.       – А кто это вообще? Он всем незнакомым людям вот так раздаёт по лицу? – Кайл усмехнулся, сел на кровати и поморщился, трогая бинт на своей голове; от происходивших пару минут назад бурных действий на нём выступила кровь. Голова кружилась, всё тело ломило, а разодранные колени и костяшки неприятно стягивало, от чего парня немного передёрнуло. «Легко отделался», – подумал он.       – И знакомым тоже, если его бесят. Ты забей, он тебя трогать больше не будет, – Маккормик говорил весело, глядя на незнакомца с прищуром, а потом придвинулся ближе, поднялся на руках и оказался с ним лицом к лицу. – Я Кенни, мистер Неизвестный, приятно познакомиться.       – А... Да, я Кайл, – он немного растерялся, но потом изобразил даже некое подобие улыбки и съехал обратно на подушки. – И я не гей. Ну, если что...       – Не парься, я тоже. Веснушки у тебя классные просто, – блондин улыбнулся и подмигнул, а затем поспешно схватил ватку и продолжил обрабатывать костяшки, чем опять смутил Кайла. Когда о нём последний раз кто-то заботился?       – Спасибо, – он вздохнул и прикрыл глаза. – Можно я у тебя задержусь, пока голова не пройдёт?       И Кайл задержался ещё на один день, потому что, ну, Картман же не будет сознательно давать сдохнуть человеку только из-за того, что он еврей, он же не совсем какая-то там мразь, как он оправдывался перед Кенни за своё великодушное дозволение оставить «чёртового жида». А потом ещё на один, потому что, как оказалось, его лодыжка была вывихнута. И ещё на один, и ещё...       Таких дней вышло триста девять.

***

      И сейчас, сидя в своём тускло освещённом кабинете у стола, закиданного использованными салфетками, Эрик задумчиво потягивал сигару и понимал, что где-то его жизнь пошла по пизде, раз такую расистскую сволочь, как он, потянуло на евреев, да ещё и рыжих. Но он его не любит, нет, ни за что в жизни он бы не влюбился в... это.       Да, всё верно, Картман ведь не умеет. Он никогда никого не любил.       Или это его не любили?       Тук-тук.       Парень вздрогнул, откинул странные для него мысли, быстро сгрёб улики своего «преступления» в мусорное ведро и поправил уже привычный ему костюм, сделав вид, что ничего не произошло.       – Чего там?!       Дверь распахнулась и в комнату зашёл Кайл; он был уже без своей привычной шапки, из-за чего волосы торчали и отливали золотом в тёплом свете, и, видимо, уже успокоился после приступа истерического хихиканья, потому что выглядел более-менее серьёзно.       – Ты извини, я немного перегнул сегодня, наверное... – он замялся у порога, но видя, что Картман не злится, уже увереннее прошёл в кабинет и присел на край тяжёлого дубового стола, как он делал всегда. И каждый раз Эрик грубо сталкивал его, потому что «тощей еврейской заднице не место на моём шикар-рном столе, шлимазл, сиди на полу». Но не сегодня.       – Ты меня оскорбил сегодня, Кайли. Твои жидовские ладошки прикоснулись к самому дорогому, что у меня есть. Как откупаться будешь? – нарочито небрежным тоном ответил на непрошенные извинения Эрик, не глядя на парня. Его рука, его длинные пальцы, которыми он держался за край стола; всё это напоминало о том, что произошло буквально несколько минут назад, и естественная реакция организма снова не заставила бы себя ждать. Картман затушил сигару в хрустальной пепельнице и закинул ногу на ногу. На всякий случай. От глаз Кайла же этот жест не ушёл.       – Но ты сам каждый раз говоришь, чтобы я отсосал твои яйца. Может, мне уже это сделать своим жидовским ртом? – слово «жидовским» он специально выделил издевательским тоном, но всё остальное было произнесено таким сладким, тягучим голосом, что по спине Картмана пробежались мурашки. Ситуация накалялась, и ему это не нравилось.       – Ты меня не возбуждаешь, – Эрик фыркнул презрительно, всё так же глядя то на стол, то на плотные шторы винного цвета, но воображение так услужливо подкидывало картинки, как этот блядский жидовский рот делает такие вещи, которых с Картманом ещё не осмеливался делать никто... Кайл вдруг ехидно улыбнулся, внезапно приблизился и чмокнул парня в полную щёку.       – До конца жизни своё лицо не отмоешь, поросёночек.       Эрик только почувствовал, как мягкие рыжие кудри и влажные горячие губы коснулись его лица, - и вот он уже грубо притягивает Кайла за ворот рубашки и жадно, влажно целует. Брофловски медлит, распахивает свои зелёные глазищи от неожиданности, хочет отстраниться, рассмеяться «другу» в лицо и назвать его педиком, но чёртово странное чувство в груди... Струна напряжения, копившаяся почти год, мгновенно лопается с первым страстным укусом за губу; Кайл оказывается на коленях Эрика, и они оба хватаются друг за друга, отчаянно и торопливо.       – Не кусайся, жиртрест...       – Заткнись, жидяра, иначе я тебя выебу...       Широкие ладони Эрика поднимаются по клетчатой рубашке на спине парня, властно сжимают шею сзади, хватают рыжие кудри и тянут, открывают доступ к тонкой шее, в которую он, оторвавшись от раскрасневшихся тонких губ, яростно впивается поцелуем-укусом. Кайл, которому доставляло неожиданное удовольствие сбивчиво целовать и обводить языком полные губы, вдруг стонет по-блядски томно, выгибается в пояснице так, что мышцы сводит, и царапает ногтями по дорогой ткани пиджака.       – Мудак, засос-то зачем... – сквозь зубы шипит он, но Эрик молчит, шумно дышит и ставит ещё одну яркую отметину, чувствуя, как под губами и хищно прикусывающими кожу зубами бьётся горячая жилка. «Моё». Руки Кайла в экстазе беспорядочно шарят, гладят, сжимают, расстёгивают ремень чужих брюк в жуткой спешке, потому что рука Картмана уже легла на выпуклость в джинсах рыжего.       – Тесно... – хрипловатый шёпот на самое ухо пробрал до костей. Картман подумал, что слишком быстро расстегнул джинсы, услышав, как хрустнула молния. А Кайл подумал, что сейчас ему плевать, что это были его любимые джинсы, потому что, когда мягкая ладонь грубо обхватила уже почти до боли твёрдый член под бельём, в голове остался только белый шум.       Сдержанный стон сквозь зубы, длинные пальцы Брофловски поспешно сжимают тяжёлый ствол и – обожеда – яйца Картмана, и парни оба рвутся навстречу друг к другу, прижимаясь так близко, как это только возможно, сплетая пальцы, двигая руками вместе, в одном ритме. И уже плевать, кто кого кусает в очередном рвущем крышу поцелуе, плевать, что Эрик снова и снова называет Кайла еврейской проституткой за то, что тот так сильно и нетерпеливо толкается в его руку, плевать, что они, вообще-то, друг друга ненавидят так, что порвать готовы. Картман от такой сильной ненависти хотел бы порвать этому рыжему уёбку очко, и теперь уже не метафорически. А если не порвать, то прилично растянуть. Кайл был бы не против.       Оргазм накрывает обоих бурной волной, и Картмана прорывает первым. Кайл роняет голову на плечо Эрика, дрожит и стонет-рычит сквозь зубы, льнёт до одури близко, изливаясь на чужую дорогущую рубашку, потому что сейчас можно. Потому что Эрик сам делает так, скрипя зубами, чтобы не издать ни звука, но всё равно испускает первый и единственный стон, такой искренний и дрожащий. У Брофловски от него на секунду перехватило дыхание.       Они сидели, тяжело и часто дыша, утыкаясь лбами в плечи друг друга, и ни один из них не решался сказать первое слово. Кайл отстранился первым, беря со стола салфетки и протягивая одну Картману, вытер руки и, наконец-то, взглянул на парня, пытаясь выискать в глубине карих глаз намёки на эмоции. «И о чём он думает сейчас?»       Эрик думал о том, что он, всё-таки, ненавидит не всех евреев. И что эти ужасные кудрявые патлы очень мягкие. Он как-нибудь ещё найдёт способ их коснуться, если Кайли будет хорошим мальчиком.       – Только попробуй сейчас что-нибудь сказать, - пресёк полный парень лишние слова и издёвки. – И кому-нибудь разболтать.       – А то что?       – Я тебя очень жестоко и медленно убью, и ты, наконец-то, воссоединишься со своим грёбаным пророком Моисеем на небесах.       – Ну, тогда конечно, молчу.       Кайл усмехнулся, быстро и мягко клюнул Картмана в губы, – теперь явно не для того, чтобы его позлить, – плавно стёк с его колен, поправил сбитую одежду и быстрым шагом вышел из кабинета, чересчур довольно ухмыляясь. Эрик устало откинулся в кресло и понял, что через пять минут Кенни будет точно знать обо всём, что сейчас произошло.