Цейтнот

Канвондо 1950

Июнь выдался жарким. Кружащий горячий воздух, обжигающий носоглотку, жарящее солнце, нехватка влаги, сухущие листья, каменная земля, красная кожа, стойкий запах распускающихся цветов, людского пота и дорожной пыли — вот оно, начало лета. То-то и пугает, что это лишь начало. Тэхёну семнадцать. Он собирает ужасно твёрдые яблоки, срывает их с веток и кидает прямо в корзину, а мягкие яблоки землисто-кровавого цвета он складывает в отдельный мешочек, который потом отправится прямиком в мусорное ведро. Ах да, ему семнадцать. Исполнилось полгода назад, если быть точнее. И где-то дома, в его маленькой комнате лежит небольшой сложенный (скорее, погнутый) листочек с результатами экзаменов по окончании старшей школы. Вообще-то, листочек этот важный и очень дорогой — ух, сколько же мучений и пролитых слёз он стоит, но Тэхён продолжает называть эту драгоценность рваной бумажкой. И смешно ему. Через неделю отец отвезёт его в город, напомнит прихватить этот никчёмный листок и ещё раз спросит, чем же Тэхён хочет заниматься. А ему откуда знать? Тэхёну семнадцать. Он встаёт на носочки и дёргает на себя спелое красное яблоко, что дольше всех грелось под солнечными лучами, а потом тихонько, словно кто-то может заметить, прячет его в карман. Для себя. А чем он хочет заниматься? Да чёрт его знает. Он лениво стирает пот со лба, поднимая голову, глядя на небо. Ни одного облака. Ни одного! А хотелось бы туч. Тэхён вздыхает, причём как-то уж слишком тяжело и грузно для молодого мальчишки. Но вы поймите, он ведь ещё от школы не успел очухаться, а тут на… «кем ты хочешь стать»? Да как это так? И ведь самое смешное не то, что в запасе у него лишь одна жалкая неделя, и не то, что он не знает, куда ему податься, — Тэхён понятия не имеет, какие могут открыться возможные пути в принципе… Он не один из тех обеспеченных детей, которые припеваючи живут под родительским протекторатом, и не такой уж он мозговитый — вот вам объяснение тому, почему за него не решались браться учителя, уделяя время детям с писаным будущим. Ну и ничего! Везде есть плюсы. Зато не станет он горбатиться, работая учителем, или ещё чего хуже — доктором. Во благо государства. Так любит говорить… да все так любят говорить. И пусть, живя даже с мнимым ощущением свободы, Тэхён хоть чуть-чуть, но хочет её вдохнуть. Так, может, попробовать отталкиваться от того, что он умеет? Да вот, ха, яблоки да груши собирать. Он со злостью срывает два яблока разом, продолжая доводить свою голову до кипения и обречённо думая о том, чтобы податься в какой-нибудь кулинарный колледж, потом пойти в кондитерский цех или же… или на швейную фабрику! Будет здорово, да? Да ведь?.. Тэхён сомневается. Не умеет он ни готовить, ни шить уж тем более, но всё равно продолжает рассматривать такие «безвыходные» варианты. А что делать? Зато там можно работать, не высовываясь, и никто тебя не тронет. Вот это точно здорово. Он поднимает громадную корзину перед собой, грозясь надорвать спину, но начинает идти, пыхтя и сдувая с лица чёлку. — Тебя только за смертью посылать, — раздаётся у самых ворот. — Ах, совсем дурной! Почему голова не прикрыта? — Мама, меня не было около пятнадцати минут. — Тебя не было час. Тэхён удивлённо замирает, но вовремя пожимает плечами, не имея намерений волновать маму ещё больше. Он и не знал, что пробыл на улице так долго. Впрочем, даже в этом случае он понимает, сколько же времени сжирают мысли о гнетущем будущем, и, к сожалению, зазря. Тэхён необдуманно ставит корзину с яблоками на стол, за что, естественно, хлёстко получает по рукам. — Ты что делаешь? Корзина такая грязная. Женщина, быстро вытирая стол от земляной грязи, продолжает бурчать и ругаться, пока не замирает, глядя в сторону сына, из чьего кармана с глухим стуком прямо на деревянный пол упало большое яблоко. Тэхён тихо ойкает, но не спешит поднимать свою фруктовую радость, исподлобья глядя на реакцию мамы. Та, на небольшое удивление, лишь качает головой и открывает шкаф, вынимая оттуда большую красную кастрюлю в белый горошек. — Яблочная ты душа. Компот варить будем? Мальчишка радостно кивает и, цепко хватая яблоко с пола, разворачивается, собираясь, наконец, отдохнуть в своей комнате. — Не спустишься завтра до реки? Нужно почистить ковёр к приезду отца. — Папа приезжает? — Через неделю, как и обещал. Я, конечно, сама хотела уборкой заняться, но, пока мне дали подработку в больнице, боюсь упустить возможность подзаработать. А так и мясо свежее сможем купить, — женщина со вздохом опускается на колени, начиная промывать яблоки, и мягко улыбается хмурому Тэхёну. — Улыбнись, дорогой. Или что, захотел морщины? — Нет, мама, — выдыхает он, усаживаясь напротив корзины и перебирая собранный урожай. — Я и сам могу убраться в доме. Не волнуйся. — Совсем ты у меня большой… — мама улыбается, кладя голову на плечо Тэхёна. — Вот куда ж я тебя отдам? — она берёт руку сына в свою ладонь. — Не погубить бы твои руки… Ведь как красиво ты играл на пианино! Да, играл… и было это вовсе не так давно. Однако мысль о колледже искусств даже не могла рассматриваться — Тэхён и так сыт по горло самокопанием, и он помнит каково это — критиковать себя за каждую мелочь. Повторения не хочется. Да и музыка… это не страсть Тэхёна, даже не его увлечение. Пальцы помнят, а голова мучается. Проводить дни, мозоля руки, обматывая пальцы марлей, — в особенности после тех моментов, когда учителя, не скупившись, лупили по рукам — заниматься самоанализом, поддаваясь ненужным эмоциям и забывая о здоровой самокритике… нет, это точно не прерогатива Тэхёна. На швейной фабрике для него, кажется, и того больше перспективы… — Чего ты, мама? — он сжимает хрупкую ладонь женщины. — Я же взрослый. Самому не верится… Но всем здесь, так или иначе, приходится рано взрослеть и подниматься на ноги. Разумеется, половина его ровесников либо не могут вытрясти из головы дурь и ребячество, либо наоборот — давно перегнали Тэхёна на голову и точно продумали свою жизнь наперёд, или же, возможно, это сделали их родители. А сам Тэхён даже не знает, чего хочет. Пожалуй, ни того, ни другого точно. — Взрослый, взрослый… — женщина качает головой и берёт в руку другое яблоко. — Взрослый он! А яблоко червивое приволок! — под возмущённое бурчание мамы Тэхён тихо поднимается с места, перебежками двигаясь в сторону комнаты. — Ещё и панаму не надел… вот уж самостоятельный какой. Парнишка прикрывает дверь в свою комнату, жмурясь от ужасного скрипа, и проходит внутрь, со вздохом опускаясь на пружинную кровать. Он медленно поворачивает голову, бросая взгляд на старенький граммофон, и с внезапно появившимся энтузиазмом подскакивает, хватая с деревянной полки виниловую пластинку, располагавшуюся на самом верху. Она слегка поцарапана и даже портит звук, но Тэхёну всё равно — он наслаждается этим моментом, наслаждается музыкой. Кстати, классической. Что ж, разные вещи — слушать классику и исполнять её. Он прикрывает шторки и включает комнатный свет в надежде, что мама не заметит (не заругает). Последующие дни он занимается тем же самым: слушает музыку, изредка переставляет мебель в своём уголке. Готовится, так сказать, к изменениям. Без особого на то желания, если честно. В субботу, ровно за вечер до приезда отца, он вспоминает про обещанную матери уборку и треклятый ковёр, угрюмо закидывая его на своё плечо. Тэхён, пыхтя и скрипя зубами, спускается вниз по тропе, изредка ругаясь из-за попадающих камней в сланцы. Ковёр увесистый, ужасно тяжёлый, и Тэхён не имеет понятия, как будет тащить его обратно — ещё и в горку. Ещё и мокрый! Пройдя небольшой лесок, он выходит к реке и скидывает с себя ковёр, усаживаясь на него же. — Чёрт… — осознанно шипит Тэхён примерно через минуту, понимая, что оставил дома щётку и кусок мыла. Не водой же ему теперь полоскать это коврище… — Ну что ты тут стонешь? Он вздрагивает, чувствуя чужую ладонь на плече и слыша знакомый низкий голос. Тэхён оглядывается, жмурясь и замечая тёмную копну волос, выгоравших на солнце. — Юнги? — Собственной мученической персоной. Молодой человек, тот, что только подошёл и уже успел вывести Тэхёна из некого транса, был его давним знакомым. Они, конечно, друг друга знали не с пелёнок — не настолько давние знакомые, но с их первого разговора прошло приличное количество времени. Юнги сейчас, кажется, около двадцати. Тэхён не помнит точно, но знает, что тот старше. Познакомились они в той же музыкальной школе — Юнги был выпускником, поэтому его и приставили к мальчишке в качестве наставника. Если честно, наставник из него был отвратительный — он с Тэхёном поначалу даже знакомиться не хотел, не то что находить общий язык. Если остальные выпускники помогали детям, то Юнги на это дело плюнул с самого начала. Его, впрочем, никто за это и не ругал. Первый класс — дети, да, но не младенцы. Однако Юнги не смог выдержать перед этим мальчишкой — заметил его единожды, ревущим навзрыд под лестницей, грызущим ногти и что-то бубнящим себе под нос. Кажется, речь, пусть и несвязная, шла об учителе сольфеджио, периодически бьющего по рукам. Ах, точнее о том, что Тэхён запутался, куда ему нужно идти, а урок, чёрт возьми, был у того самого учителя. Ну, пришлось пожалеть мальчишку. Пусть все и говорили, что Юнги спесивый сухарь… а ведь взял он Тэхёна под своё крыло! Успокоил в тот день, жёстким рукавом пиджака вытер слёзы со щек, проводил до кабинета, подсказал, как втереться к злобному учителю в доверие, а после (чего, конечно, не знал даже сам Тэхён) спустился в главный коридор, дабы досконально изучить расписание плаксивого мальчишки. Даже после выпуска помогал с этой чёртовой гармонией! — Мученической? — А ты поработай с детьми. Это я ещё мягко выразился. Тэхён усмехается. Он и не сомневается. — Тебя, кажется, никто не заставлял идти работать учителем. — Не то чтобы мне уж так не нравится, — старший пожимает плечами. — Да и привык я. Тэхён понимающе кивает — он один из немногих, кого Юнги посвятил в своё самое личное, самое сокровенное. Юнги был ребёнком с непростой судьбой, к сожалению. Половину своего детства он пробыл в детском доме, пока его не приютила к себе многодетная семья. О радости или счастье ни слова. У женщины, решившей забрать его, была одна цель — иметь того, кто мог бы помогать с детьми. Няни, да будет всем известно, дорогое удовольствие, а тут вот… удобный подросток — няня, поварёнок, защитник перед сверстниками. Младшие дети, безусловно, не были виноваты — их Юнги… любил. По крайней мере, он пытался их любить. Та женщина… она навсегда останется просто женщиной, безымянной и совсем незнакомой. Юнги не знает, как они живут: он давно съехал благодаря тому, что у него было пригрето рабочее место в государственной школе. Там уж накопил нужную сумму, собрал вещи и всё — словно и не было никогда этого человека в доме. С теми детьми — по какой-то причине язык не поворачивается назвать их братьями и сёстрами — Юнги поддерживал первое время связь, а после… После стало не до того. — Как же музыка? Юнги зеркалит ухмылку. — Это ты мне скажи. Сам почему не занимаешься? — Не тянет, — Тэхён двигается в сторону, когда старший присаживается рядом, занимая место на неудобном согнутом ковре. — Вот и меня, — он кивает, сухо прокашливаясь. — Хотя иногда я всё же играю. Меня периодически приглашают на, так скажем, различные мероприятия. И я не дурак, чтобы отказываться. Ты сам знаешь, что деньги не бывают лишними. — Верно… — Тэхён поправляет на голове панаму. На самом деле, она ему категорически не нравится, но всё же мама была права… так явно меньше шансов упасть в обморок. — А чего ты не зовёшь меня на выступления? Юнги хрипло смеётся, а Тэхён невольно заслушивается — у старшего всегда был такой голос. По-ледяному спокойный и глубокий. — Как бы тебе правильно сказать, — он подбирает слова. — Мал ты ещё для таких мероприятий. — И что же в них такого? — фыркает Тэхён. — Раздетые женщины. Иногда и мужчины. Повзрослеешь, и я обязательно приглашу тебя на одно из этих фееричных шоу. — Вот уж спасибо, — недовольно зафырчал, а на деле залился краской. Повзрослеешь… То есть с будущей работой ему прямо сейчас нужно определяться, но при этом даже нельзя взглянуть на обнажённых людей? С каждым разом Тэхён путается всё больше и больше. — Не расстраивайся, парень. Я уже устал тебе сопли подтирать, — он шутит, а ведь Тэхёну не смешно. И из-за чего ему только расстраиваться? Голых моделей он сотню раз видел в журналах, и не то чтобы его вообще впечатлило. — Зачем ты это сюда принёс? — Юнги указывает на ковёр. — Чистить. — Чем собрался чистить? — старший оглядывает парнишку, сидящего в одной футболке, шортах без карманов и сланцах. Никаких принадлежностей для того, чтобы чистить ковёр, почему-то не наблюдается. — Не знаю… я всё дома забыл. В конце концов, Юнги предлагает свою помощь, и Тэхён, разумеется, не отказывается. Он, честно, совсем не знает, как справился бы в одиночку. Вдвоём на это дело у них ушло два с половиной часа, но потрудились на славу — камнями отскребали сухую грязь, а после поливали ковёр водой. Главное, чтобы мама была довольна. Тэхён у неё, конечно, не особо внимательный, зато трудяга. Чуть погодя, он выясняет, что здесь делал сам Юнги. У старшего, в отличие от него, не было ни ковра, ни чего-то ещё. — Поплавать решил. Тэхён молча закидывает ковёр на своё плечо, кряхтя и мысленно жалуясь на свою тяжёлую жизнь. Искупаться его никто не пригласил. И слава богу… — думает он, взглядом улавливая момент, когда Юнги расстёгивает брюки и скидывает их на песок вместе с нижним бельём. Что ж, ладно. Он хотел бы спросить, не боится ли старший плавать без одежды? Ну… мало ли что. Но Тэхён держит язык за зубами и, перехватив ношу поудобнее, направляется к тропе, выводящей из леса. Странно только вот что — беспричинно горящие уши и сердце, невольно пропустившее удар при виде обнажённого мужского тела. Тэхён так даже на журналы с женщинами не реагировал. Однако… Он уверяет себя — пожалуй, дело в том, что в журналах неестественно выгнутые тела на неприятно пахнущих страницах, а тут… Совсем другие чувства, когда ты видишь такое вживую. Ну вот. Ничего странного. Стоит только успокоить сердце, и вот тогда точно не страшно.

***

Вечером того же дня Тэхён, предварительно почистив ковёр по указанию мамы заново, находит себя в своей тёмной комнате. Шторы, естественно, закрыты, тихо мурчит граммофон, и всё, что остаётся мальчишке — понуро опустить голову. Он канючит у своей собственной головы хоть какие-нибудь решения, но, тем не менее, никак не может с ней договориться. Или с душой. Она всегда почему-то наотказ воет. После разговора с Юнги в голову вновь приходит мысль стать учителем. А чего? Тому же нравится, так почему нет? Тэхён вздыхает. У него и Юнги ситуации разнятся в корне. Если старшему словно с рождения предопределено быть учителем, то Тэхён… он элементарно не любит детей. Безусловно, ему нравятся послушные, улыбающиеся пухлощёкие малыши, но лишь до того момента, пока они не начинают плакать. И, заходясь, кричать. Тэхёна это как минимум нервирует. Как максимум — пугает, вызывает отвращение, желание поморщиться и прикрыть уши руками. Боже, да после всего этого… какой же из него учитель? Он сторонится незнакомцев, неважно, ребёнок это или пожилой человек, его пугает возможность общения с напыщенными взрослыми людьми, он не готов растрачивать себя на других, не готов вкладывать что-то в чужие головы. Он не готов отдаваться этому делу, да и… Впрочем, давать-то ему нечего. Тэхён ещё нескладный, не знающий себя юноша. Он вздыхает. Отец должен приехать завтра, и впервые за несколько лет, услышав новость от матери, Тэхён едва натягивает улыбку и уходит к себе. Уходит в себя. Родители о нём действительно заботятся — нет сомнений. Есть лишь одно «но». Тэхён знает… о, он прекрасно знает, с чего начнётся завтрашний разговор! Что-нибудь решил? Куда же ты хочешь, сынок? Тэхён ничего не решил. Он прикрывает лицо руками, прислушиваясь к скрипящему звучанию какой-то баллады, исходящему от граммофона, и вздыхает. Ему хорошо дома.

***

Тэхён открывает глаза, едва имея возможность различить хоть какие-либо силуэты мебели в такой темноте, и замирает, когда комнату озаряет свет молнии, а следом слышится пугающий раскат грома. Он мигом вскакивает с постели и, наконец, распахивает шторы, с неким блаженством наблюдая за тем, как ливень омывает каменные улочки, стуча по дряхлым крышам домов. Возможно, кому-то сегодня не повезёт. Кого-то затопит. Парнишка выбегает из спальной, минуя скрипучий коридорчик, и влетает в кухню, замечая маму. Маленькая женщина стоит у окна, слегка сгорбившись и обняв себя руками. Она проводит пальцами по холодному стеклу и качает головой, тихо вздыхая. Тэхён видит, как она поворачивается и смотрит, выпрямляя плечи и натягивая улыбку ради него. — Топаешь как слон. Он вяло улыбается в ответ, чувствуя, как по рукам бегут противные мурашки. Вновь гремит, и женщина отмирает, словно её только что отпустил страшный сон. — Огурцы! Огурцы-то не прикрыты! — она разводит руками, и Тэхён, быстро понимая намёк, натягивает свитер, прежде скомканный на кресле, суёт ноги в свои изношенные сандалии и открывает дверь, непроизвольно успевая уловить слова, сказанные мамой: — Как же резко пошёл дождь. Ни к чему хорошему. Тэхён хмурится. — Как бы дорогу не размыло…

***

В конце концов, несколько угнетённое и тревожное состояние матери передаётся ему самому: парнишка устало наворачивает круги по комнате, вновь задёргивает шторы и валится на постель, сжимая подушку в руках и жмуря глаза в попытке уснуть. Не получается. Музыка не успокаивает. Тэхён мысленно ругает самого себя. Какой дурак! Переживал о том, что папа устроит допрос с пристрастием, а сейчас… Сейчас плевать он хотел на свои волнения. — Лишь бы приехал, — он бормочет в подушку, вздрагивая под очередной аккомпанемент ударов грома. Ближе к полудню Тэхён всё же смог уснуть. Сон его, однако, крепким не был. Похоже, никто его не охранял. Сквозь мутную пелену он приоткрыл глаза, слыша лаянье собаки за окном, и широко зевнул, свешивая ноги с койки. Дождь лил так, словно на крышу сыпались камни — не меньше. Кажется, дворняжка за окном начала скулить. Тэхён быстро натянул носки, не желая ступать по ледяному полу босиком, и выбежал из комнаты, намереваясь проверить собаку. — Не вздумай тащить домой. Тэхён не отвечает. В принципе, он и так помнит это правило — никаких животных дома. Повторять ни к чему. Он впопыхах достаёт резиновые сапоги, слегка пыльные и поношенные, направляясь к двери, после хватает с вешалки местами дырявый дождевик, но замирает, слыша сильный стук в дверь. Тэхён быстро тянется к ручке, едва задержав вдох, и останавливается, когда мама легко оттесняет его в сторону, бурча под нос: — Кого там принесло… Женщина отворяет дверь, мгновенно напрягаясь. Перед ними никого. Стена дождя, а так… пусто. Тэхён приоткрывает рот, слыша скрип полов, но ни он, ни мама не двигались с места. — Бу! Отец. Мужчина выскакивает из-за угла, широченно улыбаясь и поправляя мокрые очки на переносице. Он расправляет руки, подставляя грудь для объятий, и ступает вперёд, проходя внутрь. В родной дом. — Чего встали? Не рады? Тэхён и мама отмирают, словно по сигналу. Признаться, первой приходит в себя мама, и она не бежит в объятия мужа, нет. Вместо этого, женщина возмущённо выдыхает, на мгновение прикрывая глаза и принимаясь колотить мужчину фартуком, зажатым в руках. — На тот свет меня отправить решил? Зачем так пугать! Из ума вышел, точно! — она пыхтит и кричит, но Тэхён не без улыбки замечает, как родители начинают смеяться и всё же сгребают друг друга в объятия. — Дурной папаша… Парнишка делает шаг вперёд, в то время как отец поднимает голову, вытягивая руку, и прижимает сына к себе, притянув его ближе за шею. — Ты надолго к нам, пап? — В этот раз задержусь. После приезда отца дни, кажется, совсем перестали тянуться так медленно, как было прежде: Тэхёна целыми днями гоняли, не оставляя без занятий, отправляли по делам и напоминали о скором поступлении, поторапливая с окончательным решением. Выбора особого не было, а значит и достойного решения быть не могло, однако Тэхён себя не корил — он остановился на швейном деле. Поначалу, конечно, придётся горбиться на какой-нибудь шумной фабрике, зато после, выработав стойкий навык, можно будет присмотреться к завидным городским ателье. Какой-никакой карьерный рост прибавил мотивации и сил, позволяя парню прийти в себя. Ежедневно стучал дождь. Не было гроз, порой рассеивались тучи, но оставалась чёртова сырость, загрязняя улицы. И, пожалуй, никто, помимо Тэхёна, не наслаждался этой погодой так, как это делал он: сидя в комнатушке, периодически лёжа на койке, засыпая под звучание граммофона. Сказка. Впрочем, сказкам свойственно заканчиваться — это ни для кого не секрет.

***

— Поедем? Отец кладёт ладонь на плечо Тэхёна, проверяющего в своей тряпичной сумке все необходимые документы. Его ждёт лучшее будущее! По крайней мере, надежда не угасала. По прибытии в пыльный город Тэхён только за неё и держался. Ветер неприятно обдувал лицо, поднимая в воздух мелкие камни и заставляя мальчишку укрываться рукавом — он не решался открыть зонт, боясь несвоевременной поломки. Не ступив и десяти шагов по каменной площади, Тэхёну захотелось домой, в родную деревню. Город однозначно его пугал. Своей суетой, своим запахом и шумом. В детстве Тэхёну здесь нравилось. Он любил приезжать в город с родителями, особенно в праздничные дни, посещать широкие ярмарки, крепко дружиться с детьми, не зная, что следующей встречи не будет. В те времена не приходилось думать над тем, что же будет дальше. Впрочем, что тогда, что сейчас Тэхён не знает, что его ждёт. Однако теперь думать над этим необходимо. — Какая суматоха… Неужели из-за погоды? — хмурится мужчина. Парнишка не отвечает отцу. Здание, одна половина которого была отведена под колледж швейного производства, а другая — под современное ателье, встречает их вовсе не так приветливо, как хотелось бы. Разумеется, Тэхён и не грезил ожиданиями о многом, но к такому сильному давлению он точно не был готов: внутри было пусто, шаги эхом отражались от стен, кругом было неприятно влажно и серо. Путь к коридору, ведущему в ателье, был заставлен деревянной мебелью. — Вы к кому? — хрипит пожилая женщина, занимающая место за небольшой стойкой. Она, никого не стыдясь, сморкается в синий платок и чихает, тяжело вздыхая. — Объявление для кого на двери весит? Закрываемся мы. Уходите. Не очень любезно, пожалуй. Тэхён прикрывает глаза, едва скрипя зубами. — Что значит «закрываемся»? — мужчина сохраняет терпение. — Сейчас самый разгар поступлений. Старушка фыркает и вновь сморкается. Тэхён морщится. Желание уехать непомерно увеличивается внутри. — Парня-то не жалко? — Что вы имете в виду? — настаивает отец. — Война началась. Как вы можете об учёбе думать? — она резко кашляет и кладёт руку на грудь. Тэхён непроизвольно задерживает дыхание. Ну да! Не умеет он достойно сочувствовать людям. — Какая война? Вы что несёте?! — вскипает мужчина. Когда старушка делает вдох, чтобы начать говорить, её прерывает хрипящий радиоприёмник, прерывисто вещая: «Внимание, уважаемые граждане! По указу главы, Ли Сынмана, спешу объявить следующее. Сегодня, двадцать пятого июня, в предрассветные часы на территорию Республики Корея произошло вторжение северокорейских войск. Под прикрытием артиллерии они пересекли южные границы. Смею заявить, что наши войска и наша авиация не нарушали северные границы. Теперь, когда нападение на Республику Корея, свершилось, правительство вынесло приказ — отбить нападение и изгнать северокорейские войска с нашей территории. Правительство также призывает вас, граждане, сплотить…» Тэхён перестаёт слушать. Он вжимается в отца, закрывает уши руками и сжимает зубы. Страшно, мальчик? — Уходите, — безэмоционально выдаёт женщина, шмыгая носом. Она пытается настроить радиоприёмник, дабы поймать другую волну, но на каждой из них вещали одно и то же. Отец не тормозит. Он хватает мальчишку, прижимая его голову к своему плечу, и командует идти скорее. — Ты здесь не останешься, — решительно твердит мужчина. Тэхён не успокаивается. Следующие дни для него как в тумане. Причём… в ядовитом. Всё время слезятся глаза. Родители просят его быть в своей комнате, сами же всё это время жалобно перешёптываются. Тэхён и не пытается лезть в их разговоры. Он молча терпит. И, наверное, продолжил бы находиться в таком грузном состоянии, если бы в одно раннее утро мама не разбудила его, заставляя собирать вещи. — Мы переезжаем? — Ты. — Что я?.. — он сонно хмурится, почёсывая живот. — Ты переезжаешь. Тэхён вздрагивает. — Как я? Один?.. Мама поднимает на него глаза, красные и совсем заплаканные. Она прижимается к нему, десятки раз целуя макушку. — Один, — она беспорядочно кивает, шмыгая носом. — Совсем один. — Куда? — Тэхён жмурит глаза, сдуваясь в родных объятиях. Сердце колотится, не хочет ничему верить. — В Англию. В город… Пока не закрыли границы. Боюсь, сначала тебе будет совсем непривычно. Ты прости нас, слышишь? Но так будет лучше для тебя… — шепчет мама, губами прижимаясь к голове сына. Если так будет лучше для него, то почему же она извиняется? — Там живёт твой дядя, господин Алан. Мы отправили ему телеграмму. Он поклялся, что будет с тобой. У Алана своя профессиональная школа. Он выделит место для тебя. Всё будет хорошо, слышишь, солнце? Тэхён бездумно кивает. Вот теперь… теперь у него точно нет выбора. Ранние страдания об учёбе не кажутся жалкими — таковой теперь является вся его жизнь. Он долго бродит по квартире, по огородному участку, осматривает и запоминает каждый живой уголок, запах и тепло дома. Долго обнимается с родителями. Они проводят последние совместные часы молча, едва прерывая давящую тишину рванными материнскими вздохами. Он даже не успеет попрощаться с Юнги… В аэропорт Тэхён поедет лишь с отцом. — Ты у меня уже совсем взрослый, да? Сам говорил. Я тебе верю. И ты поверь мне, — мама не выпускает его из своих рук и расцеловывает в обе щёки. — Всё будет хорошо. Тэхён верит. Он не плачет при маме, лишь благодарно улыбается и отпускает её руки. Не плачет при отце, который пытается разбавить тишину в автомобиле разговорами о командировке, откуда он только-только вернулся. Папа даёт напутствие, долго объясняет, что и как Тэхёну предстоит сделать, где будет пересадка, как нужно действовать… Руки дрожат. Голова устало гудит. Сердце поднимает белый флаг. Тэхён не плачет даже тогда, когда плачет отец. Он крепко сжимает рубашку сына в руках, комкает ткань на спине и беспрерывно шепчет «всё будет хорошо, всё будет хорошо…». И парень не уверен, кому именно — себе или же сыну. Внутри что-то разрывается лишь тогда, когда объявляют посадку на рейс, когда Тэхён оставляет отца, проходит контроль и занимает своё место. Он отворачивается к окну и прикрывает лицо рукой, дабы не тревожить сидящую рядом беременную женщину своими слезами и лицом великомученика. Однако она всё равно замечает, осторожно кладёт ладонь на плечо и протягивает платок. Тэхён благодарно его принимает, но продолжает захлёбываться. Приятного полёта.

***

Англия встречает Тэхёна дождями и щиплющим ветром. Тэхён уже не знает, к чему это — прежде он всегда радовался дождю, но теперь всерьёз верит словам мамы. Ни к чему хорошему. А что? Именно из-за дождя пришлось остановиться в Лондоне — рейс задержали в связи с выпавшими осадками. Тэхён лишь надеялся, что некий господин Алан будет осведомлён. Перспектива блуждать одному по неизвестной стране… до смешного нелепа на данный момент. И ужасна. Впрочем… по крайней мере, парнишка был в безопасности. Он действительно забывал об этом, всё время мысленно возвращаясь к родительскому дому. К тому моменту, когда Тэхён успел догрызть зелёное яблоко и выкинуть его, объявили посадку. — В Лидс… — тихо шипел радиоприёмник. Тэхён усмехнулся. В новую жизнь… Он действительно пытался настроить себя на лучший расклад. Может, там… будет не так плохо? Не так уныло? Надежда всё ещё не сдавалась. Тэхён не позволял сдаваться и себе самому. Однако думать о своём хорошем будущем тяжело, учитывая то, что мальчишка совсем не знает, через что, возможно, проходят его родители. Лидс встречает относительно приятной погодой. Относительно… Тэхён склоняется к варианту «относительно». Дождя не было, но не было и солнца. Он неловко переминается у огромного окна, глядя на лужи на каменных дорожках, и ждёт. Кого именно ждёт — не знает. Как его распознают, узнают ли, позовут… — Ким Тэхён? Мальчишка вздрагивает. — Это я, — воодушевлённо кивает он и, честно, при этом не знает, понимают ли его или нет. Всё-таки Англия, другой язык… — Господин Алан? — уточняет Тэхён. — Господин Алан ожидает вас в машине. Тэхён поджимает губы. Мужчина перед ним, судя по всему, а точнее, судя по ломанному корейскому, англичанин. Несмотря на его внешность. Он хватает свой потрёпанный чемоданчик, уклоняясь от предложения помочь, и закидывает дорожную сумку на плечо, следуя за ухоженным мужчиной, облечённым в иссиня-чёрный строгий костюм. Значит… господин Алан ожидает в машине. Что ж, дядя не промах. Тэхён и представления не имел о таких влиятельных родственниках. Парень чувствует, с какой силой бьётся его сердце, когда мужчина останавливается у лакового мерседеса с откидным верхом. Господин Алан богат, а Тэхён… пугается перед неизвестным. Перед чужими людьми. Перед чужой семьёй. — Здравствуй, ребёнок, — мужчина, прежде восседающий по левую руку от водительского сидения, выходит из автомобиля, салютуя. Он выглядит хорошо. С иголочки… Тэхён перед ним пылинка. Алан снимает тёмные солнечные очки, что закрывали его глаза. — Добро пожаловать в Англию, — он протягивает руку, и Тэхён уверенно пожимает её. Как учил отец. — Загружай сумки. И едем домой? Мальчишка по-доброму усмехается. Домой сейчас нельзя… Он складывает сумки на сидение и пристёгивается, нервничая под пристальным взглядом Алана. Тот, по крайней мере, был действительно расслаблен. Его настроение, к сожалению, не передавалось Тэхёну — он действительно переживал. Обо всём… Сердце начинает болеть. — Поехали, Намджун. Водитель кивает. Автомобиль плавно трогается с места, и Тэхён прикрывает глаза, желая не замечать взглядов дяди, направленных в его сторону. Они неторопливо едут, огибая величественные дома и строения. Тэхён рассматривает их без особого на то интереса — природа привлекает его больше. Особенно, родные поля и горы. Тэхён пытается ровно дышать, не зацикливаясь на мысли, что давит на грудную клетку с особым жестоким напором. Дом господина Алана претенциозен: причудливые статуи, богатые кустарники, выстеленная каменная дорожка, гараж для комбайнов и, собственно, само двухэтажное здание с декоративной плиткой. — Вперёд, вперёд. Нечего тебе стесняться, — с укором произносит мужчина, подталкивая Тэхёна к дверям. Внутри дом ещё более роскошен. Господин Алан проверяет время на наручных часах и просит Тэхёна проследовать за ним на второй этаж. — К сожалению, мне нужно уехать. Экскурсию, так сказать, тебе проведёт моя жена. Виктория! Позже Алан вежливо прощается, передавая Тэхёна из рук в руки своей жене. В отличие от господина, Виктория действительно решила заняться мальчишкой, уделив ему внимание. К концу дня Тэхён смог узнать, что у Алана и Виктории трое детей — две девочки близняшки и мальчик. Впрочем, все они были младше Тэхёна как минимум на десять лет. Ему также выделили комнату на первом этаже — прежде она принадлежала близнецам, но, как объяснила Виктория, было принято решение дать Тэхёну больше пространства. А ведь он и не ждал столь тёплого приёма… Виктория помогала Тэхёну разбирать вещи, попутно вводя его в курс о том, что ждёт его дальше. Мальчишка напрягся. — Мой муж главенствует иностранной школой. Вернее, для иностранных студентов. Как видишь, я и сама хорошо знаю твой язык, однако… с детьми это будет проблемно. Прошу тебя, постарайся сделать вид, что ты их понимаешь. Если что, зови меня. Особенно девочки… они очень любят внимание! Полагаю, ты им понравишься, — она тепло щебетала о своих детях, вынимая свежее постельное бельё из шкафа. — Ах, вот. Забылась. Что касаемо школы… Это профессиональное экономическое заведение. Как у тебя обстоят дела с этим направлением? Тэхён качает головой. Никак. Не просто же так он хотел податься в швейное производство. — Ничего, — Виктория мягко улыбается. Как бы странно это ни звучало, но она действительно помогает парню привести свою голову в норму. — Мы с этим тебе обязательно поможем! Хотя… как сказать «мы»… — тихо смеётся она. — Алан точно поможет. Я — нет. Я занимаюсь швейным делом и в экономике, увы, полный ноль. — Швейным делом? — он удивлённо приоткрывает рот. — Да. Продаю одежду в ателье. Некоторые вещи отдаю в приюты. — Я тоже должен был пойти на швейное дело, — слабо улыбается он, не позволяя воспоминаниям того дня завладеть головой. — Правда? Как здорово! — Виктория вдевает подушку, набитую гусиными перьями, в наволочку. — Помощником будешь? — Буду.

***

Два месяца пролетели незаметно… От родителей приходили лишь хорошие известия касаемо их самочувствия и дома, об остальном — ни слова. Несколько раз приходили телеграммы, единожды — письмо. Его Тэхён хранил у себя, как зеницу ока, выпросив у Виктории рамку. Он десятки раз перечитывал строчки, убеждаясь, что данный почерк точно принадлежал родителям. В ответ он также писал «всё хорошо». Благодаря Алану, конечно. Всё же… признаться, господин Алан напрягал. Тэхён не мог предполагать, что люди, не подверженные предрассудкам, имеющие математический склад ума и держащие бизнес, могут быть столь набожными. Разумеется, мальчишке не было до этого никакого дела, но… пока это не касалось его самого. Каждое воскресенье семья господина Алана посещала государственную христианскую Матерь-Церковь и, естественно, брала с собой и Тэхёна, чему он, к сожалению, не мог противиться. В принципе, окружающая обстановка в храме его не отталкивала — кругом было как минимум очень красиво и живописно. В моменты, когда господин Алан подталкивал его, призывая к молитве, Тэхён думал о родителях и грузно опускал голову. Мысленно он желал им лучшего, но не верил в то, что кто-то сможет услышать его и тем более помочь. Впрочем, на данный момент это было единственным минусом. Даже маленькие дети не вызывали чувства отторжения: близнецы, Лили и Ава, были чересчур активными, но послушными, старший мальчик, Луи, был молчаливым, но таким же сговорчивым. Также Тэхён упорно учил английский. С ним часто занималась Виктория, порой господин Алан, который также подтягивал его в точных и естественных науках, и даже Намджун. Тоже, кстати, очень странный мужчина! Алан называет его другом семьи, но как же можно гонять друга как прислугу? Тэхён не понимает. Его активно готовили к профессиональной школе, и… Тэхён перестал бояться. Он знал, что его ждёт — жизнь в окружении других студентов, жизнь «по расписанию». Хорошо это или плохо — он отпустил ситуацию, позволяя течению подхватить себя. А чего бояться? Выбора нет в любом случае.

***

Виктория долго помогала собирать вещи, успевая подкладывать сладости, которых — она знала — не дождёшься в столовой школы. Она быстро закинула парочку пахнущих масел, обернула рамку с письмом в мягкое полотенце, осторожно убирая в сумку, и закинула клубок ниток с иглой в кармашек. — Пригодится. Вот увидишь! — она подошла к двери, проверяя, есть ли кто-то рядом. Виктория тянется к грудному карману, вынимая из него кожаный мешок. — Возьми. Мало ли что! Ты, конечно, будешь приезжать к нам на каникулах, но… Я должна быть уверена, что у тебя всё в порядке. — Я не могу это взять… — Тэхён качает головой. Ну зачем же ему там деньги? — Не обсуждается. Немного погодя, в комнату входит Алан, показательно стуча по косяку. Он заканчивает «проводы», помогая Тэхёну донести сумки до лакового автомобиля. Сам Алан, естественно, ехать не собирается. Ни к чему студентам и работникам знать о том, что некий Ким Тэхён является племянником директора. Естественно, это всплывёт в своё время — зато не так явно и показушно. С Намджуном они едут в тишине. Уже позже, останавливаясь у огромного дворца в классическом стиле, облюбованном англичанами, с широкой посадкой деревьев и звоном колоколов, исходящих от приближённой церкви, Намджун начинает говорить. — Не волнуйся. На входе представься. Тебе выдадут пропуск и ключ от комнаты, — он кладёт ладонь на плечо мальчишки. — Ах. Совсем забыл, — Намджун вынимает из грудного кармана потрёпанную книжку. Он делает это в точности, как Виктория. — Это справочник. Ежедневно учи английский и держи своё место в чистоте. Тогда всё будет хорошо. Мужчина быстро подталкивает Тэхёна к воротам, подмигивая и вновь занимая водительское место. — Добро пожаловать в Аллорд.