У лешего две тени, но обе не его

У команды взрослых известных матёрых хоккеистов есть всего несколько авторитетов, которые могут заставить взять тряпку в зубы и драить раздевалку. Даже если кто-то из них думал, что, зарабатывая миллионы в месяц, он уже не обязан — обязаны были все. Иногда это был тренер, хоть и не Сергей Евгеньевич. Взывал к чувству стыда, напоминал, что туда вообще-то журналисты ходят, которым после созерцания свинарника надо как-то ещё заставлять себя писать об этой команде что-то положительное. Иногда это был запнувшийся об очередной хлам на полу Дамир, и он оперировал уже не чьей-то совестью, а собственным стопроцентным первородным гневом. Это было куда более эффективно, все в этом случае к уборке подходили с вдохновением и старанием. Как к хоккею, даже ещё немного прилежнее. На его поддержке паразитировал и добряк Володя Ткачёв. Бить не станет, орать тоже, он даже не будет спорить, если откажешь, — он хорошо владеет всеми самыми эффективными материнскими манипуляциями, поэтому в следующий раз, когда отказавшийся столкнётся с гневом Дамира или других старших, в лице Володи вместо поддержки увидит только: "А что ты хотел, не помыв полы, когда попрошено?" В следующий раз в первых рядах за шваброй побежит. Семёну Чистякову эти его манипуляции давно уже все известны, верить он им не верит, но убраться он и сам не против. Свиней в команде-то всего-ничего, но они расхолаживающе влияют на всех остальных, и в итоге кругом и правда страшный беспорядок. А совместное неприятное времяпрепровождения сближает намного лучше приятного — все недовольные, ноют и понимают друг друга как никто. Шёл со своей шваброй, привычно опаздывая уже на пять минут. Худо-бедно вовремя успевал на тренировки и на игры, потому что там могли и наказать, а, если присутствие необязательно или время обговорено туманно, закопается и опоздает, даже если идти пять метров. Впереди Мишка Гуляев — как же давно его не было видно — шёл с кем-то большим. Семён их не догонял, размеренно топал позади, как всегда не обозначая своего присутствия. Поэтому, видимо, кто-то большой и не стеснялся. Схватил вдруг Мишу за предплечье и тряхнул так, что шокированный увиденным Семён застыл на месте. Надо было бы выручать, но, даже если Семён бы на помощь рванул, он бы не успел: Миша своей ладонью снял с себя чужую руку, как ни в чём не бывало развернулся к нему спиной и продолжил путь уже один. — Сучок малолетний, — прошипел мужчина, не следуя за ним. Семён не видел его лица, но по голосу закрались смутные подозрения. Ладно, опоздал на пять минут или опоздал на десять — разве важно? Важнее было бы сейчас узнать, во что вляпался младший партнёр по команде, нужна ли ему помощь, что это за отношения с человеком, который нападает на девятнадцатилетнюю мелочь прямо на улице под камерами, ничего не стесняясь? Только он не поворачивался, чтобы Семён мог увидеть его лицо и хотя бы понять, знакомы ли они. Шёл на арену, с нижнего этажа — на лестницу, на третий этаж, к администрации. Семён застрял на лестнице, выглядывая из-за застенка, чтобы на пустом этаже его преследование не вызвало подозрений, ждал, пока мужчина отойдёт достаточно, но он не отошёл. Остановился у кадрового отдела. Сейчас зайдёт туда, и поминай как звали. Не дали. Зашумели на другой стороне коридора, какая-то мошкора с баулами балагурила на весь третий этаж. Мужчина повернулся к ним, и Семён вновь потерял контроль за телом, замер от шока — Воронин. Или Воронкин? Какая-то похожая у него фамилия, может, Воронов. — А-ну кыш отсюда, — гавкнул он на шумящих детей. Мошкора рассыпалась, затихая и торопясь к лестнице, где, зажимая рот, прятался Семён. Чёртов нарик. Выйти и навалять так, чтобы мать родная не узнала, да силы не равны. Сам отхватит и, как Миша, отъедет на месяц с сотрясением. Негодование, злость, шок, жалость переплелись внутри, затмили взгляд: как он Мишу посмел тронуть? Как Миша вообще с ним познакомился? Эта травма — его рук дело? Покупал ли Миша у него сам что-нибудь? Какая же отвратительная ситуация. Семён не представлял, что должен делать, как задавать Гуляеву вопросы, как его спасать — а вдруг поздно уже спасать? А вдруг эта мразь и в кадры сейчас пошла только для того, чтобы выдать пофамильно тех, кто у него затаривался. Дети испарились, и Семёну самому бы бежать отсюда, чтобы не увидел никто лишний. Да и ждать Ткачёв не будет — поразит молчаливым копьём негодования, даже если появление спасибо-что-живого Гуляева отвлекло кого-то от уборки. Надо остыть. Есть как минимум час, чтобы всё обдумать. Семён в прострации спускался по лестнице, направляясь к раздевалке команды, большущему помещению из нескольких комнат, голоса из которого слышны были за сто метров, наверное. Эта команда — огромный детский сад с двумя воспитателями, у которых своя голова варит не очень-то. Не удивительно было бы зайти и увидеть соревнования по хоббихорсингу на швабрах, в участниках которых все, включая Шарипзянова. Вот бы увидеть. Просто чтобы отвлечься на пару минут и шок пережить. Семён после этого не раз думал о своей реакции: то ли он сразу почувствовал, что дела плохи, то ли по какой-то причине воспринял увиденное близко к сердцу. Ну, вернее, как "по какой-то" причине? По вполне себе понятной причине. Если кратко, похоже, он сам становится Ткачёвым. Вот и все причины.

***

Никто им про хоббихорсинг не рассказывал. Возможно, если бы попытался, был бы бит. Поэтому они вовсе не им занимались, а играли в квиддич, пока ни Ткачёва, ни Соловьёва, ни Шарипзянова на горизонте не намечалось. Опоздали все как один. Так что развлекались как могли, ничего полезного не сделали, а появление Миши Гуляева только усугубило ситуацию. Зашёл, и квиддич закончился. Побросали швабры, чтобы не убить Мишу во время обязательного ритуала похлопывания по плечу. — Освобождённые от физры даже припёрлись, — голосом отметил Верба. — Пришёл, увидел, вытер! — кивнул Миша. — А инквизиторы-то где? Так-то Володя и Дамир мама и папа, просто иногда их не так сильно любят. — Ну, вот это самое смешное. Ткачёвская шайка просто проспала, а вот Шарик вообще даже трубку не берёт. — Что такое "Ткачёвская шайка"? — не понял Миша. — Что я пропустил? Помимо, конечно, вашего вчершнего слива. Верба положил руку на плечи молодому защитнику, выдыхая, словно очерчивая взглядом объёмы упущенного. — Ну, значит, начнём с того, что Ткачёв, Соловьёв и Рейнгардт — это теперь один человек. Чтобы позвонить Илье, надо звонить Володе. Чтобы позвонить Алексею, достаточно тоже позвонить Володе. Это такое отпетое чудовище с головой Ткачёва. Миша не глупый. Ему полсекунды хватило нарисовать этих троих в голове, понять, кто у них главный, и сопоставить, кого заменяют остальные. И если с Соловьёвым на роль Райана всё нормально, то вот Илья... Понятно же кого заменяет. Но а чего Миша хотел? Володя разве должен его бесконечно ждать? Он писал, поддерживал, задавал вопросы, но Мише было просто космически не до его беспокойств. Нормально, в таком случае, перекинуть беспокойства на кого-то другого. — Это сотрудничество породило тот тик-так, — улыбнулся Миша. — Не вижу поводов для иронии. — Под шумок Ткачёв перетасовал звенья и теперь выходит вместе с Дицем и тем же Соловьёвым. Конечно же, по причине Дица, — продолжил Верба. — Вот. И ещё кто-то настойчиво пытается сожрать наши левые уши. Марк развернул голову сильнее, показывая свой шрам Мише. — Ищем, кто жрёт. — О, у меня тоже, — Миша указал на свой. — Но у меня так защита от шеи врезалась. В длинный сезон в молодёжке как натёр, так и не зажило. — Ну, конечно... Это был Даррен. Он до этого встретил Мишу с радостью, пожал ему руку, тепло поддержал, а сейчас сделался таким напряжённым, как будто сбросил бы краги сейчас, если бы они у него были. — Скоро дойдём до версий с граблями, лазерно наводящимися прямо за левое ухо, — ухмыльнулся Ваня Николишин. — У нас у всех одна и та же травма. Только один получил её шайбой, другой упал с велосипеда, на третьего наступила лошадь, четвёртый неудачно побрился тесаком, пятого переехал поезд, а Гуляев натёр, — нервно подытожил Даррен, затем поворачиваясь к Чистякову. — Ну, а у тебя какая версия? Скажи, бога ради, что тебе операцию там делали просто — жабры вынимали. — Я, веришь, нет, в душе не ебу, — устало отречённо ответил Семён, складывая свои вещи на скамейку. — Я не помню, как и когда он появился. Парни, я не хочу торчать здесь часами. Просто возьмёмся и всё уберём по-быстрому, хватит трепаться. Это Верба должен был говорить, как оставленный за старшего, но он пользовался своим старшинством совершенно не по назначению. — Ну, что? Кого мочим? — Миша Гуляев натянул на себя перчатки и живодёрски улыбнулся, показывая свои не оставляющие отпечатков руки. — Давайте найдём этого сраного барсука до того, как придёт Ткачёв, чтобы ему стыдно потом было, — предложил Вей. — Ткачёв? Стыдно? Смешно. Мише очень нравился Лёша Соловьёв, больше, чем Райан. Спокойный и надёжный, понимающий и осторожный, собой закроет, если это будет нужно, но в душу не залезет, если не пригласят. Только одно "но": он с Володей не справится без опции надеть ежовую руковицу. Володя слабохарактерный. Его, как ребёнка, надо иногда сдерживать, и Райан это замечательно умел — не обидеть, но потребовать. Тоже, конечно, некоторыми манипуляциями, но факт. Хотел бы он высказать Володе одобрение его выбору, но в голове зародилась мысль, что тому Мишино мнение уже не так чтобы важно. Было бы, наверное, недели три назад, но теперь у него есть Илья, и он, наверное, тоже всё одобряет. За его одобрением не надо сидеть и выжидать, когда он ответит, трубку поднимет или соизволит сам появиться. Парни веселились, разбирая хлам с мусорными пакетами в руках. Выкидывали бутылки, ошмётки от формы, упаковки, чеки — чеки обязательно читали перед тем, как выбросить, и шумно догадывались, кто их получал. Наткнулись на чей-то с презервативами и ржали пять минут, как будто им по тринадцать. — Ты как себя чувствуешь, Миш? — спросил у мирно трущего плинтуса Гуляева защитник Паша Коледов. Гуляев, весь в своих мыслях, даже растерялся сначала. Повернулся на звук голоса удостовериться, что не показалось. — А, да... Да нормально, — он улыбнулся. — Тренируюсь уже с завтрашнего дня. Голова болит, но спустя три недели я наконец разобрался, как пить обезболы. — А до этого три недели без обезболов жил? — Ну, я, вроде, что-то и как-то пил. Но, по-моему, оно только хуже делало. Миша поднялся на ноги, разминая уставшие от сидения на корточках коленки. И только в этот момент в раздевалку залетело трёхголовое ткачёвское чудище. — О, мать вспомнила о детях! — огласил Верба на всю раздевалку. — Парни, от души, извините, — Володя кинул свои вещи на лавку, быстро принимая уборщецкий вид. Потом оглянулся, зацепился взглядом за Мишу и как-то ласково ему улыбнулся. — Рад тебя видеть, — произнёс одними губами. Миша улыбнулся в ответ. — Держи, — Верба вручил ему вантус и швабру. — На опоздавших — душ. — Ну, нет, — запротестовал Илья, — у меня уважительная причина. Так что я никакой душ драить не пойду. — Это так, — кивнул Володя. — А мы пойдём. Мы не гордые. И что-то, видимо, подсказало Вербе, что оставлять Ткачёва и Соловьёва наедине в душе — не самое продуктивное решение. Хотя он точно был не в курсе их отношений, всё равно, конечно, такое близкое их общение намекало. В этих намёках Володя Ткачёв и жил. Все, вроде бы, догадывались, но мало кто знал наверняка. Спрашивать не спрашивали. Никому не должно быть дела до его личной жизни, и, хоть и дело всё-таки было всем понемногу, команда держала дистанцию, даже если они не делали этого по отношению к другим. — Чистяков и Гуляев ещё опоздали, — напомнил Марк. — Нет, эта мелочь сейчас будет мыть антресоли, — стоящий рядом с Мишей Коледов обнял его за плечи. Миша стоял довольный. Понятия не имел, каким это образом он будет мыть антресоли, неужели никого повыше на это дело найти нельзя было... А Чистяков даже не сопротивлялся. Взял инвентарь и поплёлся в душ быть третьим лишним, коим двадцать секунд назад отказался быть Илья. — Спасибо, — Миша улыбнулся Коледову. — Только я до верха не достану. — Даже сидя на плечах? — хмыкнул тот, поворачиваясь к лавке. Миша не успел толком подумать. Вскочил на скамейку, поднимая правую ногу на его плечо. — Даррен, — привлёк он внимание ближе всех находившегося к ним Даррена Дица. — Подсоби. Странная картина предстала перед его глазами: Паша Коледов немного присел, подсогнув коленки, Миша, стоящий в обуви на только протёртой скамейке, с закинутой на чужое плечо ногой тянул руки, чтобы ему организовали противовес. — Ботинки сними, неслух, — Даррен шлёпнул его тряпкой по ноге. Пришлось слезать, убирать с ног обувь, вытирать под надзором Даррена скамейку. Паша Коледов снова присел пониже, давая возможность босому Мише вновь попытаться забраться на него. Положил одну свою растатуированную руку на чужую голую коленку, а вторую протянул над собой, чтобы Мише руку подать. Тот схватился за неё и с помощью за спину поддерживающего его Дица водрузил своё тело на плечи Паши, влетая головой в светильник на потолке. Свет в раздевалке задрожал. — Ну, конечно. Кого как не Гуляева, — возмутился Илья, наблюдая за ними. А Миша теперь за руками на своих коленях наблюдал. Была всё-таки одна маленькая загвоздка в решении идти сегодня в шортах, но откуда Миша мог знать, что Коледов или кто-либо вообще сегодня согласовано и законно будет его ноги трогать? Просто если бы трогал кто-то, вроде Злодеева, Холодилина или того же Рейнгардта, это ничего, но Паша Коледов же другой совершенно разговор. Миша нереально нравились забитые татуировками мужские руки, всегда выглядели как что-то, что подчинит. Пришлось резко и глубоко дышать, тереть вспотевшие и неожиданно похолодевшие ладони. И поскорее бы приступить к вытиранию, чтобы отвлечься. Он в таком положении, что, если возбудится, скрыть не получится. Только телефон достал из кармана, делая фото со своего ракурса и безо всяких раздумий отправляя его тому, кто бы мог власть над Мишей вернуть. Понимал, что использует не давшего согласия Пашу, чтобы получить секс, но решил проигнорировать это понимание. Потом тряпку выдали, и Миша полез барсуков искать наверху. Естественно, никто ничего в дочиста вылизанных раздевалках не нашёл. И даже прочищающие сливы опоздавшие вернулись ни с чем. Устали только все безумно. Миша всё листал переписку, не увидев ответа на своё фото. Он был онлайн, открывал, просто никак не отреагировал. То ли зол, то ли наплевать, и лучше бы первое, чем второе. Даррен Диц после уборки поник. И естественно кто, как не Володя Ткачёв, стоял рядом и гладил его по плечу. Миша вернулся только сегодня, многое, конечно, пропустил, но в Омске по существу как будто ничего не меняется. Володе всё и везде надо, любые переживания любого человека в раздевалке — под его юрисдикцией. — Парни, у кого нет шрама этого, — обращался он ко всей раздевалке, — возьмите за привычку ощупывать за ухом. И ставьте сразу в известность, если что. Мы убрались тут, но остались ещё автобусы, гостиницы, самолёты — вариантов много. — Значит, отвергаем очевидное, не считаем это совпадением, — подытожил Ваня Николишин, поднимаясь со своей лавки и забирая одежду. — Всем пока. — Да ладно, — вступился Холодилин. — Отличный получился тимбилдинг. Круто время провели. Давайте больше никогда не мусорить, как вам идея? Миша тоже спешно собирался. Переодел шорты обратно на штаны, скинул всё в сумку и, помахав рукой, поторопился к выходу. Отчасти чтобы с Володей не сильно пересекаться — потом подумает, почему — отчасти чтобы остаться наедине и позвонить. — Передайте Шарику, что капитана мы другого выберем, — донёсся голос Вербы, когда Миша уже за дверь вышал. Балабол. Но классный. Марк из гроба поднимет и к жизни вернёт, Миша подпитывался от него иногда, когда своих сил не хватало, хотя всё должно быть наоборот. Это ведь он молодой, энергичный и счастливый — за это и в команде любят. Миша растерял многое, пока его не было. Убил общение с Володей, упустил много новостей, потерял хватку в метком своевременном юморе. И партнёра по связке, судя по всему, тоже потерял. Соловьёв выходит с первым или вторым звеном, тяготеет к Ткачёву и, видимо, хорошо сыгрался с Дицем. Паша Коледов неспроста подошёл — ясно, что их сочетание будет первым, которое попробуют. Миша играл с ним уже на предсезонке. Понравилось, кажется. Только надо бы в себя прийти, не залипать больше при нём — быть радостным, энергичным, милым и трудолюбивым Мишей, чтобы не думал, что с ребёнком возиться придётся. Это особенный ребёнок. У него одни плюсы и нет минусов. Так же, как Соловьёв ранее, позади торопился впервые вовремя вышедший Чистяков. Что-то явно было нужно. — Миш, подожди. Пришлось остановиться. — Слушаю, Сеня, — выделив имя, ответил Миша, повернувшись к нему и сцепив руки на груди. Или лучше говорить "Сенечка"? Миша перерыл всех знакомых Семёнов после слов своего любовника — он бы не выразился так при Гуляеве, если бы сам Гуляев не был бы знаком с упомянутым "Сенечкой". По возрасту и биографии совпадение только одно — вот оно стоит. — Миш, я видел тебя с Воронкиным сегодня. Аж в глазах потемнело от резкого совпадения догадок и сказанного. — И что? — Он не очень хороший человек — тебе бы лучше не виться где-то рядом с ним. Мишина поза раскрылась. Хотел поначалу обороняться, но теперь не мог — собирался напасть и ужалить, пока "Сенечка" сам когти не выпустил. — Да что ты говоришь? — усмехнулся Гуляев. — А когда ты с ним трахался, ты не думал, что он не очень хороший. Чего ж только сейчас, когда он уже мой, ты вдруг решил вспомнить об этом? Чистяков оторопел от услышанного, завис, забаговался. — Чего? С кем я трахался?.. — еле обретя вновь дар речи, проговорил Семён. — Забудь о нём, Сенечка. И меня оставь в покое. Я его не отпущу, как бы ты ни старался. — Ты ебанутый, что ли... Я его знать не знаю, какое трахаться, — паниковал Семён. — Ты что, с ним...? Семён перебирал поводы для шока один за другим, пока Миша наблюдал за выражением его лица. Подходит же только Чистяков. Он же этот Сенечка. Больше просто некому. Миша видел, как взгляд Семёна холодеет. Ждал, когда тот проколется, покажет свои мотивы, но тот просто быстро прожёг всё своё удивление, и потом его чёрные глаза прохладно блеснули. — В общем, этот парень толкает насвай малолеткам, попался и теперь уволен даже из Крыльев. И если у тебя есть хоть капля мозгов и тебя заботит твоё будущее, ты сто раз подумаешь, прежде чем с ним связываться. И потом Сеня просто ушёл. Не стал дожидаться споров, обвинений, новой информации. Миша посмотрел ему вслед, пытаясь уцепиться хоть за один намёк на его ложь или хотя бы скрытые мотивы — хоть что-нибудь. Только, похоже, важна ему была лишь собственная уверенность в том, что Семён Чистяков — его враг, потому что в этом случае у врага хотя бы было лицо. А в том, что речь о враге, а не о просто искалеченном подростке, Миша даже не сомневался. Просто о каком-то случайном мальчугане не вспоминают в момент близости с другим, не сравнивают его с тем, кто перед лицом раздетый прямо сейчас. "Сенечка", кем бы он ни был, даже если это не Семён Чистяков, запал в душу его взрослому и бередит её до сих пор. Но Мише же не нужно, чтобы в ней был кто-то, кроме него? Завтра у него тренировка, а потом выезд. Недолгий и недалёкий, всего на четыре дня и два города, но всё-таки отрыв от дома, где он безвылазно провёл две недели. Он рад, что едет с командой, даже если не сыграет ближайшие два матча, но всё-таки в глубине души таился страх, что эти четыре дня изменят слишком многое. На его сообщение с фотографией не ответили. Миша проверил. В другой вкладке вышел на сайт команды, просто чтобы удостовериться в словах Чистякова. В нормальных парах рассказывают друг другу о вещах, вроде потери работы, особенно, если этот факт легко проверить. А значит, он не просто забыл и не просто скрыл по какой-то причине — он посчитал, что Миша просто не того круга человек, чтобы с ним этим делиться, не достоин узнать из его уст, быть тем, кто пройдёт с ним через трудности. Больно, немного. Просто сам Миша обязательно бы рассказал. Для него-то круг именно тот, самый близкий. Он и так знал, конечно, что этот мужчина значим для него намного сильнее, просто видеть подтверждения неприятно. Он видел мужчину у его машины, подходя к нему на парковке. Его тренировка давно должна была быть закончена, но, как Миша выяснил, никаких тренировок у Виктора Воронкина теперь здесь нет. Больше никакого Воронкина в составе Омских Крыльев. — Меня ждёшь? — спросил Миша, сунув ладони в карманы своего пальто. Его машина — крайняя на парковке, и стоял он, опираясь о водительскую дверь и глядя куда-то за пределы территории арены. Миша встал перед ним, мимолётно оглядев тонкую одежду. И стоит ведь, простуду ловит. — Помню ещё пару месяцев назад обижался, когда я в пылу тебя шлюхой называл. А теперь сходу находишь руки, готовые тебя полапать. Ты шлюха самая настоящая. — Это Паша Коледов. Мой новый партнёр в связке. Мужчина кивнул, чуть отворачивая голову и больше не поддерживая зрительный контакт. — Он в твоём вкусе. И на площадке, и так. Сожаление? Он сам не свой, с начала разговора выглядит так, словно по нему прошлись. Повернулся вдруг к Мише, снова посмотрев ему в глаза: — Хочешь его? А Миша в ответ только подбородком дёрнул, да и закрыл тему, подходя и трепетно обнимая своего мужчину за талию, прислонив голову к его плечу. — Только тебя, — шепнул Миша. Хоть и ребёнок. Пусть и незначимый. Но такой добрый и тёплый, и в этот самый момент важный как никто. Какая разница, что он шлюха? Мужчина вцепился в его нежность, кротость, юность, прижал молодое тело к себе, вдыхая кедровый запах его волос. Про работу Миша ему не скажет, не обозначит, что всё узнал. Пусть просто чувствует, что будет кто-то рядом, несмотря ни на что. Этот кто-то достоин того, чтобы жить с ним, любить его, всё ему рассказывать, а его как резиновую куклу всего лишь пока используют. Хорошо хоть как многоразовую. — Поедем ко мне? — шепнул Миша. — Я позабочусь о тебе. На его стороне давно никого не было. Он мягко перебирал Мишины волосы на виске, впившись в его поддержку и совершенно никак не настроившись на скорое расставание. По крайней мере, на руинах остался ещё один преданный мальчик. Наверняка всё узнал, но грязью не кинется, будет жаться к чужой груди как всегда. Не зря ведь приручали. — Прежде я преподам тебе урок. Попросишь прощения. И, если я вне игры ещё раз увижу тебя с Коледовым, я высеку тебя так, что будут шрамы. — Увидишь и не раз, — мягко ответил Гуляев. — Так что можешь уже сечь, можешь даже до смерти. Будут как-то дальше без Миши Гуляева в Омске. И Авангард, и Коледов, и ты. Губы косунлись его виска. — Ужасно повзрослел. Когда же ты успел так измениться? — Поехали, — Миша отстранился, спуская свою ладонь ниже так, чтобы обхватить чужую. — Я готов слушать, а тебе есть что сказать. И прощенья попрошу, и ремешка твоего. Только поехали. Перед ним открыли пассажирскую дверь, и Миша запрыгнул в теплоту его автомобиля. Повзрослел, говорит. Это хорошо. Хорошо же?