У лешего две тени, но обе не его

О том, что у Миши Гуляева сотрясение и выбывает он не меньше, чем на три недели, команда узнала на финальной тренировке на земле перед сезоном и была обречена на долгую и гневную речь тренерского состава. Люди на мостике менялись, а выражения всё те же. Володя был почему-то уверен, что к травме Миши сам Миша не имел никакого отношения: кто-то ударил, и, скорее всего, это было даже не следствием его провокации — он пришёл в раздевалку в плохом расположении духа, читалось по лицу, что кто-то обидел, только сам Гуляев постепенно переставал быть тем ребёнком, которому требуется наставник и душевные разговоры. Володя пытаться не будет: придёт сам, если будет необходимо. Алексея же без партнёра подняли во второе, с большой, конечно, радостью выходя в сезон с ненаигранной парой Соловьёв-Диц. — Ваша задача сегодня и завтра — просто отдохнуть. Ну, просто отдохнуть, — активно жестикулировал Сергей Евгеньевич. — И возвращаться на лёд. Без поломанных конечностей, без укусов собак, без ожогов, без простуд, в бодром духе и добром здравии. Если вы к своей карьере на самом высшем уровне до сих пор не поняли, что ваше тело вас кормит, ваша команда научится справляться без вас. Вечно ждать никого не будут. Так, ладно, — мужчина посмотрел на часы. — Всем спасибо за тренировку. Гуляеву пишите, поддержите парня. Я тоже буду писать. И ещё раз: без самодеятельности. Если вы успели забыть, каково это начинать сезон с дцати поражений, любое ваше хреновое решение может нам всем об этом напомнить. До встречи послезавтра. Как по команде "вольно", ряд хоккеистов мгновенно весь развалился. Володя после тренировки ещё оставался на растяжку вместе с вратарями и несколькими другими полевыми, но чисто в своё удовольствие. Даррен Диц тоже имел такую привычку — расслабляло после больших кардио нагрузок. — Головёшкой треснулся один Гуляев, в итоге его поддержали, а остальным досталось. За что-то, — ворчал Миша Бердин себе под нос. Он из тех, у кого ничего не держится. Язык как помело, удивительно, что он всё ещё не наговорил себе на срок или как минимум на завершение карьеры, хоть и летом отчаянно попытался высказаться так, чтобы разгневать кого не нужно. — Он сам переживает, — сказал Даррен: он понимал русскую речь, но выражался на английском, примешивая русские слова, где это получалось. — Говорил с ним? — спросил Миша. — Говорил. Боится очень, что всех подвёл, уверял, что не виноват в случившемся. Но что случилось, не говорит. — Да ясно что: сцепился с кем-то небось, а рассказывать будет про острые косяки и коварные швабры. Я до вас в очень молодой команде играл: одно слово поперёк, и начинается возня в раздевалке. Один у другого девушку увёл, тот на него посмотрел не так, третий передачу неточную отдал, второй ему коньки пнул, рядом проходя. — Думаю, там всё серьёзнее, — признался Володя. — Но это его дело. Не захочет делиться — пусть не делится, он уже не ребёнок. Диц перевёл взгляд на Володю, в непонимании дёрнув бровями. — Ему же девятнадцать. Возраст юниорки. — Выступал бы в юниорке, если был бы возраста юниора. А он обосновался во взрослой команде главной лиги, отлично со всеми ладит и не теряется на льду. А какая у него там цифра в госуслугах указана — это всё не играет роли. — Интересно. Впервые такой подход вижу, — отметил Даррен. — Новичкам обычно помогают больше других. — Помогать надо, — согласился Володя, — но только когда об этом попросят. Няньчиться не стоит. Да и не поймут они этого у нас. Все сами с усами. — Сами с усами, — повторил Даррен, улыбаясь. — Значит, запутавшихся не выявляете, помощь не навязываете. Я понял. Вратарской растяжке только завидовать можно: у Миши Бердина, даже если одну ногу на подставку поднимал, получался чистый поперечный шпагат, рядом с которым деревянные Диц и Ткачёв выглядели впервые пришедшими на кружок по фигурному катанию. — А ты с Ирой давно дружишь? — внезапно обратился Миша к Володе, наблюдая за его мучениями. — С прихода, — пропыхтел Ткачёв в ответ, — а что? — Ну, да так, — Миша пожал плечами. Диц и Ткачёв переглянулись и синхронно уставились на Бердина. — А вот что подарить, чтобы приятно было? Я слышал, что цветы не любит. — Чувак, одобрение брата не так получать надо, — встрял Диц. — Одобрение брата не получено, — прокомментировал Володя. — Яйца от Ирки моей прочь. Ты свалишь куда через сезон-другой, а мне её тут откачивай потом внутревенными пинаколадами. — Пина колада, ясно, записано, уже хоть что-то, — выцепил Миша. — Глянь, — Даррен ткнул в него пальцем, — он уже поить её собрался. — Мишань, что угодно, но от Ирки отвянь, — без угрозы, но предельно серьёзно обратился к вратарю Володя. — Ей не нужен хоккеист. Ты сам мозгами пораскинь: вы либо двадцать четыре на семь вместе будете со своим служебным романом, либо тебе или ей придётся уходить, и вы вообще почти не будете видеться. Лукавил, конечно. Все эти причины важные, но больше всего Володя боялся оставлять Иру на Бердина, у которого ни мозгов, ни костей в языке. — А разве ты сам не известный адепт служебных романов? — Миша воспринял это вовсе не как наставление, а как игру, как вызов. А вот Володе эта игра вообще не по вкусу. Настолько, что общение дальше он больше не был готов продолжать. — И того, чего я этим добился, врагу не пожелаешь. Не то что лучшему другу. До послезавтра, — и, закончив с растяжкой, Володя взял полотенце и молча ушёл в раздевалку. А другие ходят только вокруг да около, ловят "слушки" и смотрят со сторонки, думая, могут ли они правдой оказаться. Ближний круг Володи знал всё, второй круг лишь догадывался и создавал слухи, и, чем дальше были все последующие круги, тем меньше они в эти слухи верили. Илья Рейнгардт был как раз из кругов второй-третьей дальности, он информацию о похождениях Володи улавливал лишь краем уха, верил только, разве что, наполовину, никак не чая, что волей случая окажется с этим человеком под одной крышей и узнает что-то большее, чем ему положено. Но его интерес спал уже буквально через сутки — собственные проблемы нахлынули так, что он в них утонул и даже макушки не было видно. Володе было немного страшно за него из-за пугающе безразличной реакции к разворачивающейся перед молодым нападающим истории. — Я нашёл хорошую гостиницу. Не сильно дорогую. Близко к арене — в пяти минутах ходьбы. Маленькую, миленькую, "Филин" называется. Может, слышал, — как-то между делом упомянул Илья, присаживаясь за кухонный стол в помятой футболке и с крайне помятой физиономией. — Это ты к чему? — Володя поставил перед ним тарелку и подошл со сквородкой. — Перееду на следующей неделе. Спасибо, что приютил. Надо думать о съёмной квартире и так далее... — Илюх, не надо никаких гостиниц, — закатил глаза Володя, выкладывая еду на чужую тарелку. — Чего тебе со мной не живётся? Я же даже мужиков не вожу. Слабо улыбнулся в ответ только, качая головой: — Может, из-за меня и не водишь. Не хочу у тебя на шее сидеть. — Как знаешь. Пока у меня никого не появилось, проблем никаких, живи, только ужин через раз с тебя и посуду в посудомойку поставить. Тем более, одному тебе сейчас будет трудно. Что там с адвокатом, кстати, был у него? Проблемы Ильи оказались куда глубже, чем просто бросившая его девушка. Она ещё и беременна. Не от него, а от друга отца Ильи, который всячески помогал самому Илье в Омске. Вся история, в начале которой Илья был счастливым хоккеистом с надёжным другом, из хорошей семьи, с верной девушкой и собственной жилплощадью, заканчивалась, оставляя его вообще ни с чем и ещё и выставляя дураком, которого сообща обманывало почти всё его окружение. Три дня этих разбирательств, и волком он смотрел даже на собственную команду, ожидая, что сообщники, к которым присоединился даже его собственный отец, найдутся и здесь, вот вдруг Володя, например, тоже уши тут развешивает, а потом бежит докладывать кому-то? — Я говорил с ним. Но я ничего не хочу делать. Честное слово, я чувствую себя таким грязным, я хочу просто смыть это с себя и обо всём забыть. Не нужна мне эта квартира. Мне всю жизнь заново надо строить, деньги далеко не худшее. — Дело же не в деньгах, ты должен это понимать, — Володя присел напротив него. — Дело в том, чтобы не сломаться и себе показать, что с тобой так нельзя. — Я не знаю. Я не хочу, чтобы от меня ими всеми воняло ещё полгода, пока суды и то-сё. — Ну, что ж, это решение. Сможешь простить? Илья покачал головой. А кто бы смог-то? — Ну, понятно, — Володя поковырялся вилкой в своей тарелке. — Тебе не всю жизнь с нуля надо строить, Илюх, — и улыбнулся молодому товарищу. — У тебя есть хоккей. Надо за него схватиться изо всех сил. А то легко его потерять во всей этой суматохе. — Ты прав, — и Илья достал из кармана телефон, кладя его на стол и двигая к Володе. — Забери его, ладно? Если я могу пока пожить у тебя, ты будешь держать меня в курсе группового чата. Больше мне ничего не надо. У меня такая каша в голове, мне надо в себя прийти. — О, ну-ка подожди, — Володя вскочил из-за стола. А он знал, знал, что эта хреновина ему пригодится! А Илью кнопочный телефон даже как-то развеселил. Правда заулыбался, и Володя не сдержался, ласково растрепав его волосы. Сколько душевных сил вообще иметь нужно, чтобы в такой мясорубке улыбаться? Володя смог бы только в позе эмбриона лежать носом в угол и больше ничего, а пацан от кнопочного телефона хихикает. — По стопам великих, значит, идём, — прокомментировал Илья. — Телефон Артёма Панарина забит в телефонную книгу, надеюсь? — Не знаю, он всё равно трубку никогда не берёт. И обнял вызвавшего столько нежности в этот момент товарища, укладывая его голову себе на грудь. Илья даже не дёрнулся. Он сначала от волнения неправильно пошутил про ориентацию Володи, вызвал неприязнь к себе и больше так себя не вёл. — Ты, главное, не сломайся от этого, Илья. Пусть не повезло с людьми, сейчас тебе, наверное, кажется, что тебе весь мир вражественный. Но это лишь три плохих человека, ничего больше. Не все друзья пользуются слабостью, не всем девушкам нужны от тебя лишь деньги, и даже не вся твоя родня участвовала в этом заговоре. Не знаю, насколько сложно всё это будет, но, если что, хватайся за нас: за Дамира, за меня, за Лёшу Соловьёва. Мы вытащим тебя из этой ямы. — За Лёшу Соловьёва? — не понял Илья. — Не замыкайся, разговаривай с нами. — За Лёшу Соловьёва, я правильно услышал? — "За Лёшу Соловьёва, я правильно услышал?" — передразнил Володя. — Ну, за Лёшу Соловьёва, и что, какие претензии? — Он мне ни слова не сказал за весь месяц знакомства, с чего мне хвататься-то за него? Он вообще умеет разговаривать, в принципе-то? Получил подзатыльник. Володя отстранился и снова уселся за свою тарелку, убирая смартфон Ильи в карман. — А о чём с вами разговаривать-то, гопота голимая, — проворчал он. — Будешь ещё так погано шутить — я с твоей страницы ВК буду в кринжовые игры играть, чтобы вся лига потом смеялась с записей на твоей стене. — Не все друзья пользуются слабостью, говорил он... С трудом Володя признавал, что Илья под боком нужен ему самому. Он известный одиночка, репутация в команде такова. Самый странный известный одиночка, который не выносит одиночества. Просто признаваться себе стыдно, что он, даже отвергнув всё человеческое, три месяца не пытается с этим жить, а пытается ещё только примириться мыслью о необходимости одиночества. А с Ильёй как будто и не надо. Да и Дамира, оказывается, бывает немало, хоть у него и дети. А ещё... Ещё Алексей. Володя оглянуться не успел, а осень уже наступила по календарю, и Омск вот-вот окрасится во все доступные в земной палитре цвета. Он сказал Соловью, что осень сильнее лета и изменить способна больше, предупредил, что надо быть внимательным, а Алексей воспринял это как отложенный старт его ухаживаниям. Володя не оспорит — силы воли не хватит, просто ему немного тревожно сломаться и снова падать в то, что он не сможет контролировать. Даже если он решил, что будет стойким, прошла ещё одна ночь, потом вторая, потом третья, и Володя понял, что выть готов. Ему бы тоже телефон отложить и от всего отвлечься, не видеть, как Алексей онлайн появляется и сообщение набирает, хоть прикинуться, что Володя просто случайно в это же время тоже онлайн оказался, а не лежал и пялился в телефон в ожидании, что ему напишут. "Кофе?" Володя разулыбался как умалишённый. Ради приличия две минуты не открывал сообщение, чтобы не выглядело, будто он прям ждал. "В кофейне узнают ведь". И это не было бы значимым, если бы он собирался сидеть там с просто другом. Но... "Могу принести кофе сразу тебе". "Или я к тебе. Я живу не один". Соловей даже не спросил ничего, только адрес кинул и даже из онлайн сразу пропал. Неужели только ради Володи заходил? Не почитать новости, не ответить маме, не посмотреть видео с котиками? Он даже не написал, какой кофе любит, то ли положившись на вкус Ткачёва, то ли совершенно не концентрируя их встречу на самом напитке. Володя заказал два обычных капучино, даже без сиропов, но зато в таком объёме, в каком можно утопить слона. Это его любимая разновидность кофе — тот, которого очень много. Соловей встречал его в шортах и большущей серой худи, его квартира поменьше володиной и довольно минималистично обставлена, но оно и понятно: обрастать лишними вещами не очень удобно, если каждый год начинать новую жизнь в новом месте. Алексей так и путешествовал на самом деле: с хоккейным баулом и котомкой за плечом, больше ни с чем, у него даже ноутбука не было. Пара свитеров, пара книг, три пары обуви, одна из которых на нём, несессер с бритвенными принадлежностями и немного покоцанный нинтендо свитч, девчачий, розового цвета. Вот и весь Лёша Соловьёв. Картина ещё была, маленькая, в рамке, с разведённым Биржевым мостом и Петропавловской крепостью, стояла на столе в спальне, и больше на нём не было ничего. — Подойдёт? — спросил Володя, видя, как Алексей пробует кофе. — Если бы с мятным сиропом, было бы стопроцентно, — ответил тот, подходя к столу и тоже засматриваясь на картину. — Скучаешь по Петербургу? — Нет, не так, чтобы по ночам снился. Но иногда, когда трудно, я смотрю, и мне становится спокойнее. — А я скучаю, — признался Володя. — Хотя иногда я гуляю по Омску и вижу, как Петербург в нём отражается. — Я тоже замечаю, — согласился Алексей. — Только солнца больше. — О да, намного. Володя поставил кофе на стол, поворачиваясь к Алексею всем телом: — Просто так позвал, или разговор есть? Стояли они близко, смотрели друг на друга. Странно всё-таки Володя пытается не сломаться — чем же он занимается, например, прямо сейчас? Разве не провоцирует Алексея взять и сломать его собственными руками? В этот момент беготня от Соловьёва казалась оттягиванием неизбежного. Да и ладно. Если и этот зов — происки коварных сирен, Володя вполне счастливо встретит Смерть в таком красивом мужском обличии. — Хотел тебя увидеть, — ответил Соловей тихо. — С кем ты живёшь? Держится на расстоянии, стало быть. Но это и правильно — Володя сам обозначил, что подпускать будет небыстро. — Илья Рейнгардт переехал ко мне на днях. Негде жить. — Ясно. У него проблемы? — Такие, после которых любые наши жизненные проблемки кажутся смешными. — Не мог не заметить, что команда относится к тебе с Дамиром как к маме с папой. Его уважают и боятся, тебя оберегают и защищают, к обоим сразу бегут, чуть что, за поддержкой или с проблемами. — Мне нравится помогать, — улыбнулся Володя. — Но, если проблемы, я сам иду к Дамиру. Он у нас взрослый. А я так, обнять, о жизни побазарить. — Тебе это идёт. Странно, наверное, немного: напряжение между ними росло, от прикосновения ударит током обоих, а в одном шаге — застеленная двуспальная кровать. В этом уравнении есть кое-что лишнее, а именно стаканы с кофе, ради которых Лёша позвал Володю увидеться. — Ты расскажешь мне? — тихо попросил Лёша. — Как и почему так получилось, что ты искренне и сильно любил, но не был счастлив? — С чего ты взял, что я не был счастлив? — Гуляев сказал. Володя вновь взял кофе в руки и присел на стол, думая, что говорить и нужно ли действительно. Миша был рядом и многое видел, это человек самого близкого круга, и есть только одна причина, по которой он мог говорить это Алексею — хотел, чтобы Алексей это исправил. — Я полюбил Райана с первого взгляда, и с ним всегда море по колено было. Такая любовь была, которая отвергала все трудности и условности жизни, игнорировала боль, физическую, моральную. Надо на тренировку, позвонить родителям, помочь друзьям с переездом, поговорить друг с другом, хотя бы о нас же самих — пофигу, если это означает, что нам придётся вставать из постели, когда не хочется, мы этого просто не делали. Это тот случай, когда чувства мешали увидеть человека. В этом никто не виноват, мы просто оба оказались слишком влюблены и слишком глупы, мы не поняли, что нам нужна какая-то работа над отношениями. А как только это всё-таки стало очевидно, он просто решил не переподписывать контракт с клубом. — А сейчас? Ты любишь его сейчас? — Я не знаю, — Володя дёрнул плечами и опустил взгляд, делая несколько глотков всё ещё горячего кофе. — Ещё недавно я думал, что да. Но, скорее всего, мне просто без него тоскливо. А может быть, даже не без него, а в целом без кого-либо. Алексей положил пальцы на его стакан, осторожно вынимая и отставляя оба их напитка в сторону. Сидящий на столе Володя был на одном с ним уровне, удобно было в глаза смотреть и ещё подойти поближе, рассмотреть миловидное лицо под подушечками пальцев, как глаза жмурятся от мимолётной нежности. А Володе — удобно открыться, пустить ближе и забыть о том, почему он решил, что нельзя. И когда Алексей поцеловал его, неправильно же было бы сказать, что Володя ни капли не ждал этого. Ждал так сильно, как возможно. Смотрел, как Алексей набирает сообщение, высматривал его онлайн, думал о тех немногих встречах с ним и разговорах, коротких, но наполненных всем, чего Володе не хватало. Алексей не требовал ничего, не ломился в душу, не собирался делать никакие следующие шаги. Он просто обозначил себя в Володиной жизни, дал почувствовать, что Володе всё ещё доступно всё то, что он похоронил в себе этим летом. Может ведь быть по-другому. Более умно и с другими приоритетами. Могут и решения приниматься совместно, и неудобные разговоры не прерываться внезапным вожделением. То, что Володя идеала не видел, не значит, что у него нет на него шанса. Володя лёг лбом на его плечо, прося объятий, и Алексей сразу ему их подарил. Он совсем другое дело. Молчаливый, не настойчивый, не громкий, не делающий вид, что он всё знает и всё умеет. Но он абсолютно в каждый момент жизни рядом, даже если физически он не в поле зрения. — Я взгляда от тебя оторвать не могу, никогда таких людей не встречал, — тихо сказал он на ушко Володе. — Ты стоишь того, чтобы ждать. Не беспокойся, Ткачёв, я не уйду, пока ты сам не скажешь уходить. Не хочу, чтобы ты соглашался на что-то, что всё ещё приносит тебе дискомфорт. Прежде убедись, что ты готов. Да готов он, готов... Просто в эту секунду мелькнуло в голове, что у Алексея контракт на один сезон только, и в мае он освободится и где окажется дальше... Поэтому Володя промолчал. Испугался неожиданно, не решился, и теперь чуть не плакал из-за этого. Райан травмировал его, и Лёше не нужно иметь дело с этими травмами, он в них не задействован и заслуживает узнать Володю, которому не тревожно рядом. Поскорее бы и самому Володе снова узнать того Володю.

***

Позорная наклейка на лбу парня его только возбуждала. У Миши не было никаких рассечений на лице, просто так заклеили шишку, чтобы он помнил, что биться головой не стоит хотя бы следующие три недели. А мужчина развернул его лицо этой стороной, чтобы видеть. И трахал жёстче обычного, сегодня даже без смазки, хотя она была, он просто не захотел ей пользоваться, как когда-то перестал пользоваться и презервативом. Миша скулил от нежелания грубости к себе, и это мужчине тоже нравилось: он иногда становился нежнее, если Миша показывал, что ему неприятно, но не сегодня. Сегодня он пришёл сразу с жвачкой, а она била ему по мозгам, и он начинал вести себя, как свинья. Отшлёпал по щекам пацана с его членом во рту, почувствовав недовольство. Плюнул ему в лицо и, увидев, как Миша старательно убирает его слюну от своих губ, чтобы ни капли наркотиков не оказалось у него во рту, наказал его увесистой пощёчиной. Толкнул на пол, ногой проводя по мишиной груди ниже к промежности. Миша думал, что пнёт между разведённых ног — видно, что неадекватный, ничего не остановит, если захочет больно сделать. Но он так не сделал, достаточно было увидеть страх в чужих глазах. Потом, уже раком поставив парня на его кровати, грубо и почти без подготовки брал его, радуясь его скулежу и проявляя эту радость звонкими шлепками и плевками на его ягодицы, которые помогали ему пальцы загонять рядом с его и без того толстым членом. Насвай так действовал на него: он взрывался энергией, почти насиловал, а потом валился без сил рядом, и это единственное, что Мише нравилось в сексе с ним под наркотой: он не уходил сразу, а ещё какое-то время лежал и смотрел, как Миша убирает следы слюны и спермы со своих ягодиц и живота, а потом просачивается в себя и чистится там, внутри — не любил ощущение спермы между ног. — У тебя девчонка появилась? Вопроса глупее в этой ситуации и придумать невозможно. Миша качнул головой. — Год назад, когда я приходил к тебе, не было так чисто, как сейчас. Уже несколько месяцев порядок идеальный. — Если убираться после тренировки или после выезда, этого достаточно, чтобы не было грязно, — пожал плечами Миша, оборачивая два пальца во влажную салфетку. — Взрослеешь ты, Гуляев. И внешне, и по привычкам. По уму не говорю даже — ты, в целом, неглупый парень. Но весной ещё сука язвительная была, выёбывался и выёбывался, а потом хныкал, когда манерам учили. А сейчас хнычешь-то так же, но уже не воспитывать, а любить надо. Миша улыбнулся ему. — Скучаешь по выебонам? — уточнил он. — Нет, — ответил мужчина, наблюдая за тем, как Миша входит пальцами в салфетке и, прикусив губу, вытирает себя изнутри. — Это больно? — Мало приятного, — ответил он. — Не легче водой? — Сжимается всё, приходится пальцами лезть всё равно. Сколько у тебя ещё времени сегодня? Мужчина положил ладонь ему на живот, добираясь пальцами до промежности и входя рядом с Мишиными пальцами. Конечно, не затем, чтобы помочь. Затем, чтобы трахнуть парня пальцами. Молодое мишино тело мгновенно отреагировало: он весь изогнулся, высоко застонал, расставляя ноги. — Достаточно, чтобы ты забил на мою сперму у себя внутри или научился делать так, чтобы я кончал тебе в рот. — Вау, — простонал Миша, поджав пальцы на ногах. — Скажи, а по обучению меня манерам скучаешь? Сразу стало понятно, что он задел именно то, что должен был. Мише бы задаться один раз верными вопросами, спросить себя, почему важна только его молодость и неопытность... — Тогда убери жвачку. Больше не бери сегодня. И тогда я сделаю так, чтобы ты увидел, как я нуждаюсь в воспитании. И это сработало. Невероятно, но это сработало. Он выплюнул прямо Мише на грудь, и тот быстро вытер себя влажной салфеткой, убирая её на тумбочку. — Ну, что, — мужчина стал пытаться перевернуть его. Но Миша резко стал отбиваться от него. Задействовал руки и ноги, пинался, кусался: — Отвали, отвали от меня, тупой мужлан! — рычал он. А потом взял и плюнул в чужое лицо тоже. Миша вообще это терпеть не мог, но для его любовника это было приемлемо. Просто оскорбительно и вообще недопустимо для мишиного низкого ранга. А мишин ранг был очень низок. Ниже, чем, наверное, у половой тряпки: он перед мужчиной в два раза старше него в идеале должен лепетать, стоя на коленях, и то только тогда, когда рот не занят. Получив сильную пощёчину, Миша понял, что эффект достигнут, и сопротивляться перестал. Его развернули, уткнули лицом в матрас, и над ним звякнул чужой ремень. Будет больно, он знал, выдерут как сидорову козу, а потом оттаскают так, что ни ног, ни промежности чувствовать не будет. Но, во-первых, он рядом. Во-вторых, без наркотиков. Мише вдруг стало так радостно. Он развёл ноги и сразу ощутил болезненный тычок коленом в промежность. — Шире, шлюха. — А что, — ворковал Миша в ответ. — Не видишь, куда вставлять? Ну, сходи к окулисту, в твоём возрасте уже надо за здоровьем следить. — Ты будешь привлекательным ещё год-два. Что-то значить будешь только до двадцати. А потом, как Сенечка, будешь на стену лезть, потому что никому твой растянутый зад не нужен будет. Таких сук, как ты, целая команда. В моей постели всегда кто-то будет: рынок мальчишек, которые в восемнадцать ложатся под мужиков в два раза старше, гораздо больше, чем ты думаешь. Мне нахуй не нужны твои заскоки, ты умолять должен, чтобы я тебя трахал, а не любую другую нимфетку из "Ястребов". Рекомендую не терять последние месяцы своей молодости, потому что она уже почти ушла, и дальше в твоей никчёмной проститутской жизни не будет ни одного светлого дня. Миша лёг щекой на постель, подставляя задницу под первые жёсткие удары чужого ремня. "Сенечка"...