У лешего две тени, но обе не его

— Можно поговорить с тобой? — Лёша Соловьёв на будущий день встретил Володю ещё до раздевалки. Тот пунктуальностью не славился, но сегодня пришёл из-за Ильи заблаговременно, потому что оставаться с ним дома наедине долго Володя не мог. Спасибо Дамиру за вовремя поднятые темы. Теперь страдания одного скрашены страданиями обоих. — Время есть, может, перекусим? — предложил Володя. — Если у столиков, там эхо. Справедливо. Эхо — это не хорошо. — Значит, на арену. — Значит, на арену. На льду всегда как будто немного шумно, даже если людей нет. Много техники, много света, и стены не голые, кресла съедают эхо голосов. Если забраться повыше, то благодаря забору их тут даже никто и не найдёт. Здесь можно медитировать на самом деле. Настолько заряженное энергией место. Особенно, если кто-то бегает там по льду, клюшка стучит в тишине, броски щёлкают и стружка фонтаном сыпется из-под лезвий. Лучшее ASMR для человеческого уха. По скромному мнению одного омского хоккеиста. — Я вчера невежливо ушёл, — признался Соловьёв. — Извини. — Я и не злился. Разве что ты на меня, — ответил Володя, не глядя на него. К сожалению, он всё для себя решил этой ночью. Запахи былой любви напомнили обо всём счастье и обо всей боли, и, раз второй было настолько больше, что ничего, кроме неё, не рвалось наружу испоганить стены новой квартиры, то нечего испытывать судьбу в надежде, что в этот раз будет иначе. — Я отвечу сейчас, — кратко объявил Алексей. Володя резко повернулся, ловя его взгляд и обостряя этот момент до пика. — А ты уверен, что кому-то из нас нужно этот ответ знать? — Уверен, — ответил Алексей, собрав в кулак вообще все свои силы. Решительным его точно не назовёшь, но на это наверняка есть тысяча причин. Их и у Володи вагон, только он сделал выводы и больше не лезет. А Соловьёв настырный. То ли действительно одиночестве довело, то ли дело в Володе. — Тогда попробуй. — Я очень хочу здесь остаться, Ткачёв. Не на полгода и не на сезон. Хочу ухватиться за что-то или кого-то и больше никуда не дёрнуться. Никогда. Я чертовски устал переезжать. Губы Ткачёва дёрнулись в улыбке, и он отвёл взгляд, расслабляясь в кресле. — Что ж, тогда тебе повезло. Никто не выберется из Омска. Алексей усмехнулся, тоже отворачиваясь ко льду. — Зачем ты звонил во Владивосток вчера? — Узнать, почему ушёл, — не задумываясь, ответил Володя. — Нормальный вопрос к прошлому работодателю. — Узнал? — Только то, что у меня нет ушей во Владивостоке. Конечно, ему там дали от ворот поворот. Соловей, как бы трудно это ни было представить, числился там не просто игроком, а капитаном, а вот о Ткачёве там слыхом не слыхивали уже долгие годы. Вежливо и необидно попросили не заставлять. Сказали, что Соловей видел Омск по ночам. — Я влюбился, — объяснил Алексей. — Невзаимно, естественно. И так сильно, что всё лето думал, что больше никогда не хочу ничего подобного испытать. Володя почувствовал необыкновенное волнение из-за прошедшего времени, хотя дешёвый же приём. Просто сработал на него безотказно, потому что и сам Володя вчера был почти готов переступить через четыре месяца боли и нырнуть в чьи-то новые глаза, упасть в эмоции в очередной отвратительный раз. Совсем силы воли нет. И этот, видимо, такой же. Нельзя им, похоже, вместе. — Ты мне симпатичен, Володь, — тихо признался Алексей. — Крыша немного поехала, когда вчера ты стал общаться со мной. Я не был готов. — И лета было достаточно, чтобы исцелиться? — спросил Володя последнее, что оставалось в голове. Это испытание, похоже. Не сломаться, не свалиться к нему в руки, раз уж всё для себя решил. — Не знаю. Что ж, по крайней мере не понтуется, что ему море по колено. — Мне недостаточно, — более уверенно прозвучал Володя. А тот это и сам знал. Уже почувствовал, что вчерашняя улыбка и две миссисипи провернулись в мясорубке ночных мыслей в одиночестве и ныне помалкивают. Володя не хотел его обижать, но предполагал, что самой большой обидой в итоге обернётся попытка завести отношения. Володя уже был в такой ситуации, только Алексей куда спокойнее и смиреннее той лавины самодовольства и уверенности в себе, которая повалила Ткачёва в прошлый раз. Он не будет заявлять, что добьётся его любой ценой, и трогать, когда не разрешено. Он будет смотреть исподлобья долго-долго, прятаться в углу раздевалки и сторониться любого общения, кроме того, что предложил парень по имени Владимир Ткачёв. — Осень уже на пятки наступает, — сказал Володя. — Помнишь, какая она в Омске? — Всё так же ярко? — Ещё ярче. Поставили фиолетовое дерево. — Видел, да. Странное и красивое. — Смотри в оба, Алексей, — Володя поднялся со своей седушки и повернулся к нему, глядя сверху вниз. — Лета мало, но впереди кое-что намного сильнее. И, едва заметно улыбнувшись, Володя его покинул. Это его "да, но нет". "Нравишься, но я не могу". "Сочту за честь попасться в твой капкан, но сегодня обойду его стороной".

***

Миша Гуляев — очень хороший защитник, и у него есть собственный рецепт, как не дожидаться возраста в двадцать один, чтобы закрепиться во взрослом коллективе и не спровоцировать к себе дедовских издевательств: он громкий. Вот и весь рецепт. Он громко смеётся, много шутит, болтает в раздевалке и везде, куда зовут, без умолку, старается всегда быть на виду. К такому привыкаешь, и, если вдруг уходит, его начинает не хватать. На то Миша Гуляев и рассчитывал. Чем лучше его видно и слышно, тем больше с ним будет ассоциаций и тем сильнее будет заметно его отсутствие. Но быть незаметным он не умел. Сидеть тихо, не шевелиться и ждать, когда незваные гости уйдут, было очень трудно. Заборы арены, за которыми собирались прятаться от чужих глаз Володя и Алексей, и от их глаз кого-то спрятали. Миша ударился головой о сиденье, со спинки которого его сдёрнули вниз, когда кто-то зашёл. Сначала показалось, что не сильно, но за весь разговор его одноклубников, пока мужчина над ним зажимал ему рот, Миша успел почувствовать весь спектр симптомов сотрясения. Очень удачно, конечно, за два дня до начала сезона, помять себе голову, да ещё и в такой глупой ситуации. После отбытия Володи Соловей сидел на месте ещё чудовищно долгих десять минут, пока у Миши уже откровенно плыло в глазах: то ли от удара, то ли от удушья, то ли от невозможности потрепаться. Мужчина над ним на него не смотрел, но к этому Миша уже привык: ему тридцать восемь, и он уже не про томные взгляды и горячую влюблённость. Самому Мишке всего девятнадцать, и ему иногда внимание было бы очень кстати, поэтому он решил не дать отстраниться, когда можно было уже, схватил губами чужие пальцы, показав, что готов немного поработать ртом. Не дали. Мужчина торопился. — Вот соплежуи, — прокомментировал он разговор Володи и Алексея, который был им слышен дословно. — Двадцать минут болтовни, чтобы только поломаться. А Миша, если честно, просто по-человечески захотел так же. Эти двое говорили о каких-то совсем тонких материях и чувствах, такая глубина души ни в какие сравнения не шла с этой любовью, которая вот тут же выше на два ряда пряталась, пока они плели свои цветочные разговоры. Тут было пылко и без лишних эмоций: юное тело горячее, оно как пластилин — всё ровное, тянется, жаром отдаёт в ответ. А совсем молодой ум просит гормонального срыва и не просит уважения, он не обидчивый, не требует никаких проработок, а его желание внимания удовлетворяется, в общем-то, одним поцелуем. На самом деле даже такой, который без особо желания, подойдёт. Конечно, мужчина сорвал куш. Его молодой любовник раздвигал перед ним ноги, прогибал спину и не просил даже нежности, схватившись ладонями за спинки сидений и жмуря глаза от неутихающего головокружения. Мужчина трахал податливое тело, положив одну ладонь на горло Мише, а другой изредка выдавая шлепки по и так горячим ягодицам. Он не спрашивал, как голова, хотя удар слышал и видел отчётливо, но им и правда было не до этого в тот момент. А Миша считал, что выиграл в лотерею, потому что нашёл того, кто удовлетворяет его специфичные и неправильные желания, даже если до их встречи Миша и не был в курсе о том, что они у него такие. Того, кто делал всё, не задавая лишних вопросов, и кто готов его принять со всеми его недостатками. Он послушно наклонил натянутую вниз за волосы голову и открыл рот, чтобы сперма никуда больше не попала, и выдохнул, осознавая, где именно его сегодня берут. Родной лёд виден за чужой спиной, и Миша постарался запечатлеть момент своих ощущений, когда рот наполнился горьковатой жидкостью. Он развалился на сиденье, сглатывая по чуть-чуть и пропуская своё собственное возбуждение через пальцы, пока мужчина торопился одеться и уйти. — Я ещё не всё, — подал голос Миша, обращая на себя внимания. — У меня уже времени нет, давай сам. Он быстро натянул джинсы и только взялся за ремень, как Миша схватил его свободный конец и прислонился к нему щекой, целуя металлическую пряжку и поднимая взгляд вверх. Но был сделан шаг назад, ремень был застёгнут, и только короткий поцелуй в висок, и затем Миша остался один. И грустно стало до такой степени, что ему не хотелось идти и светить своей физиономией в раздевалку к ребятам. Он, вроде бы, и понимал его: взрослый же, ему не до мишиных истерик, у него семья и обязанности, времени впритык, хорошо ещё, что хоть как-то видеться успевают. Город один, но команды разные, довольным надо быть уже тем минутам, которые Мише уделяются. Но всё равно же он не заслужил быть вот так оставленным? Он же старался. Приведя себя в порядок, он взял свою сумку с крайних сидений ряда и поплёлся в раздевалку. На душе было паршиво, а надо бы мину довольную нацепить — без неё будут вопросы. Взгляд Лёши Соловьёва на его сумку сопровождался некоторой палитрой мимолётных эмоций, протанцевавших по его лицу, прежде чем он поднял многозначительный взгляд на Мишу. Видел, значит. Миша бы предпочёл оставить свои знания в тайне от него, он и сам бы не хотел вмешиваться в личную жизнь других товарищей, особенно если это личная жизнь Володи Ткачёва. И особенно тогда, когда там всё так сложно. В глубине души, услышав трепет их разговора, Миша задавался вопросом, как Ткачёв, понемногу слетающий с катушек от тишины и пустоты в своей новой квартире, может отказываться проводить время с тем, кто ему нравится. Миша бы не смог. Это ж какую силу воли нужно иметь? — Молодой, привет, — Дамир протянул руку. Миша поздоровался с ним и наткнулся на внимательный взгляд Ткачёва за его спиной. Дамир отступил, и холодные володины пальцы убрали чёлку со лба Миши, обнажая место удара. — Это что, где ты ударился? — Упал мордой об стул, — решил почти ни в чём не врать Миша. — Подойди ко врачу, прямо сейчас, — настойчиво потребовал Володя. — Тренировка же. — Только если доктор разрешит. Миша, — Ткачёв привлёк внимание к себе. — Только! Если разрешит доктор. Это не значит, что ты сейчас пойдёшь, пять минут пересидишь где-то и вернёшься с якобы разрешением. — Я доведу, — вдруг вызвался Лёша. Значит на одном взгляде разговор не закончился. Удобно, конечно, учитывая, что они с Лёшей в паре играют. Просто повёл ко врачу ненадёжного на это дело партнёра по связке, без всякого подтекста. Володя благосклонно кивнул. Миша оставил сумку и с обещанием не убиться хотя бы по дороге ко врачу улыбнулся остальным ребятам, заворачивая в коридор. Шли вдвоём, считая секунды до разговора: Алексей — собираясь с мыслями, Миша — оттягивая неизбежное. — Зачем ты прятался? А он этого решения и не принимал. — Тоже был не один, — ответил Миша, поворачиваясь к Алексею. — Я не видел тебя, ты не видел меня, предлагаю остановиться на этом, согласен? Я в ваши дела не намерен лезть. С намёком на то, что и в его дела Алексей взаимно не приглашается. Жаль он не то чтобы понял этот намёк. Он остановился, заставляя остановиться и Мишу. — Ты в порядке, Миш? Они знакомы всего около месяца, и, если бы не играли в связке, скорее всего, до этого дня не обмолвивлись бы друг с другом ни словом. Но он нормальный? Такое бывает с некоторыми: не общаешься с ним, не смотришь в его сторону даже, а звучит откровенный вопрос, и вываливаешь всё как на духу. И сам не знаешь, откуда такое доверие, но откуда-то доверие есть. — Нет. Миша не понимал и никогда не поймёт, почему он так сказал в тот момент. И дело даже не в слепой уверенности в чужом, а в самой характеристике своего состояния. С начала этих нелепых отношений с человеком в два раза старше него он ни разу до того момента не считал, что у него не всё в порядке. Он же везунчик. Разве нет? — С кем ты там был? — спросил Алексей. Не выдержал, опуская взгляд. Гуляев! Опустил взгляд! Не пошутил, не засмеялся, не отшил, а встал и затоптался на месте, как нашкодивший третьеклассник. — Он... Старше меня. Не из команды, ты не знаешь его. Соловей смотрел так, будто всё давно знает о них уже. — Это случилось по твоей воле? Миша растерянно кивнул. — Хочешь поговорить об этом? — Нет, — признался Миша. — Найди в себе силы, — Алексей убрал чёлку с его лба, где наверняка уже зрела шишка, — пока не стало поздно. Я буду готов выслушать. Подумал, что Миша в опасности? Что его бьют? Что он запутался? А Миша смог бы сказать, что это не так, если бы Алексей задал прямой вопрос? — Я дойду до доктора, — уверил он. — Иди на тренировку. — Хорошо. — Подожди. На несколько секунд воздух между ними замер. Младший товарищ собирался с мыслями и немного — с наглостью. — В прошлом сезоне за нас бегал парень. Они с Володей были, вроде как, близки. Хочу сказать, что Володя сильно любил его, но счастлив с ним он не был. Они не подходили друг другу ни по характеру, ни по привычкам, ни по манерам. Ты бы подошёл намного лучше. И, пока Алексей не сформулировал вопрос, молодой собеседник развернулся, торопливо удаляясь. Жалеть о сказанном не собирался, хоть даже Райан был важным наставником для него и близким другом. Миша с удовольствием бы поиграл с ним в одной команде вновь, но сейчас его нет, и это было всем только на пользу: и ему, и Володе. Второму бы зацепиться за Соловья и выкарабкаться в мир людей, внимательный парень ему очень бы не помешал. Смешок вырвался, когда Миша словил себя на мысли, что такого неплохо бы и ему самому. Признавать, что то, что для него любовь и отношения, для другого просто секс с малолеткой, пугало, и Миша делал вид, что ничего не признаёт и не понимает. Ему бы взять себя в руки, побыть сильным хоть пять минут — больше и не надо: просто закончить эти встречи, сказать, что на этом всё. А потом уйти и забиться в угол где-нибудь, пережить мысль, что он не шлюхой особо больше никому и не нужен. Но лучше одному, чем так. А может, ему так лишь казалось от обиды за то, что мужчина ушёл, не позаботившись о нём. Теперь драматизирует себе под нос, как маленький ребёнок. Ведь как будто ему самому этот секс не нужен... Если уйдёт из этих отношений, вдруг других не будет ни с кем и никогда? А Мише оно нужно: чтобы крупный пульсирующий член внутри, грязные слова над ухом, горячие ладони на бёдрах, раскрасневшиеся ягодицы, лёгкое пренебрежение молодыми годами. Если так, то разве есть, на что жаловаться? Миша завернул в туалет, живо спуская свои штаны и доставая телефон. Включив видео, направил объектив на зеркало, поправил волосы, запустил верхние фаланги пальцев себе в рот и затем оставил ими дорожку от подбородка по футболке вниз, задирая её нижний край и давая камере рассмотреть молодое подтянутое тело. Освободив ногу от штанины, поставил её перед зеркалом на раковину и чуть прогнулся, выставляя ещё не отошедшие от шлепков ягодицы и входя в себя пальцами. Удовольствия не приносило, но выглядело красиво. Миша закусил губу, подаваясь ягодицами навстречу пальцам и затем в стоне улыбаясь в зеркало. Видео отправил с подписью "приглашаю))". Затем оделся, прошёл в кабинку, и там его вывернуло наизнанку.