The angel from Louis Vuitton

***

Год спустя...

— Как ты тут, сынок? Хорошо ли себя чувствуешь? Родители Ли шли вслед за Феликсом по небольшой тропинке меж кустов с цветами. Сад дома Хванов был одной из местных достопримечательностей. Омега часто бывал здесь, если не знал, чем занять себя в свободное от модных показов время. А такового у него оказывалось предостаточно. Он раз за разом приходил сюда, уединяясь на поляне с карандашом и блокнотом в руках. — Вы спрашиваете меня об этом постоянно, как приходите. У меня всё прекрасно, я в полном порядке, — Феликс вздохнул, трогая кончиками пальцев облитые солнечным светом листья. — Мы же твои родители, нам важно знать, что с тобой, — мама Ли подошла ближе, укладывая руку на плечо сына. — К тому же в прошлый раз... на свадьбе... тебе стало плохо, а Хёнджину пришлось деликатно объяснять обо всём почтенным гостям, — тут же вмешался отец. — А завтра вы впервые выезжаете вместе на выставку, где ты должен будешь дать речь. Случись с тобой что-нибудь, как Хёнджин станет отдуваться? — Это было больше года назад, — Феликс приложил ладонь ко лбу, дуя губы и не желая слушать нотации. — Я случайно переел, вот и... но на следующий день мы станцевали и завершили свадебную программу! Всё было, как и планировалось. Отец на это лишь покачал головой. Омега отвёл от него взгляд, не собираясь продолжать этот бессмысленный зарождающийся спор. Всю предыдущую неделю он настраивал себя на будущую поездку, готовил речь, даже сам распечатал себе текст, вдохновению на который посвятил пару часов. Хёнджин наблюдал за всем этим, будучи у себя в кабинете, ведь Феликс раз за разом наведывался к нему во время работы и просил послушать, как он звучал со стороны и что можно было бы поправить. — Дорогой, — позвала его мама, стоило им пройти через сад и остановиться у выхода из дома, — не бери близко к сердцу слова отца. Феликс взглянул на неё, пока глава семейства Ли уже стоял у автомобиля недалеко от них и открывал дверь. — Когда ты вышел замуж, он стал больше о тебе переживать. Ты ведь понимаешь, ты у нас единственный сын, и тяжелее всего отдавать тебя в другую семью. Твой отец не со зла, как и я, — женщина взяла молодого Хвана за руки, с надеждой заглядывая в голубые глаза, доставшиеся тому от крови Ли. Смотря на неё, омега не мог до конца осознать, как родная мама всегда умела его убеждать. С ней невозможно было начать спор или подолгу ссориться. Она всегда находила, что сказать, а порой и вовсе была единственной, кто мог успокоить маленького Феликса в период его страхов и конфликтов с кем-либо. С отцом они часто, бывало, не сходились в чём-то, как бы сильно не хотели мириться друг с другом и с каким бы уважением не относились. Но всё же они семья. Поэтому любили и помогали, когда нужно. — Всё хорошо, мам, я не обижаюсь, — он улыбнулся ей, сжимая тёплые ладони. — Правда. — Уверен? — Разумеется, — и кивнул головой. — Вам уже пора, вы задержались на дольше, чем обещали. Как бы не опоздали на приём. — Не волнуйся, уверяю, господин Пхан погонит так, что мы как минимум ещё пятнадцать минут будем дожидаться остальных перед началом, — хохотнула мама, подходя с сыном под руку к машине и садясь на диван сзади. — И ещё кое-что, — наклонившись к уху, прошептал он ей. — Научи отца пользоваться видео-звонками. Ему пригодится. Махая на прощание, Феликс проводил машину родителей взглядом. Как только та выехала, а ворота следом закрылись, он выдохнул, поправил светлую чёлку и обернулся назад. Дом семьи Хванов вновь встречал его своими распахнутыми дверьми. Омега настолько привык к нахождению здесь, словно совсем не год прошёл, а вся жизнь пронеслась в этом месте. Истинность, судя по всему, действительно как-то влияла на пару и их совместную жизнь. Ведь на мужа он ещё ни разу не жаловался, никогда не находилось серьёзного повода. Как тот и обещал, после свадьбы сразу же забрал в свой дом. Феликс давно уже изучил все два этажа: первый для них, а второй для приёма гостей. Рядом также стоял пристрой для слуг и охранников, куда те уходили после рабочей смены. Нельзя было сказать, что омеге здесь не нравилось. Он с самого начала восхитился тем, каким, оказывается, уютным может быть дом вместе со своим альфой рядом. Встречал рассветы и провожал закаты он только с Хёнджином, на обедах они сидели вместе, а пару раз в неделю, когда муж уезжал на тренировки или по делам, приходил весь разгорячённый и мог утолить любую жажду после их расставания. — Когда должен вернуться мой муж? — спросил он у мимо проходящего слуги, как только вошёл в дом. — Господин Хван закончит через час, ближе к обеду он прибудет, мой господин, — поклонился ему тот, возвращаясь к своим делам, когда Феликс махнул рукой и кивнул в благодарности. Час. Осталось чуть больше часа. Подождать совсем немного, а потом со спокойной душой провести весь вечер вдвоём. Омега ждал этого момента, терпение давалось ему с огромным трудом, но он держался. Правда однажды чаша весов в нём перевесила не в ту сторону, и Феликс какое-то время просил Хёнджина брать его с собой. Тот всегда возражал, объясняя тем, что не пережил бы ещё одного столкновения своего мужа с кем-нибудь подозрительным. У них дома он в полной безопасности, и альфа мог не волноваться, когда уезжал куда-то по делам. А те у него в самом деле были важными. Подготовка к показу нового сезона начиналась основательно и строго. Каждый модельер старался продвинуть свою работу, только бы компания приняла его эскизы и включила их в коллекцию. И не зря: за это платили не малые деньги, а конкуренция росла, рынок моды своими сложными механизмами затягивал с готовой. Хёнджину всякий раз удавалось оставаться на плаву, сколько бы противников на пути он не встречал. Дом Versace бывало сам давал ему запросы на разработку новых образов. В приоритете всё же был Хван, и опускаться в достигнутом никак нельзя было. Только поэтому, вероятно, альфе пришлось замарать руки в нечто нелегальном. Феликсу свою историю он поведал не сразу. Видел, как омега ещё не отошёл после произошедшего на свадьбе, поэтому пытался его настроить и подготовить к разговору. Но тот сам напрашивался, лез с волнующими его вопросами, получая лишь отрицательные ответы. Уже собирался устроить скандал, сгоряча заявлял, как однажды возьмёт и подаст на развод, пусть ему всё равно откажут. Тогда-то Хёнджин и решился обо всём рассказать. Факт того, что Феликсу нужно быть осторожным и никуда без сопровождения мужа или родственников не ходить просто так без причины, омега понятливо усвоил. Ему и самому не в радость было бы повторно испытать нападение и курок пистолета у виска. Хёнджин объяснил это тем, что однажды, войдя в крупный бизнес модных домов, ему пришлось испытать на себе все прелести закулисного мира. На показах все модели блистали, все зрители восхищались новинками, а после могли приходить в бутики, чтобы подобрать себе нужный образ. Но это лишь на обложке жизни моды. На деле же слово «конкуренция» имело далеко не последнюю значимость. Оно решало буквально всё. Внезапные кончины менеджеров, самоубийства моделей, несчастные случаи с модельерами и много всего прочего преподносилось массовой публике максимально деликатно и в расплывчатых подробностях. Пока в это время все живущие в круговороте высокой моды понимали: уничтожение противников никогда не раскроется, и ты сам никогда не попадёшься в подозреваемые. Ведь ты — творец, ты приносишь людям только удовольствие своим делом и своей роскошью. Как ты можешь быть плохим? Хёнджина изрядно коробило от такого культового эгоизма своих коллег по профессии. Он долго не мог смириться с тем, что ему приходилось помимо вычерчивания и зарисовки эскизов посещать уроки разных видов борьбы и владения оружием. В двадцать один год он успешно прошёл все тестирования и получил специальные лицензии, которыми мог прикрываться в случае обвинения в свою сторону о нападении или убийстве. Первый человек пал от его руки в том же возрасте, и после этого Хван не чувствовал себя, как прежде, ещё довольно долго. Но со временем ко всему привыкаешь. И к давящему напряжению со стороны коллег, и к постоянному терзанию глоток друг друга за право быть лучшим, и к страху, что в любой момент на тебя могут навести пистолет или нож, и к изнуряющим тренировкам раз в неделю, только бы не растерять приобретённую годами форму. Всё это резко и настойчиво стало частью жизни Хёнджина. Он проводил свои дни привычно и однообразно, попивая кофе или читая новости. Рисовал эскизы, вдохновлялся различными вещами, когда посещал музеи и театры. Пока не вышел замуж. Появление Феликса в его доме и в его сердце первое время казалось большим потрясением. Не зная, как себя вести, он старался сделать для того комфортную жизнь без волнений и стресса. Он не хотел омеге жизнь, как у себя. Но чёртова истинность, будь она не ладна, застала их обоих врасплох в самый неподходящий момент. Хёнджин не планировал искать себе пару, как и не планировал влюбляться. Вот только, встретив свою судьбу, оказался бессилен против неё. Рядом с Феликсом он словно становился другим человеком. На него не хотелось повышать голос, с ним не хотелось начинать споры и ему невозможно было отказывать в чём-то. Хёнджину с огромным трудом и болью в сердце приходилось говорить «нет» каждый раз, когда его муж просился вместе с ним на работу. Нельзя было допустить, чтобы омегу так близко увидели все его коллеги, ведь альфа точно знал, что среди них молча наблюдали те, кто были бы только рады, сделайся произошедшее на свадьбе несчастным случаем. Хёнджин теперь единственная помощь и защита Феликса. Сделавшись его мужем, он подписал себе приговор. И, как бы альфа ни старался, жизнь того не станет прежней. Омега был заперт в его доме без возможности выходить за пределы территории. Общество видело его только рядом с Хваном, за его спиной или под руку во время прогулок. И только изредка на модных показах, устраиваемых Louis Vuitton. Окончательно огородить от жизни модели его никак нельзя было, иначе французский дом мод однозначно бы забил тревогу. — Как же я устал, — Феликс зашёл в их с мужем спальню, потянувшись. Это место в доме, где всё в пастельных тонах, он любил особенно трепетно. Сам когда-то подбирал прозрачные белоснежные шторы в пол, с детской радостью раскрывая их каждое утро и разглядывая цветущий пейзаж в панорамном окне. Хёнджин, правда, настоял, чтобы также повесили и рулонные шторы. Сторона комнаты была солнечной, и он часто не мог вздремнуть после полудня, пока в глаза били яркие лучи. В остальном же омега распоряжался свободно: подобрал себе небольшой туалетный столик, поставив его напротив кровати, обновил шкаф, где раньше умещалась повседневная одежда альфы, ведь теперь им требовалось больше пространства, когда в доме появился ещё один человек. Феликс придерживался только одного правила: чем меньше вещей было в их спальне, тем просторнее он себя чувствовал. Гардеробная и так была буквально за стеной, поэтому именно туда он складывал все свои вечерние, праздничные и культовые образы. Рядом также была комната отдыха, ванная, кабинет Хёнджина, но самое главное — студия омеги, где находились все его принадлежности для живописи. Когда муж работал у себя или уезжал, обычно время он проводил именно там (или в саду), поэтому его нетрудно было найти. — Поскорее бы настало завтра, — Феликс пластом прыгнул на двуспальную кровать спиной, устремив взгляд в потолок. Совсем не боясь помять свой лёгкий образ нежного мятного цвета в виде строгого облегающего верха с прямыми рукавами до запястий, небольшого вставного горлышка у шеи и пышной юбки-скорт, он разлёгся в виде звёздочки. Изначально это платье он взял только чтобы вдохновить себя на новую картину, идея которой пришла ему, пока он с улицы наблюдал за Хёнджином в кабинете за работой. Но неожиданно, стоило мужу уехать сегодня утром, ему позвонили родители с просьбой наведаться и узнать как дела. В общем-то, первая половина дня в творческом плане у него не удалась. — Вот ты где, — у дверей послышался голос, а после альфа тут же залез на кровать, нависая над омегой. — А я искал тебя, думал, ты в студии. В нос дал приятный освежающий аромат ели. Феликс улыбнулся, растягиваясь на кровати и обхватывая мужчину над собой за плечи. — Я бы и провёл там целый день, но к нам приезжали мои родители, — через раз проговаривал он, пока Хёнджин, наклоняясь, сладко целовал пухлые губы. — Что-то случилось? — Нет, просто, — омега вздохнул, отводя лицо в сторону от альфы, только бы не распускать феромоны от трепетных прикосновений губами и сосредоточиться на разговоре, — отец волнуется насчёт завтрашней поездки и спрашивает о моём состоянии. — Знал бы он, как волнуюсь я, — усмехнулся тот, вскидывая мешающую глазам тёмную чёлку. — Зачем это? Я ведь буду с тобой, беспокоиться не о чем, — Феликс плавно провёл по твёрдым плечам мужа, чувствуя, как те напрягались под его пальчиками. — Как же всецело ты мне доверяешь, — альфа коснулся его лба своим, смотря прикрытыми чёрными зрачками куда-то в душу. — Ты мой муж, — чуть дыша, омега опустил руки с плеч на грудь, аккуратно, словно на пробу, поглаживая её. — Я не могу иначе. Потому что... — Любишь меня? — в глазах промелькнул огонёк, а тело еле удержалось, чтобы не толкнуться вперёд. — Люблю, — Феликс улыбнулся шире, стоило заметить, как Хёнджин на секунду перестал дышать. — Тебя одного, — а после и вовсе как удовлетворительно промычал. Поцелуй последовал незамедлительно. Омеге нравилось, как из раза в раз, стоило ему произнести это заветное слово, альфа растекался перед ним лужей, становился мягким и податливым, мог сделать что угодно и бросить все прежние дела, уделяя внимание только мужу. Лаская губы языком и нежными прикосновениями, дыхание становилось тяжелее. Спина прогибалась сама собой, тело тянулось к Хёнджину, руки цеплялись за его тёмно-синий пиджак на лопатках. Феликсу не хотелось останавливаться на поцелуях. Готовый к большему, он с придыханием отстранился первым. — Ты сегодня рано, — заметил омега, нетерпеливо облизывая губы. — На прошлой неделе я и так опаздывал на несколько часов, не могу же и сейчас оставлять тебя одного надолго, — Хван зеркально облизнулся вслед за мужем и устроился удобнее между его раздвинутых стройных ног. — Тогда возьми меня, — Феликс накрутил на указательный палец тёмный локон, прикусывая нижнюю губу. — Так не терпится оказаться завтра в Париже. В столице моды, в столице люб... — Любовь моя, я ведь уже говорил, — альфа вздохнул так, что омега невольно вскинул брови в удивлении, — что не могу брать тебя с собой на работу. Понимаю, тебе хочется свободы, почаще бывать в разных местах, но... — Муж мой, — прервал его тот, поворачивая голову к себе обеими руками, чтобы заглянуть в глаза. — Мне вполне хватит завтрашней поездки. Я знаю, как сильно ты обо мне заботишься и переживаешь о моей безопасности, поэтому не мучаю тебя с просьбами выйти куда-либо. Но когда я говорил взять себя, я имел ввиду именно взять. Прямо здесь и сейчас, — он прильнул ближе, проезжаясь промежностью о пах мужа. — И, обещаю, если ты этого не сделаешь, доводить тебя я буду уже в самом Париже. — Так ты дожидался меня? — чарующе низким голосом прохрипел альфа, словно чуть не проглотив язык. — Разумеется, разве ты всё ещё не без ума от моего запаха? — возмущённо раздув губы, омега повторно потёрся, отчётливо чувствуя твёрдую выпуклость. Хёнджин на это растянул губы в ухмылке и провёл кончиком носа вверх по тонкой шее. — Всегда был без ума, — приоткрыв рот, клыки коснулись светлой кожи Феликса прямо у брачной метки на изгибе у ключицы. — Тогда сними скорее свой чёртов пиджак, — омега чуть не скулил, стягивая с альфы верхнюю одежду и небрежно бросая её в сторону. — В обычной одежде ты куда привлекательнее. Он огладил скулы мужа, приближая лицо того к себе. Прильнул к губам, обхватывая их своими и полностью позволяя скользкому языку проникать вглубь рта. Хёнджин с приглушённым рычанием одной рукой взялся за талию Феликса и сжал её в широкой ладони. Формы у омеги всегда были выразительными, идеальными, божественно пропорциональными, отчего альфа нередко мог уходить в свои самые отдалённые мысли и фантазии. На своём истинном ему хотелось бы видеть все лучшие наряды мира и в то же время не видеть их на теле совсем. — А это что за безобразие на тебе? Категорически не подходит твоему стилю, — оттягивая губу, Хёнджин с прищуренным взглядом заглянул в глаза и с намёком сжал ткань одежды на талии. — Коллекция «Cruise» двадцать второго года. От самого Николя Жескьера! Как ты можешь называть это безобразием? — возразил Феликс, ткнув пальчиком в грудь. — Это я у тебя спрашивать должен, как ты можешь произносить имя другого мужчины, пока лежишь в нашей постели? — альфа придвинулся ближе, вплотную упираясь возбуждением между ног омеги. — Он вовсе не знает, какая одежда бы тебе подошла. Его чёрные глаза пронизывающим взглядом шли от воротника вдоль плеч и груди, спускаясь на бёдра. Рука отпрянула от талии, задирая юбку, под которой скрывались шорты. Хван фыркнул на это, недовольно кривя губы и вскидывая бровь. Всем своим видом показывал, насколько же ему не нравился образ и противно было одно только звучание имени модельера дома Louis Vuitton. — Это платье похоже на зонтик, а ты у меня разве дождик какой-нибудь? — Хёнджин провёл пальцем вдоль юбки. — А эти, — он перешёл на шорты, — панталоны из какого века вышли? Осмотр бы так и продолжался, пока альфа не стянул нижнюю часть одежды, откидывая в сторону своего пиджака. Омега лежал перед ним теперь исключительно в одном платье. С раздвинутыми ногами и закрывающими ухмылку руками. — Ах, Хёнджин-и, — промурлыкал ему Феликс, положив ладони на пуговицы белой рубашки и начав растёгивать их одну за другой. — Твой дурацкий классический стиль тоже выводит меня из себя. — Твои восхищения образами того мужчины, — он даже имени его называть не стал, вбирая в грудь воздух, — терзают меня. — Сил моих нет, ты вечно мозолишь глаза рубашками и брюками, — омега рывком снял с него верхнюю одежду. — Тебе только дай волю, ты скупишь все его наряды, — альфа также взялся обеими руками за платье, задирая юбку вверх. — Ради разнообразия мог бы и голышом походить, ничего страшного, — Феликс потянулся к ширинке, растёгивать её и толстый ремень. — Я бы в мусор перед ним засунул все его эскизы и научил правильно улавливать твою красоту, — Хёнджин же тянул вниз за бегунок на спине мужа. — Просто сними это уже! — синхронно ахнули оба, замирая и смотря в глаза. И вдвоём не сдержались первыми. Возбуждение во всю тянуло низ живота, а разговоры только разгорячили тела, желающие исключительно друг друга. Альфа снимал с себя брюки и нижнее бельё, с предвкушением наблюдая со стороны, как его омега тем временем со всем упоением комкал в руках несчастное платье и бросал его на пол. Обнажённые и доведённые до пределов, они жадными глазами изучали друг друга, словно видели впервые и хотели попробовать всё и сразу. Придерживая мужа за поясницу, Хёнджин касался губами его груди. Целовал чувствительную кожу, обводил языком выпуклые места и несильно прикусывал сбоку, когда клыки чесались в желании вновь пометить своего омегу. Рука гладила его, шла вдоль изгибов спины к лопаткам и обратно в область талии. Феликс весь нежный на ощупь, с какой стороны его не потрогай. Хрупкий, миниатюрный и настолько привлекательный, что Хван бывало не верил реальности, ведь тот носил его фамилию и любил открыто, искренне, со всей душой. Альфа выдохнул горячий поток воздуха, наблюдая за тем, как краснела под ним бархатная светлая кожа. Омега тянулся к нему ближе, обхватывал всё тело за бёдра и плечи, выпускал свой чарующий феромон, вдыхая такие же свежие и ароматные запахи мужа. Извиваясь на постели, словно играющий с ветром пух, он не сдерживал вырывающиеся из самих глубин звуки наслаждения. Его мужчина большой, он сильный и всегда готовый защитить, приласкать. Особенно когда Феликс в этом нуждался больше всего. Сцепляя руки за шеей Хёнджина, он откидывал голову и растягивался во весь рост, показывая себя в полной красе, отчего у альфы застревал ком в горле и накалялось возбуждение. Он захватил омегу всего в свои руки, прижался к нему вплотную и выдохнул в ложбинку между грудей. Ладони блуждали по телу, не в силах насытиться и утихомирить желание одними только прикосновениями. Хотелось ещё и больше. Почувствовать любимого не только снаружи. И Феликс доходчиво дал понять, что вовсе не против, когда со стоном прикусил губу, стоило промежности коснуться твёрдой плоти. — Хёнджин-и, — с придыханием звал он, чувствуя в себе первый толчок. — Хёнджин-и, а как же презервативы? Хван стискивал зубы, остро ощущая каждое соприкосновение с телом омеги. Тот также затрясся в его руках, словно оголённый нерв реагируя на каждое движение. — Сегодня я принял противозачаточные, — альфа успокаивающе покрывал веснушки по всему лицу Феликса поцелуями. Его терпение держалось на тонкой нитке, готовой порваться в любой момент, если только омега пожелает. Феликс сам, кажется, полностью расплавился, крепче обхватив ногами таз мужа и двигаясь ему навстречу. Это и стало его согласием на всю последующую страсть. Он доводил альфу своими чмокающими звуками на шее и губах. Сжимал рельефные мышцы на плечах, пока в нём двигались и вызывали волну мурашек от ног и до макушки. Стонал и краснел, просил и возбуждался от того, насколько чёрными и глубокими становились прикованные к нему глаза Хёнджина. Звуки бились о стены спальни, аромат окутывал тела и просачивался сквозь любые щели в помещении, а движения становились хаотичными, быстрыми. Выдавливая из себя последние капли земного рассудка, влюблённые придавались друг другу без остатка, возвышаясь словно над самими небесами, пока поцелуи продолжались и желание не стихало. Толчки окончательно доводили до дрожи, Феликс с трудом держался за мужа, ощущая собой его напряжение и вдавливаемую нарастающую силу. Волосы прилипали к мокрому лбу Хёнджина, пока омега пальчиками аккуратно поправлял ему чёлку назад и за уши. Альфа над ним возвышался, его легко было рассмотреть всего открытого перед собой: обнажённый, со слегка загорелой кожей, мощными руками и крепким прессом на животе. Его тело подобно греческому богу. И пик пришёлся уже через несколько повторных фрикций. Обоих накрыл оргазм и чувство полного удовлетворения. Феликс долгие секунды сотрясался в дрожи, ощущая, как тепло и наполнено становилось внутри. А после легко и мокро, когда муж вышел, ложась рядом и притягивая к себе в объятия. — Спасибо, что помог мне снять напряжение после работы. С тобой моя жизнь стала намного лучше, любовь моя, — Хёнджин коснулся губами лба омеги, с прикрытыми веками заглядывая в глаза. — Отдохни, я о тебе позабочусь. Феликс огладил его щёку, наблюдая за тем, как постепенно его муж вместе с ним проваливался в сон.

***

Париж. Признанная негласная столица моды, символ города любви. Сюда съезжались со всех уголков света, чтобы взглянуть на Эйфелеву башню, посетить Собор Парижской Богоматери, прогуляться по Елисейским полям. Более тринадцати миллионов туристов каждый год приезжали в культовое место своих мечт и прямое олицетворение всего самого изысканного и роскошного. Кто-то не переставал с восторгом разгуливать по узким улочкам старого города и широким дорогам инновационного времени, а кто-то ужасался высоким ценам и налогообложениям. Феликс выступал, скорее, за первый тип людей. Как только самолёт из аэропорта Инчхон приземлился в Париже, он собирался первым делом выпрыгнуть на асфальт и побежать навстречу тёплому ветру. Однако, как полагает статус, дождался, пока муж достанет багаж, передаст пару лёгких сумок, а уже после они вместе спустятся и пройдут в город. Стоя у выхода из аэропорта, Хёнджин вызвал такси, пока омега с нетерпением стискивал в руках лямки их багажа. Дней в Париже они проведут всего два, но вещей, тем не менее, пришлось собрать на увесистый чемодан и несколько сумок. — Куда хочешь сходить первым делом? — поинтересовался альфа, как только они сели в подъехавший автомобиль. — Первым делом я бы поел, — честно признался тот, складывая руки на бедре мужа в замок и очаровательно хлопая перед ним ресницами. — В отеле или в каком-нибудь ресторане? — с улыбкой на лице Хёнджин накрыл его ладони своей, поглаживая. — Хочу походить по улицам и попробовать стрит-фуд, — Феликс ответно растянул уголки губ, с предвкушением дёргая носочками обуви. — Твой отец никогда не простит мне этого, — альфа со вздохом закатил глаза. — Мы ничего не скажем, — подмигнул ему омега, удобнее усаживаясь на заднем сиденье. — Или не будем говорить всей правды. Остановившись на улице Мадлен, Хваны забрали из багажника вещи и сделали пару шагов ко входу в отель «Le Bristol». Тот встречал их семью этажами из белого кирпича и прямоугольной крышей классического чёрного оттенка. Типичный для Парижа дом, украшенный кустами цветов на двустворчатых окнах и маленькими полосатыми красно-белыми навесами. Феликс выбрал это место, ориентируясь на близлежащие достопримечательности. Тут и Елисейский дворец — резиденция президента Франции, и галерея «Tornabuoni Art» с выставками итальянского искусства, и много прочих завлекающих к себе мест. В том числе и с едой. Рестораны заполняли всю улицу, глаза разбегались от вида привлекательных багетных булок, кремовых украшений и разнообразных цветастых печений. Омега гулял под руку со своим альфой, не зная точно, что выбрать, и теряясь в своих желаниях. Отовсюду пахло приятными ароматами, были слышны звонкие голоса людей и свист проезжающих мимо шин колёс автомобилей. Красиво и ярко, тепло и солнечно. Но главное — свободно. Здесь не как дома, тут можно хоть пару дней не сидеть взаперти. Приближаясь к концу улицы, паре всё-таки удалось выбрать для себя что-то из уличной еды. Время только первой половины дня, а никто из них не завтракал. Хёнджин предпочёл небольшой хрустящий багет с начинкой в виде омлета и зелени, пока Феликс разжёвывал круглое печенье-макарон яркого жёлтого цвета, как само солнце, держа в руках пакет с этими фирменными сладостями. День проходил прекрасно и быстро. Оба и не заметили, как время постепенно начинало приближаться к закату. Стоя на Елисейских полях, омега сжимал локоть мужа, наблюдая вместе с ним за краснеющим закатом. Но даже не в этом находилась вся красота сегодняшнего вечера. Ничто так не радовало Феликса, как то, что он смог уговорить Хёнджина хотя бы раз, пока они только вдвоём, померить на себя более свободный и не строгий образ. Ведь альфа давно себе такого не позволял. Решившись взять с собой про запас одежду от Versace в спортивном стиле, Феликс несколько проведённых в отеле минут наблюдал за тем, как Хёнджин натягивал на себя чёрные штаны из плотной ткани и такого же фасона кофту поверх светлой футболки, попутно бубня что-то себе под нос. Первое время ему откровенно не нравилось, как он выглядел. Возмущения по поводу того, насколько в такой одежде неудобно ходить, как ему давит на горло воротник и как вставки сжимают конечности, лились от альфы рекой. Правда сразу после, стоило Феликсу самому переодеться в лёгкое платье-рубашку из поплина с характерным для Louis Vuitton принтом «Monogram», Хёнджин приутих. Ему нравилось, что длинные рукава образа прикрывали руки от возможного загара на солнце, идущие от груди до талии пуговицы напоминали черту его излюбленных рубашек, несильный треугольный вырез на шее позволял разглядеть подвеску из белого золота, а удлинённый к задней части подол и тонкий свисающий ремешок под цвет платья придавали гармонии в виде деталей. — Пора возвращаться, скоро нужно выезжать в Лувр, — заметил альфа, заглянув в телефон. — Да, пойдём, — омега, не отпуская его локтя, потянул мужа по обратной дороге. Они вновь шли через всю улицу, вбирая в лёгкие её вкусные ароматы. Феликс старался запомнить каждое проведённое мгновение рядом с мужем. Нечасто они могли позволить себе так легко прогуливаться, тем более далеко заграницей. Но как удачно всё совпало. Выходные Хёнджина пришлись идеально в те дни, когда его мужу была назначена встреча с молодыми талантами парижской школы изящных искусств, чьи картины будут представлены перед входом в Лувр на всеобщее обозрение. На открытие выставки приглашено немало гостей, из-за чего альфа неохотно, но всё-таки согласился с мужем поехать на пару дней во Францию. О Феликсе, как о художнике, знало не так много людей. Одним из них был главный директор Louis Vuitton, что и посоветовал своему давнему приятелю — руководителю той самой школы изящных искусств — пригласить талантливого омегу, рассчитывая на то, что уже после он мог бы, зная его хрупкое сердце, уговорить Хёнджина вкладываться в развитие этого учреждения. Для Феликса было важным увидеть, каким же образом пишут на холстах молодые художники, чему их учат на занятиях и на чём у них лежит душа. Эта поездка вдохновляла его, он с нетерпением отсчитывал оставшиеся до начала минуты, когда они с Хёнджином сели в такси, перед этим поменяв образы на вечерние. Снова одежду им подбирал омега, иначе бы альфа вряд ли решился выйти в свет в джинсовых чёрных брюках со стразами на передней части и идентичной по стилю рубашке. — Я словно в пижаме, — ворчал он, сидя пытаясь завернуть рукава до локтей и заправить подол рубашки в брюки. — Зато ты, как всегда, неотразим. Феликс улыбнулся на неожиданный комплимент, оставляя поцелуй на щеке мужа. Его радовал факт того, как Хёнджину нравилось чёрное платье-поло длиной выше колен с рукавами три четверти и выделяющимися четырьмя белыми пуговицами на груди. Вечерние образы от Louis Vuitton всегда были прекрасны и легки. — Как говорила легендарная Коко Шанель: «Маленькое чёрное платье должно быть в гардеробе каждой омеги», — Феликс подмигнул, поворачиваясь к двери автомобиля сразу, как тот остановился. С мужем они вышли прямо у Лувра. Пред ними предстал исторический дворец, что в двенадцатом веке изначально являлся частью крепости, чуть позже — в шестнадцатом веке — стал переделанным в королевский замок, и вот сейчас стоял на правом берегу Сены, на улице Риволи в качестве музея с пятью ярусами под землёй и тремя разными крылами. За один день, по словам многих туристов, весь Лувр не обойдёшь. Наверно и недели будет мало, ведь там так просто заблудиться. Но Феликса интересовал далеко не поход по великому месту. Идя с мужем за руку, взглядом он искал, где же стояли картины молодых творцов. Они-то и привлекли его внимание. Различные натюрморты и пейзажи, подражания знаменитым картинам и скульптуры древнегреческого и древнеримского жанров. Каждый экспонат красиво подсвечен с разных сторон. Вечером, когда на улице темно, а выставка располагалась не в помещении, это в самый раз. Мешало лишь одно: повсюду были люди. Толпа народа, не дающая спокойно пройти и разглядеть экспонаты. Феликс аккуратно пробивал им с мужем путь, пока Хёнджин крепко держал его за руку, только бы не потерять. Давно ему не приходилось так часто поглядывать на светлую макушку, сливающуюся со множеством людей. Он не отводил глаз, проскакивая мимо прохожих вслед за омегой. Остановились они около одной из картин с изображением пейзажа пруда. Альфа не сразу понял, откуда послышался восхищённый писк. — Хёнджин-и, посмотри, — Феликс вцепился в руку мужа, комкая в ладонях рубашку. — Как это прекрасно! Настоящая картина художника! Хван сузил глаза, всматриваясь. Действительно красиво. Ровные мазки, гармонично подобранная палитра цветов, отражающая летнее настроение полотна, на котором во всю цвели пышные деревья и кустарники у водоёма, а чистое небо не подгоняло ни одного облака. Вот только... — Самый обычный пейзаж. Такой любой первокурсник на коленке нарисовать сможет, — альфа пожал плечами, скептически приподнимая бровь. Омега на это промолчал, выразительно закатывая глаза. Не стал спорить с мужем, поэтому направился дальше с ним под руку к другим экспонатам. Теперь они наткнулись на скульптуру. Вырезанная из гипса голова Аполлона Бельведерского, смотрящая куда-то вдаль своим выразительным взглядом. Каждая деталь его прямого носа, пухлых губ и даже вьющихся волос была детально скопирована с оригинала. Феликс не мог закрыть рта от удивления, поэтому лишь прикрыл его ладонью. — А это! Это же чудо! Как такое возможно сделать своими руками? — он потянулся ближе и аккуратно коснулся пальцем скульптуры, пока сам же не отдёрнул себя, боясь нечаянно повредить шедевр. — При поступлении каждый студент рисует Аполлона с трёх основных ракурсов, а после, — невозмутимо вздохнул Хёнджин, даже бровью не поведя от увиденного, — вырезает по своим же эскизам во время экзамена. Радость на лице омеги тут же сменилась на озадаченный взгляд, направленный в сторону альфы. Тот без слов повёл его дальше. Им на пути попадались и картины, и скульптуры, а порой целые чертежи инновационных зданий с их полным описанием. Глаза Феликса бегали от одного предмета к другому, он с любопытством ребёнка и первооткрывателя изучал каждый экспонат, читал Хёнджину о его создателе и процессе работы, показанных на стенде чуть позади представленного объекта. На альфу увиденное отчего-то не производило большого впечатления. Будто всё это он уже видел, и не первый раз. Словно все экспонаты здесь не представляли собой высокое искусство, а походили на поделки малолетних детей, окончивших разве что садик и только-только научившихся разговаривать, передавая свои эмоции через яркие рисунки фломастерами. Феликса напрягало такое отношение, он прежде не видел мужа настолько предвзятым. Взгляд Хёнджина сверху вниз на все старания студентов казался ему пугающим и отталкивающим. Но тем не менее за него приходилось держаться и идти дальше. Сразу как они окончили смотреть выставку, к Лувру стали подъезжать автомобили класса-люкс. Как оказалось позже, на открытие приехали директора школы изящных искусств и самого музея. Омега изрядно занервничал, ловя их взгляды на себе, после приветствуя и начиная вести непринуждённую светскую беседу. Держась за спиной мужа и сжимая в руках его локоть, становилось чуть легче, но Феликс тем не менее теперь начинал думать, как же сможет выступить на публику с речью. Это совсем не как по подиуму ходить. Тут каждый второй, включая Хёнджина, мастер в искусстве, не то что он сам. Лучше бы с самого начала такую ответственную вещь поручили альфе. — Хёнджин, — позвал его Феликс, как только они отошли в сторону, — мне, кажется, нехорошо. — Что с тобой? — тот обеспокоенно повернул к нему голову. — Я боюсь выступать с речью, — омега помахал на себя руками, вдыхая больше воздуха. — Ты же постоянно блистаешь на показах и в журналах, разве это не одно и то же? — альфа удивлённо вскинул брови, подхватывая мужа и уводя его в менее многолюдное место, чтобы тот смог отдышаться. — Там мне не приходится говорить, я лишь позирую. А тут все знают толк в живописи, один я художник-любитель! Вдруг я что-то не то скажу, а им покажется это смешным? Будет такой позор! — Феликс с обречённым вздохом закрыл лицо руками, чуть ли не хныча. — Тише-тише, любовь моя, с чего ты взял, что сможешь опозориться? Ты так долго готовился, по миллиону раз перепроверял текст. Ты бы и во сне его рассказать смог, я более чем уверен, — улыбнувшись ему, Хёнджин успокаивающе гладил омегу по спине и прижимал к себе. — Пойдём, взглянем ещё раз на экспонаты, тебе должно стать легче. Просто подыши. Они так и сделали. Направились в обратном направлении, заново изучая каждый предмет выставки. Неожиданно там же оказались сами студенты, отвечая с улыбками на лице на все интересующие посетителей и гостей вопросы. Феликсу удалось расслабиться, когда он вместе с мужем стал слушать истории юных творцов. Те все были примерно одного возраста с ним, как раз тот самый подходящий момент, чтобы поступить куда-нибудь и отучиться на любимую профессию. Жаль, омеге так нельзя было. Или... — Прошу прощения, — его за плечо тронула рука, и Феликс тут же прижался к Хёнджину, который резко перевёл взгляд на незнакомца. — Могу я с вами поговорить? — О чём поговорить? — Хван выступил вперёд, пока омега держался позади, сбоку от него. — Ох, не с вами, господин, — тот покачал головой, заглядывая альфе за плечо. — А с вашим мужем. — Что вам от него требуется? — Хёнджин с подозрением сузил глаза. — Ничего такого, лишь простая беседа, — заверил его мужчина, артистично изображая недоумение на лице. — Говорите, мой муж ничем не помешает, — Феликс склонил голову, готовый слушать. — Я не могу так, господин, это личное... — У нас всё общее, не стоит так утруждаться по поводу конфиденциальности, — возразил омега, не понимая, к чему этот странный человек так тянул время. Но незнакомец уже не успел ему ответить. Хёнджин взял ситуацию в свои руки, когда почувствовал, насколько часто Феликс мял его рубашку на локте, и, отклоняясь с извинениями, увёл мужа подальше от мужчины. Они шли, окружённые толпой, в неизвестном направлении. Омега о чём-то глубоко задумался, следуя за альфой по пятам и держась за него, чтобы не отставать. Оба уже заметно уставшие, переполненные событиями прошедшего дня. Оставалось только дождаться выступления и поехать обратно в отель, который они толком и не рассмотрели при въезде. — Господин Хван, а я ищу вас по всему Лувру, — невдалеке послышался запыхавшийся голос, когда пара остановилась и обернулась на звук. — Господин Пак, — Хёнджин осмотрел того с ног до головы, одетого в простой тёмно-синий смокинг и поправляющего пёстрый галстук, — какими судьбами? — Я к вам по делу, всего на несколько минут, — мужчина достал из кармана платок, спешно протирая вспотевшую шею, а после ловля на себе взгляд не одного только Хёнджина. — Так вы с мужем? Рад вас видеть, господин... Хван. Вы так... — сглотнул он, пытаясь отдышаться, — прелестны сегодня. Вживую красивее, чем по новостям. — Благодарю, господин Пак, — Феликс натянул на лицо улыбку, подавая тому ладонь для приветствия, которую тут же аккуратно поцеловали. — Вам тоже идёт ваш образ. — Приятно слышать. Ах, так вот, — мужчина вновь перевёл внимание на Хёнджина. — Вас просят подписать документ о подтверждении на авторские права. Образцы вашей новой коллекции уже доставлены в Париж, мне как раз поручили показать им вам на оценку и удостовериться в одобрении, чтобы перенести в Милан на показ. Пройдёмте, это не займёт много времени. — Новая коллекция?.. — альфа стоял на месте, не двигаясь, пока омега, слушая его коллегу с засверкавшими глазами, готов был тут же пойти и посмотреть работы своего мужа. — Нельзя мне увидеть её позже? — Я и так с трудом смог уговорить директора привезти её к вам сюда ради вашего же удобства. Не думаю, что стоит откладывать это дело на потом, — проговорил Пак. — Верно, Хёнджин-и, идём, — Феликс потянул его за рукав, поворачиваясь всем лицом к мужу и продолжая говорить уже на ухо. — Не хочу, чтобы ты снова возвращался домой поздно, если тебя начнут отчитывать. Я скучаю так сильнее. Хвану ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и согласиться. Но торопиться он не стал. Попросил коллегу подождать его у машины, пока сам отвёл омегу в сторону экспонатов. Тот с удивлением хлопал глазами и остановился у так понравившейся ему скульптуры Аполлона, где уже почти не осталось людей. Альфа незаметно поправил подол его платья, воротник и рукава, как-то нервно сжимая ткань. — Что такое? — не выдержал первым Феликс, заглядывая мужу в чёрные глаза. — Ты не хочешь брать меня с собой? — Хочу, но... — Хёнджин прикусил губу, словно не мог решить что-то у себя в голове. — Я бы показал тебе хоть всю коллекцию, только... кхм. Это сюрприз, который тебе пока не стоит видеть. — Сюрприз? — омега широко раскрыл глаза, не сразу осознавая, что только что услышал, а после этого расплываясь в улыбке. — В таком случае иди, я подожду тебя здесь. — Ты точно не?.. — Всё хорошо. Я взгляну на твои образы на показе, — он стал подгонять альфу, указывая ему на ожидающего где-то за толпой Пака. — Иди, Хёнджин-и. Чем быстрее уйдешь, тем скорее вернёшься. Альфа ещё секунду сомневался, но после оставил омегу и направился к машине. Феликс стоял в ожидании, провожая тёмную макушку мужа взглядом. Когда тот вовсе исчез с поля зрения, он потёр локоть, выдыхая. Без Хёнджина рядом было непривычно находиться среди людей. За всю супружескую жизнь он настолько привык к плечу своего истинного рядом, что теперь, потеряв прежнее тепло, становилось не по себе. Прохожие шли мимо, а на душе отчего-то появлялся пасмурный осадок. Феликс попытался отвлечь себя, когда снова принялся рассматривать скульптуру греческого бога античности. Глазами примеряя, где и как он мог бы вырезать такие же идеально ровные очертания лица, в очередной раз удивлялся способностям людей. Невозможно настолько гладко и похоже сделать скульптуру из цельного куска гипса, ни разу не ошибившись. Быть может, в школах искусств такие вещи действительно не являются какими-то особенными, судя по тому, как отзывался Хёнджин, но омега тем не менее не мог не поражаться. Он понимал, что, будь его воля, с огромным удовольствием пошёл бы учиться вместе со всеми студентами его возраста. Стать художником всегда было его заветной и трепетной мечтой. Храня её в сердце много лет, буквально всю свою жизнь, Феликс не мог отделаться от мысли, что ему, скорее всего, просто не суждено. Модель — вот его судьба. И дело даже не в том, что его никто не пустил бы в колледж или институт. Омега сам не верил в свои силы. Ведь он бы точно никогда не смог перед поступлением сотворить скульптуру по собственным эскизам. Это слишком невообразимо. Слишком нереально. Он не знал основ, не знал техник и не знал, с чего стоило начинать. Работа настолько кропотливая, хоть глаз себе выколи. Но студенты же как-то смогли. Своими усилиями поступили в школу искусств в самом Париже, где сейчас проводили дни за работой и учёбой, не думая о том, что им могло бы что-то помешать в этом. Возможно у них тоже имелись свои переживания, трудности. И Феликс смог бы их понять. Он сам всегда возвращался к одному и тому же месту, когда чувства скручивались в ком, и просвет в будущем казался непонятен. Но кто он по сравнению с ними — творцами искусства? — Отличная работа, не правда ли? — поинтересовался кто-то. — Правда, — вздохнул омега, не отводя взгляда от скульптуры. — Студенты много трудились перед тем, как открыть эту выставку. Это их работы перед поступлением в колледж. Кто-то, бывало, резал себе пальцы, нечаянно протыкал материал не в том месте. Но тем не менее результат на лицо, — продолжал незнакомец, а по интонации его голоса ясно было, как он с гордостью улыбался. Тогда-то Феликс понял. У студентов в самом деле были трудности. Создавать шедевры нелегко. «Резали себе пальцы»! Как же они наверняка подолгу сидели за делом и вырисовывали, вырезали всё в мельчайших подробностях. Голова шла кругом от одного представления. — А вы, господин? — теперь мужчина перевёл взгляд на затылок омеги. — Слышал, вы тоже посвящаете себя искусству? — Откуда вы знаете? — Феликс перевёл взгляд на него, а после замер, узнавая в человеке того самого, который хотел с ним поговорить. — Когда ищешь молодые таланты, и не таких сплетен наслушаешься, — отмахнулся тот. — Так вы действительно любите своё искусство? — Да разве это искусство? — Феликс поджал нижнюю губу, вспоминая все свои картины, что остались у него дома. — Всё, что человек творит своими руками ради эстетической красоты не во вред окружающему миру, можно назвать искусством. Омега на мгновение смутился, задумавшись над словами, но позже поспешил перевести тему. — Вы говорили, что ищете таланты. Так для чего же вам я? — А вы умеете ловить на слове, господин, — улыбка на лице незнакомца стала шире. — Я всего лишь посредник. Мне назначено искать исключительные дары и давать им возможность поступить в колледж искусств. — Колледж искусств?.. — Вы ведь из Южной Кореи? Там тоже есть несколько таких учреждений, даже институты, — вспомнил он. — И у меня к вам имеется предложение. — Что за предложение? — помолчав, поинтересовался Феликс. — Довольно выгодная сделка, — на этом моменте омега, подобно мужу, сузил глаза, прислушиваясь. — Вы будете учиться в нашем институте, а я оплачу всё обучение, если изволите, но взамен вы должны будете после выпуска проработать в компании дизайнером или художником. Тут уже на ваше усмотрение. Феликс замер, стараясь как можно более сдержанно вести себя. Ему не верилось, что ему лично предложили что-то подобное. Обучение в институте искусств. Это звучало, как осуществление всех его заветных мечт и желаний. Но разве мог он просто взять и поступить туда? Мог осмелиться на такой шаг, будучи абсолютно неуверенным в собственных способностях? А что скажут на это его родители и муж? Мать всю жизнь не работала, они жили на деньги отца. Потому что статусным омегам не место в такой сфере бизнеса. Он спасибо должен сказать, что хотя бы по подиуму ходит. — Если хотите, мы можем подписать договор хоть сейчас, он у меня в машине, — мужчина аккуратно взял Феликса за запястье и повёл за собой. — Стойте, — омега отдёрнул руку, остановившись, только когда они отошли от выставки на какое-то расстояние. — Я так не могу. Не могу принимать решение, мне нужно его обговорить с близкими. Вдруг они запретят или... — Господин Хван, разве вам не больше шестнадцати? — поинтересовался тот, складывая руки в карманы брюк. — Мне есть девятнадцать, — утвердительно кивнул Феликс. — Значит и решения вы можете принимать самостоятельно и вполне осознанно. — Да, но... — Пойдёмте, что вы, не стесняйтесь, — мужчина вновь взял омегу за руку, поведя за собой, пока тот тушевался и стоял на месте. — Вот вам и наша визитка на всякий случай, — протянутую карточку Феликс принял, краем глаза взглянув на изображение величественного здания института. Вот только он прекрасно понимал, что не мог согласиться с таким щедрым предложением. Перед этим ему определённо следовало рассказать обо всём Хёнджину и родителям. Феликс и без того самый младший в их семье, о нём беспокоились больше всего. А то, как муж относился к тому, чтобы омега выходил куда-то один, надолго и в общественное место, вспоминать не стоило. Каждый в их паре прекрасно осознавал, какая охота велась в мире высокой моды, к которой принадлежал альфа и его истинный. Ему просто не суждено стать художником. — И всё же, господин, я не могу принять решение, — Феликс попытался остановиться, но его продолжали тянуть за собой. — Господин, вы меня слышите? Я вынужден вам отказать. Пытаясь отцепить от себя чужую руку, у него ничего не вышло. Незнакомец словно не замечал его и того, что омега говорил. Феликс теперь с подозрением смотрел на мужчину, не оставляя попыток выбраться. Паниковать он не стал, а лишь собирался в крайнем случае ударить альфу, ведь за их спинами было много народу, и мало ли, что люди скажут. Замахнувшись, он не успел и руки опустить, как его схватили за талию, буквально вырывая из рук и подтягивая к себе. Феликс не успел одуматься и прийти в себя, пока смотрел на красный след от ладони на запястье. Настолько сильно ему сжимали руку. Всё происходило за секунду, и лишь после он заметил, как перед ним стоял муж, захватив незнакомца со спины в удушающем приёме. Омега вскрикнул, глядя на картину того, как мужчина начинал задыхаться от рук Хёнджина, вцепившись ему в мышцы и пытаясь отойти. — Что ты делаешь? Отпусти его! — Феликс топнул ногой, подбегая ближе и дёргая мужа за рукава рубашки. — Отойди, а лучше не мешай, — грозно проговорил альфа, повернувшись к нему спиной, и омега услышал характерный звук металла. — Хёнджин! Чёрт, убери это! Не тронь его! — он подорвался с места, повисая на шее того и с ужасом обнаруживая нож у горла незнакомца. — Феликс, прекращай, — процедил сквозь зубы альфа, напрягая мышцы шеи. — Это ты не твори смерти, нахал! — омеге ничего не оставалось, он не хотел, чтобы его муж снова на его глазах убивал кого-то, из-за чего клыки сами вонзились в открытую кожу. Хван с рыком прошипел, отпуская мужчину из рук. Того и след простыл, силуэт убегающего человека был виден вдалеке, где не светили фонари. Впрочем, они и сами были в теневой части Лувра, никак не сумевшие отдышаться и отойти от происходящего. — Что ты наделал? — Хёнджин повернулся, с хмурым лицом потирая шею. — Я?! — Феликс готов был влепить тому пощёчину, но держался, как мог. — Это ты чуть не покончил с человеком! Снова! Голос повышался, напрягая голосовые связки. Казалось, ещё немного, и омега мог попрощаться с речью. — Он приставал к тебе. Хотел похитить. Я всё видел! — альфа сделал шаг вперёд, нависая над мужем высокой скалой, пока тот поджимал губы и мял подол платья. — Это ещё не повод убивать, — омега ткнул ему пальцем в грудь. — Ты даже ничего не выяснил! — Своих врагов я знаю на лицо. — Враги... каждый второй против тебя! Может, нужно просто с пониманием относиться к людям? — Послушай, это не так работает... — Как тогда? Ты ничего мне не объясняешь! Только и умеешь, что пулю в лоб и член в мою задницу вставлять! — Что ты... — А знаешь что! — Феликс вновь стукнул каблуком по асфальту, задирая подбородок кверху. — Я зол на тебя! Не подходи ко мне, пока я не прощу тебя! Он развернулся и направился в сторону выставки. Шаги его были чёткими и тяжёлыми, говорящими о том, что лучше ему уступать дорогу, если не захочешь попасться под каблук. Его уже ждали для выступления, толпа приняла омегу в свои восторженные объятия. Феликс по привычке уже поправил волосы, натянул на лицо улыбку и начал свою речь на французском, попутно благодаря всех присутствующих. Его с вниманием слушали, среди людей воцарилась полная идиллия тишины. Один Хёнджин стоял позади, сложив руки на груди и наблюдая за всем процессом. Ни один мускул на его лице не дрогнул, пока рядом с ним народ шире раскрывал глаза, чуть ли не в рот омеге Хвана заглядывая. Он видел и прекрасно понимал, как тот на самом деле до ужаса боялся стоять сейчас один среди директоров и значимых гостей. Только эта юношеская гордость не позволяла опустить плеч и позволить коленкам дрожать. Альфа проследил за тем, как его мужу целовали руки, благодарили, а после отпустили. Первым делом Феликс вышел из толпы, которая просила его о фотографии, об автографе, даже о простой улыбке. И он так и делал, невозмутимо играя на публику счастливого Хвана. Ведь никто не знал, какая на самом деле у него жизнь. Какой на самом деле у него муж. Хёнджин не заметил, как со временем приобрёл себе такую же, как у его омеги, привычку, и теперь покусывал нижнюю губу, сдерживая себя, чтобы не сплюнуть непонятное горькое скопление в горле. Сердце альфы не могло не почувствовать это терзающее волнение истинного. Как только Феликс всё же отошёл от внимания людей, Хёнджин, спохватившись, направился вслед за ним. Шагая по улице своей выработанной модельной походкой, омега ускорял шаг. Ноги несли его быстрее и быстрее в направлении отеля, ведь, к счастью, он успел запомнить дорогу в Лувр. Он прекрасно чувствовал нагоняющий его аромат елового леса, эти хвойные нотки невозможно было не узнать. Вот только оборачиваться Хван совсем не собирался. Шёл вперёд, не оглядываясь, пока неожиданно не перешёл на бег. Тогда-то Хёнджин сорвался с места. Не стал больше ждать и тянуть время. У него и без того никогда не имелось много терпения. Ощущая каждой клеточкой, как накалялось тело от неописуемого напряжения, Хван опускал его, пока гнался за мужем. Погоня превращалась во что-то неясное. Феликс резко заворачивал за углы, ловко обходил прохожих, при этом цокал каблуками так громко, словно специально, чтобы альфа точно его не потерял. А тот и не мог. Больше не мог упустить своего истинного. На горизонте был виден тот самый отель. Волосы омеги развивались от попутного ветра, его феромон манил к себе и заставлял плевать на усталость и перенапряжение в мышцах. Хёнджин и так сильно возбуждён и взбудоражен от всего этого, не собираясь легко сдаваться, пока Феликс распускал аромат и горькие опьяняющие нотки в нём. Что-то в сердце мужа Хвана дрогнуло, когда он, будучи почти у цели, ощутил за собой насыщенный и яркий запах альфы, когда оказался в сильных руках, подхваченный в воздух. Глаза зажмурилась, грудь вдохнула последний раз, а по лицу потекли слёзы. — Глупый, какой же глупый омега, — хрипло проговаривал Хёнджин, прижимая не сопротивляющегося мужа к себе. Феликс сам обернулся к нему лицом, утыкаясь куда-то в грудь и не поднимая головы вверх. Его несли через весь отель, с ним на руках поднимались по лестнице и открывали дверь в номер. Омега вдыхал в лёгкие аромат мужа, буквально поглощал его в себя, не смея отстраняться хоть на чуть-чуть. Тело тянулось ближе, хотя руки со всем гневом стискивали крепкие плечи альфы. Он всё ещё зол, но в то же время не мог противиться их общей природе. Истинность. Как же Хёнджин утешал себя этим. — Больше не убегай от меня, — грозно скомандовал он, хмурясь и садясь на кровать вместе с мужем. Его лишь стукнули по плечу, недовольно пробубнили что-то неразборчивое в грудь. — Не старайся, я всё равно тебя не понимаю, — вздохнул альфа, опрокидывая голову на стену у кровати. Что-что, а здешнее помещение ему нравилось. Он уже давно признал себе, что у Феликса есть вкус на одежду и жильё. Бежевые тона небольшой комнаты успокаивали, длинные тяжёлые шторы, мебель в старинном классическом стиле и двуспальная высокая кровать с пышными декоративными подушками создавали невероятное ощущение роскоши и частички дома. Вероятно, омега имел какое-то внутреннее чутье на красоту. Иначе невозможно было объяснить то, с какой точностью он всё подбирал. — Терпеть не могу, — Феликс наконец оторвал голову от груди мужа и выдохнул ему в шею. — Что именно? — Хёнджин продолжал гладить его спину. — Это... ах... — вновь и вновь выдыхал он, словно не мог с чем-то собраться. — Прошу, прости меня. — Тебе не за что просить, любовь моя, — хрипло усмехнулся альфа. — Я же знаю, что ты это от страха. Я чувствую. — Мне просто повезло, что именно ты мой истинный, — омега медленно провёл пальчиком вверх по рубашке мужа, расстегнув пару пуговиц. — Но порой есть ощущение, что мы прокляты этим. — Это нормально, такое явление не до конца изучено. — И всё же... не делай так больше. Оба промолчали, вслушиваясь в дыхание и сердцебиение друг друга. — Ты же понимаешь, что я не могу тебе этого обещать, — Хёнджин опустил голову на светлую макушку, тяжело прикрыв глаза. — Но мне хочется верить, что настанет день, когда тебе не придётся носить с собой оружие и постоянно следить за тем, нет ли рядом со мной кого-то опасного, — признался Феликс, открывая собственные мысли, что томились в голове какое-то время. — Тебе не стоит беспокоиться об этом, любовь моя. Ты просто важен для меня, я бы и без оружия не перестал заботиться о твоей безопасности, — губы нежно коснулись лба омеги, заставляя приятное тепло растечься по телам обоих. — А пистолет и нож лишь как бонус. — Но ты ведь никогда не хотел держать их в руках, — он поднял на альфу чуть заплаканные глаза, с которых больше не стекала влага, но покоилась большая печаль. Хёнджин водил рукой по спине Феликса, смотрел на него и не выдержал. В груди что-то треснуло и рассыпалось вдребезги осколками. Рука легла на веснушчатую щёку мужа, тот почувствовал её тепло после холодных слёз. Губы без слов потянулись друг к другу. Они трогали, сминали, не могли насытиться сладким вкусом любимого. Омега ощущал, как его талию сжимала свободная рука альфы, пока вторая гладила большим пальцем щёку. Он весь оказался вплотную к сильному телу, его не хотели и не собирались никуда отпускать. Никогда. — Отнеси меня в ванну, — Феликс с придыханием отстранился, завораживающе смотря в глаза. — Нет, лучше в бассейн, — таз сам собой потёрся о пах мужа, чувствуя его твёрдость промежностью. — А лучше иди со мной и не оставляй всю ночь. Хёнджин так и сделал. Ему и не дали выбора, когда омега в очередной раз прильнул к губам и не отрывался от них. До другой двери они дошли, задевая чуть ли не каждую стену в номере. Крепко держа тело мужа, альфа прижимал его к поверхностям, сминая в руках то бёдра, то ягодицы. От обоих исходило жаром, потушить который казалось невозможным, не завершив весь процесс. Феликс позволял скользкому языку проникать в его рот, ласкать каждую часть себя и просто любить до бесконечности. Почувствовав ногами пол, он чуть отстранился от альфы, но только чтобы снять с себя обтягивающее платье. Бельё последовало за всей одеждой на близ лежащий мягкий шезлонг. Тела вновь примагнитило друг к другу, губы слились в кружащих голову поцелуях. Феликс до безумия хотел своего мужа, как и тот его. Прижимался ближе, трогал широкие плечи, подтянутую грудь и мимолётно касался возбуждения, заигрывая с ним пальчиками. Ему в губы иногда порыкивали, хлопали по ягодицам, отчего огонёк загорался в тысячу раз мощнее. — Хёнджин-и, ах, — омега с трудом смог оторваться от альфы, отталкивая его от себя. — Я весь грязный, мне нужно в воду. — Для меня ты всегда останешься желанным, любовь моя, — тот хотел было притянуть Феликса к себе обратно, но он выразительной походкой направился к бассейну. Нырнул в воду, оставляя после себя только брызги. Поверхность покрылась пузырями, и светлая макушка тут же вынырнула. Омега поплыл вдоль деревянного паркетного борта, махнув волосами в сторону альфы. Хёнджин последовал его примеру, с предвкушением опуская ноги в бассейн. Им безумно повезло, что помещение оказалось крытым, не пропускающим к себе лишних глаз. Окна с двух стен служили лишь видом на просторы ночного города любви. Погрузившись, вода охлаждала кожу. Мурашки пробежались с головы до пят, ободряя, освежая. Тело расслабилось, само поплыло по глади. Голос Феликса звонко отбивался по стенам, его смех ласкал уши и согревал сердце. Мелькающая повсюду макушка не давала покоя, ускользала и пряталась во всех углах бассейна. Хёнджин лишь кончиками пальцев чувствовал тело уплывающего омеги, вздрагивал, когда его самого хватали за ноги и тянули на дно вместе с собой, чтобы оставить мимолётный поцелуй на пухлых губах, а потом снова исчезнуть из виду. На этот раз Хёнджину также удалось поймать своего омегу. Тот совсем не был против, залезал на торс выше, дарил своё тепло и свои чувства. А те у него самые искренние, самые правдивые и трепетные. Ощущая грудью губы альфы, а спиной его блуждающие широкие ладони, Феликс не боялся отдавать себя всего полностью. Он знал, как его любят, знал, как о нём заботятся и переживают. Вот она, его судьба. Находится рядом с ним уже больше года. Отыскала его среди всех. И присвоила себе.