Истиной лгать

      Тонкая полоска луны едва ли видна.       В разрухе дворца затерялись ветров голоса. Метель воет на ухо, а Лафей всё не мигающим взглядом тусклые огни ночного Утгарда считает. Северная стена пала давно, приняв на себя войск Асгарда первый удар, она теперь — окно в ночь. Напоминание о вероломстве и слабости.       — Всё готово? — он спрашивает.       Древняя магия должна их укрыть от взора стража Биврёста. Заложить ему уши, сбить со следа пса Одина. Сделать клочок оледеневшей земли столь отвратительным, что захочется спиной к нему повернуться, забыть о нём, не желать знать.       Тёмная кромка леса там, где-то вдали, где-то вдали дитя его. Где-то вдали проблема Асгарда. Где-то вдали — погибель Асгарда. Хотелось бы верить. Хотелось бы знать: будет так.       Семь сотен лет прошли с момента того, когда кинжал, что служить должен был смерти, начертал на коже дитя шрамы рода, закрепил кровью и болью веленье защиты, а имени — не успел. Если б орудий звон, грохот взрывов был дальше, Лафей мог бы успеть обменять жизнь одного на жизни многих; время эту возможность у него отняло, как отнял Один право дитя наречь, но первее отнял Лафей глаз у него — в утешение, будто бы после не остался ни с чем.       Ларец вечных зим отвоевать он не смог, и не мог бы, Один его присвоил как плату.       Хведрунга-Лодура-Лофта Один отобрал тоже. Все имена, коими думал Лафей дитя наречь, силу свою потеряли после касания, синюю кожу окрасившего в снежную бледность.       Он смог отвоевать Локи — того, кто не стал асом, и к моменту тому полноценно перестал йотуном быть. Дитя, что смотрело на того, кто его породил, как на чужого, и чужды тому стали все Девять миров. Асгард собирался присвоить его, как Ларец, но остро, болезненно стало нужно Лафею это дитя. Настолько, чтобы решить сторговаться.       «Это проблема Асгарда», — решил он тогда. Во власти его сделать так, чтобы проблема сквозь годы сделалась катастрофой и уничтожила Асгард изнутри.       Из-за спины тянет холодом большим, чем обдувает его Йотунхейм: Малекит пробирает присутствием своим даже здесь. Полы тяжёлой шубы шуршаще скользят, подметая ветрами обточенный камень: так извещает о своём присутствии уже Синьагил.       — Что здесь можно поджечь? — хмурит альв светлые брови, стряхивая снежную крошку со старой промёрзшей софы.       Сегодня ему не хочется расточать любезности и лить в уши мёд. Скорее язык к нёбу примёрзнет, чем Синьагил вознамерится студить болтовнёй глотку.       Лафей усмехается:       — Можешь попробовать срезать лоскут с одежды нашего общего друга, если он пожелает нам подыграть и отвлечься.       Малекит бросает на альва взгляд, как на нечто премезкое:       — После касания его от зловония роз мне будет не отмыться неделю.       — Полагаю, мне стоит искренне посочувствовать нашему общему другу: удовольствия изваляться в грязи он лишён до самого возвращения в Свартальфахейм.       Синьагил и Малекит грызутся так, будто бы желают впиться зубами друг другу в глотки, а не в губы.       Лафей напряжённо молчит, будто бы ещё верит в то, что они не способны общества друг друга вытерпеть, — а не сам велел обогреть им покои одни на двоих. Как в прошлый раз. Как до того и как всегда делает.       Порой хочется взять их каждого за загривок, встряхнуть и вразумить, только вот будет то совсем не на благо. Если им перестать притворяться — забудутся и когда-нибудь не сдержат искренности при чужих. Им нельзя. Надобно ложь принимать за искренность, мысленно извращая до истины.       Когда ругань лишается экспрессии, Лафей решает, что сцену можно прервать. Спрашивает, что Дорогого друга его обеспокоило столь сильно, что непременно нужно было собраться.       У них мало времени. Чары сокрытия недолговечны. Не при том объёме ресурса, что сейчас есть.       Прямота спины Синьагила выдаёт напряжение, когда тот с необычайной сосредоточенностью разглаживает ладонями мех своей громоздкой шубы. Пальцы теряются в белизне: того не видно, но ногти впиваются до дрожи в пальцах. Потому как Асгард решил, что пора. Покуда Один решил бросить вызов одному из миров, чума его амбиций уже угрожает другим.       Малекит щурится и звучит насмешливо:       — Наши мечи всегда остры, но что точите вы — перья?       Меж бровей альва залегает вертикальная складка, и Лафей поднимает ладонь, обрывая начало конфликта.       — Мы можем попробовать дипломатию, чтобы успеть заострить как можно больше мечей до того, как сточатся последние перья и в клочья будет изорвана бумага. Однако сближаться с Асгардом…       — … на своих условиях лучше, — завершает Синьагил мысль не так, как то задумано. Концовка ему заранее не пришлась по душе. — Общий интерес состоит в том, чтобы не потерять связь с Локи после того, как он отбудет в Асгард. Следовательно, ему необходимо выйти в свет и задержаться в его лучах на время, достаточное для того, чтобы исчезновение вызвало широкий резонанс.       Синьагил запускает пальцы в рукав и достаёт из него конверт — зелень бумаги и розовый сургуч печати, — привычке не передавать никому ничего из рук в руки, в обход охраны, подаёт Малекиту. Жест доверия, подноготную их близости выдающий. Не дрогнув лицом, Малекит отдаёт Лафею письмо. Ладонь тёмного альва несёт на себе отпечаток роз — он подносит пальцы к лицу и кривит рот, услышав запах цветов. В паре ему привычна гарь: все письма Альфхейма предаются огню.       — Не спалить ли Асгард к чертям огненным, — предлагает Малекит, когда Лафей вскрывает письмо, — раз взгляды прикованы к Йотунхейму? Суртур…       — …мёртв для всех, пусть таковым и остаётся, — прерывает его Синьагил. — Время ещё не пришло.       — Никогда не придёт, если мы не начнём действовать.       Лафей осаждает их, как детей.       — Рассудить, кто первым будет Одина за усы дёргать?       Синьагил и Малекит отводят друг от друга взгляды. Один стремится занавесить всё белыми флагами, второй — обагрить кровью. От нескончаемых препирательств болит голова, и будь бесконечно виноват то пред одним, то пред другим, не учтя одно мнение в их общей игре.       Три равные ледяные палочки — на ладони Лафея. От одной отламывает треть, от второй половину. Накрывает второй рукой, перемешивает, встряхнув.       — Свартальфахейм предлагает идти по пути открытого конфликта — мы так поступим, коль останется короткий жребий. Останется средний — прислушаемся к Альвхейму, сколь бы ни оказался изощрённым план. Йотунхейм… против взаимодействия с Асгардом — будет так, если никому не суждено вытянуть жребий длинный.       Малекит первый. Выхватывает узкую ледяную палочку с силой, едва не ломая её. Длинная. Она разбивается в дребезги оземь, стоит Синьагилу вытянуть ту, что короткая.       Что норнами предопределено, то не может оспорено быть — они знают. Они знают: пришло время Альвхейму вершить судьбу их миров.