Seven minutes in heaven

Монотонный стук каблуков разносился по длинному коридору, эхом отдаваясь в тени угрюмых стен. Тишина была обманчивой: в новом здании, только что открывшемся, всё выглядело стерильно и безжизненно, как в лаборатории. В воздухе ощущалась лёгкая тревога, странное напряжение, которое не покидало её с самого утра. Трудно было объяснить, почему это место оставляло такое чувство: все стены, все окна, все двери — были одинаковыми, безликими. И всё же она знала, что ей предстоит встретиться с особенным пациентом. На её пути в этот день стоял Юта Оккоцу — двадцать три года, и, судя по всему, он тоже был в поиске ответа на сложные вопросы, которые терзали его. Этот случай был особенным. Она много читала о нём, но никогда не встречалась с пациентом, чья проблема была бы столь тонкой и, одновременно, многослойной. Необычная тяжесть висела в воздухе, когда она подошла к двери кабинета. Несмотря на то, что Ким и Юта были одного возраста, она не позволяла себе поддаваться сомнениям из-за этого. Её молодой возраст часто становился темой для обсуждения в кругу коллег, но сама она всегда воспринимала это как вызов. За несколько лет учебы и практики Ким успела помочь множеству пациентов, многие из которых переживали сложные и порой трагичные моменты в жизни. Она усердно изучала методы работы с различными психическими расстройствами, и её подход всегда был точным и профессиональным. Каждый случай, от депрессии до сложных расстройств личности, становился для неё не только рабочим моментом, но и возможностью для усовершенствования. Ким понимала, что ей предстоит столкнуться с трудной задачей, но её уверенность в своих силах и в том, что она могла предложить Юте реальную помощь, была неоспоримой. Именно эта уверенность и профессионализм помогли ей зарекомендовать себя как компетентного специалиста, несмотря на молодость. Накано выглядела удивительно для своего возраста — одновременно профессионально и непринуждённо. Её осветлённые волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, лишь несколько прядей выбивались и мягко обрамляли лицо, добавляя образу естественности. Карие глаза, глубокие и внимательные, могли как обнадёжить, так и заставить собеседника ощутить себя насквозь прочитанным. На её щеке, чуть выше уголка губ, пряталась едва заметная родинка — милая деталь, которая невольно привлекала взгляд.   Её брови, в отличие от волос, остались тёмными, густыми, с чётким изгибом, который придавал её лицу выразительность. Она часто их нахмуривала, когда была сосредоточена или размышляла о чём-то важном. Этот жест Ким, привычный и совсем неосознанный, становился невидимым маркером её внутреннего мира.   Мягкие, пухловатые губы всегда сохраняли спокойствие, словно на них едва держалась ненавязчивая улыбка. Стройная и грациозная, она двигалась уверенно, её шаги были лёгкими, но полными скрытой решимости. Её внешность была необычная для этой местности, в её образе читалось что-то большее, профессионализм и умение быть искренней, что отличало её от многих. И это было своего рода инструментом, люди доверяли милой девушке, чувствуя себя рядом с ней комфортно. И так, «Юта Оккоцу…», — имя звучало эхом в её голове. Он был не просто пациентом. Он был тем, кто утратил всё, что могло бы удержать его от краха, и создал себе мир, в котором мог бы выжить. Её мысли постоянно возвращались к разговору с доктором Сакамото, главным врачом этой клиники, который передал ей этот случай. 

***

 Несколькими днями ранее — Накано-сан, ты знаешь, что этот случай непростой, — начал он, когда она только пришла в клинику. — Юта потерял родителей в довольно раннем возрасте, и это стало для него потрясением, которое он так и не пережил. Он ушёл в себя и начал создавать воображаемую фигуру — Рику, которая стала его единственным утешением. Ты должна понимать, что его психическое состояние нестабильно. Он воспринимает Рику как реальную, живую личность. От него отказалось множество квалифицированных специалистов. Это довольно сложный случай, который может послужить толчком прогресса в твоей карьере. Ким сидела в кресле напротив доктора, напряжённо внимая каждому его слову.  — Конкретнее? — спросила она, пытаясь понять, что скрывается за этим диагнозом.  — Он живёт в своём мире, а реальность для него искажена. Его проблема в том, что он не способен справиться с утратой, и эта фантазия о Рике — его попытка избежать реальной боли. Мы не можем просто развеять его воображаемую реальность — это может уничтожить его. Ты должна найти способ работать с ним, не разрушая того, что он построил. Девушка медленно кивнула, пытаясь осмыслить эти слова. — Тебе нужно быть осторожной, — продолжил доктор Сакамото. — Он умён, и эта фантазия стала неотъемлемой частью его жизни. Ты должна помочь ему вернуться в реальность, но не лишить его опоры. В его случае мы называем это деперсонализацией. Он не воспринимает мир как реальный, а Рика стала его единственным связующим звеном. Накано задумалась, задавая себе вопрос, который мучил её с тех пор, как она узнала о Юте: «Как помочь человеку, который так яростно сопротивляется реальности?»

***

Она встала возле двери кабинета, осознавая, что предстоит трудный разговор. Это был её шанс помочь, но она знала, что решение будет не простым. Девушка не могла просто сказать ему, что его фантазия — это лишь иллюзия. Её задача была помочь пройти через боль, не уничтожив его внутренний мир. Ким сделала глубокий вдох. Теперь она должна была взять на себя ответственность за то, чтобы вернуть Оккоцу обратно в реальный мир. Но что если этот мир был для него слишком болезненным, чтобы вернуться? Переступив порог кабинета, девушка ощутила что-то странное, почти удушающее. Будто невидимая волна холодного воздуха скользнула по её коже, оставляя за собой тонкий след мурашек. На мгновение ей показалось, что комната будто оживает, заполняясь чужой, тяжёлой энергией. Она почувствовала всю тяжесть ресниц на глазах, ощутила, как с каждым шагом её тело покрывается ледяным покалыванием, начиная с затылка, где тонкая линия роста волос вдруг стала болезненно заметной.   Юта сидел у окна, и даже в его неподвижной фигуре чувствовалось напряжение. Его плечи были сгорблены, как будто он пытался спрятаться от самого себя или от мира за стеклом. Но с каждым новым шагом Ким ощущала, что это не просто его личное горе — его тяжесть словно заполнила всю комнату, давя на грудь, на разум, на каждый её вдох.   Когда она осторожно закрыла дверь и сделала пару шагов вперёд, парень едва заметно сжался, будто предчувствуя её взгляд. Но в какой-то момент он всё же повернулся к ней.   Ким замерла. В его глазах, глубоко утонувших в собственных терзаниях, была такая тоска, такая беспросветная боль, что её сердце болезненно сжалось, а затем сделало кульбит, ударив где-то внизу живота. Это было словно физическое ощущение чужой боли, перенесённой в её собственное тело.   Юта опустил взгляд обратно, словно не хотел, чтобы его глаза говорили за него, и снова замкнулся в своём напряжённом коконе. Но Ким не торопилась. Она сделала глубокий вдох, стараясь вернуть себе спокойствие.   — Если бы у тебя был выбор, где бы ты оказался прямо сейчас? — спросила она неожиданно.   Парень вздрогнул от её мягкого голоса, чуть развернулся, но всё ещё не поднимал головы.   — Что? — пробормотал он, его голос звучал хрипло, будто давно не говорил вслух.   Ким улыбнулась уголками губ, почти невесомо.   — Место, которое могло бы стать твоим укрытием, твоим идеальным миром, — пояснила она, садясь напротив него. — Где бы ты почувствовал себя спокойно?   Оккоцу напрягся, но на этот раз её слова задели что-то внутри него. Он повернул голову, но не до конца, словно пытаясь решить, стоит ли доверять этому голосу.   — Там, где никого нет, — наконец произнёс он с тихой горечью. — Где я могу быть один.   Ким изучающе посмотрела на него, но не с жалостью, а с искренним интересом.   — Один? — переспросила она. — Это одиночество или свобода?   Её слова заставили Юту вновь поднять голову. Теперь его взгляд был чуть более осознанным, но всё ещё настороженным. Ким понимала, что этот диалог — не про ответы. Он про то, чтобы хотя бы немного пошатнуть стены, которыми пациент окружил своё сознание.   Парень отрешённо прошёлся глазами по табличке с именем на медицинском халате девушки. Задержался на этом несколько секунд, а затем его взгляд скользнул вниз, к собственным рукам, сцепленным в замок.   Пальцы подрагивали, хотя сам он казался совершенно неподвижным. Его ногти вдавились в кожу так сильно, что остались красные следы, но Юта, похоже, этого даже не замечал.   — Ким, да? — неожиданно тихо спросил он, не поднимая глаз.   Она слегка кивнула, позволив своему взгляду повторить тот же путь, что и его несколько мгновений назад. — Да. Ты можешь звать меня просто Ким, если так удобнее, — ответила она спокойно, не торопя его и позволяя самому задавать тон их разговору.   Юта нахмурился, его лицо на мгновение приобрело задумчивое выражение.   — Молодая для доктора, — произнёс он, скорее как факт, чем как насмешку. Его голос звучал приглушённо, словно он говорил это не столько ей, сколько самому себе.   Девушка легко выдохнула, чувствуя, как этот комментарий разрушает часть напряжённого молчания между ними.   — А ты молод для таких глубоких шрамов, — парировала она резко, но без осуждения.   Оккоцу дёрнул головой, словно её слова задели, но не сильно. Он поднял глаза, впервые глядя прямо на неё, бдительно, будто загнанный в клетку зверь. — Ты тоже видишь их? — его вопрос прозвучал странно, но в нём чувствовалась искренняя настороженность.   Ким выпрямилась в кресле, подбирая слова, чтобы не спугнуть его открытость.   — Я не вижу их, — ответила она, её голос был ровным и собранным. — Я чувствую их. То, что ты носишь внутри, невозможно не заметить.   Парень опустил глаза обратно, но теперь его взгляд не был таким отрешённым. Он словно пытался разобраться в её словах, найти в них скрытый смысл или, возможно, угрозу.   — Ты думаешь, что сможешь мне помочь? — задал он вопрос почти равнодушно, но в глубине голоса всё же звучало болезненное ожидание.  Он устал просто существовать, словно он был лишь оболочкой, пустой тенью, которая продолжала двигаться по инерции. Иногда он даже не был уверен, просыпается ли он или всё ещё находится в бесконечном кошмаре. Его единственной опорой была Рика — его иллюзорное, придуманное спасение. С ней он мог хотя бы на мгновение почувствовать себя живым. Но даже её образ не мог заполнить пустоту, что жила в его сердце.   Юта тяжело вдохнул и на мгновение закрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от реальности. Девушка же наклонилась немного ближе, сложив руки на коленях, и спокойно посмотрела на него.   — Я не обещаю тебе готовых решений, Юта, — честно ответила она. — Но я здесь, чтобы попытаться. И я хочу, чтобы ты тоже попытался.   — А если я не хочу пытаться? — его голос прозвучал тихо, но остро, словно он намеренно бросал ей вызов.   Ким ненадолго задумалась, склонив голову набок, словно решая сложную задачу.   — Тогда я буду пытаться за тебя, — ответила она наконец, её голос был мягок, но в словах твёрдость.   — Это бесполезно, — отрезал парень, его плечи снова напряглись. — Ты ведь даже не понимаешь, что…   Он осёкся, стиснув зубы. Слова застряли у него в горле, и он отвернулся к окну, словно создавая невидимую крепость от внешнего мира. Она выпрямилась, не спуская с него взгляда. Девушка чувствовала, что смогла ухватиться за тонкий конец бесконечно длинной верёвки и не может упустить такой шанс. — Что? — тихо спросила девушка, но в её голосе не было давления. — Ты даже не представляешь, как это… Когда каждый день — это только боль, — выпалил он, сжав кулаки. Его голос стал громче, но дрожал. — Когда единственный, кто у тебя остался, это человек, которого нет.   Его слова прозвучали резко, почти как крик о помощи, хотя он тут же снова замкнулся, словно испугавшись собственной открытости.   — Ты прав, я не представляю, — честно призналась она. — Я не знаю, что ты переживаешь. Но мне не нужно понимать это полностью, чтобы быть рядом.   Юта невольно обернулся к ней. В его глазах мелькнуло что-то между растерянностью и гневом.   — Почему ты вообще здесь, почему ещё не отказалась, как предыдущие семь? — спросил он с ноткой отчаяния. — Ты ведь могла выбрать кого-то нормального.   Ким улыбнулась, и её улыбка была почти незаметной, тёплой.   — Нормальные редко нуждаются в помощи, Юта. И, может, я здесь, потому что в тебе больше жизни, чем ты сам готов признать.