Под лисьей шкурой

Женский разум по-прежнему оставался для него под семью замками. И, возможно, будь у него с самого детства мать, все сложилось бы куда проще. Ведь та бы поведала ему о любви. Ведь сейчас он бы не вёл себя как законченный мудак, что притягивал к себе женское внимание таким отвратительным путём. Сакура, как и ожидалось, сама тянулась к нему и искала встречи. Изуна явно видел, что то не было проделками старшего брата — девушка ошивалась поблизости по собственному желанию, часто поглядывала на него, точно малолетняя девчонка, а после тут же отводила взгляд, стоило их глазам на мгновение пересечься. Он глядел на неё без интереса, словно та была наскучившей ему игрушкой, которую забыл когда-то выбросить. Скука, что стала постоянным явлением на его лице, весьма хорошо позволяла предотвратить любые попытки к разговорам. Иначе бы тот точно не сдержался. Ему нравилось видеть, как та девица, что ещё недавно мирно сопела на его плече, изводилась и продумывала пути к наступлению, но у неё ничего не получалось и руки опускались с каждым разом всё ниже. Считается ли подобное игнорирование садизмом? Ему было абсолютно плевать. Главное, что ему было хорошо. Только, к великому сожалению, его эгоистичная натура, прямо пропорционально её опускающимся пальцам, сбавляла обороты. Это напряжение между парой первым заметил побледневший за последние дни Обито. И он был не самим собой, если бы не пустил в ход свой слишком длинный язык. Время от времени, хотелось даже укоротить его, но жалость к престарелому наставнику была куда серьёзнее, чем важность этих незамысловатых игр. — Ребятки, что между вами произошло? Оба как в воду опущенные, — поинтересовался Учиха, заглядывая в лица каждого поочерёдно. Сакура же, в это время, осматривала советника, почти никак не реагируя на его вопросы. Изуна находил это действо глупым, но забавным, потому как тот в заботе медика не нуждался подавно. Та сама навязывала свою помощь, лишь бы лишний раз взглянуть на юного Якудзу, и такое рвение нельзя было не заметить. Или ему кажется и тот слишком высокого мнения о себе? — О чем вы, Обито-сан? — переспросила Харуно, всё же прервав затянувшееся молчание. — Всё в порядке. — Да я заметил. Вы друг друга глазами пожираете, — засмеялся тот, из-за чего девица поежилась. Подобная реакция женского тела не осталась незамеченной. Ему захотелось расспросить побольше об этом, выяснить почему она так отреагировала на, казалось бы, безобидную шутку, но дальнейшие слова девицы его окончательно смутили. — Всё совсем не так… Вам показалось. — Оставишь нас? — попросил Изуна, едва не закатив глаза. Почему-то Харуно отчитывалась перед его учителем. Это выглядело крайне нелепо, ведь её непосредственным начальником был явно не этот седой добряк, а суровый, но равнодушный Мадара. Что он пропустил? Какие отношения их связывают? Может ли быть так, что Обито, являясь помощником босса, так же держал в страхе местных обывателей и действовал от его имени? Или он вёл какую-то свою игру, условия которой так никому и не поведал? Чушь. Скорее мир рухнет в тот же миг, чем этот старик пойдёт против Мадары. Он сдался напору этих двоих, но не потому что чувствовал острую необходимость в разговоре с медиком. Он сдался потому как знал натуру своего наставника и понимал, что тот на раз-два залезет к ним в головы и вывернет всё их содержимое наизнанку. Или же достанет его. А доставать он умел, даже мертвый ему был ни почём. Разворачивающееся перед ним игровое поле было весьма соблазнительным, но не настолько, чтобы терять голову. — Так уж и быть, — выдохнул Обито, поднимаясь с диванчика и направляясь к выходу из помещения. — Не шалите сильно, — напоследок подмигнул тот, скрываясь за массивной дверью. Его походка показалась ему странной, слегка пошатывающейся, но об этом он предпочёл подумать позже. Как и о его странном поведении. Что-то не вязалось в его голове. Что-то, что пока он не мог понять. Пришло время выдыхать Изуны. Он, несколько недовольно, фыркнул и подошёл к девушке, тут же падая на диван и занимая прежнее место наставника. Девушка, в ответ на ставшую за эти дни непривычной близость, смутилась и отвела взгляд. Его это рассмешило, но более ничего и не происходило. Разговор ни то что не клеился, а даже начаться как-то адекватно не мог. И спустя несколько долгих минут, Учиха не выдержал и почти огрызнулся на медика: — Чего ты увиваешься за мной? Что тебе нужно? — Ничего. — Тогда может оставишь меня в покое? — он перевёл взгляд на Харуно, желая видеть реакцию той. И она не заставила себя долго ждать. Сакура закусила губу, как будто сдерживала себя изо всех сил, а после прошептала: — Спасибо, что помог тогда. Если бы не ты, не знаю, что со мной было сейчас… — Мне твои благодарности ни к чему. Или есть ещё что-то, что ты хочешь сказать? — Почему ты так жесток? Что я сделала тебе? — обиженно спросила та. — Понимаю, что мы мало знакомы и всё такое, но нельзя быть такой язвой с другими. — Я милосерден в меру своих возможностей. А ещё ты, просто-напросто, сбежала, — пояснил он. Сакура же промолчала. Ответить ей было нечего, так как оба понимали, что он прав. Хоть между ними ничего сверхъестественного не произошло той ночью, на первый взгляд, но сбегать было действительно некрасиво. Однако он чувствовал — Харуно чувствовала себя не в своей тарелке, как минимум, из-за возникшей на мгновение между ними близости. Испытывала ли она подобное с Саске? Смел ли он так бережно целовать её пальцы, пока в глазах жила лишь пустота? Или это только он чувствовал интимность этого действа? — Если это всё, то может идти. — Прохрипел тот, смахивая с лица налипшие воспоминания и желая, чтобы та побыстрее ушла. — Прости… — шепнула девушка, убирая розовую прядь волос за ухо и опуская взгляд. — Мне не стоило так поступать. И тебе, кстати говоря, тоже. Это вылилось в кучу проблем для Мадары-сама потом. — Вздумала жизни учить меня? Ты так переживаешь за брата… Не из-за него ли ты и путаешься под ногами? Вас связывает что-то, помимо работы? — усмехнулся он, нависая над девицей. — Лучше тебе ответить. — Нет, я не…, — вздрогнула она, поднимая взгляд и встречаясь с его черными, словно беззвездная ночь. — Мадара-сама здесь не причём. Я делаю это по собственному желанию. — Сама хочешь, говоришь? И почему же? — Изуна, подобно самой девушке, глядел неотрывно в её глаза и искал в них правду. Она может попытаться соврать сколько хочет, но это бесполезно. Ответы на интересующие его вопросы сейчас были прямо на его ладони. — Тебе что-то нужно? Если да, то говори прямо. — Не знаю… — пробормотала та, прерывая зрительный контакт, но не отстраняясь. Дыхание мужчины определённо обжигало её, но дёрнуться или оттолкнуть его было сродни безумию. Она даже не думала о подобном. Просто наблюдала, подобно испуганному, но заинтересованному зверьку и ждала его дальнейших действий. — Мне действительно что-то нужно, но я пока не понимаю что. — Не знаешь? — переспросил Учиха, костяшками пальцев касаясь женской щеки. — Боюсь представить что происходит в твоей голове. Но спешу тебя огорчить. Мы — два разных и одновременно одинаковых полюса. Север и юг. Тебя тянет ко мне, словно магнитом. Я интересен тебе, ты хочешь разгадать меня и понять, в то же время, как и я и желаю твоего внимания. — Сакура тихо выдохнула, прикрывая глаза. Он явно видел, что попал в точку. Вторая свободная рука скользнула по женской ладони, аккуратно, но крепко обхватывая ту, а затем прижимая к своей щеке. Девушка спокойно поддалась, погладив его в той же манере, что и он сам. — И чем больше ты тянешься ко мне, тем сильнее отталкиваешь. Чем сильнее я желаю тебя, тем дальше ты убегаешь от меня, — последнюю фразу мужчина буквально выдохнул ей в губы, внимательно отслеживая любые реакции со стороны Харуно. Она не сопротивлялась. — Но я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Тебе стоит отказаться от самой идеи, чтобы потом не было больно. — Ты мучаешь меня, а я тебя? — также тихо спросила она, осторожно касаясь пальцами его скулы, перебираясь вверх и путаясь в тёмных локонах. Изуна знал и ощущал насколько было велико искушение, но поддаться ему сейчас было рискованно. Хоть продолжения хотелось до ужаса. — Это ужасно. — Да, — хмыкнул он, повторяя её жест и запуская пальцы в по-прежнему яркие волосы. Девушка охнула, прикрывая глаза и прижимаясь к его руке. — Нам нужно прекратить это. — Нет, — Сакура поддалась вперёд, не в силах терпеть эту пытку и попыталась прижаться к его губам, однако мужчина дёрнулся назад, не позволяя той перейти грань. — Что не так? — в её голосе искрилось непонимание. — Как-то… Неинтересно. Лицо девушки стремительно побагровело, в то время как в мятных глазах пронесся целый ураган эмоций. — Что? — Слишком стремительно развиваются наши отношения, не находишь? Я лишь тебя подразнил, а ты уже готова лечь под меня. Это неправильно, — посмеялся Изуна, продолжая по-прежнему нависать над девушкой. И тут её терпение лопнуло. Эти игры в «горячо-холодно» хоть и были заманчивы, но собственное уважение она терять не собиралась. Потому в образовавшейся тишине внезапно раздался громкий шлепок. — Играть со мной вздумал? Не позволю! — она отвесила ему хорошую, крепкую пощёчину, чем только позабавила его, и попыталась оттолкнуть. Но Учиху это лишь раззадорило, потому тот спешно проговорил: — Куда же ты собралась? Мне казалось, что мы пришли к какому-то пониманию. — Отвали от меня, придурок! Убери свои руки! — взвыла девушка, старательно сбрасывая с себя ладони, что минутой ранее гладили её, а сейчас приносили только дискомфорт. — Псих несчастный! Не подходи ко мне больше, ты понял?! — Не говори глупостей, — махнул ей на прощание рукой Учиха, поудобнее усаживаясь на диване и откидываясь на его спинку. Одно было ясно — к какому-никакому компромиссу они пришли. Хоть и через оскорбления, и даже рукоприкладства. — Ты такая же зависимая от эмоций, как и я. Поэтому, рано или поздно, мы снова встретимся. — Иди к черту, Учиха! — в сердцах выкрикнула она, захлопывая дверь и вновь сбегая. — Я там был. Ничего особенного, — Изуна накрыл глаза ладонью, в ту же минуту расслабляясь и приходя в себя. Он словно задыхался изнутри, хотя внешне был абсолютно спокойным и неизменным. Сожалеть о сказанном и сделанном тот не собирался, ведь его забавы обозначили новые границы на поле — Сакуру тянуло к нему, и очень сильно. Ему же хотелось большего. Обусловлено ли то было её знакомством с его дальним родственником или же нет, оставалось ещё понять. И если оно так, и девица по-прежнему продолжает видеть в нем лишь Саске, а он искренне желает насолить своему «близнецу» — всё прекратится в ту же секунду. Он — игрок, адреналиновый наркоман, безумный до азарта, что испытывает каждый раз, когда заставляет на чьем-то застывшем лице проносится с десяток эмоций. И куда приятнее развлекаться подобным образом тогда, когда видят именно тебя. Какое-то время было тихо. Каждый занимался своими делами: Мадара продолжал работу, хоть в ней и не было какого-то смысла, Обито болтался где-то на фоне, но, когда от него требовалось, тут же собирался и с серьёзным видом помогал решить насущные проблемы своего босса. А Сакура… Сакура, судя по тому, что ему удалось узнать, по-прежнему помогала людям, осматривала их и лечила, если была необходимость. В коридорах, где проживали Учихи и другие представители высших сословий, она появлялась реже, сама ли того желала или так посчитал правильным старший брат. Одно ясно было точно — в ближайшее время столкновения не предвидится. И так было даже лучше. Изуна снова мог заняться любимым делом — самокопанием. Обдумывание проблем было интересным занятием. Он искренне считал, что любые невзгоды можно преодолеть. Ничто не ломает с таким оглушительным треском, а затем не заставляет подняться с колен, как сама жизнь. Она ломает безропотно, бьёт по ногам и призывает склонить голову, чтобы доказать и тебе самому, и всем на свете, что ты ещё не растерял силы и можешь встать. А если же нет, то и продолжай ползать по земле, не поднимая лица. Большего ты не заслужил. Проблемы меняют душу, формируют цели. Их можно приручить, направить в нужное русло и заставить играть по своим правилам. Без всего этого не будет победы. А Изуна, по своей натуре, был победителем. И позволять кому-то ломать себя не собирался. * * * Обито, видимо, по-прежнему считая себя наставником младшего наследника, ошивался поблизости, маячил где-то на периферии зрения и что-то бормотал себе под нос. Он играл роль такого себе заботливого дядюшки, что всегда улыбался своим только познающим жизнь племянникам, давал какие-то жизненные советы и раскусывал любые их уловки, если те примеряли на себя лисьи маски и пытались лгать. Даже если самим себе. — Неважно выглядишь, — заметил Изуна, заглядывая в скромную комнату старшего. Последние несколько дней мужчине явно не здоровилось. Его часто тошнило, вечерами накатывала лихорадка и не отпускала до самого утра, а головные боли стали постоянным явлением. Симптомы болезни несказанно пугали возникающую как раз вовремя Сакуру, но та не спешила делиться переживаниями и говорить что-то конкретное о состоянии Учихи. Было видно, что та активно перебирает в мыслях возможные диагнозы, после тут же их отбрасывая, и глядела на мужчину с прежнем беспокойством. При всем этом, та не могла точно сказать: заразно это или нет. Но единственное, что хоть как-то успокаивало всех — на вирус, что бушевал за стенами убежища, это не похоже. Либо тот уже мутировал и принял новую форму, и эта перспектива была ещё более ужасной. — И тебе вечера, Изуна, — слабо улыбнулся Обито, переворачиваясь на бок и больше кутаясь в тёплое одеяло. Хоть Харуно и запретила ему подобное, но мороз с кожи не желал уходить, в то время как его голова горела огнем. В комнате пахло спиртом и лечебными травами. Казалось, что этот запах въелся в выкрашенные бежевой краской стены и распространялся за её пределами, разнося удущающий аромат вместе с болезнью по другим помещениям. Светлая кровать, на которой лежал сам больной, выглядела весьма внушительной и занимала едва ли не половину комнаты. Так же, вдоль стен, здесь находилась и другая мебель: небольшой рабочий стол с задвинутым стулом, книжная полка, небольшое, но мягкое кресло, покрытое велюром, и комод под скромные пожитки Учихи. Только все это было покрыто толстым слоем пыли, намекая, что нынешний хозяин не в состоянии пока пользоваться всеми благами собственной спальни. — Как себя чувствуешь? — поинтересовался младший, присаживаясь на край простыни. — Скверно. Голова кругом. — Отмахнулся наставник, а после, заметив в глазах ученика ставшее явным беспокойство, поспешил добавить: — Не умру я. Даже не надейся. — Всё-то ты во мне зверя видишь, — фыркнул он, но всё же по телу прокатилась волна облегчения. Обито никогда не лгал. И в этот раз, он уверен, тоже не пытался храбриться. — Сакура так ничего и не сказала? — Словно язык вырезали, — седовласый прикрыл глаза. На какое-то время воцарилась тишина. Изуна думал о своём. Обито же, скорее всего, желал не вывернуть из желудка ужин и горсть обезболивающего, что принял не так давно. С учителем они никогда особо близки не были. Точнее сказать, помощник его брата и пытался как-то выйти на другой уровень отношений, стать ближе с парнем, но тот лишь презрительно фыркал и отмахивался от ненужного внимания к себе. Когда он был моложе, подобные действия и попытки приводили только к скандалам. Юный Якудза не желал сближения с кем-либо, предпочитая держать от себя простой люд на расстоянии, что только смешило Обито, а потом тот снисходительно говорил что-то о времени и что все изменится. Рано или поздно. Возможно, сейчас был именно такой момент. И почему нужно доводить всё до абсурда или же пытаться запрыгнуть в последний вагон? Почему только сейчас ему стало стыдно за свое поведение что в юности, что до этого момента? Хотелось подобрать правильные слова и как-то обозначить сбывшееся предсказание наставника, только вот ничего не получалось. Он пару раз порывался всё же сказать хоть что-то, но моментально себя одергивал, не желая вымолвить очередную колкость из разряда «эй, старик, а помнишь…». Это заметил и сам Учиха, хоть и не открывал всё это время глаз, потому едва слышно протянул: — Не знаю, что именно ты так хочешь сказать, но не стоит так переживать. — Мне просто, как бы это сказать… — внезапно осекся Изуна. — Стыдно? — усмехнулся Обито, открывая красные от напряжения глаза и глядя прямо на своего подопечного. — Говорил же тебе, не живи прошлым. Это никогда ни к чему хорошему не приводит. — О чем ты? — непонимающе спросил молодой человек. — Если тебя мучает совесть за свои поступки, то прекрати. Можешь гнобить себя сколько угодно, но только не передо мной. Я никогда на тебя не держал зла, — мягко ответил он. В голове пронесся рой мыслей, напоминая о произошедших событиях его жизни, о которых он желал не вспоминать ещё очень и очень долго. Изуна с детства был с характером. Избалованным от любви, живущий без естественных запретов, не лезущим за словом в карман. И когда мир разрушался на глазах ещё совсем юного парнишки, его подобрал Обито. Было бы глупо отрицать, что смерть близких не оставила на нём неизгладимый отпечаток, но и вовсе не оправдывало его. И если раньше он был просто несносным дитем, то потом, после смерти сестры и отца, Учиха превратился в жестокого, как того требовали новые реалии, безмерно дерзкого и нетерпеливого мальчишку. Он хотел остаться один. Прожить своё горе с самим собой, извлечь какой-то урок из него, а после самостоятельно встать на ноги. Но в его жизни появился новый персонаж, чересчур опекающий — по меркам самого Изуны — и приставучий. Почему он выбрал именно его, а не уделял все своё внимание более примерному Мадаре, он тогда ещё не понимал. Сейчас же ему оставалось лишь молча, одним только взглядом благодарить за всё, что он сделал для них. Позаботился о них, как о самых близких людях, направил их амбиции в нужное русло, выбрал для них лучших учителей и научил всему тому, что знает сам. Правда старший брат в тот период редко появлялся, стараясь побыстрее разобраться с делами Якудзы, что скоро станут его собственными. А пока, место покойного отца занимал сам Обито. И откуда у него столько времени? Быть заместителем босса, направлять весь клан в необходимое для развития, параллельно с этим финансировать и уделять внимание всем этим политикам и чинушам и воспитывать пятерых чужих детей. И не абы каких, а детей почившего босса, что были избалованы донельзя, обладали каждый поистине мерзким характером, так ещё и находились в весьма нежном возрасте, когда любая попытка проникнуть кому-то извне в их головы воспринималась в штыки. Но его это не останавливало. Обито лез со своими непрошенными советами, пытался лишний раз расшевелить одеревеневшего второго наследника и внести в его серый, треснувший мир свой неуемный позитив. Другие братья справлялись куда лучше, потому им так не доставалось. Только самому Изуне это было ни к чему. Его всё и вся раздражало. И спустить собак он решил именно на основную, как ему казалось, проблему. В одно утро, Обито, видимо вновь преисполнившись своего никчёмного авантюризма, собрал братьев за столом и что-то щебетал о делах насущных и как здорово было бы выбраться куда-то всем вместе. Это стало последней каплей для воспаленного сознания Изуны, потому он вспылил: перевернул к чертям всё, что стояло на дрянном столе, пнул его несколько раз для правдоподобности. Агрессия с головой накрывшая его, раздавалась по телу обжигающей пульсацией. Ему хотелось большего выплеска, больше свободы, больше, больше, больше. — Чего ты прицепился к нам?! Отец мёртв! Оставь нас в покое! Ты — не наша семья, а всего лишь подчинённый! Тело мальчика тряслось крупной дрожью, но он не унимался. По-прежнему разносил всё вокруг, разбрасывал и бил вещи и другие предметы декора, чтобы только выпустить накопившуюся злость. Ему было плевать, если поранит себя. Ему было плевать, что своими же руками он разбивает любимые вазы отца или же сервиз, подаренный кем-то из его подручных. Плевать. На всё плевать. Есть только он и братья. И большего ему не нужно. Сами справятся, без чьей-то помощи. Только его истерика закончилась также быстро, как и началась. Поумерить пыл Изуны решил именно старший брат. Он дёрнул его за воротник, ободряюще встряхнул и приказал остановиться. Стоя посреди сотни обломков, развороченного стола и раздавленного им же завтрака, Изуна, наконец, узнал последствия своей импульсивной натуры. Пока Мадара удерживал того едва ли не за шкирку и тут же отчитывал, младший Учиха шокировано глядел на застывшего наставника. Обито застыл истуканом, по-прежнему снисходительно улыбался и глядел без толики упрека на него. — Неловко получилось как-то… Значит, пока без вылазок в город обойдёмся,— усмехнулся он. По светлой рубашке седого мужчины расползался влажный, бежевый след. След от разогретого до кипения напитка, что также стекал по его лицу и волосам. Изуна, в порыве злости, перевернул на учителя заварочный чайник, разбившееся стекло которого торчало прямо в нескольких местах его ладони. Как позже выяснилось, рука мужчины и он сам пострадали из-за, надо сказать, удачной попытки прикрыть одного из детей от летящей посуды с обжигающим чаем. Все отделались лёгким испугом, в отличие от старшего Учихи. — Ты даже после такого будешь придуриваться и бегать за нами?! — вновь вспылил мальчик. Он чувствовал за собой удушающую вину, но признавать её не хотел. Хоть ему и было до жути стыдно. Что тогда ему ответил сам Обито, Изуна едва ли помнил. После того дня остались лишь пробелы в памяти. Просто в какой-то день все стало внезапно нормально. Юный Якудза смирился с новым членом их небольшой семьи и даже принял того, как своего наставника. Но чувство вины за свои поступки никуда не ушло, даже спустя столько лет. И вот, ему двадцать четыре года, а он трясётся из-за воспоминаний более чем десятилетней давности и не может сказать и слова. Почему-то спустя столько лет он, наконец, стал осознавать насколько значимой была фигура этого мужчины в его жизни и чтотот сделал для него. Вырастил человека. Моментами жестокого, правда, но всё же. Почти что копию себя, но с правками под темперамент Изуны. И если тот хотя бы иногда, но снимал свою маску с хитрым прищуром, то сходства становились заметнее. — Мне жаль, — только смог сказать Изуна, разглядывая шрамы на лице и теле, что не прошли даже со временем. По его вине пострадал человек. По его вине один из самых близких до сих пор людей страдал все эти годы. Обито мог сколько угодно прикидываться старым маразматиком или дураком, но факт оставался фактом — он был одинок, как минимум, из-за своей пугающей внешности. И даже если у него были какие-то попытки вступить в отношения, то те быстро пресекались. Ну, это исходя из версии событий самого наставника. Так ли оно было или тот занимался бахвальством — неясно. — Как-то ты припозднился, — улыбнулся Обито. — Но я рад знать, что судьба твоего старого учителя тебя всё же волнует. — Почему ты не отказался от нас тогда? Будь я на твоём месте, то… — А ты не на моем месте, — прервал парня мужчина. — Я не зациклен на старых обидах. — Опять ты за свое! — буркнул Изуна. – Что ты пытаешься мне донести? Причём здесь это? — Потому что ты — трусливый щенок. Ты живёшь в прошлом. Утешаешь себя своими же ошибками, потому что они неизменны. Из-за страха перед неизвестностью, ты предпочитаешь гнить в собственных страданиях, разбираешь их по частям и собираешь воедино, потому что они тебе знакомы и так проще жить. — Пояснил Обито, устало выдыхая. — В конечном итоге, ты разочаруешься ещё больше, потому что люди вокруг тебя меняются и непременно покинут тебя, а ты так и останешься стоять на месте. Потому что тебе это знакомо. Потому что по-другому ты не можешь. И пока ты ведёшь себя, словно ребёнок, до взрослого лиса тебе ещё далеко. Изуна замолчал, опуская взгляд. Тяжело было признаться в правдивости его слов. Тяжело было признать собственную лицемерную неправоту. Снова. Всё вокруг учат его жизни, словно он так и остался маленьким мальчиком, потерявшим всё в один миг. Словно он так и не смог найти путеводную нить, что спасла бы его из того мрака. Стоило ему только подумать о том, что правильно, а что нет, как тут же очередные острые, но правдивые слова вновь переворачивают его мысли вверх ногами. Его размышления — обманчивые миражи, которыми тот тешил себя каждый раз, как только выдавалась возможность. Изуна обманывал сам себя, наслаждаясь этим и предпочитая не замечать истинную проблему. Не Якудза? Ври дальше, малыш, продолжай в это верить. Только не забудь ответить за последствия. Хорошо в одиночестве? Хах, значит ты сейчас действительно почувствуешь его. И только попробуй пискнуть. Раздавит, даже понять ничего не успеешь. Сложно было смириться с обрушенной на него реальностью. Но он хотел найти себя, хотя бы какую-то часть. Потому приходилось нагонять взрослую жизнь, которую так упорно игнорировал все эти годы. — Я тебя понял, — никаких «ты прав», никаких «извини». Обито это было не нужно. Он знал Изуну настолько хорошо, что тому не требовалось обозначать свои чувства словами. Всё было понятно и так. По глазам. — Ну и славно. А теперь я хотел бы поспать, — попросил наставник. И, не дожидаясь ответа, накрылся одеялом с головой, как бы обозначая конец их странного диалога. Забавно получилось. Изуна заходил проведать слегшего учителя, а в итоге получил ещё один жизненный урок. * * * Через несколько долгих дней, после этого разговора, Сакура решила поговорить с братьями Учиха, едва Обито смог сомкнуть глаза под утро. Головные боли усиливались, обезболивающие более не помогали и оставалось лишь надеяться, что со временем всё пройдёт само. Надежда не покидала младшего Учиху ровно до того момента, как медик, с неминуемо обреченным выражением лица, назвала страшный диагноз. — Что это значит? — переспросил он, в душе надеясь, что ему послышалось. — В голове Обито-сана новообразование. Опухоль, проще говоря, причём застарелая, — с тенью грусти на лице повторила Харуно. — Тогда чего ты стоишь? Сделай с этим что-то. Может, есть какие-то лекарства от этого? Он не может сдохнуть вот так просто, — не унимался Изуна, хоть и понимал, что это бесполезно. — Я делаю всё, что в моих силах. Без томографии и подробных анализов ничего не получится. Банально, но я не могу даже предположить, что послужило причиной такой скорости поражения организма и сколько ему осталось. — Ты хоть что-то знаешь?! — повысил он тон, а после, чуть тише, добавил: — Может я смогу чем-то помочь? Вывезти его из бункера или притащить оборудование и лекарства, я не знаю… — пробормотал Учиха, чувствуя нарастающую удушливую панику. Ему было чертовски хреново. Словно сейчас его вывернет прямо здесь и сейчас. Воспаленный разум услужливо подкидывал обезображенные картинки с лицом его учителя, с которым они только смогли прийти к какому-то компромиссу, и тут же предлагал безумные идеи, чтобы предотвратить страшное. — Успокойся, — ровным голосом призвал Мадара, всё это время предпочитающий молчать. — Да? Успокоиться? Как ты можешь так спокойно это говорить? Разве ты не понимаешь, что всё серьёзно?! — рванул парень вперед, хватая брата за воротник и заглядывая тому прямо в глаза. — Не тебе ли всё это время было плевать на судьбу наставника? — он смахнул руки младшего брата, словно те были мешающей пылинкой. — Один разговор, и ты уже преисполнился любовью и состраданием к нему. Как глупо. — Наглая ложь. Я всегда за него переживал, — фыркнул Изуна. — Если бы ты был более внимательным к другим, то заметил, что его долгое время не было в клане. — Я знаю это и без тебя. Не настолько уж я и слеп. — А причину знаешь? — хмыкнул босс, убирая руки в карманы и тут же сбрасывая усмешку со своего идеального лица. Когда парень отрицательно покачал головой, явно пристыженный, он продолжил: — Обито знает чем болен, и, уж тем более, сколько ему осталось. Последние три года он был занят именно попытками продлить свою жизнь хоть немного. Как видишь, без терапии и нужных медикаментов, он сгорает очень быстро. Более тебе скажу, именно он и поведал девушке, что её усилия бессмысленны. Без лишних подробностей, конечно же. — А операция? — сглотнув, спросил его брат. — Врачи отказались оперировать. Сказали, что риск умереть на операционном столе выше, чем выжить. Потому никто даже не наставил, — хоть внешне Мадара и оставался спокойным и равнодушным, Изуна видел, как на его худощавом лице ходили желваки. Он первым присел на диван, доставая из кармана припрятанную пачку сигарет и простенькую зажигалку. В обычной жизни ни он, ни его брат не курили на постоянной основе. Так, баловались изредка, если выпивали. Или пытались успокоить нервную систему, когда та грозилась сдать ко всем чертям. — Садись, — предложил Мадара, выдыхая клубы дыма. Изуна не смел отказаться. Только молча сел рядом, вытащил завернутый в бумагу дешёвый табак и сунул фильтр между губ. Его руки не тряслись, нет, но содрогалось все органы внутри. Зажечь кончик сигареты получилось с первого раза, и Учиха был этому несказанно рад. Останься они с братом одни в помещении, он, может быть, и дал волю эмоциям. Но пока на него так обеспокоенно глядела Сакура, Якудза держался из последних сил. Перед ней тот не собирался давать слабину. Пусть и дальше видит его безумцем, которому нет дела до кого-то. Изуна систематически выдыхал сизый дым, что тут же устремлялся в потолок тонкими струями, и глубоко затягивался, пока этот самый фильтр не обжигал нёбо. Хотелось прогнать девушку, но язык почему-то не поворачивался сказать ей прежнюю колкость. В груди тянуло до боли, стоило ему только подумать о том, что та уйдёт. Он впервые ощутил потребность в чьей-то поддержке, но тут же открестился от неё. — Я пойду к Обито-сану… — просипела девушка, явно схватывая все по одному его виду, после отводя взгляд и тут же скрываясь за дверьми спальни Обито. Никто из братьев не препятствовал медику, понимая, что её компания здесь явно лишняя. Обоим было о чем подумать, возможно, поговорить. Потому Изуна первым, что уже не так уж и удивительно, решил задать мучающий его вопрос, на который он всё равно знал ответ: — Почему ты не сказал мне? — А ты спрашивал? — затянулся ядом босс. — Обито просил не рассказывать. Хотел сам. А дальше, сам же понимаешь, что возможности не было. — Очень в его духе, — фыркнул младший, стряхивая пепел прямо на пол. — Он относится к тебе по-особенному, если не заметил. Даже меня этот старик не опекал. — Не унимался брат. — Добить решил? — невесело уточнил Изуна, ухмыляясь уголком пухлых губ. Почему-то, жизнь вне стен бункера, казалось ему куда приятнее. Никто изо дня в день не стремился залезть к нему в голову, разворотить там всё, а после оставить, словно всё так и было изначально. Даже опасность, что поджидала его на каждом углу, казалась куда приятнее, чем последние дни, что он провел в компании своей семьи и привязанного к ним медика. Там его не беспокоили так часто и не делали так больно. — Какое же блядство. — И не говори, — согласился Мадара, туша окурок пальцами. — Сначала отец, затем братья. Теперь Обито. Наша семья дохнет, как подвальные крысы, а мы ничего и сделать не можем. — Да, — кивнул парень, доставая вторую сигарету из пачки и прикуривая ее. — Ты забыл про Аяме. С неё, кажется, все и началось. — О ком ты? — непонимающе спросил старший брат. По спине младшего прошёлся смертельный холод. Аяме. Их единственная сестра, что погибла безоговорочно ужасной смертью. Её едва ли не распотрошили и не разорвали на части те изверги, что из младшей семьи. Малышку хоронили в закрытом гробу, и не смели показать даже родному отцу, что уж говорить о всё ещё живых детях. И как брат вообще мог забыть о подобном? Как он может не помнить их маленькую сестрёнку, чья смерть принесла в дом хаос и не прекращающийся круг ненависти, что не заканчивался до сих пор. Мадара, внезапно, показался ему абсолютно чужим и незнакомым человеком. Словно то был другой человек, что нацепил на себя маску родного для него лица и пытался ему подражать. Кто этот человек? Почему он издевается над ним? Почему этот гребанный мир делает это? Или он уже сходит с ума? — Аяме. Ты не помнишь? — с надеждой спросил Учиха, но ответом ему было лишь всё то же непонимание во взгляде брата. Он точно не сумасшедший. Потому что так явно помнил свое детство, когда в нем мелькала улыбающаяся миру малышка, что была до безумия влюблена во всё, что видела. Изуна помнил её смех, помнил что она любила на обед и как называла каждую из кошек, что забредали к ним в сад. Но что-то явно не вязалось с его воспоминаниями. И он это чётко ощущал, но не понимал пока, что именно. — Кошку нашу звали так, брат, — хмыкнул юный Якудза, поднимаясь с места и проходя к книжному стеллажу. — Помнишь, она тогда выбежала на дорогу, и её сбила машина? Зрелище было ужасное. У меня так вообще истерика была, да? — тихо, почти истерично рассмеялся он. И эта грань между истерией и ужасом, что ещё хоть как-то держала его в узде, исчезала с каждой секундой молчания. Этот человек пытался припомнить что-то, но получалось так себе. Маска из родного лица трескалась, обнажая незнакомую прежде личину. — Да, припоминаю, — выдохнул Мадара. — Столько воды с тех пор утекло, трудно припомнить всё. Изуна улыбнулся на его слова, протягивая руки к верхней полке. На ней расположился миниатюрный волчок, которым часто забавляются дети. И он напомнил ему о том дне, когда голова едва ли не взорвалась от пугающей его до сих пор до дрожи детской забавы. Огладив пальцем металлическое основание игрушки, окрашенное во все цвета радуги, Учиха мысленно вернулся в тот день, когда, как показалось, он, сам того не ведая, узнал и новую загадку, и её разгадку. Никакой кошки у них и в помине не было. У отца была жуткая аллергия на шерсть. Тот постоянно давился кашлем и насморком, стоило девочке занести в его кабинет очередную животинку. Так кого же вспомнил Мадара тогда? Почему воспоминания босса не сходятся с его собственными? — Скажи мне… — начал свой вопрос младший брат босса, раскручивая детскую игрушку за петельку прямо на полке и наблюдая за её ходом. Юла вновь вертелась, не сбавляя обороты. — Яширо всё ещё жив? Ты помнишь о нашем плане? — Возможно, — пожал плечами Мадара, а после тут же поинтересовался: — Ты странно себя ведёшь. Что-то случилось? Случилось. Волчок, стоя на месте, по-прежнему крутился вокруг своей оси и даже не думал падать. Когда же мысленный отсчёт дошёл до ста, Изуна поспешил уверить: — Да. Просто очень хочу увидеть этого ублюдка. Мысли, спутавшиеся в единый клубок, потихоньку распускались. Он хватал их за торчащие нити и распутывал, полюбовно оглядывая каждую и рассматривая малейшую деталь. Аяме, почему-то, не существовало в этом мире. Или же про неё действительно забыли. Обито внезапно оказался на грани жизни и смерти. Юла бесконечно вращалась, заставляя сомневаться в реальности происходящего. Единственное, что ощущалось более настоящим — нарастающее жжение в ухе и образовавшаяся кровавая капель под ним. И хоть большинство из остальных тревожных мыслей так и остались без ответа, одно он знал точно. Этот Мадара — не его брат. Всё вокруг сплошная ложь. И ему вновь необходимо искать спасительный выход.