Млечный путь

Казалось странным испытывать этот зуд в груди, впервые в метафорическом, куда более переносном смысле, чем в реальном: Хонджун не мог поверить, что оказался таким дураком. Минги испортил его, обычно недоверчивого, опасливого человека, сумел своей испуганной простотой превратить в… наверное, в обычного альфу. В кого-то, кто по умолчанию верил и доверял любому оказавшемуся в его беде омеге. За Юнхо поручился сам Минги, и, несмотря на некоторое недопонимание вначале, Хонджун всё же, пожалуй, сумел найти с ним общий язык. Рёсана, казалось, подарили ему Боги — и как бы он мог хотя бы подумать о том, чтобы спорить с Богами? Сана Хонджун единственного выбрал и привёл к себе сам; вера в каждого из них была с его стороны одинаково равной, цельной, словно вера в судьбу: как не мог его предать Минги, так не мог бы предать и Юнхо, — потому что это пообещал ему всё тот же Минги. Пожалуй, больше всего ещё несколько минут назад Хонджун сомневался относительно Сана. Да, его насторожила вчерашняя обмолвка — «тот омега сказал, что это навсегда» по поводу — по поводу травмы Сана, но лишь насторожила, и ничего более. В конце концов, Рёсан же был даром Богов, так? О каком недоверии могла идти речь? Так как могло получиться теперь, что Хонджун рядом с Саном чувствовал себя куда более спокойно, куда надёжнее и безопаснее, чем с Рёсаном? Стоило ли верить Рёсану вообще хоть в чем-либо? Отдельному осмыслению подлежало в очередной уже раз повторённое Саном «Богов нет», произнесённое на этот раз с такой немыслимой уверенностью, как будто тот не просто верил в эти слова, нет; Сан словно знал, что говорит правду. Отвратительнее всего было понимать, что Рёсан — монах, тот, кто должен был как дважды два четыре понимать всё о Богах, — даже не пытался с Саном по этому поводу спорить. За время, проведённое им здесь, в этих покоях, за те считанные минуты, что Хонджун ждал ответа, выражение лица Ёсана изменялось лишь незначительно. Сомнения, колебания посетили его лишь на считанные мгновения, а затем то ли Рёсан сумел взять себя в руки, то ли наконец решился. Знать бы ещё на что. — Я не врал по поводу имени, — в конце концов нарушил молчание тот. — Предпочитаю, чтобы меня звали «Ёсан»… господин. — «Хонджун» или «Хонджун-ним», когда рядом нет посторонних, — раздражённо поправил его Хонджун и покосился на Сана: — Тебя это тоже, к слову, касается. — Нет уж, мне больше нравится «твоя светлость», — негромко хмыкнул Сан так, как будто подобного рода пренебрежительный тон был в порядке вещей, и вновь повернулся обратно к Ёсану. — Ну ладно имя. А остальное? Казалось, будто, раздумывая, Ёсан тянет время, то ли дожидаясь чего-то, то ли просто подбирая правильные слова. В любом случае, Хонджун не собирался отдавать ему инициативу и возможность вести диалог самому, выбирать его темп и задавать атмосферу. — Быстрее! — хлопнул он раскрытой ладонью по столу и сам же первый вздрогнул, получив совершенно неожиданный результат: вместо Ёсана прочь от него отшатнулся Сан. С явным выработанным за долгое время испугом тот метнулся в сторону, задевая по пути столешницу и заставляя выплеснуться большую часть содержимого стаканов. — Сан-а?! — его встревоженный голос прозвучал слитно с обеспокоенным возгласом вскочившего на ноги Ёсаном. Не ожидав от того совсем никакой реакции, Хонджун всё же смог позволить себе лишь беглый удивлённый взгляд в его сторону, не более. Оставшуюся, основную часть его внимания занял Сан, пытавшийся подняться с четверенек, не задевая вновь стол. Руку помощи тот всё же получил; сразу потянув его ближе, Хонджун кое-как, коленом, передвинул к себе вплотную его пуф и только тогда усадил рядом с собой. В этой позе, будучи обнятым со спины, Сан уже вряд ли бы смог повторить подобное ещё раз, даже бы если и очень захотел. — Прощу прощения… — на мгновение замялся тот и с неловким смешком оглянулся на Хонджуна, — твоя светлость. Я в порядке, не обращайте внимания, продолжайте. Даже здесь он старался держать лицо, точно реакция его и в самом деле, как верно понял Хонджун, оказалась непроизвольной и смутила в первую очередь самого Сана. Этим он очень напоминал Минги, этим — и выученными реакциями тела, действующего вперёд разума. Однако, даже несмотря на страх — чего, громких звуков или ударов? — Сан казался прочнее изначально. Не таким сломанным внутри. Шикса, Хонджун неожиданно для самого себя испытал желание найти и обнять Минги прямо здесь и сейчас, ни на мгновение при этом не выпуская из рук Сана. Может быть, рядом бы ему не помешал ещё и Юнхо. Однако к Ёсану подобных чувств он не мог себя заставить ощутить, как бы ни пытался… Не то чтобы он вообще пытался. — Всё хорошо, Сан-а, — еле слышно шепнул он в самое ухо, несмотря на общую разницу габаритов вдруг по стечению обстоятельств ощущая себя куда более смелым и сильным — попросту говоря, альфой, держащим в руках своего омегу. Стремясь избавиться от незнакомого, странного чувства привязанности, он торопливо вскинул глаза на Ёсана и замолк, подбирая слова. Поняв, что его тревога беспочвенна, тот сразу же вернулся обратно на своё место и молча принялся возить тряпкой по столу. Явно росший в небогатой семье, он даже не подумал дождаться слуг, которых уже собирался было позвать Хонджун, а начал убирать возникший беспорядок сам. На миг тряпка замерла в его руке: Ёсан оглядывался явно в поисках таза или даже проточной воды, но предсказуемо ничего не нашёл в пустых, никем не убираемых покоях и вынужденно отложил ту на край стола. — Я собирался сбежать из Храма, — старательно глядя куда угодно, но не на них с Саном, признался вдруг он. — И?.. — поторопил его Хонджун. — В чём проблема просто выйти за дверь? Почему именно я? — По ошибке, — буркнул Ёсан, перенося всё своё внимание на обитый тёмной лентой манжет халата и принимаясь её ковырять. Казалось, будто каждое слово из него придётся вытягивать насильно чуть ли не пытками. — Как можно было ошибиться? — разозлился на эту очевидную попытку замалчивания Хонджун. — Я не… — Стой, твоя светлость, — заметно оживившись, вдруг перебил его Сан. — Готов поклясться, что знаю, в чём дело. Ты, как и к нам, припёрся туда без предупреждения? Не по расписанию? Наверняка в этот день планировался другой ритуал? Да? — Да, — холодно отозвался вместо Хонджуна Ёсан. — Я не успел предупредить… кое-кого. Сан просветлел: — Значит, я правильно догадался? То, как вы это делаете… Это же вы делаете, да? — Да, и… — О чем вы? — не дал им, заметно воодушевившимся, договорить Хонджун. Смысл их разговора он потерял ещё пару вопросов назад. — Что «делаете»? О чём ты догадался, Сан-а? — Не-е-ет уж, пусть он рассказывает, — фыркнул Сан; по голосу было слышно — ухмылялся, но лица его в этот момент Хонджун не видел. — А то твоя светлость мне не поверит, скажет, что я всё выдумываю и это бред какой-то. — Что — «бред»? — Что решения принимают не Боги, — отозвался вместо того Ёсан. — Один из монахов сидит неподалёку и по хитрой системе подаёт в трубку специальные порошки или льёт жидкость. Эти порошки, сгорая, меняют цвет пламени, зажигают его или тушат. — Но… Это же невозможно! — не поверил своим ушам Хонджун. — Этого же не может быть! Или… или может? Сначала он смотрел на Ёсана, ожидая, что тот вот-вот рассмеётся, заявит, что это дурацкая шутка — и Хонджун даже не станет наказывать его, пощадит и помилует просто потому, что любая шутка… Любая шутка была бы лучше, чем это! Но Ёсан молчал, как виновато молчал и Сан. Не выдержав, Хонджун заставил того развернуться к себе всем телом, поймал его взгляд и чуть ли не силой удержал на месте. — Да? — ещё раз жалобно спросил он у Сана. Оба они, оба омеги казались верившими в то, что прозвучало здесь и сейчас — в немыслимое богохульство, в ересь невозможного масштаба, за один пересказ которой Великий Ван снёс бы головы здесь всем, невзирая на статус, пол и необходимость в присутствии при дворе. Не дожидаясь реакции Сана, Хонджун вскочил на ноги. Разделявшее их с коридором расстояние он пересёк мгновенно и сразу же торопливо выглянул, пытаясь застать врасплох возможного злоумышленника. Но коридор оказался пуст, и всё же, отчаянно прислушиваясь, чтобы не пропустить чью-нибудь попытку сбежать, Хонджун на цыпочках прошёлся туда-сюда в обе стороны. Никого. Вернувшись в покои, он обессиленно, уже не стараясь быть тише, обрушился на стул рядом с Саном и уткнулся лицом в сложенные ладони. — Больше не произносите подобные вещи там, где вас могут услышать, — безнадёжно приказал он в наступившей тишине и замолк, не зная, что ещё сказать. Запретить им поносить Богов? Но имело ли это смысл, если Ёсану сейчас не имело ни малейшего смысла врать и, соответственно, он не поносил Богов, а говорил чистую правду? Отчего-то Хонджун безоговорочно поверил ему почти сразу же. Ещё кольнуло в первое мгновение привычным сомнением глубоко религиозного халазийца, а потом Хонджун моргнул — и включилась рассудительность, заставила его начать рассуждать и думать, не отбрасывая никакие варианты, даже не слишком похожие поначалу на правду. Если Ёсан планировал вмешаться в один из ритуалов, чтобы покинуть Храм на своих условиях, следовательно, такая возможность существовала изначально, в принципе своём. Следовательно, и ранее уже некто получал возможность влиять на решения Богов, безнаказанно примешивая к их воле свою собственную. Но почему тогда Боги не наказали виновного?.. В голову ему приходил единственный ответ, который одновременно Хонджуну ужасно не нравился, и вместо того, чтобы взглянуть в лицо реальности, он вновь зажмурился и с силой потёр лицо. — В общем, как я уже и сказал… — Ёсан сделал паузу, давая Хонджуну возможность приказать ему замолчать, но, не дождавшись запрета, уже куда более уныло продолжил: — После этого, когда я уже думал, что всё получится и что мне осталось только дотерпеть до вечера, делая непринуждённый вид, приехал очередной господин и с порога же кинулся к алтарю, не давая мне возможности предупредить того, с кем я договаривался, об изменении планов. Уйти у меня… тоже возможности не было. Ещё несколько минут он молчал, как молчал и Хонджун, будучи не в силах найти слов, как молчал и Сан — вероятнее всего, всего лишь в силу вежливого почтения. Однако снова разорвал тишину именно Ёсан, звуча при этом куда решительнее и злее прежнего: — Я не буду пресмыкаться перед тобой, Хонджун-ним. Хочешь — возвращай меня обратно в Храм, хочешь — продавай, мне всё равно. Жаль, что он не спрашивал, насколько всё равно Хонджуну. За пределами основных событий, заключавшихся в описании… Он даже мысленно боялся это произносить: в описании случившегося, — так вот, за их пределами Хонджун сейчас не мог внятно думать ни о чём, и уж тем более его не волновала остальная история Ёсана. Как с ним стоило поступить? Хонджун даже не собирался об этом задумываться. — Это всё? — хмуро и, пожалуй, больше риторически, чем всерьёз спросил он Ёсана и, получив неуверенный кивок, нахмурился ещё сильнее: — Точно всё? Или в какой-то момент окажется, что ты — шпион Ильсона? — Не окажется, — бросил Ёсан. Нервно постукивая пальцами по собственному бедру, он явно все же, противореча своим собственным словам, беспокоился о своём будущем сильнее, чем хотел бы им показать. Шикса, как же Хонджуну в этот момент хотелось его продать!.. Вернуть Храму — недаром настоятель так злился, значит, — выгнать на улицу или даже продать на Арену, что угодно, лишь бы избавиться от него раз и навсегда!.. Останавливала лишь одна вещь: еле-еле поблескивающий на шее Ёсана отполированными гранями камень, сине-зелёный, блёклый топаз, камень рода Кимов. Согласившись тогда, в Храме и приведя этого омегу домой, Хонджун принял над ним ответственность, пообещал ему, пусть и без слов, но свою защиту — и не в его правилах было отступать при первых трудностях. Да, в лице Ёсана он не получил того омегу, которого бы хотел для себя, — но, возможно, взамен получил кого-то ещё? (Следовало, к слову, повесить камень рода и на Сана. Подумав об этом мельком, Хонджун сразу же об этой идее забыл, едва успев пожалеть только об отсутствии рядом Сынгвана, всегда успевавшего всё ещё до того, как это приказывал сделать сам Хонджун). Ёсан же не совершил ничего, направленного лично против самого Хонджуна, не было ни малейшей причины пытаться от него избавиться. Само же появление в его гареме обманом Хонджун все равно не счёл чем-то серьёзным: точно по такой же нелепой случайности в его жизни появились и остальные омеги. Следовало ли винить Ёсана за то, что он оказался в этом гареме не по своей воле? — Оставайся, — поднимаясь, отмахнулся Хонджун от вопроса, написанного на его лице, и не удержался от мелкой, недостойной его статуса мести: — Делай что хочешь. Мне всё равно. *** Перетерпев кое-как осмотр со стороны перехватившего его по дороге обратно к остальным омегам Кая, Хонджун наконец затребовал себе полный кофейник и, чтобы уж точно оказаться подальше от соблазна, приказал подать тот в залу приёма — туда, где не смог бы ни зачитаться, ни взяться за работу. Конечно, требовалось и работать тоже, но… он мог и обязан был позволить себе отдохнуть ещё пару дней или хотя бы до тех пор, пока не вернётся нюх. В залу же он вызвал уже готового отчитаться Уджи, сразу же принявшего позу кидза с опущенной вниз головой и пальцами, сжатыми поверх ножен ильсонского длинного меча. Уже заранее чувствуя, чем это может закончиться, Хонджун отставил только было налитую чашку в сторону и зло мотнул головой: — Оставь оружие у двери. — Но, господин… — Уджи удивлённо поднял голову, вопросительно заморгал. — Это приказ, — рыкнул на него, делавшего вид, что не понимает намёков, идиота, Хонджун. — И приступай к докладу. — Как прикажет господин, — пятясь задом, тот отошёл к двери и, развязав пояс, оставил его вместе с мечом и кинжалом недалеко от входа — впрочем, всё равно уселся в ту же позу куда ближе, чем в прошлый раз, явно надеясь дотянуться в случае опасности. — Из отправленных мною вчера пятерых человек вернулось лишь трое, господин. Поначалу они без проблем спустились к нижнему ярусу и нашли нужное здание. Пару часов заняло тушение — впрочем, к тому моменту пожар уже почти погас сам. Обследование… места пропажи мало что дало, пока один из ребят не нашёл свидетеля: омежку, который там работал, но умудрился сбежать в самом начале. Он им всё и показал: и где встречали клиентов, и куда вели… — А Сынгван? — перебил его Хонджун, устав слушать слишком долгое введение. — Тела нет, — доложил Уджи, пряча взгляд. Хонджун знал, что это значит: что новости, полученные им, слишком неприятные, чтобы сообщать их напрямую без опаски. Если бы Сынгван сгорел там, это была бы неприятность одного рода. Однако он не сгорел — а где тогда он прохлаждался? Почему не вернулся во дворец? Может быть, он был ранен? Без сознания? Попал в плен к бунтовщикам? — И?.. — подтолкнул он Уджи. — И свидетели видели, как его выводил один из омег, после чего они оба исчезли, господин. Вот какие новости боялся тот сообщать: если Сынгван, будучи жив, здоров и в полном сознании, не вернулся, следовательно, он сбежал. Предал хозяина, предал род Кимов и всех своих друзей, предал заметно мрачного Уджи. — Попытайтесь найти омегу, — приказал Хонджун. — Хоть что-нибудь о нём: откуда родом, есть ли семья… — Он из тупиков, господин. Осталась мать, у которой ещё двое мелких щенков, такие же бедняки, как и все. Отец… Отец был одним из мятежников. Увидев моих ребят, он решил, что пришли за ним, и принялся сопротивляться. Двоих убил, остальные скрутили его и бросили в тюрьму. Где-то Хонджун слышал уже об этих тупиках… Айгу, да разве имело это хоть какое-то значение, когда речь шла о Сынгване? О Сынгване, в поисках которого двое человек из его охраны погибли? — У них остались семьи? — сумрачно осведомился он у Уджи. — У наших погибших? Если да, распорядись поддержать их, сумма на твоё усмотрение. Или, может, детей куда пристроить, если там проблемы… Разберёшься, в общем. — Да, господин, — поклонился тот. — Ещё двоих я своим приказом оставил дежурить в тупиках, ждать, вдруг тот омега вернётся, и один человек попробует разузнать всё, хм, изнутри. — Молодец, — кивнул Хонджун, — свободен. Хотя нет, стой, это ещё не всё. Найди мне кого-нибудь из слуг… посообразительнее, чтобы всё время под рукой был под мелкие приказы. — Альфу, господин? — Да кого хочешь, лишь бы был хоть вполовину так же хорош, как Сынгван, — отозвался Хонджун и теперь наконец жестом отпустил Уджи. Сам он, после минуты коротких раздумий, в течение которой он допивал остатки кофе из чашки, поднялся тоже и поплёлся в сторону собственных покоев. В руках, разумеется, он тащил с собой недопитый кофейник, даже не собираясь оставлять тот хоть на минуту без внимания. Кай сказал ему, что нюх восстановится в течение нескольких дней, а одышка перестанет мучить и того быстрее, если не перенапрягать себя. Сначала Хонджун не понял, о чём он: вчерашний вечер большей своей частью поблек в его памяти. Только лишь ступив на первую, нижнюю ступень лестницы и занеся ногу над второй, Хонджун осознал, в чём была суть запрета: даже такие, казалось бы, простые действия требовали заметных усилий, и уже через несколько шагов он ощутимо устал. Отдельной сложности добавляла невозможность из-за занятых рук держаться за перила, и потому пришлось, словно старику, отдыхать через каждые несколько ступеней. Всё же на этот раз он доплёлся наверх без посторонней помощи. Кое-как дошагав до собственных покоев, он изменил своим планам и вместо того, чтобы устроиться на террасе, с грохотом опустил кофейник на первую попавшуюся горизонтальную поверхность и рухнул поверх скомканного покрывала в кровать. Покрывало отозвалось испуганным вскриком. Напуганный сам, Хонджун завозился, пытаясь подняться — но точно так же возился и человек под ним, и оттого ничего не получалось у них обоих. Однако несколькими мгновениями спустя из-под сбившегося наконец покрывала показалась знакомая тёмная макушка, заставляя Хонджуна наконец перестать трепыхаться подобно ребёнку в зыбучих песках и скатиться набок, освобождая неожиданного пленника. — Юнхо-я! — всё ещё слишком тяжело выдохнул он, стаскивая с его головы остатки покрывала. — Что ты здесь делаешь? Взъерошенный, лохматый, словно бродячая собака из тех, что в избытке встречались в нижнем городе, Юнхо сонно и взволнованно заморгал, пытаясь понять, что происходит и кто на него напал во время сна. С удивлением Хонджун заметил знакомую ткань в его сжатых ладонях: именно так, в такой позе он и оставил Юнхо с утра — но в других покоях. Однако и подушка, на которой спал этой ночью Минги, и халат самого Хонджуна был здесь, а не там, в гнезде, и Юнхо, неожиданно по-щенячьи милый и вопросительно-удивлённый, тоже оказался именно здесь. — Кто… — завертел он головой. — Где… Я же засыпал не здесь?.. Рассмеявшись, Хонджун взъерошил ему волосы, наконец осознав, что произошло: неизвестно, кто и над кем из них двоих решил пошутить, но шутка явно удалась. Пока Юнхо спал, Минги — только он мог знать, что ему рады в этих покоях, но инициатором идеи мог быть и кто-либо иной, — перенёс его сюда вместе с подушкой и аккуратно замаскировал покрывалом его фигуру. Сам же Минги… скосив глаза, он с удовлетворением осознал, что ещё не разучился предугадывать чужие решения: Минги тренировался на террасе. В любом случае, поваляться на шезлонге и подумать бы не получилось, даже не будь здесь Юнхо. Жаль. — Что?.. — недоумевающе повторил тот и вновь моргнул, явно наконец соображая, кто перед ним. — Господин?.. Айгу, как себя чувствует господин? Эхом его голосу, миражем пустыни отозвалось в памяти Хонджуна расплывчатое воспоминание об этом же вопросе, раз за разом задаваемом ночью во время каждого из пробуждений. Пока сильные руки держали его, не давая упасть, Юнхо… это точно был Юнхо: тот поил его молоком каждый раз. Теперь по-новому оглядев его, Хонджун увидел и покрасневшие из-за нехватки сна глаза, и искусанные губы, и явно из-за переживаний расчёсанную кожу вокруг железы на шее. Вот и теперь под его задумчивым взглядом Юнхо потянулся почесаться, но тут же испуганно уронил руку и резко сел, точно Хонджун мог сейчас начать читать ему лекцию по поводу осанки или, не дай Боги, по поводу неправильной позы во время сна. — Я в порядке, — успокоил его Хонджун. — Минги тебя сюда перенёс. Я так думаю. — Минги?.. — вновь моргнул Юнхо и заметно затих, задумавшись о чём-то своём. Уши его заметно покраснели. — Ах он мелкий засра… Простите, господин. Кажется, Юнхо этот поступок говорил куда больше, чем Хонджуну — и оттого целью шутки, вероятнее всего, являлся именно он. Пожалев его и не став допытываться о причине, Хонджун с мысленными вздохами и обилием же мысленных же сожалений оттого, что не удастся посидеть и подумать в одиночку, — против Юнхо, особенно такого, каким он был последние дни, он ничего не имел, просто действительно хотел поразмышлять в тишине, — заставил себя тоже сесть. — Кофе будешь? — сухо предложил он; предложение, напротив, с его стороны было буквально королевским, сделанным от всех души. Пожалуй, ни с кем другим, помимо своих омег, Хонджун бы по собственной воле кофе никогда не поделился, и оттого этот вопрос следовало приравнивать к огромной жертве. — Нет, господин, — благоразумно отказался Юнхо, и Хонджун вздохнул с облегчением, слишком поздно осознав, что сделал это слишком громко и тот его отлично услышал. — А я — буду! Этим самым вздохом и подавившись, Хонджун ошеломлённо проследил вслед за траекторией с порога рванувшего в сторону кофейника принца. На этот раз его Высочество изволили припереться то ли в одиночку, то ли догадаться всё же не тащить слуг в чужие покои. Но вот не тащить в них себя без предупреждения и без подслушивания чужих разговоров Хёнджин, к сожалению, не догадался. Выставив чашки, Хёнджин сам, своими благородными руками принялся разливать по ним кофе (который у него отнимать Хонджун, к сожалению, не имел никакого права), и, с облегчением схватив одну из них, практически упал в стоявшее рядом кресло. — Ну? — поторопил он и громко, не трудясь прикрывать рот ладонью, со вкусом зевнул, после чего Хонджуну откровенно захотелось крайне неуважительно по отношению к королевскому потомку запустить в того тапком. Спали они оба, по-видимому, не слишком много, но Хёнджин смел этим ещё и наслаждаться. Повезло, пожалуй, что здесь оказался именно Юнхо, что именно Юнхо уже встречал Хёнджина ранее и теперь явно сходу его опознал. Только в первое мгновение он напрягся и потянул выше на себя покрывало — пусть и был одет в спальный комплект, — но уже во второе заметно расслабился. Мог ли Хонджун считать лестным для себя тот факт, что именно в это второе мгновение Юнхо наклонился к его шее и сделал едва заметный вдох? — Как я ненавижу ночные собрания, — не дождавшись реакции, вновь ожил Хёнджин. Скорчив недовольную рожу, он сделал глоток и отставил чашку, но спустя несколько секунд вновь схватил её со стола: — Как ты это вообще пьёшь?.. Дрянь, и почему вино так не пробуждает? Я оставил все твои бумажки в кабинете, не смотри на меня так. Лучше иди сюда, садись и рассказывай, что ночью было, я умираю от любопытства! Говорят, ты сюда прямо на узле кого-то притащил? Вот теперь Юнхо покраснел так, что Хонджун заметил даже краем глаза. Покраснел — и спрятался за ладонью, зажимая себе рот. Грудь его то и дело вздрагивала: стыдясь, он всё равно с явственным трудом сдерживал смех. — Как я шёл, по-твоему? — недовольно отозвался Хонджун и со вздохом спустил ноги, пытаясь нашарить тапки. — Юнхо-я, прикройся и иди сюда. Кое-как перетащившись сложной конструкцией в соседнее кресло — кресло, потом Хонджун, потом Юнхо, потом покрывало, — Хонджун расправил его мелкие складки, пряча от слишком любопытного Хёнджина голые омежьи ступни, и наконец позволил себе дотянуться до следующей порции кофе. — Ну притащил я ещё одного, — мрачно подтвердил он, не обращая внимание на изменившееся выражение лица Юнхо. — А что с ними делать-то? Ты думаешь, у меня есть время на них? Работы столько, что я и так ничего не успеваю, так решил отвлечься немного — и тут четвёртый. — Вывод тебе — не ходи к чужим, — провозгласил Хёнджин и засмеялся в голос, увидев (и, вероятно, учуяв) его реакцию. — Что, своих мало? Так я ещё подарю, я тебе ещё когда обещал! Хочешь, прямо сейчас? — Пожалуйста, — вяло взмолился Хонджун. — Ты думаешь, у меня на него хватит сил? Сынгвана нет, двое новых омег только за вчерашний день, ты ещё и третьего мне добавить хочешь, чтобы сладко не жилось, Джин? — А это идея, — хитро сощурился тот, но почти сразу же недовольно сдвинул брови. — Да ну сдерживай себя-то, у тебя омега задохнётся сейчас! Сглотнув, Хонджун прикрыл глаза. У Юнхо и правда было… несколько странное, если не сказать отрешённое выражение лица. Не в силах даже понять, чем он сейчас пах — злостью, обидой или расстройством, Хонджун усилием воли запрятал эмоции куда-то на самое дно рассудка и только потом разрешил себе сделать вдох. — Лучше? — поинтересовался он у Юнхо, но ответил вместо того снова Хёнджин: — Гораздо! И ты зря меня не слушаешь, в прошлый раз же всё хорошо получилось! Тебе же понравилась течка, скажи? А вот этот вопрос точно прозвучал зря. Тут же сопоставив что-то для себя, Юнхо заметно напрягся и обвиняюще уставился на Хонджуна. Казалось, ещё мгновение — и он начнёт кричать; оттого, переводя тему, Хонджун торопливо вернулся к предыдущему диалогу: — С чего ты взял, что мне вообще нужен ещё омега? — С того, что ты сам не справляешься, — припечатал тот. — Хочешь такого, кого все слуги боятся и кто наведёт у тебя порядок за пять минут? — Надеюсь, в переносном смысле? — подозрительно уточнил у него Хонджун. Вообще-то идея действительно заставить заняться домом кого-то другого звучала неожиданно привлекательно, но… Ещё один омега. Может быть, проще бы стало нанять ещё одного слугу? Хёнджин хитро сощурился. — И в переносном тоже, — туманно пообещал он. — Решено. Эй! Кто-нибудь! Пошлите в мой гарем, пусть приведут Звезду!