Млечный путь

Кто бы ещё мог быть настолько бесцеремонен, не то что забывая — напротив, специально игнорируя любые стили вежливости? Кого Кай мог отправить мыться не развлечения ради — для безопасности его самого и остальных омег, смыть с себя пот, запах дыма и остатки отвара? Разумеется, Сана. — Да куда уж тебе, — проворчал, сам себе отчаянно напоминая вечным недовольством всё того же старика Кая, Хонджун. Бросив в его сторону изучающий, внимательный взгляд, он с лёгкостью убедился в своей правоте: несмотря на внешнюю браваду, Сан явственно держался на ногах с трудом. — Ты же сам свалишься и меня утопишь. — Чушь, — фыркнул тот. — Что, будем, как два придворных слабака, ждать слуг, которые за нас наши ножки переставят? Ах, простите, ваша небесная светлость, я и забыл, придётся ждать! Кто ему умудрился так испортить настроение за те жалкие минуты, что Хонджун заканчивал разговор и при помощи Кая кое-как плёлся в эту сторону? Не иначе кто-то из омег, никакие другие варианты ему попросту не приходили в голову. — Просто вылови меня, если я вдруг начну тонуть, — с неудовольствием буркнул он и всё-таки присел у края ванны. Нерешительно свесил ноги: поскользнуться на мокрых камнях и уйти с головой в воду всё же не хотелось. — Ладно уж, твоя светлость, — сжалился Сан и оторвался от стены, которую явственно всё это время использовал как дополнительную опору, и пересёк разделявшее их расстояние. Несмотря на кажущуюся его слабость, руки, подхватившие Хонджуна, ни мгновения не дрожали, не казались ненадёжными или неуверенными. Кое-как соскользнув вниз, он устроился на особенно удачно выступавшем вперёд булыжнике у пристенка и с облегчением откинулся назад. Сан так и продолжал нависать сверху, даже отпустив его; со своего ракурса, в неверной пляске света и теней на его лице Хонджун ясно видел растерянность. — Спускайся, — позвал он и пошутил: — Или тебе тоже подать руку? Недоуменно хмыкнув, Сан сдвинул брови, но так и не шевельнулся: — Вместе с тобой, что ли, мыться, твоя светлость? Мы уже не в борделе, чтобы делить одну ванну на двоих. Я подожду, пока ты закончишь. Ждать, судя по всему, он намеревался прямо так, как стоял, нависшим столбом замерев рядом и буравя неподвижного Хонджуна своим пристальным, внимательным взглядом. Может быть, Хонджун и оставил бы его так в качестве назидания, для урока, но как минимум от запоздалой лекции Кая его бы это не спасло, как, впрочем, и от мук совести. В конце концов, Сану мог помочь он сам, как и Сан — ему, но слуг здесь действительно дожидаться не следовало в первую очередь потому, что Хонджун обыкновенно мылся в другой купальне, куда больше размером, более похожей на купальню как таковую. Помимо этой ванной и небольшого ручейка-источника, здесь не было, считай, ничего, личная же купальня Хонджуна могла похвастаться и бассейном солёной воды, и пресной, и столом для массажа, и горячими камнями, и даже отдельной комнатушкой, вечно заполненной густым водяным паром, идущим откуда-то из-под земли. Там за Хонджуном в большей степени ухаживали слуги — или он мылся сам, будучи не в настроении будить кого-то под утро или видеть в принципе, — здесь же не стоило надеяться даже на Кая. — Лезь, — приказал он Сану. — Не в борделе, зато в гареме. Не знаю, как ты, а я хочу побыстрее закончить и лечь спать. — Соблазнительное предложение… — протянул тот и всё-таки опустился на корточки рядом, протянул руку к воде и опасливо прикоснулся к поверхности. По мнению Хонджуна, несмотря на цвет, было вовсе не горячо, а в самый раз. Судя по всему, сочтя, что и его требованиям всё подходит, Сан медленно, аккуратно сполз вниз и устроился совсем рядом, под боком. Под его усталый, расслабленный вздох Хонджун наконец спохватился и потянулся за стоящими на бортике стаканами с молоком. Один он передал Сану, а второй залил в себя чуть ли не парой большим глотков разом. Оценивающе глянув в сторону кувшина, Хонджун мгновение поколебался, но всё же, решив, что больше в него пока не влезет, вернул стакан обратно. Сан же так и сидел, опасливо разглядывая содержимое. Попытался понюхать было, но скривился и отодвинул молоко подальше от себя. То ли он по-прежнему не ощущал запахов и оттого относился ко всему предложенному откровенно настороженно, то ли ощущал лишь часть и эта часть ему отчаянно не нравилась. — Пей, — не пожалел его Хонджун. — Это не для удовольствия, это для лечения. — Как может лечить… это, — сморщился Сан. — Чем? Вопрос явно был риторическим, но Хонджун всё равно попытался объяснить в меру своего собственного, далеко не самого лучшего понимания: — После отравления всегда пьют молоко, оно выводит яд. Дым — это тоже яд, из-за него и кашель. — Кашель не из-за него, — хмуро возразил Сан и вновь подозрительно принюхался к стакану, и сделал первый, очень маленький глоток. — Фу. Ничего не чувствую. А потом, не раздумывая, залпом, словно воду, он опорожнил весь стакан до дна и отставил его как можно дальше. С облегчением выдохнул: — Ну? Что дальше, твоя светлость? Как ещё будем лечиться? Наскоро, очень грубо и в общих чертах проинструктированный Каем Хонджун не имел ни малейшего понятия, что дальше, поскольку, что делать с Саном, ему не сказали ни слова. То же, что и с собой, решил он, набирая пригоршню тёмно-красной воды. — Подними подбородок, — приказал он, отчего-то ожидая немедленного, привычного от остальных послушания. Ошибся: Сан помотал головой; более того, он отодвинулся в сторону, точно боясь позволить ему к себе прикоснуться вновь. — Нет уж, спасибо, — пробормотал он. — Один раз уже поднял, хватило. Чувствуя в душе укол вины иглой размером этак с весь дворец Великого Вана, Хонджун нахмурился: — Нужно смыть все следы отвара, чтобы он перестал действовать. Иначе дальше будет только хуже. Хочешь насовсем нюх потерять? Или, не знаю, перестать пахнуть навечно? Уже потянувшийся было к собственной шее Сан остановился и замер на полпути с настороженным выражением лица: — Разве это и так не навсегда? — С чего ты взял? — удивился Хонджун. — Один из… — Сан на мгновение задумался, казалось, пытаясь подобрать правильное слово: — …из наложников сказал. Тот, который меня лекарю сдал. — Не «сдал», а обратил его внимание, что что-то не так, — непроизвольно поправил его Хонджун. На середине мысли он прервался, запутавшись и сбившись из-за очередного эмоционального всплеска: — Да что вам эти лекари сделали с Юнхо, я понять не могу! — Юнхо — это тот, который ему угрожал? — сощурился Сан. Впрямую не отвечая на вопрос, он всё умудрился дать Хонджуну очень явный намёк на основную причину одной-единственной фразой: — Который выглядит как девственник на выдачу? Хорошо. Шикса, если задуматься, это многое объясняло. За ненадобностью, за неимением ни братьев, ни сестёр любого пола — или, возможно, именно омег, поскольку с огромной, невежливой и неуважительной натяжкой Хёнджина, чуть ли не одной кормилицей с ним вскормленного, можно было счесть братом, — Хонджун никогда не задумывался о тонкостях воспитания омег на выдачу. Даже те догадки Великого Вана по поводу «выдать за моего сына», обращённые к родителям Юнхо, оказались для Хонджуна откровенным сюрпризом. Вероятно, нацелившись на самого принца, Чон Усок должен был блюсти репутацию сына-омеги более своей собственной, не спуская с него глаз. Однако кое-что не слишком вязалось с этим предположением: как тогда Юнхо умудрялся видеться с Минги? Или оба этих события успешно существовали в одном и том же мире, однако в разное время? Поначалу Юнхо невозбранно возился со своими собаками, виделся с другом, — а затем его принялись ограничивать? Кажется, Минги упоминал нечто подобное; или, возможно, Хонджун уже домысливал от усталости. В любом случае, теория имела право на существование и даже казалась при этом достаточно обоснованной. Вероятнее всего, ненависть Юнхо к лекарям в целом, как и ответное недоверие к нему со стороны Кая имело одну природу и первопричину — бытовавшее в обществе устойчивое мнение о распущенности и непригодности таких омег ни к чему иному, кроме как к размножению. Даже слуги временами получали воспитание лучше, качественнее и шире, чем дети-омеги от знатных родителей; от семьи к семье, разумеется, ситуация могла коренным образом разниться, но общественное мнение тем не менее оставалось прежним. В таком случае, и недоверие к лекарю Сана могло иметь схожую природу, лишь с иной подоплёкой: пусть после одёргивания Хонджуна Кай вынужден был относиться к Юнхо сообразно его статусу, но Сан в его глазах наверняка оставался не заслуживавшей ни малейшего уважения шлюхой. Может быть, стоило удивляться, что открытую неприязнь такого рода выказывал именно Кай, повидавший многое омега в возрасте, а не Хонджун, молодой и неопытный альфа. Однако сам Хонджун не впервые уже сталкивался с тем, что именно омеги гораздо строже судили грехи других омег, чем альфы, оказывались куда более злоязыки, полны возникшей на пустом месте ненависти друг к другу. А уж если омежья сущность дополнялась ещё и женским полом… Недаром Хёнджин за глаза называл исключительно женский гарем своего отца «змеиным гнездом» и быстро избавлялся от любой из омег, каким-либо образом доставшейся ему оттуда. «Мне и своих за глаза», говорил он, и Хонджун согласно кивал, вспоминая неудачника-отравителя в гареме Хёнджина, перепутавшего бокалы и в результате самого проторчавшего в отхожем месте чуть ли не с неделю безвылазно. — Сан-а, — устало вздохнул Хонджун, вновь набирая в ладони воду. — Иди сюда, а? Обещаю, что больше ничего плохого не сделаю. Даже тогда это было вынужденно, сам понимаешь, я тоже ничего не чувствую теперь. — Ты хотя бы пахнешь! — Сан покраснел под его вопросительным взглядом и смущённо сознался: — Тот наложник сказал. Шикса и Великие Боги, да о чём же они там говорили в те минуты, пока Хонджун переставлял по ступеням ноги?! — Нет, это не навсегда, — вспомнив недоговорённое минутой ранее, вернулся к предыдущей теме он. — Я верю Каю, и он говорит, что со временем всё вернётся. У меня — быстрее, так как пострадало только обоняние. Железы, конечно, будут заживать несколько дольше, да и вообще не пойми сколько, если ты мне не дашь их промыть! — Я мог бы и сам… — губы внимательно выслушавшего его монолог Сана дрогнули в подобии ухмылки. — Но уж если твоя светлость так желает мне услужить… Я готов. Напоказ задрав подбородок, он замер. Даже не найдя в себе сил злиться, Хонджун выплеснул на его шею остатки воды из ладоней и вздрогнул, услышав вырвавшееся сквозь явственно стиснутые зубы шипение. — Тш, потерпи немного, — укорил он Сана. — Я постараюсь быстро. Больше возражать тот не стал, лишь напрягся сильнее в очевидном ожидании боли. И без того воспалённые железы растворённый в воде ягодный сок делал ещё краснее, ярче и на вид хуже, чем, вероятно, всё было на самом деле. Чувствуя, как сжимается сердце, Хонджун торопливо омыл и кое-как, пальцами отёр капли с его шеи, чтобы, стекая, те не жгли ещё сильнее. Без нюха, несмотря на то, что он и так видел зажмуренные глаза и блестящие, крупные капли слёз на ресницах, Хонджун казался себе откровенно слепым. Привыкнув ориентироваться даже на малейшие изменения запаха, сейчас он понятия не имел, как лучше поступить, а оттого мялся, как мальчишка, кое-как продолжая поливать Сану сначала грудь, а потом и спину. Волосы… волосы тоже стоило — в этом? К шиксе, решил он, опять зевая: слишком хотелось спать. И опять дышалось словно после хорошего бега, даже сердце в груди тяжело, медленно билось, то и дело пропуская удары. — Всё, — отодвинулся он от Сана. — Дай мне минуту… — Молоко пили? — послышалось усталое сзади. Кай неслышно подхромал со спины и явно уже какое-то время ждал, пока его заметят, но, видимо, так и не дождался. — Пили, — отозвался Хонджун, кое-как, на ощупь, стирая капли с собственной шеи. — По стакану, больше не лезет. У тебя отереться-то тут есть чем? Или так и идти, чтобы потом слуги увидели кровь и испугались? Кай хохотнул, не обращая внимания на то, как съёжился при его приближении и втянул голову в плечи Сан. — Это была бы весёлая картина, — согласился он.— Жаль, не то время сейчас. Вылезай, вот там простыня лежит. А ты, как там тебя… Дай-ка я ещё на тебя посмотрю… — Его зовут Сан. — Хонджун раздражённо опёрся о предложенную ему руку, кое-как выбираясь из уже остывающей воды. — Дядя Кай, хватит уже мне сердить омег! Ты-то выговорился и ушёл, а мне потом успокаивать! Словно мало мне Юнхо, Сан-то тебе чем не нравится? — Я за тебя беспокоюсь, дурень, — кое-как опустившись на колени, беззлобно проворчал Кай. Под его аккуратными прикосновениями Сан даже, казалось, ненадолго расслабился — но лишь до первого нажатия на железу, после которого он, взвыв и с силой дёрнувшись в сторону, чуть было не свалился, почти уйдя с головой в воду. — Не надо! — зло вскрикнул он. — Да всё, всё, — отозвался Кай. Покачал головой: — Придётся наложить повязку. Вылезай давай тоже, я пока всё подготовлю. Здесь, в шкафчиках, у него, оказывается, всё было. И полоски белой ткани, и пушащиеся куски ваты-хлопка, и даже несколько видов мазей в плотно закупоренных бутылочках. Даже не подумав помочь Сану выбраться, Кай отошёл к этим шкафчикам и закопошился в них, собирая повязку; Хонджун всё равно сам протянул тому руку. — Я сам, — упрямо отказался тот и, морщась, оскальзываясь и заставляя Хонджуна вздрагивать, буквально на четвереньках выбрался наружу. Кое-как он поднялся на ноги и выпрямился, замер рядом, игнорируя их общую наготу. Спохватившись, Хонджун потянулся за простыней. В первую очередь он набросил тёмную, плотную ткань на плечи пошатнувшегося от неожиданности и явной, заметной усталости Сана. Само собой получилось так, что в следующее мгновение Хонджун уже обнимал его, принимая на себя большую часть веса. Сработало даже без помощи феромонов, хотя Хонджун не рискнул бы предполагать, послужила ли причиной скрывшая его голое тело ткань, или альфа поблизости, которому тот мог доверять, — но все же Сан заметно расслабился. — Кай-я, — позвал того Хонджун. — Давай быстрее, я не знаю, кто из нас уснёт первым, но ещё немного — и я это сделаю прямо так, стоя. — Да иду, — ворчливо отозвался тот. — Держи своего омежку, чтобы не убежал. — Я не собираюсь убегать, — буркнул в шею Хонджуну Сан. Но недовольно поёрзал и приподнял голову: — Это тоже будет больно? — Наоборот, — без лишних объяснений шлёпнул ему на железу кусок ваты с мазью Кай, — тихо, не дёргайся. Казалось, Сану действительно хотелось если не сбежать на самом деле, то определённо провалиться сквозь землю прямо здесь и сейчас. Однако, стоило Каю убрать руки и сделать шаг назад, как тот, прислушиваясь к себе, замер. Ещё немного — и он буквально обмяк: выдох, сорвавшийся с губ Сана, показался Хонджуну похожим на один из тех, что он слышал тогда, в борделе. Вероятно, облегчение и в самом деле оказалось значительным. — Одежда вон, — указал им Кай на два одинаковых, простых халата из тех, что у него вынужденно носили все заболевшие кряду, невзирая на статус, возраст и положение. Простая, дешёвая, выкрашенная в тёмно-синий, почти чёрный цвет ткань неожиданно показалась Хонджуну мягче любого шёлка и легла на плечи так приятно, так легко, что захотелось больше не снимать её никогда. Совсем уставшему Сану, шевелившему руками только после намеренного подталкивания, вновь помог одеться Хонджун и лично завязал узлом ему пояс, скрывая наготу. Не то чтобы в таком состоянии он испытывал хоть какой-то отзвук желания, но даже не хотел проверять, какие сюрпризы способно ещё выкинуть его собственное тело при наличии достаточного количества провокационных факторов. Радовало лишь то, что отсюда до покоев, выделенным им Каем, оставалось всего ничего. Конечно, Сану пришлось отодвинуться, чтобы не идти спиной вперёд, но двигался он, казалось, с полузакрытыми глазами, и Хонджун на всякий случай поддерживал его за пояс. Даром что у самого уже заплетались ноги, он всё равно ещё ощущал себя куда бодрее. Порыв радости вскинувшихся ему навстречу омег Хонджун пригасил простым жестом: пальцем, приложенным к губам. — Тш-ш-ш, — протянул он и замер после первого же шага. Казалось, что выложенными в ряд футонами и ограничится спальная зона в выделенной им комнате, и так бы и было, если бы за всё отвечал Кай. Однако, явно слишком освоившись в его доме, омеги за время их мытья натаскали из свободных покоев подушки, одеяла, простыни, ещё что-то в том же духе — и в результате ошеломлённого Хонджуна с порога встретило общее гнездо. Несложное, всего в несколько слоёв, но с отчётливыми бортиками — и с подушкой, явно принадлежащей самому Хонджуну, в объятиях откровенно сонного Минги. — Хонджун-ним! — убавил громкость голоса тот до всем с лёгкостью слышного шёпота. — Сюда! — Вот сюда, — буркнул Юнхо, подтыкая кусок одеяла куда-то сбоку. — Запах будет лучше. Не споря, Минги лишь пожал плечами и уставился куда-то в сторону, на равнодушного Ёсана, уже забравшегося под одно из одеял, точно выбирал, остаться ли ему на своём месте или тоже перелечь к кому-то из них. Не давая ему определиться, Хонджун кое-как переступил бортик гнезда сам и помог это сделать еле-еле моргающему Сану. — Подвинься, — попросил он оказавшегося совсем рядом Юнхо и потянул Сана ниже, заставляя того сначала сесть, а потом и лечь между ними. Причудился ли ему расстроенный взгляд Юнхо, явно рассчитывавшего лечь рядом, вплотную, но получившего живое препятствие между ними, Хонджун не гадал ни мгновения. Кое-как устроившись рядом, уткнувшись лбом в плечо Сану, он ещё успел ощутить, как придвигается сзади и обнимает его всем своим телом Минги, услышал, как переговаривается о чём-то Юнхо с Каем и в голосах обоих опять звучит раздражение — и всё. *** Кажется, его то и дело будили, не давая заснуть до конца. Помогали приподняться, обнимали сзади, чтобы не упал, и заставляли пить что-то тёплое, мягкое, очень знакомое, и Хонджун только успевал порадоваться возможности отключиться, как его будили вновь. По внутренним ощущениям, он не выспался совсем. Правда, что послужило причиной его пробуждения, Хонджун не понимал тоже: сил хватило только на то, чтобы открыть глаза и медленно, неторопливо осознавать картину перед собой. Ничего особенного, ничего примечательного: омежье ухо с тёмной родинкой почти на мочке, тёмные же, взъерошенные волосы, сильные плечи… Сообразил Хонджун, что разглядывает именно Минги, наверное, лишь минутой спустя. Сзади, кажется, к нему прижимался Сан, обхватив за пояс обеими руками и уткнувшись куда-то в затылок. Нюх к Хонджуну так пока и не вернулся. На это он также обратил внимание далеко не сразу — лишь когда, скосив глаза, обнаружил, что обнимающие его руки выглядят неожиданно худыми и тощими по сравнению с теми, что оставались в его памяти. Да и глубокие, спокойные вздохи сзади принадлежали явно не Сану, а кому-то… Юнхо. Конечно Юнхо. Кое-как Хонджун выпутался из его объятий, значительно при этом пострадав: пришлось расставаться с халатом, на одной поле́ которого лежал Юнхо и в рукав которого Минги буквально вцепился, сжав пальцы в кулак. Подобрав собственную, видимо, принесённую кем-то из слуг одежду для сна, Хонджун влез в нее, изо всех сил стараясь не шуметь, и на цыпочках выскользнул за дверь. По пути в уборную он задавался вопросом, куда же делись Сан с Рё… с Ёсаном. В гнезде тех не оказалось, что, признаться, несколько настораживало. Однако уже на обратном пути Хонджун услышал их голоса из пустых покоев и остановился, внимательно вслушиваясь, рядом с простой серой занавесью. — …чушь, — как раз закончил предложение Сан. — Почему? — Послушай, — судя по донёсшимся до Хонджуна звукам, тот принялся разливать что-то по стаканам; значит, беседа шла достаточно ровно и непринуждённо, — я с ним знаком, конечно, меньше твоего, но… Я ему верю. — Один узел — и ты на всё готов? — холодно усмехнулся Ёсан. — А если он укусит тебя и ощенит, что ты тогда будешь делать? Сан рассмеялся. Открыто, весело — и, словно объяснял нечто непонятное щенку, ласково возразил: — Ну уж не в ближайшее время, понимаешь? Сейчас у меня всё в таком состоянии, что никакая связь не установится. Да и, что бы ты ни думал, никакого узла не было. — Действительно? — Правда! Мы просто не успели — но, слушай, я многих видел, и эта твоя светлость, несмотря на чин, ещё очень приятный альфа. Мне… м-м-м… слушай, я понимаю, как это звучит, от шлюхи — но мне было хорошо. — Да нет, — голос Ёсана вдруг изменился, где-то по пути неожиданно утратив яд. — От шлюхи это как достойно доверия. — Да?.. — Да. Сан-а, я понимаю… Меня и правда напугало то, что с тобой сделали, в первый момент. — Но почему? — Потому что насильников клеймят точно так же, — протянул Ёсан. — Решают проблему раз — и навсегда. Нет желёз — нет влечения. Нет реакции на чужие феромоны. Однако. Хонджун об этом слышал в первый раз — хотя после этого получало объяснение и настороженное поведение того парня-охранника, и Кая. Но омеги — и насильники? Казалось, Хонджун ещё многое не знал мире вокруг. Ощущая себя щенком, ещё ни разу не выходившим из дома дальше Храма, он вновь прислушался. За эти несколько секунд омеги уже успели сменить тему. — Мой друг, — рассказывая, Ёсан явно улыбался, и эта улыбка чувствовалась в каждой ноте его голоса, — был в борделе. Совсем недолго, правда. Он говорил, что ему бы там даже понравилось, если бы он мог сам выбирать, с кем провести ночь. — Он сбежал? — удивился Сан. — Как? — Да легко, — Ёсан сладко рассмеялся, — они даже не знали, как он выглядит на самом деле. Сиротка-Джуённи понятия не имел, на что дальше жить… но, когда сиротка куда-то делся, то с ним пропала и вся выручка за месяц. Некоторое время Сан молчал. — Я бы мечтал уйти оттуда, — сухо в конце концов сказал он. — Твоему другу удалось это так просто? — У каждого свои обстоятельства, — примирительно отозвался Ёсан. — Поверь мне, я бы тоже застрял надолго, как бы ни пытался вырваться на свободу. Я не… не мой друг, у меня нет его удачи; хотел сбежать из Храма — и ты сам видишь, где оказался. — Здесь лучше, — убеждённо возразил ему Сан. — Лучше, — странным голосом подтвердил Ёсан. — По крайней мере, пока. Не знаю, что придёт ему в голову потом. У меня течка через несколько недель, и я… — И у меня, — Сан, казалось, пытался его ободрить. — Ничего, вместе мы справимся. Я верю, его светлость позволит нам провести её друг с другом. Ёсан горько хмыкнул: — В гареме? Ты сам веришь в то, о чём говоришь? Нас завяжут ещё до её начала. Смешанный с грохотом неясный звук достиг ушей Хонджуна, заставляя его вздрогнуть: зло фыркнув, Сан отодвинул стул и, кажется, поднялся на ноги. — Я не знаю, что тебе он сделал, — с болезненной растерянностью начал он, — но, если бы не его светлость, меня бы ещё вчера уже не только повязали много раз по кругу в обе дыры, но и выпотрошили бы напрочь. Его светлость мог уйти сам, но предпочёл остаться и спрятать меня. Принять его узел — это меньшее, чем я могу его отблагодарить. Он недолго помолчал, точно подбирая слова. — А что до щенков, — теперь уже в голосе Сана слышался лёд, — Я уточнил у лекаря. Все омеги в гареме пьют тот же самый отвар, который давали нам, чтобы не было сюрпризов. Его светлость — очень разумный в этом отношении альфа, и если ты, хоть и был здесь дольше меня, этого не понимаешь, это не мне здесь не место. — Сан-а… — голос Ёсана казался виноватым. — Постой! Извини! Ты просто ещё не знаешь, но я сам… Я сам здесь второй день, я клянусь. Ты знаешь, я был в Храме? Боги… м-м-м… божественный огонь среагировал на меня, когда его светлость представлял Богам своих омег, и ему пришлось меня забрать! — Представлял омег? — если лёд Сана и растаял, то лишь на малую, едва заметную часть. — Это принося дары, когда загорается огонь, и так далее? — Да, да! — А, — проронил тот и ненадолго замолчал. — И ты там был… монахом? Послушником? — Да?.. — неизвестно отчего, но Ёсан явно смутился. — Тогда что ты делал там, где приносят жертвы? Как только приходит кто-то знатный, как только начинается ритуал, двери в Храме закрываются. Нет, молчи, я знаю, нас водят туда просить о принятии каждый срединный день месяца, пока идут Игры — я видел изнутри, как запрещают подходить всем под угрозой продажи, пока не погаснет пламя! — Но это — шлюхи, а это… — А это — Небо Престола, ты хотел сказать? — Сан коротко, резко рассмеялся. — Я скажу тебе одну вещь, Ёсан-а, а ты мне ответишь. Богов нет. Как ты подстроил всё так, чтобы на тебя среагировал огонь? Повисла тишина. Тяжёлая, злая, давящая; не выдержав, Хонджун откинул занавесь и ступил внутрь покоев. Медленно, ощущая, как впиваются в голые ступни ворсинки давно не чищенного ковра, он остановился за спиной Ёсана, с трудом сдерживая желание положить руку ему на плечо. — Мне тоже очень интересно послушать твою собственную версию произошедшего, «Рёсанни». Начнём, пожалуй, с твоего настоящего имени, — предложил ему Хонджун и всё же после недолгих колебаний обошёл стол, за которым расположились омеги, и присел на соседнее с Саном место. Мельком взглянув в его сторону, Хонджун бросил ему лёгкую, успокаивающую улыбку и вновь повернулся к Ёсану. Или, шикса его знает, не к Ёсану. К другому омеге.