Млечный путь

Перебарывая себя, он поплёлся в кабинет, тяжело перетаскивая ноги и тратя на каждый шаг бесчисленное множество попыток самоуговоров, пока наконец не замер посреди лестницы, в задумчивости поглаживая резные мраморные перила. Стоило ли ему возвращаться к работе? Да, бумаг с каждым днём не становилось меньше, но в последнее время Хонджун всё с большей уверенностью начинал утверждаться в мысли, что не должен тратить на них абсолютно всё своё свободное время. И без того он оставил Минги одного после течки, и только Боги знали, что тот себе надумал, получив вдруг то неожиданное, резкое предложение сопровождать Хонджуна на прогулку. А как тот отнёсся к появлению Юнхо? К решению Хонджуна взять его в гарем? Мнение самого Юнхо на этот счёт Хонджуна не волновало по-прежнему. Однако, только-только наладив контакт с Минги, он с лёгкостью мог этот контакт потерять, вернувшись к привычке тратить всё свободное время на работу. Или даже убедить того в правоте Юнхо, в обоснованности его ненависти к альфам, и получить в результате вместо одного уже двух негативно настроенных по отношению к нему омег. В любом случае, Хонджуна беспокоило не количество. Развернувшись, он принялся решительно спускаться по лестнице обратно на жилой этаж и в синие покои лишь минутой спустя входил уже без каких-либо сомнений в собственных действиях. Увидев Минги вновь за альбомом, он совсем не удивился. А вот тому, что при виде Хонджуна тот так и остался сидеть, лишь обозначив поклон — да, удивился более чем. Откуда такая неожиданная смелость? Неужели Минги наконец поверил в то, что ему не грозит наказание за нарушение правил, существовавших лишь в его собственной голове? — Хонджун-ним? Не испытывая ни малейшей тяги к какого-либо рода церемониям, Хонджун устало опустился на футон неподалёку. Пару мгновений поколебавшись, он напомнил себе, что находится рядом с омегой, с собственным наложником, с которым не нужно блюсти себя, и попросту разлёгся, заняв всё оставшееся свободное место. Ожидая, что Минги испуганно сдвинется при первом же прикосновении, Хонджун прижался кончиками пальцев ног к его бедру. К счастью, ошибся: тот напрягся, но тем не менее остался на месте. Острой, щемящей сердце тоской вспыхнула в памяти картина: в точно такой же позе, подтянув под голову подушку, отец часто сидел зимними вечерами с матерью, пряча голые ступни под её тёплыми ногами. Минги не стал противиться и этому. Не представляя, что творится в его голове, Хонджун первым нарушил повисшую тишину: — Твой отец жив, потому что не успел натворить ничего значимого. Основной ущерб, что он причинил — экономический. Пусть сумма и велика, но в целом он не совершал ничего, что бы могло караться смертью. Хочешь навестить его? — Для чего? — не поворачивая головы, горько спросил Минги. Вопрос повис в воздухе, и парой секунд спустя он глухо продолжил: — Чтобы плюнуть ему в лицо? — Хотя бы поэтому, — пожал плечами Хонджун. Ногам и вправду было тепло и уютно, теперь он своего отца понимал. — Он тебя действительно продал? — Тётушка Юнмин всё верно сказала, — пробормотал Минги. Немного помолчал, точно пытаясь успокоиться, и наконец продолжил — сдавленно, болезненно: — За меня ему обещали золота вполовину моего веса — почти как в гарем продать. — Сразу Арене? — уточнил Хонджун, спохватившись, что не знает, о ней ли идёт речь. И действительно, не ошибся в своих сомнениях. — Не-е-ет! — Минги даже головой потряс. — Сначала меня продали пиратам, и я полгода пробыл на их корабле! Таскал верёвки, лазал закреплять паруса… Набрал немного мышц, научился драться. А потом у нас случился бунт, капитана убили и меня продали на берегу. Потом уже перепродали на торгах. Однако. Хонджун мог лишь удивлённо разглядывать его, точно в первый раз видя. Минги провёл полгода в море? Это определённо рушило сложившийся в голове Хонджуна образ, и ещё больше его рушила явно слышавшаяся в голосе Минги ностальгия по тем временам. — Тебе там нравилось? — Да. — Минги дёрнул уголком губ. — Там было… интересно. Море красивое, даже когда буря. Я до сих пор помню, каков цвет волн на просвет. — Цвет разный бывает, — усмехнулся Хонджун, обошедший на корабле деда в своё время около пяти морей и выходивший в открытый океан. Несвойственная Минги мечтательность осветила его лицо лёгкой, еле заметной улыбкой, сделав сразу же в несколько раз красивее. Забытый, несдержанный, плеснул запах мяты и цитруса: на кораблях ни одного матроса не заставляли сдерживаться, прятать себя вне помещений. Даже омег. Пожалуй, идея Хёнджина про гон в открытом море только что в фантазии Хонджуна заиграла новыми красками. Снарядить корабль, уплыть куда-нибудь далеко и выходить лишь изредка на верхнюю палубу, вдыхая йод и соль в воздухе, чувствуя, как со спины сонно прижимается не терпящий одиночества во время течек Минги, а откуда-то издали доносится голос Юнхо… Шикса. Впрочем, несмотря на возникшие противоречия или, возможно, именно благодаря им Хонджун отчего-то не остановился, вспомнив, что у него теперь больше одного омеги, а принялся представлять их обоих в постели вместе, послушно ожидающих возвращения Хонджуна. Минги бы стеснялся лишний раз подать голос, а Юнхо бы, пожалуй, сходу заявил, что замёрз, проголодался… слишком давно кончал. Шикса и её семеро прислужников, то ли всему виной оказались омежьи довольные феромоны и выработанная за время течки реакция на них, то ли организм Хонджуна наконец отошёл от всё той же течки и недвусмысленно заявил о готовности к новым подвигам. Пользуясь наступившей какой-то уютной, лёгкой тишиной и пытаясь подсчитать, когда у него был последний гон, Хонджун чуть поёрзал, принимая положение удобнее. Месяц назад или два? Скорее два. Для следующего и внезапных приливов желания на пустом месте было подозрительно рано, так что, пожалуй, стоило всё же винить феромоны. Отпуская свои в ответ, Хонджун вздохнул, уже в процессе вспоминая, что через коридор от них находится другой омега, который, вероятно, сумеет ощутить их смешанный запах и с высокой доли вероятности решит, что Хонджун действительно пошёл вязать Минги. Может быть, ему и хотелось бы, но не просто же так? Не тогда, когда омега напрягается после каждого его движения? Проведённое вместе время, по-видимому, ослабило внутренние стены Минги, но не выветрило песок из их цемента до конца. Где-то в глубине души Хонджун надеялся, что присутствие друга повлияет на его мироощущение. Может быть, увидев, что и Юнхо тоже не подвергается наказаниям на пустом месте, Минги бы начал доверять ему больше? В конце концов, Хонджун действительно не хотел причинить никому из них никакого вреда, как бы его ни раздражала первая реакция Юнхо. — Я бы пообещал тебе прогулку в море, — задумчиво проговорил он, глядя куда-то в пустоту перед собой. — Но не знаю, что делать с твоим другом. Как-то у нас… не задалось. Минги еле слышно вздохнул. — Юю… — Он торопливо поправился: — Юнхо — он всегда старался быть рядом и охранять меня. В конце концов, его семью уважали больше, его слушалась стража, пусть он и омега, и он… Он, конечно, недоволен тем, что я здесь. В его представлении мы должны были бы сбежать, постоянно прятаться, или я — прятаться у него, но никак не быть в гареме. Не подчиняться альфе. — Разве я заставляю тебя подчиняться? — пробормотал Хонджун, но ответа, когда тот не последовал, требовать не стал, только шевельнул пальцами ноги, когда молчание показалось ему совсем тяжёлым. — Недоволен тем, что ты здесь? Или что он тоже здесь? — Понятия не имею. Всем сразу, наверное. Он же привык, что тётушка Юнмин всех отпугивает, привык… к статусу. Он же вёл себя как альфа, да? И ему позволяли? — По большей части, — кивнул Хонджун, на ходу подбирая слова получше для пояснения: — Омегам из знатных семей разрешается многое. Считается, что потом за них станет отвечать их альфа, а пока его нет, им простительно наслаждаться. Потом начнутся нескончаемые беременности, роды, щенки… Острый, пристальный взгляд Минги практически пригвоздил его к футону после этих слов, не давая даже вздохнуть. — Щенки? — Я не собираюсь вязать твоего друга, — торопливо выпалил Хонджун. Может быть, слишком торопливо для той цели, которой он добивался. — Но он — омега, — уверенно возразил Минги и напористо добавил: — Красивый омега. С этим Хонджун поспорить не мог. Однако, несмотря на всю правдивость этого факта, все его предыдущие возражения оставались по-прежнему в силе: он не желал вязки с ненавидящими его омегами. Хватило с него отвращения. Проще было посетить бордель. — Мало ли красивых омег? — хмыкнул он. — Да если бы и собирался, не с первого же дня. Нужно ещё его к Каю отвести, чтобы тоже на него посмотрел, мало ли. Как ты сам-то, кстати, принцесса, после течки? Минги стремительно заалел и потупился, уставился на прикрытые полой халата колени, будто роспись по ткани ему вдруг показалась интереснее всего, что он ранее видел в этой комнате. — Хорошо, — шепнул он. — Наверное. Не знаю, мне не сказали. Сказали не напрягаться так больше в ближайшее время, и всё. Пожалуй, в устах старика Кая подобные слова действительно могли значить, что всё хорошо, но для верности Хонджун собирался заставить себя найти время и спросить у того сам. Вероятнее всего, заодно напомнить и про осмотр Юнхо. — Ты всё ещё пьёшь отвар? — спросил он для того, чтобы просто что-то спросить, не дать вновь воцариться тишине. Сам он его, разумеется, пил. Течка и накопившаяся за это время работа всё же знатно его выматывали, и в последнее время ближе к ночи Хонджун просил ещё и чего-то бодрящего, стараясь успеть как можно больше. Может быть, сегодня следовало пренебречь? Лечь вовремя? С Минги? Просто немного поработать перед этим. — Конечно, Хонджун-ним. — Минги вновь показался ему слишком тихим. Просто так уходить, только придя, бросать его в таком настроении, оставлять одного совершенно не хотелось. — Посидишь со мной в кабинете? — предложил Хонджун и извиняющимся тоном добавил: — Слишком много работы, я и без того тебя слишком давно не видел. — Как прикажет господин, — последовал ответ. Хонджун мысленно выругался. *** Если Хонджун думал, что злость Юнхо утихнет сама, стоит оставить его одного, то он определённо ошибся. Уже в коридоре ощущался незнакомый запах: свежий, йодистый, солёный, точно пришло во дворец море и поселилось в зелёных покоях. Догадываясь, что столкнулся с местью за их общий запах с Минги, Хонджун помедлил перед входом. Готов ли он был к остальному? Вопрос стоял особенно остро в свете того, как жадно тянуло вдохнуть ещё и ещё, ответить собственными феромонами на природный зов омеги. Пожалуй, существовал определённый риск, что если Минги умел лишь сдерживать себя, то Юнхо же, напротив, имел в арсенале множество уловок. В принципе, Хонджун представлял себе более-менее границы вероятного списка: омега в беде, омеге плохо, омега возбуждён настолько, что готов подставиться сию секунду, омега счастлив — всё это за годы, проведённые при дворе, он успел уловить вживую. Равно, впрочем, как успевал в некоторые моменты улавливать и страх, и отвращение, и ненависть, и боль. В борделях традиционно жгли курильницы с травами, более-менее забивавшими запахи; иногда Хонджун просил сменить комнату лишь потому, что не мог в ней дышать. Даже если от самого омеги пахло неплохо, то комната явственно давала знать о предыдущих, не столь удачных опытах. Может быть, всему виной являлось слишком чувствительное обоняние, однако факт оставался фактом: феромоны Юнхо явственно несли в себе всё вышеперечисленное, но сильнее всего — злость. Юнхо не пытался скрывать своих чувств, более того, явственно мстил Хонджуну как мог, точно стараясь прогнать от себя подальше. По крайней мере, довольное выражение его лица при виде ошеломлённой неприязни Хонджуна к встретившей его стене запаха читалось крайне очевидным образом. Тем не менее, если бы не Минги, если бы не манящие нотки моря вокруг, Хонджун бы всё-таки вышел прочь. Оставил бы Кая самого заниматься этой проблемой, свалил бы на Сынгвана. Что угодно, лишь бы не взваливать его на себя. Однако он обещал Минги, и забота о нём прямо подразумевала заботу о его духе, о его вере в крепость слова самого Хонджуна. Безопасность Минги держалась на крепости его слова, и из этого следовало, что Хонджун попросту не мог сейчас сдаться и не мог сдаться никогда. Юнхо встретил его всё в том же нижнем халате с вышивкой и знакомым ошейником на шее. Требовалось обеспечить ему одежду, обувь, украшения привычного ему уровня — впрочем, как и Минги. Шикса, Хонджун обозвал себя глупцом: омегам требовалось слишком многое, и если Минги ни слово не выказывал желания получить что-то красивое, это не значило, что тот не хотел. В конце концов, стоило вспомнить его боязнь пробовать сладости, принесённые лично ему и в конце концов всё же съеденные под покровом ночи. Может быть, следовало поискать кого-то, кто разбирался в том, как должны были выглядеть омеги в гареме? Как себя вести? Нет, действительно шикса ему в мозг заползла. Хонджун помотал головой: какая разница, как станут вести себя его наложники, если будут соблюдать общепринятые правила? Его самого не слишком волновало, что говорят люди по поводу отсутствия у него гарема в принципе, так почему же его вдруг стало волновать, что заговорят после появления?.. Украшения, конечно, относились к другой категории. С общепринятой точки зрения чем больше получал украшений наложник, тем более ценным активом тот признавался, тем больше внимания уделял ему хозяин и тем чаще проводил с ним ночи. Пожалуй, Юнхо украшения могли задобрить, Минги же отметить, и именно Минги в их случае первому следовало вручать подарок. В любом случае, найти кого-то, кто мог бы ему указать на упущенное, всё равно стоило. Расспросить Минги, конечно, и попросить его аккуратно уточнить у Юнхо? Подослать легко втиравшегося в доверие Сынгвана? Об этом можно было подумать и позже, для начала выслушав Кая. — Идём, — коротко приказал Хонджун Юнхо. — Тебя осмотрит лекарь. Что же, если он надеялся, что Юнхо станет без пререканий сразу же выполнять его приказы, он ошибся тоже. — Я не пойду, — заявил тот, стараясь казаться уверенным, но Хонджун ясно видел сжавшиеся на спинке кресла до белизны тонкие, длинные пальцы. Что с ним было делать? Этот вопрос терзал Хонджуна в первые дни и по отношению к Минги, и вряд ли бы с Юнхо всё сложилось так же легко. Не могло сложиться: если Минги, пожалуй, к началу течки уже был готов его подпустить ближе, хотя и боялся самого её факта, то Юнхо бы скорее сопротивлялся, словно бешеный пёс. — Когда у тебя течка? — устало спросил его напрямую Хонджун. Не давая ответить, продолжил заваливать вопросами: — Когда была предыдущая? Сколько длилась? С кем-то ты их уже проводил? Какие-то проблемы были? В наступившем молчании он подытожил: — Идём к лекарю. Пусть хватка пальцев и стала слабее, но стул Юнхо так и не выпустил. Однако уже куда менее уверенно, глядя в сторону, заметил: — Я девственник. Не нужно меня проверять. — Да плевать мне, сколько узлов ты уже объездил, — в сердцах сказал ему Хонджун. — Если с тобой что-нибудь случится, мне Минги не простит. Выпусти уже этот шиксов стул, ты его сломаешь сейчас! — А тебе жалко? — ухмыльнулся Юнхо, возвращая себе самообладание, но стул всё же отпустил и шагнул ближе. Не дожидаясь, пока тот подойдёт вплотную, Хонджун развернулся по к выходу, но всё же притормозил в последнюю секунду. — Запах придержи, — напоследок велел он и неторопливо двинулся вдоль коридора. — Я помню, что вчера ты почти не пах. Пожалей старика, не мучай его феромонами. — Это ты-то старик?.. — в голосе Юнхо сквозила насмешка. — Лекарь, — коротко пояснил Хонджун, мстительно ускоряя шаг. — Я-то на два года старше тебя. Теперь он вспомнил, какое именно число называла Юнмин, и тут же этим воспользовался, чётко обозначив, кто здесь старше. Главнее, раз уж статуса омеге оказалось недостаточно. Ответа он так и не дождался, подозревая, однако, что лишь по причине смущения из-за возраста лекаря, а не внезапного приступа уважения к собственному хозяину. — Дядя Кай! — распахнул Хонджун наконец дверь и посторонился, пропуская Юнхо впереди себя. Уже открыв было рот для ответа, Кай обернулся и столкнулся с ним взглядом, явно ожидая увидеть лишь Хонджуна. Явно уже услышав утренние новости, он наверняка не меньше остальных слуг горел любопытством, но скрывал куда как лучше. Пристальный его, цепкий взгляд проще простого было списать на лекарский осмотр, но наверняка тот обратил внимание и на множество иных мелочей, которые потом окажутся в подробностях хоть с некоторой долей выдумки, но пересказаны слугам. Хонджун был не против: о важном Кай молчал, без труда самостоятельно отделяя это важное от малозначимого. — Явились наконец, — покачал тот седой, наполовину лысой головой. Хонджун привычно отметил протянувшуюся к бороде и резко опустившуюся руку. Казалось, Кай решил избавляться от навязчивой, нервной привычки и оттого сам заводил себя ещё больше. — Рассказывай, кого ты мне тут привёл. Конечно, и под этой фразой Кай точно так же подразумевал информацию, с которой бы он мог начинать осмотр, собирать какую-никакую историю болезней омеги, а вовсе не материал для распространения слухов. Хонджун, пожалуй, даже верил. На какую-то часть. — Это Юнхо. Омега, — сообщил он кратко. — Да уж вижу, что омега. — Кай покачал головой и приблизился вплотную. Его цепкие пальцы схватили подбородок и насильно повернули к себе; Юнхо зажмурился. В воздухе вновь резко запахло морем. — Чей он? — Чона Усока, — пояснил Хонджун. Юнхо молчал, разом растеряв всю свою смелость, хотя никто здесь, пожалуй, не разозлился бы, посмей тот заговорить. — Тана?.. Знатный, значит, хорошо питался… — Кай методично оглядел его лицо, потрогал и оттянул поочерёдно оба века, заставил приоткрыть рот и заглянул внутрь. — На свет повернись. Течки были? — Д-да, л-лекарь-ним. Отчего-то перед Хонджуном, альфой, Юнхо так не робел, как перед Каем, омегой. Причиной тому явно не была разница в возрасте, если Хонджун мог судить по тому, как напрягался Юнхо при каждом его прикосновении. — Когда начались? — В пятнадцать. — Сейчас сколько? — Двадцать шесть. — Перестарок, — сурово хмыкнул Кай. — Что ж раньше-то никому не отдали? До поры берегли сокровище, а потом отчаялись отдать чудовище? Бедный Юнхо от такого предположения побледнел, но нашёл в себе силы смолчать. Будь на месте Кая Хонджун, тот получил бы знатную отповедь, но здесь же Юнхо явно вынуждал себя терпеть даже откровенную несправедливость. Впрочем, Кай, явно для себя решив что-то с самого начала, действительно вёл себя с ним достаточно грубо. Это Минги умудрился, ничего не делая, одним своим видом вызывать у слуг желание о себе позаботиться, однако про Юнхо, по-видимому, слуги уже либо что-то знали, либо успели подслушать их первый с Хонджуном разговор. Может быть, Кай опирался на интуитивную ненависть, но этому варианту Хонджун отводил слишком малую долю вероятности. — Возьми свою кружку и иди пока. — Он не сразу осознал, что Кай уже обращается к нему, и встрепенулся на последних словах: — А ты проходи вон туда и раздевайся. Громкое «Нет!» Юнхо слилось с Хонджуновым «Стой!», и Кай послушно замер. Брови его сдвинулись. — Я хотел спросить про Минги, — торопливо напомнил Хонджун, игнорируя мелькнувшую и сразу растаявшую надежду на лице Юнхо. — Как он после течки? — Как и ожидалось, — отмахнулся Кай, подталкивая Юнхо за плечо к ширме к дальней конце помещения. — Всё в теле кипит и успокоится не скоро. Пока циклы пойдут неровно, так что будь готов и к перепадам настроения, и к ложным течкам. При Юнхо Хонджун не стал спрашивать, что это такое, отчего-то не желая выставлять себя незнающим даже в этой, напрямую не касавшейся его сфере. — Иди-иди, — поторопил его Кай. — Если интересно самому послушать, что я найду, то через полчаса возвращайся, не раньше. Хонджун послушно поднялся на ноги. *** Завязывая пояс халата дрожащими пальцами, Юнхо отчего-то казался даже бледнее, чем до ухода Хонджуна. Насвистывая себе под нос и вытирая мокрые руки, Кай показался из-за ширмы. Казалось, он был в необычайно хорошем настроении. — Ну, что я могу сказать… — насмешливо протянул он, определённо краем глаза наблюдая за выражением лица Юнхо. — Здоровый, плодородный омега. Девственник, как бы ни было это удивительно для такого возраста, так что действуй в первый раз аккуратнее. Ухмылка, уже явственно адресованная самому Хонджуну, дала ему отчётливо знать, что Кай тоже помнит их недавний разговор про «учить тебя омег завязывать». Впрямую Кай затрагивать эту тему не стал, вероятнее всего, не собираясь успокаивать Юнхо, но способ шутливо о ней напомнить всё равно нашёл. Хмыкнул, Хонджун проигнорировал его намёк. Этого омегу он вязать не собирался, пусть и мстительно не намеревался об этом сообщать вслух. С другой стороны, однако, Юнхо по-прежнему явно пребывал в испуге и вряд ли вообще вслушивался в их разговор. Неудивительно, проверка девственности напугала бы даже Хонджуна, а Кай наверняка ею не ограничился. Ощупал и живот, надавливая на определённые места, потрогал и член, и грудь: Хонджун сам периодически подвергался похожим рутинным осмотрам. «Лучше выявить болезнь вовремя и остановить, пока та не превратилась во что-то серьёзнее, чем делать вид, что её не существует, а потом вдруг умереть», бывало, говаривал Кай в подобных ситуациях. Оставалось донести эту точку зрения до Юнхо, судя по всему, воспринявшего детальность осмотра как нечто оскорбительное лично для него. С одной стороны, так и тянуло его успокоить, ощутить, как меняется запах со штормового моря на спокойный бриз, с другой же — терзало ещё Хонджуна некоторое злорадство. В тревоге Юнхо он по-прежнему пока находил некоторое наслаждение. Минги, со вздохом напомнил он себе. Минги. Те же самые причины, по которым он изначально пытался найти общий язык с Минги, относились и к Юнхо. Хонджуну всё ещё требовались спокойные, доверительные отношения с собственным гаремом, чтобы оставаться работоспособным, спокойным душевно человеком. Если же Хёнджин находил удовольствие в ссорах и интригах, то он сам, напротив, уставал от них слишком быстро и тем больше раздражался, чем дольше находился в конфликте с кем-то из близких. Омег своего гарема Хонджун, абстрактных омег, без внимания к отдельным личностям, собирался считать самыми близкими себе людьми. К сожалению, и это тоже значило, что с Юнхо придётся мириться и искать общий язык. — Пойдём, — сказал ему Хонджун. — Спасибо, дядя Кай. В остальном же всё в порядке? — В порядке, в порядке, — хмыкнул тот. — Сам заходить не забывай только. Бегавший от собственных осмотров не сознательно, но по причине слишком плотного графика Хонджун покорно кивнул. Зайдёт, обязательно зайдёт, но уже не сегодня. Проводит Юнхо, поговорит с ним, а затем вернётся к работе. Может быть, если хватит времени, спустится к Сынри, послушает, что скажут палачи. Может быть, переночует у Минги.