Млечный путь

Притихший в последний час Юнхо таковым и оставался до самого возвращения в собственные покои. Всю дорогу, разглядывая его напряжённые плечи, Хонджун пытался понять, в чём может быть причина. Напугал Кай, с самого начала оказавшийся настроен слишком негативно? Напугал сам Хонджун, сказавший нечто такое, что для Юнхо прозвучало откровенной угрозой? По коридору тот шёл словно по центральной дорожке к трону, собираясь кланяться Великому Вану: идеальная осанка, чётко выверенные шаги, опущенная голова, чтобы не встретиться ненароком взглядом с каким-либо альфой. Так вели себя все неспаренные омеги при дворе на любых мероприятиях, и так вёл себя сейчас Юнхо, пусть из посторонних его и видели лишь слуги. Лишь в покоях отпустив запах и себя, на ходу сбрасывая обувь, под ошеломлённым взглядом Хонджуна Юнхо прошёл напрямую к кровати и растянулся во весь рост поверх покрывала. Любые правила приличия, равно как и присутствие Хонджуна, казалось, перестали его волновать сразу после пересечения входного порога. Ожидая продолжения разговора, может быть, скандала, переходящего в драку, Хонджун лишь сейчас осознал, насколько неправильно воспринимал до сих пор ситуацию: выплеснув первый негатив и будто бы утратив на том желание продолжать конфликт, Юнхо казался откровенно обессилевшим и усталым. Тёмно-зелёная ткань придавала его коже ещё большей бледности и заставляла казаться откровенно нездоровым, сразу оттенив и синяки под глазами, и поблёкшие было веснушки. Кай сказал, что никаких проблем не нашёл. Что проблем со здоровьем нет. Следовательно, причиной подобному поведению могла быть лишь сложившаяся ситуация. Вероятнее всего, Юнхо предназначали лишь принцу, предположил Хонджун, пересекая покои и опускаясь на край кровати. Все при дворе знали, что сам Хонджун не стремится брать омег в любом качестве, Чхве Сокмин же, по слухам, дрессировал гарем словно приграничный отряд, и сложно было представить, что родители отдадут сына похоронившему не так давно уже пятого омегу старику Киму. Остальные же, скорее всего, считались Чхве Юнмин неподходящей партией, недостаточно знатными, недостаточно богатыми, недостаточно защищёнными. Недостойными её единственного сына-омеги. Вряд ли кого-либо из них интересовало, чего хочет сам Юнхо. Конкретного альфу, безопасности, уверенности в наступающем дне — или действительно, как считал Минги, свободы и независимости неспаренного омеги? В таком случае Хонджун бы ожидал, что ошейник с куда большей вероятностью окажется выброшен из окна, чем будет надет на своё место. Однако же вот он, Чон Юнхо, лежал, пряча лицо в подушке, и шею его обхватывала синяя кожаная лента, недвусмысленно обозначая собственность конкретного рода. Его, Хонджуна, рода, недвусмысленно налагая на него ответственность за жизнь этого омеги. Его присутствие Юнхо игнорировал напрочь, уставившись в пустоту перед собой, моргая лишь изредка. — Юнхо-я? — наконец решился Хонджун прервать этот странный ступор, осенённый неожиданной мыслью. — Ты уже ел? — Нет, — бросил тот, не удостоив Хонджуна даже мимолётным взглядом. — Хочешь поужинать со мной и Минги? — Нет. — Не голоден? — Да. — Проголодаешься, прикажи любому из слуг, тебе принесут всё, что захочешь, — сообщил ему Хонджун и поднялся с кровати. Идти навстречу в поисках общего языка он собирался не бесконечно, а Юнхо словно ещё и отходил подальше, недвусмысленно демонстрируя нежеланием находиться рядом даже ради еды. Спохватившись он проверил ещё кое-что, уже у выхода добавив: — К Минги ты можешь приходить в любое время, как и он к тебе. Теперь Юнхо отреагировал. Вскинул голову: — Правда? — Разумеется, — кивнул ему Хонджун. — Почему я вообще должен запрещать вам видеться? Юнхо тихо хмыкнул себе под нос, будто собираясь ответить, но в итоге всё же не решился и молча вернул голову на подушку, вновь не обращая больше на Хонджуна внимания. Это его не спасло: не соизволивший составить список тем для разговора Хонджун в результате вспоминал эти темы в совершенно случайное время, и снова — на выходе, уже коснувшись занавеси. — Юнхо-я, тебе что-то нужно? — оглянулся он. — Забрать что-то из дома, какие-то вещи? Какие-то покупки? — Нет. Ответ оказался ожидаемо отрицательным, резким. Юнхо будто давал понять, что не собирается ничего брать из рук Хонджуна или оплаченное его деньгами. Спорить с ним и уговаривать Хонджун не видел ни малейшего смысла: гораздо проще было подождать, пока тот не заскучает, не ощутит себя в клетке и не попросит не хватающих вещей сам. Интересно, какое у него окажется выражение лица, когда тот поймёт, что Хонджун готов дать ему всё, что угодно, без лишних мольб и уговоров? В разумных пределах, разумеется. Возвращаясь в кабинет, он перехватил на полпути одного из слуг и послал за Сынгваном. Не стоило надолго откладывать то, о чём он помнил прямо сейчас: по крайней мере, хотя бы помнил. Явившийся Сынгван с порога ошарашил его новостями, заставив забыть Хонджуна, зачем тот его вообще звал. — Вы слышали, господин? — почти ворвался он и остановился на пороге, тяжело дыша. — В Ильсоне, говорят, сын Гочжона появился! — В смысле — «сын Гочжона»? — оторопел Хонджун. Гочжоном, которого сам он не застал про причине позднего рождения, звали предыдущего правителя, сын которого, Вочжон, погиб в малом возрасте во время пожара. Гочжон же мирно скончался в постели от старости, когда Хонджуну исполнился год, и на его место встал нынешний Великий Ван, тогда носивший титул Неба престола. Оставалось только догадываться, какие интриги привели того к власти; повторения истории Хонджун не желал. Старик Ким, явно поучаствовавший в той делёжке, до сих пор занимал своё место лишь по доброте Великого Вана и явно уже неспособен был претендовать ни на что. Следующим же, кого по традиции следовало опасаться, оказывался сам Хонджун, совершенно к власти не рвавшийся. С учётом того, что при дворе Хонджун был макне, а остальные по большей части помнили и Гочжона, и его сына — из тех, разумеется, кто остался жив, не казнён, не попал в темницу, — появление кого-то, кто бы называл себя именем, дающим право на престол, казалось… опасным, за неимением более подходящего слова. — В прямом! — Сынгван всем своим видом излучал неприкрытый восторг. — Говорят, он омега! Первый омега в роду! — И что? — хмурясь, переспросил у него Хонджун. — Что ещё говорят? — Да ничего пока… — растерялся Сынгван. — Зачем господин-то звал? Морщась, Хонджун потянул ближе свежеиспачканный чернилами лист. Знал, что отвлечётся и забудет. — Пошли в Храм, — велел он. — Пусть найдут кого-нибудь из мастеров татуировок и договорятся либо здесь, либо я с омегой приеду туда. Исправим метку Арены: посыльный пусть скажет там, не забудь, а то потом окажется, что не берутся за подобное. К утру пусть зайдёт портной. И организуй… скажем, послезавтра во второй половине дня выход к ювелиру. — С омегами? — деловито уточнил Сынгван. — Как минимум с одним, — благодарно кивнул ему Хонджун, откровенно об омегах на тот момент забывший. Сам он периодически, по случаю, выходил без лишнего шума, иногда даже надевая одежду, не выдававшую в нём знатного человека, терпел втайне прикосновения, и Сынгван ему был постоянным союзником и защитником в моменты, когда шумиха казалась излишней. Однако оставлять омег без защиты казалось сумасшествием, и оттого выход за пределы дворца изначально в таком сопровождении подразумевался официальным. — Как прикажет господин, — поклонился Сынгван. И был прерван ворвавшимся в кабинет слугой из низших чинов, обыкновенно состоявшим при страже. — Господин! Его Солнцеликое Высочество следуют в вашу приёмную залу и испрашивают вашего присутствия! Хонджун с сожалением взглянул на кипу бумаг, к которой даже не успел притронуться за этот длинный, тяжёлый день. Опять его отвлекали от работы, и на этот раз гарантированно до ночи. — Его Высочество один? — С омегами, господин, — торопливо покачал головой слуга. — И со своим охранником. — Устрой его за дверью, как обычно, — приказал он и поспешно поднялся. Несмотря на их тёплые отношения, заставлять принца ожидать его всё же не стоило. — Сынгван-а, пусть подадут ужин туда. Ужин и соджу. Минги пусть останется у себя в покоях, не забудь подать и ему ужин со сладостями, а нового наложника я заберу с собой. — Будет исполнено, господин, — поклонился Сынгван и, подцепив заслушавшегося слугу за плечо, удалился, таща того за собой, словно провинившегося мальчишку. На последних секундах до Хонджуна донеслось злое «не подобает…», обрезанное на середине хлопком двери. Улыбаясь, он помедлил ещё мгновение, напоследок перелистнул бумаги — общая подбивка налоговых сборов по различным регионам, расчет соотношения к общим доходам и обороту средств для каждого отдельного танства. Следовало подсчитать ещё столь многое, но Хёнджин уже наверняка развалился поверх футонов, злясь из-за долгого ожидания. Решительно отвернувшись, Хонджун заставил себя покинуть кабинет. Вряд ли Юнхо подозревал, что его ждёт, но правила приличия недвусмысленно подразумевали соответствующий приём правящей семьи. Если принц изволил притащить своих омег, Хонджун — теперь — обязан был привести собственного. Пусть и лишь одного: в отличие от своего друга, Минги явно бы не выдержал дольше нескольких минут в подобной атмосфере. Сажать его в сэйдза на несколько часов же Хонджун попросту не хотел. Юнхо, пожалуй, мог составить компанию как раз в требуемом смысле, может быть, даже поддержать беседу… В любом случае, выбора у него, как и у Хонджуна, попросту не было. Практически врываясь в его покои, Хонджун резко остановился, обнаружив, что за несколько десятков минут, прошедших со времени его ухода, Юнхо так и не шевельнулся. Более того, судя по открытым глазам, тот даже не заснул. — Вставай, — скомандовал ему Хонджун и получил в ответ откровенно равнодушный взгляд. — Распорядок меняется: нас удостоил своим присутствием на ужине принц. Ты сопровождаешь меня, ведёшь себя… как полагается, в общем, наложнику. Юнхо приподнялся на локтях. — Я понятия не имею, как должен вести себя наложник, — безэмоционально, словно ставя в известность, сообщил он. — Принц, господин? Хонджун уставился на него, пытаясь понять, не издевается ли тот. Казалось, что нет: сдержанно поднимаясь, Юнхо принялся поправлять на себе халат, перевязывать пояс, и все его движения выглядели так, будто он попросту искал себе хоть какое-то занятие. — Сидеть рядом… или лежать, — прикинул Хонджун, основываясь на поведении омег чужих гаремов, — услаждать своим присутствием наши взгляды, как сказал бы принц. Не заговаривать первым, если тебя не спрашивают, или если это не какие-то важные вопросы, вроде того, что сакэ кончилось. Не давать к себе прикасаться… Хотя это принц, но ты не его наложник. — А если он захочет меня на ночь? — спросил его Юнхо, всё ещё теребя пояс и явственно пытаясь казаться незаинтересованным. — То он скажет об этом мне, — отрезал Хонджун. Нет, может быть, действительно стоило выбрать Минги? Казалось, Юнхо не понимал очевидного. — Хёнджин пришёл со своими омегами, у него найдётся кому его согреть, реши он остаться. Или ты хочешь, чтобы я всё же предложил ему тебя? Вопрос был рискованным. Юнхо мог согласиться, неважно, искренне ли желая этого, или ведомый обидой, и что бы тогда Хонджуну оставалось делать? Отдавать девственника-омегу альфе, который бы за ночь превратил того в Минги? Хёнджин любил развлечься со вкусом, и, может быть, Юнхо бы даже понравилось. Но это был его наложник, его омега, и со всем вниманием к нему в его первый раз Хонджун собирался относиться сам, не уступая это право никому. Хёнджин бы связал его десяток раз за ночь на всех доступных поверхностях, не слишком обращая внимания на не так уж и тщательно скрываемое нежелание. Впрочем, ему — принцу — обычно доставались знающие своё дело омеги, а те, кто себя контролировать не могли или учились тому слишком медленно, неминуемо покидали королевский гарем. Становились подарками другим, отправлялись в храм, попадали в число дворцовые слуг или рабов, в конце концов, продавались на торгах или попросту умирали на плахе. Судьба их по большей части зависела лишь от настроения Хёнджина. — Нет! — к великому облегчению Хонджуна, изменился в лице Юнхо, сразу продемонстрировав собственную позицию на этот счёт. Вопрос не стоил даже потраченного на его обдумывание времени: своих омег Хонджун оставлял себе. Единственным, кто мог бы его заставить принять участие в мероприятии, подразумевающим разделение гарема, являлся Хёнджин. От любых иных приглашений Хонджун мог позволить себе отказаться, и раньше соглашаясь в большей степени из-за любопытства. В любом случае, оставались бордели. — Тогда… — Хонджун пристально оглядел его и счёл неподходяще одетым. Слишком одетым, пожалуй. — Оставь здесь халат, и пойдём. Принц наверняка устал нас ждать. — Халат? — Шагнувший уже было к выходу Юнхо замер на полушаге, вцепляясь в пояс. — Зачем? Почему? — Уж явно не для того, чтобы в два узла тебя там вязать, — поддел его Хонджун, в мыслях изумляясь схожей темой шуток, непроизвольно появившейся в разговорах с обоими его омегами. — Перегреешься, когда жаровни для мяса принесут. Завтра закажешь портному более подходящую одежду, но сегодня придётся обходиться чем есть. Юнхо помедлил. — А моя одежда? Мои вещи? Из поместья? Хонджун не вникал, но всем этим ещё в первые часы должен был заняться Сынгван. Организовать перевозку или перенос всего того изобилия, что согласилась бы отдать семья. Может быть, стоило подумать об переводе Юнхо в другие покои с большим пространством для хранения вещей? — Спроси у Сынгвана или у кого-нибудь из слуг, — посоветовал он вместо того, чтобы озвучивать вслух свои колебания. — Привезут — тебе сообщат, конечно. В торговый день выберемся, закупите недостающее вам с Минги. «А я пока займусь работой», оставил непроизнесенным Хонджун, но, судя по тому, как аккуратно взглянул на него Юнхо, подтекст оказался очевиден. Помедлив ещё мгновение, Юнхо всё же скинул верхний халат и остался в нижнем, почти прозрачном на просвет, с чётко различимой нижней рубашкой. Невинность и соблазн; пожалуй, ещё совсем недавно, раздеваясь догола, он выглядел куда менее привлекательным. — Пойдём, — повторил Хонджун и первым шагнул к выходу. Юнхо заторопился следом, и эхо разнесло его шаги по всему коридору, заставляя слуг повернуть головы в их сторону. Тут же спохватившись, Юнхо замедлился, под заинтересованным взглядом приостановившегося Хонджуна выпрямился, зашагал куда изящнее, сдержаннее, словно вновь шёл к трону и его не трогало чужое любопытство. Медленно краснеющие щеки, впрочем, выдавали его стеснение, но иным способом тот никак не дозволял своим чувствам вырваться наружу. И вдруг — остановился, замер, кинулся к распахнутому настежь окну. — Что?.. — вздрогнув, Хонджун шагнул к нему навстречу, почти прижавшись плечом к плечу, выглянул туда же и замер, словно околдованный. Минги танцевал. Хонджун понятия не имел, кто притащил ему меч. Кто принёс доспехи — обычные кожаные доспехи с Арены; может быть, это оказалось единственным, что позволили с собой забрать Минги? — кто рассказал ему, что по первой же его просьбе уберут столы на всё ещё засыпанной остатками песка террасе? Образовавшегося пространства оказалось достаточно, чтобы ему хватило места для обычной тренировки с мечом, как представлял её себе Хонджун. Однако Минги сумел превратить её в нечто большее: строя из элементов боя рисунок, он делал выпад за выпадом, перетекал в нижнюю стойку и тут же взмывал в блоке; кувырком избегал удара и тут же наносил невидимому противнику ответный. В тишине, нарушаемой только взволнованным дыханием Юнхо, Минги казался не воином, один на один способным убить любого — настоящим волшебником, чарующим своим танцев всех зрителей. Улыбку, широкую, знакомую улыбку Минги, наслаждавшегося своими действиями, Хонджун мог разглядеть даже со своего места и не сомневался, что видел её и Юнхо. Лишь бы Хёнджин не разглядел, вдруг хмуро подумал Хонджун и, ощущая, как поступает злость, сжал челюсть. Хёнджин таких любил: сильных не внешне, но в действии, кому бы совершенно точно проиграл в драке. Точно так же, как Хонджун лучше ощущал себя, будучи независимым, управляя ситуацией, Хёнджин с не меньшим удовольствием отдавал себя в чужие руки. Куда ему, спрашивается, страной было управлять? Минги бы ему понравился. Забрать бы его Хёнджин, конечно, не смог, но вот обмен предложить мог бы попытаться. Однако такие, как Юнхо, никогда не задерживались в его гареме; Хонджун предполагал, что всё дело в их излишней схожести образом. Оба высокие, тонкие, уверенные в себе, и, схлестнись они, вода бы, разумеется, подточила лежащий камень, но потратила бы на этот процесс слишком много сил и времени. — Пойдём, — тихо проговорил Хонджун, касаясь предплечья Юнхо, чтобы привлечь его внимание. Минги как раз остановился, и замер, тяжело дыша. По его бледной коже, блестя на солнце, стекал пот, заставляя вновь отвлекаться, вспоминать ночи вместе, вкус его феромонов… Неожиданно ощутив на губах бушующее море, Хонджун резко повернул голову влево. Юнхо будто не заметил его прикосновения. Щурясь, он не сводил глаз с открывавшего им вида; кусая губы, жадно, грустно смотрел, не пряча запаха и не скрывая собственных чувств. Так, как смотрел Юнхо, смотрели на нечто недостижимое. Недоступное, но очень-очень желаемое; так смотрел сам Хонджун на Минги в последние часы перед течкой, уверяя себя, что не должен прикасаться к собственному омеге ни пальцем. Так он в течение всего нескольких мгновений совсем недавно разглядывал Юнхо, сбросившего верхний халат, пока не сумел взять себя в руки. Юнхо, разумеется, вряд ли был движим лишь единственно похотью: просматривалась в его взгляде глубоко загнанная тоска. Ощущая себя лишним, считанные секунды ещё помедлив, Хонджун вновь положил руку на его запястье. — Юнхо-я, — позвал он. Сжал пальцы и настойчиво потянул от окна. — Нас ждут. Словно пробудившись ото сна, Юнхо встряхнул головой, сбросил с лица грусть и явственно натянул обратно маску равнодушия. — Как прикажет господин, — пробормотал он и шагнул следом. Хонджун оказался прав: их заждались. Устроившись на футонах, Хёнджин уже то и дело таскал с широкого блюда, стоявшего на низком столе посреди комнаты, виноградины, а один из его омег, заскучав, приставал к личному охраннику принца. Заставив Юнхо остановиться у арки-входа, Хонджун с усмешкой принялся наблюдать за их взаимодействием. Омегу он уже помнил по Арене и предыдущим встречам, как помнил и своенравный его характер. Насколько Минги казался оторванным от большей части придворного этикета, насколько игнорировал этот этикет наедине Юнхо — этот омега, казалось, превосходил их обоих, ведя себя так, словно являлся ещё личным стражником принца, а не всего лишь его наложником. — Почему у тебя ржавые кольца на портупее? — протянул руку тот к ремню на поясе охранника. — Много ты знаешь, — неодобрительно отозвался тот. — Ножны оторвутся на бегу, — улыбнулся ему омега. — Йа, я не вру! У меня самого такое было в первое время! Ты здесь недавно, да? — Третий год, — подал голос с футона насмешливый Хёнджин. Личную охрану тот не любил, кого бы в неё ни назначали. — Опытный… — покачал головой омега, — должен быть, по крайней мере. Ты за оружием-то ухаживаешь? — Не твоё дело!.. — почти сорвался охранник, но в последний момент, бросив боязливый взгляд на принца и верно рассудив, что хотел бы тот — уже заставил бы омегу сесть, замолчал. Именно этого охранника, впрочем, не любил и Хонджун: слишком явные взгляды бросал тот на гарем Хёнджина, слишком сально смотрел. Пару раз, оставаясь на ночь, Хонджун пытался задавать вопросы: не позволяет ли тот себе лишнего, не зажимает ли, пока нет свидетелей. Но, вероятно, боялись Хонджуна куда сильнее охраны, настолько, что внятных ответов он не получал. Причину, побудившую этого омегу устроить этому охраннику несладкую жизнь, он понять мог без труда: вряд ли новичку, привыкшему к совершенно иному вниманию, нравились подобные взгляды. Если, разумеется, взглядами охранник ограничивался; судя по отсутствию травм, так и было, по крайней мере, до сих пор. Остальные омеги тем не менее вели себя куда более сдержанно. Один, полулежащий на коленях Хёнджина, посмеивался, прикрыв рот ладошкой, второй же, в знакомо идеальной сэйдза, сохранял серьёзное выражение лица, но и его уголки губ еле заметно подрагивали. Впрочем, заметив, что на него смотрят, то мгновенно опустил голову, то ли стыдливо, то ли слишком предусмотрительно пряча лицо. Хонджун прокашлялся, пусть и наблюдать за реакцией охранника ему было куда интереснее, чем вступать в разговор самому. Но надоело стоять — и было жаль не знающего, куда себя деть, Юнхо. — Ваше Величество, — наклонил голову он. Вместе с ним поклонился Юнхо — низко, в пояс. — Джуни! — Хёнджин недовольно взмахнул рукой, приглашая его пройти. — Ну наконец-то! Ты привёл только одного? Почему не обоих? Уже знакомо ведя Юнхо за запястье, Хонджун пробрался к своему месту и потянул его вниз, рядом, предлагая усесться рядом. Не поняв его намерений, Юнхо попытался зеркально отобразить позу омеги напротив, неловко укладываясь на его колени. Даже не собираясь спросить и будучи совершенно не против подобной близости, чувствуя, как часто дышит Юнхо, Хонджун запустил руку ему в волосы и принялся успокаивающе поглаживать. — Второй после течки, — ответил он Хёнджину. — Даю ему восстановиться. — Ага… — протянул тот и вновь отвлёкся на всё продолжавшего донимать охранника омегу. — Хватит, иди сюда! Пожарь нам мясо! Точно дожидаясь команды — дожидаясь за стеной, как по-настоящему вышколенные слуги, — в залу внесли большую, круглую сковороду с отверстием в центре. Ещё один слуга, подскочив, принялся раздувать огонь в печи в основании стола. Третий внёс поднос и принялся расставлять блюда. — Ты уже слышал новости? — недовольно начал Хёнджин, не дожидаясь, пока те закончат. — Какие? Хонджун предполагал, что вновь услышит о чудом выжившем сыне Гочжона, но ошибся. — Отец опять дурит. — Хёнджин опустил руку на омегу рядом и рассеянно растёр ему живот. — Хочет, чтобы я проехал с инспекцией по стране, посмотрел, как всё устроено на местах. — И?.. — побудил его продолжить Хонджун. — Что «и»? — вскрикнул тот. Юнхо заметно вздрогнул и прижался ближе. Задумчиво приобнимая его, Хонджун не слишком обращал на него внимания, в первую очередь слушая Хёнджина. — Это знаешь сколько? Это год! Мало он на меня и так навалил — обеспечение войск, дворца, но это всё неважно! Год! Два года! Вдали от гарема! — А почему он не прикажет этим заняться кому-то ещё? — уточнил он. — Но Сынгёлю? Хёнджин скривился. — А он ему не доверяет теперь, видишь ли, — наябедничал он. — И на следующем совете его не будет. Этого в Ильсоне пропустил, и отец теперь думает, что это чуть ли не его рук дело! Растерянно качая головой, Хонджун не знал, как должен реагировать. До сих пор он считал Но Сынгёля… данностью. Кем-то незыблемым, кто будет существовать и помогать ему вечно. — И что теперь с ним будет? — спросил он, вдруг осознав, что завтра может получить вдруг приказ прибыть на казнь слишком знакомого ему человека. — Да что с ним будет, — отмахнулся Хёнджин. — Отец его отослал, посидит в приграничье, покомандует гарнизоном рядом с Каратом, отдохнёт, потом вернётся через полгодика. Вон, полчаса назад лошадь его выводили, я видел. Значит, уже уехал. Про себя надеясь, что даже из глуши, с северо-востока, Сынгёль не выпустит вожжи из рук, вслух Хонджун мог только пробормотать привычное: «Как прикажет Великий Ван». — Да он там прикажет… — Хёнджин вновь подхватил виноградинку с блюда и зло раскусил её. — Опять какие-то бунты, кто-то там голодает где-то, ещё подавлять отправит, а я не нанимался. Каперы ещё эти… Ай, да ну это всё! Лучше расскажи, как у тебя дела! Как первая течка в гареме? Юнхо вновь напрягся. Успокаивая его или, по крайней мере, пытаясь, Хонджун заставил его приподняться выше, спрятать лицо на груди, и сжал его в объятиях, не давая повернуться и продемонстрировать собственную реакцию. — Мне понравилось, — усмехнулся он, одновременно и делясь впечатлениями, и не делясь подробностями. — Сладкий. Но с ним тяжело, я думаю, ты понимаешь, почему. Кивнув в сторону омеги, как раз отложившего щипцы в сторону, Хонджун вовсе не ожидал, что тот именно в этот момент проказливо протянет руку и дёрнет стоявшего слишком близко охранника за ножны. Громко треснула кожа, скрипнуло железо. Мгновением спустя у омеги в руках оказался обнажённый, не слишком хорошо начищенный меч. Недовольно хмыкнув, тот развернулся и слишком быстро, Хонджун даже не понял, как, сгрёб охранника в тиски, развернул и мгновением спустя уже приставлял меч к его горлу. Из них двоих с принцем мирная, спокойная жизнь гораздо меньше повлияла, как выявила реальность, на самого Хонджуна. Не выпуская издавшего сдавленно-покорный звук Юнхо из рук, он поднялся, поспешно отступая в сторону, ногой толкнул сидящего в позе ожидания омегу и лихорадочно огляделся по сторонам. Оружия не было. Оставалось лишь звать слуг, неминуемо лишить жизни охранника и, возможно, подставить под первый удар Хёнджина. Принца. Иного выхода не было. Прежде чем, решившись, Хонджун успел оттолкнуть ошеломлённого Юнхо в сторону и рвануться наперерез, только-только вставший на ноги Хёнджин подал голос. С болью, с обидой и трясущимся подбородком, словно преданный ребёнок, он уставился на державшего меч омегу: — Чанбин-а?.. Почему?..