Black and Gaunt

      Когда все расселись за столом, мистер Блэк поднял бокал и произнёс:       — За наш драгоценный союз, — сказал он, взглянув на Оминиса. — Не могу поверить, что наша непутёвая дочь наконец-то сделала что-то стоящее.       Мара напряглась, ковыряясь вилкой в тарелке. Изо всех сил она старалась сохранить невозмутимый вид.       Её отец продолжал:       — Ты знаешь, Оминис, наша Мара всегда была неуправляемой. Мы столько лет пытались её вразумить, но безуспешно.       Эванжелин сдержанно улыбнулась и добавила:       — Казалось, что она уже никогда не будет следовать традициям и уважать нашу семью.       Чувствуя, как внутри закипает злость, Мара изобразила подобие улыбки. Поливать её грязью при гостях было любимым развлечением её родителей. Обычно она сначала делала вид, что ей тоже весело. Но когда все расслаблялись, она начинала язвить и поливать грязью родителей в ответ, за что потом отбывала наказание в своей комнате несколько дней. Но эти дни она проводила, смакуя вид их перекошенных от злости лиц.       В другой ситуации, если бы идея выдать её замуж за Мракса принадлежала мистеру и миссис Блэк, Мара бы высказала всё, что она думает о помешанных на чистоте крови волшебниках, и про семейку Мраксов в частности, не упустив возможности отпустить несколько шуток об их близкородственных связях. И ещё, пожалуй, опрокинула бы на суженого тарелку.       Но теперь ей оставалось только глупо улыбаться, до боли сжав зубы, и думать о том, как ловко она обвела вокруг пальца своих родителей, приведя в дом самого "неподходящего" из Мраксов.       — Я надеюсь, что ты сумеешь её вразумить. — Наставлял Оминиса мистер Блэк. — Она нуждается в сильной руке, которая направит её на правильный путь.       Мара стиснула вилку так сильно, что побелели костяшки пальцев. Она покосилась на Оминиса, которому хватало выдержки сохранять хладнокровие.       — Мы с Марой хорошо ладим, — спокойно ответил он, ловко маневрируя между словами. — Она удивительная девушка с ярким характером. Это то, что мне в ней нравится.       Эванжелин сдержанно кивнула:       — Надеюсь, что ты сможешь сделать из неё достойную жену и сохранить наш союз. Мы всегда желали ей лучшего, несмотря на все её выходки.       У Мары перед глазами потемнело от гнева. Её терпению пришёл конец, и она уже было открыла рот, чтобы извергнуть из него самую ядовитую колкость в ответ, но рука Оминиса нащупала и сжала её колено. Её гнев моментально улетучился. Неожиданно для себя, она почувствовала совершенно неуместное возбуждение. Теперь все её силы уходили на то, чтобы не дать своим щекам загореться. Она украдкой посмотрела на Оминиса. Он что-то говорил, его лицо сохраняло совершенно невозмутимое выражение.       Ужин продолжался, Оминису удалось перевести разговор в нейтральное русло обсуждения учёбы. Казалось, что люди могли быть сколько угодно разными, но всех объединяли тёплые чувства к Хогвартсу. И даже мистер Блэк перестал быть таким угрожающим, мечтательно откинувшись на стуле и пустившись в рассказ о собственных школьных временах.       После ужина Аврелий пригласил Оминиса в кабинет, чтобы поговорить о "мужских вещах", а Мара отправилась в свою комнату. Как только она закрыла за собой дверь, её захлестнули воспоминания. В родительском доме всегда было непросто, и она частенько оставалась запертой в этой комнате "в наказание". Но она только делала вид, что страдала от этого. На самом деле, время, которое она проводила тут наедине сама с собой, с книгами, с куклами, с альбомами для рисунков, было лучшим временем за все одиннадцать лет. Эта комната с громоздкой мебелью из тёмного дерева, с кроватью с балдахином и мрачноватыми обоями никогда не была темницей — она была убежищем.       Её вещи были заботливо распакованы и разложены домашним эльфом. Мара помылась, переоделась в уютную мягкую пижаму и села на кровать, не забираясь под одеяло. Она ждала. Она слышала, как её мать, не пожелав спокойной ночи, отправилась спать. Чуть позже её отец проводил Оминиса до соседней гостевой спальни. Они ещё какое-то время о чём-то оживлённо разговаривали прежде, чем попрощаться. Свет в коридоре погас. Вскоре голоса в родительской опочивальне смолкли. Дом погрузился в тишину. Она ждала.       Прошёл, наверное, ещё час, когда дверь её спальни наконец тихонько отворилась, и в проёме показался красный пульсирующий огонёк. Мара с огромным облегчением выдохнула и подвинулась, в слабом красном свете наблюдая как Оминис запирает дверь и накладывает на неё Заклятие Недосягаемости.       — А твой отец вроде интересный человек, — прошептал он, забираясь к ней на кровать.       Мара невесело ухмыльнулась, обнимая его наконец за талию и прижимаясь к его груди.       — Шучу, он ужасен. — Оминис обнял её в ответ и принялся поглаживать по волосам. — Не так ужасен, как мой, но всё же.       — О, Мерлин! — Захныкала Мара. — Я не знаю, как пережить неделю со своими родителями, а впереди ещё твои… Пока что это худшее лето в моей жизни.       — Ну-ну, — успокаивающе шептал он. — Нужно просто немножко потерпеть, и уже через пару недель мы будем загорать на пляже в Фелдкрофте. Ты хорошо держалась сегодня.       — Шутишь? — Она приподняла голову, хотя в темноте всё равно не видела его лица. — Это ты держался хорошо! Просто потрясающе! Как тебе это удаётся?       — Ну, во-первых, я привык к вещам и похуже, сама знаешь. А во-вторых, оказывается, подобное гораздо легче выносить, когда это не твои собственные родители.       — Я так рада, что ты поехал со мной, — прошептала Мара, снова прижимаясь к нему. — Ты не представляешь, насколько я лучше себя чувствую, когда ты рядом.       — Я тоже рад, — он чуть повернул голову, чтобы зарыться лицом в её волосы, пахнущие чёрной смородиной. — Я как-то не сразу сообразил, что ты впервые возвращаешься в этот дом за шесть лет. Как ты себя чувствуешь здесь?       — Я бы ещё столько же не возвращалась.       Какое-то время они молчали. В этой комнате, в этой кровати с балдахином, за которым маленькая Мара пряталась от всего мира, в руках Оминиса она чувствовала себя словно на островке покоя и безопасности среди бушующего вокруг шторма.       — Не уходи, пожалуйста. — Тихо попросила она. — Мы поставим будильник, чтобы ты мог вернуться к себе до того, как все проснутся.       Оминис колебался. Риск быть пойманным в постели незамужней юной девушки совсем не то же самое, что зажиматься по углам Хогвартса. От такого скандала было бы за всю жизнь не отмыться. Ни ему, ни ей. Но он и сам не хотел уходить, не хотел оставлять её одну.       Он обнял её крепче.       — Не уйду.