Trapeze Swingers

«В тишине сердца открываются те истины, которые не найти в шуме мира.» — Джон О’Донхью

      Вязкий, белый, как молоко воздух поддерживал её со всех сторон, обволакивая мягкостью и теплом. Он окутывал, словно пушистое одеяло, не давая упасть в тёмную пропасть неизвестности, манящей и пугающей одновременно. Каждое движение казалось замедленным, словно время здесь текло по-своему, не спеша. Гермиона чувствовала, как её тело плывёт, невесомое, как будто и не существует вовсе. Она не знала, сколько времени провела «здесь». Возможно, пять минут, возможно, несколько месяцев. Вечность текла незримо, лишённая отчёта времени.       Тепло, которое окружало её, было успокаивающим, напоминало о долгих зимних вечерах у камина, когда ветер за окнами завывал, а внутри было уютно и спокойно. Она слышала шёпот ветра, мягкий и нежный, как шелест страниц старой книги. Он приносил с собой голоса, едва различимые, словно через толщу воды.       Первым она услышала Гарри. Его голос был знакомым до боли, таким родным, что сердце дрогнуло. Монотонный, вечно извиняющийся тембр, который она могла бы узнать даже в этом странном, вязком мире. Он говорил с ней, рассказывал о своей жизни, делился новостями. Её рука, как ей казалось, чувствовала его прикосновение. Гарри всегда брал её за руку, когда приходил, как будто его присутствие могло удержать её здесь, не дать уйти. Он говорил о миссиях, о своих сомнениях, просил совета. Его голос был наполнен заботой и тревогой.       Иногда приходил Рон. Его присутствие было теплом, проникающим глубоко в душу, словно солнце, пробивающееся сквозь густую листву. Его голос звучал мягче, чем раньше, он редко говорил много, но каждое слово проникало в самое сердце. Он приносил с собой запах свежескошенной травы и летнего ветра. Каждый раз после его визита оставалось чувство лёгкости и тепла, как после долгой прогулки по зелёным холмам.       Лаванда появлялась редко, её визиты были словно короткие, но яркие вспышки света. Её голос звучал уверенно и тепло, она рассказывала о повседневных мелочах, о жизни. Её присутствие было как краткий луч света в пасмурный день — неуловимое, но согревающее.       Больше всего Гермиона ждала голос Луны Лавгуд. Он был словно музыка, тонкая и волшебная, наполняющая её сознание ощущением мира и покоя. Луна рассказывала истории, смешивала реальность и вымысел, наполняя её ум картинами чудесных миров. В её голосе было что-то успокаивающее, словно она знала, что всё будет хорошо. Луна говорила о будущем, обещала приходить завтра, и эти обещания были якорем, удерживающим Гермиону от падения в бездну. Гермионе казалось, что она улыбается, слыша голос подруги. Так неожиданно для обеих, жизнь столкнула их во Франции. Грейнджер выслеживала торговца редкими волшебными фламинго, а муж Луны, Эрик Скамандр, потомок того самого Ньюта Скамандра, как раз и помог ей выйти на след преступника.       Как-то слово за слово, завязалось знакомство, несколько вечеров в баре, празднование победы над магом. Гермиона и Луна разговорились, сблизились… А когда беременный живот стало сложно скрывать под аврорской мантией, Лавгуд кивнула на него и бесцеремонно спросила у Гермионы, когда она думает рассказать Драко. Грейнджер долго таращилась в пустоту, а Луна с улыбкой пояснила, что она потомственная провидица и подобные вещи от её дара очень сложно скрыть.       Его голос прозвучал внезапно, неожиданно и нежданно. Надрывный шёпот, когда казалось, каждое слово даётся с трудом, словно он вытаскивал их из глубин своего сердца. О, его голос она узнала бы из тысячи. Глубокий, бархатистый, с тем особенным акцентом, который был только у него. Но услышать его в реальности? Нет, она даже не надеялась на это. И все же, этот голос снова и снова раздавался в её сознании, заполняя всё вокруг.       Гермиона, конечно же, не растратила здравый смысл. И она вовсе не собиралась скрывать ребенка от его отца. Она хотела ему рассказать. Планировала написать письмо. Возможно, даже позвонить и поговорить лично. Гарри однажды обмолвился, что у него есть номер Малфоя. Если что… Но «если что» так и не наступило.       Грейнджер малодушно оттягивала момент истины. Она подолгу сидела за столом, держа в руках перо, и писала письма в пустоту. Каждое письмо было наполнено словами, которые она хотела бы сказать ему лично. Но после написания она аккуратно складывала их в коробку из-под печенья, как советовала Луна. «Слова должны найти своё место,» — говорила она с улыбкой. — «Когда придёт время, ты сможешь выбрать то единственное письмо, которое скажет всё.»       Гермиона не успела связаться с Малфоем. Каждый раз что-то мешало. Сначала миссии, потом рождение Авроры, а затем и вовсе страх. Страх того, что её слова не будут поняты, что он не захочет её видеть, что его реакция окажется болезненной. Она боялась разрушить то хрупкое равновесие, которое с таким трудом обретала.       В последние годы, особенно когда Рори начала проявлять первые вспышки спонтанной магии, Гермионе стало казаться, что проклятье отступило. Судороги давно перестали ее тревожить, кошмары, бывшие частыми гостями ее снов в первые годы после Битвы за Хогвартс, теперь являлись редко, и то, лишь после особо опасных миссий. В подобные она больше не ввязывалась. Магия ее редко подводила, а тесное общение с профессором Снейпом и леди Нарциссой, и зелья, которыми все тот же профессор ее обеспечивал, вселили в Грейнджер уверенность в собственном выздоровлении.       То роковое задание было особенным. Медальон, который ей поручили обезвредить, оказался древним амулетом Талосса, артефактом, о котором ходили лишь легенды. Он был создан тёмным магом ещё в эпоху основания Хогвартса. Амулет был предназначен для хранения и накопления силы, которую маг мог использовать в любой момент. Но у него был побочный эффект — каждый раз, когда сила амулета использовалась, он вытягивал часть жизненной энергии своего владельца, уничтожая вместе с тем и магию.       Гермиона тщательно изучила амулет, готовясь к миссии. Она знала, что артефакт давно утратил своего хозяина и теперь представлял собой беспорядочный сгусток магической энергии. Проникнуть в его защитные чары было задачей непростой, но Грейнджер была уверена в своих силах. Она подготовила все необходимые заклинания и зелья, чтобы обезвредить артефакт без последствий.       Но что-то пошло не так. Когда Гермиона произнесла завершающее заклинание, амулет вспыхнул ярким светом, и тёмная магия срикошетила обратно в неё. Это было мгновение — она почувствовала, как холод пронзает её тело, а затем пришла тьма.       Так она и оказалась в коме, в этом месте без времени и пространства, где были слышны лишь голоса из настоящего и прошлого. Ирония крылась в том, что как раз в день той миссии, она собиралась позвонить Малфою и рассказать ему о Рори. Как она теперь понимала, он все узнал и без ее помощи. Не зря она указала его ближайщим родственником, совсем не зря…       Она знала, он придет поздним вечером, вероятно, когда завершится тяжелый день на службе, когда Рори будет спать, прижав к себе Крукса, когда от собственных мыслей будет невыносимо. Он придет. Он всегда приходит. Она страшилась назвать его по имени даже в собственных мыслях, словно бы эта вольность могла разрушить ту связь, что вновь возникла между ними. Затаив дыхание, она ждала, когда в палате раздадутся его уверенные шаги и чуть слышный шепот заговорит с ней, уверенно, как и всегда.       — Знаешь, Грейнджер, — начал он, голос хриплый от эмоций, но всё ещё дерзкий. — Ты всегда была чертовски упрямой. Даже в такой ситуации. Лежишь тут, будто весь мир обязан ждать, пока ты решишь вернуться. А между тем, Рори уже строит планы на Рождество. Представляешь, наш первый совместный праздник?       Он замолчал на мгновение, пальцами ощупывая её тонкие пальцы, словно запоминая каждую линию.       — Мы всегда были напарниками, даже когда я этого не признавал. Всегда рядом, всегда впереди. И знаешь, что? Ты остаёшься моей напарницей. Твоя магия, твоя сила — они никуда не делись. Они здесь, в тебе, в Рори, в каждом нашем воспоминании. — В голосе Малфоя послышалась усмешка, Гермиона видела ее, как наяву.       — Да, я давно простил тебя за всё, что ты так и не сказала. А знаешь почему? Потому что ты, чёрт возьми, всегда была той, кому я мог доверять. Той, кто, несмотря на все наши споры и разногласия, всегда оставалась рядом. И ты снова останешься. Ты вернёшься. Не из-за меня, не из-за Рори, а потому что ты — это ты. Упрямая, сильная, и, нарглы бы всё это побрали, никогда не сдающаяся.       Он склонился к её руке, поцеловал её холодные пальцы и шепнул, словно это был секрет, который он хотел сохранить только для них двоих.       — Возвращайся, Грейнджер. Ты нужна нам. Ты нужна мне. Я скучаю.       Когда Малфой ушёл, комната снова погрузилась в тишину. Но теперь она была иной — наполненной его присутствием, его голосом, его теплом. Гермиона ощущала это так остро, как будто он передал ей частицу себя, когда прижал её ладонь к своей груди.       В глубине её сознания начало пробуждаться что-то новое, что-то давно забытое. Она чувствовала, как её душа наполняется светом, как с каждым словом Малфоя внутри неё оживает надежда. Она скучала по их дочери, по её звонкому смеху, заразительной улыбке. Аврора была её миром, её светом, и всё существо Грейнджер стремилось вернуться к ней, обнять, снова услышать её голос.       Она скучала по нему. По их спонтанным разговорам, по его саркастичным репликам, за которыми пряталась нежность, которую он так редко позволял себе показывать. Она скучала по их жизни вместе, по тем моментам, которые они создали, и по тем, что ещё только предстоят. Она хотела строить это будущее вместе с ним, впервые в жизни чувствуя, что это — то, чего она действительно желает.       Её сердце билось медленно, но уверенно, словно эхом откликаясь на его слова. И когда это чувство достигло своего пика, её пальцы дрогнули, слабо, но ощутимо. Это был первый шаг, первое движение к возвращению. Она знала, что вернётся. Не потому что это был долг, не потому что кто-то ждал от неё этого. А потому что она сама этого хотела.       И в этом желании было всё — любовь, сила и её собственная магия, которой она всегда верила, даже когда все казалось потерянным.