Trapeze Swingers

«Тишина — это тоже разговор, но лишь для тех, кто готов слушать.»

      Тихий вечер в этой, такой странной, новой жизни Малфоя плавно перетек в ночь. Он чувствовал себя почти неуютно в уюте этой квартиры — слишком много здесь было от Гермионы, слишком мало от него. На фоне мягкого света настольной лампы стены гостиной казались особенно тёплыми, будто пропитанными невидимой заботой. Полки ломились от книг — от сложных магических трактатов до сказок на нескольких языках, все с закладками, явно исписанными тонким почерком Гермионы. У окна висели светло-зелёные шторы, подхваченные заколкой в форме полевого цветка. Маленькие горшки с растениями стояли повсюду: мята, лаванда, базилик. Эти детали — мелочи, которые раньше бы показались ему бессмысленными, теперь кричали о переменах, случившихся с Грейнджер.       Кто бы мог подумать, что строгая, всегда собранная Гермиона Грейнджер превратится в женщину, у которой в доме всегда пахнет выпечкой и свежесобранными травами. В каждом уголке её жилища чувствовалось тепло. Оно стало местом, где ребёнок может чувствовать себя защищённым, где даже старина-Крукшанкс устроил себе трон среди диванных подушек.       — Папа, почитай мне книжку, — настойчиво потребовала Аврора, обложившись мягкими игрушками. Среди них затесался и сам кот, с видом вселенской усталости позволивший девочке укрыть себя одеялом.       Малфой помедлил, почесав переносицу.       — Une histoire avant de dormir? Хорошо, только одну, ma petite princesse.       Он прошёлся вдоль книжной полки, не зная, что выбрать. Взгляд упал на знакомую обложку, и он наугад вытащил «Маленького принца». Вернувшись к кровати, он уселся на её краешек.       — Это сказка? — с любопытством спросила Рори, усаживаясь поудобнее.       — Да. Это история о мальчике, который искал свое место в мире.       Аврора тихо ахнула, прижимая к себе игрушку. Малфой перелистнул первую страницу, начиная читать. Его голос был низким и чуть приглушённым, французский из-за отсутствия практики звучал чуть непривычно.       — «On ne voit bien qu'avec le cœur», — произнёс он, дочитав одну из глав.       — Что это значит? — тут же спросила Аврора, не сводя глаз от отца.       Малфой на секунду задумался, как лучше объяснить.       — Это значит, что самое главное нельзя увидеть глазами.       Девочка озадаченно нахмурилась, но, кажется, приняла ответ. Она опустила голову, разглядывая своих мягких друзей, а потом тихо пробормотала:       — Это потому ты такой грустный, папа?       Его охватила растерянность. Грустный? Он не считал себя таковым. Точнее, не хотел признавать.       — Я не грустный, — сухо ответил он, а потом мягче добавил: — Просто много думаю.       Рори кивнула с серьёзным видом, как будто всё поняла.       — Тогда я буду твоими глазами.       Малфой замер, чувствуя, как в груди разливается странная, но приятная боль. Он улыбнулся — искренне, впервые за весь день.       — Merci, ma petite.       Девочка зевнула, её глаза начали закрываться, но она всё равно старалась держаться бодро. Он дочитал ещё пару страниц, а затем укрыл её тёплым одеялом, осторожно убирая с её лица выбившиеся пряди.       — Bonne nuit, — шепнул он, поднимаясь.       — Bonne nuit, папа, — пробормотала она, уже проваливаясь в сон.       Малфой задержался у её кровати ещё на мгновение, наблюдая за её мирным лицом. И вдруг понял, что впервые за долгие годы не чувствует себя совсем одиноким.       Затворив дверь в спальню дочери и выключив настольную лампу, Малфой прошёл в кухню. Здесь царил порядок, присущий хозяйке. Керамические баночки с подписями, ровными рядами выстроившиеся на полках, настойчиво предлагали свои ароматы: мята, жасмин, гибискус, клубника, вишня, цитрус. На столе лежала открытая книга с закладкой, словно Гермиона в спешке покинула кухню, чтобы успокоить дочь или ответить на срочную сову.       Малфой долго смотрел на пузатый электрочайник, словно тот был ответом на все его вопросы. Ладони так и чесались, непроизвольно выискивая бутылку огневиски, но внутренний голос был сильнее мимолетных желаний. Он дал слово самому себе и, что кривить сердцем, друзьям, благодаря которым он по-прежнему оставался мсье Малфоем, уважаемым аврором, что был на хорошем счету хоть в британском, хоть во французском Департаменте. Поттер сегодня так и не пришел, вечером прислав обеспокоенного Патронуса с извинениями. Они напали на след торговцев запрещенными ядами и… долг зовет. Уж это Малфой понимал, как никто другой. Порой казалось, что движение вверх по карьерной лестнице было единственным, что он умел делать по-настоящему хорошо. И за всеми этими успехами терялись его истинные желания и эмоции. Куда приятнее было гонять по всей стране темных магов, обезвреживать террористов и ловить дэвов и дементоров. И прятать страхи и неуверенность за гиперфиксацией на Грейнджер.       Малфой медленно выдохнул, наклонился к полке и выбрал зелёный чай с чабрецом. Пока вода закипала, он задумался о прошедшем дне.       — Служба есть служба, — тихо произнёс Малфой, глядя, как чайник выключается с характерным щелчком. Он заварил чай, сделал глубокий вдох, чувствуя тёплый травяной аромат, и прошёл в гостиную.       В комнате было темно, только мягкий свет камина слегка озарял стены. Крукшанкс, честно выполнив свою роль няньки, теперь дремал на диване, но, заметив Малфоя, поднял голову и медленно, будто со снисхождением, потянулся.       — Ты, конечно, всё понимаешь, — пробормотал Малфой, баюкая в ладонях чашку. — С твоим опытом жизни в этом доме ты точно знаешь ответы на вопросы, которые я даже не могу сформулировать.       Кот соскользнул с дивана и подошёл ближе, обхаживая Малфоя кругами. Тот опустился в кресло, попробовал чай и бросил взгляд на рыжего собеседника.       — Как ты думаешь, чего она от меня ждёт? — спросил он почти шёпотом.       Крукшанкс сел напротив, пристально уставившись на него, как будто всерьёз размышлял над вопросом.       — Понимания? — Малфой сделал глоток чая. — Принятия? Или чтобы я просто исчез?       Кот тихо фыркнул, будто был не согласен с последним вариантом.       Малфой улыбнулся.       — Ты прав.       Он посмотрел на огонь в камине, наблюдая, как пламя лениво лижет поленья. В голове всплывали моменты из прошлого: школьные споры, совместные миссии, редкие часы затишья, когда она позволяла себе улыбнуться.       — Но мы оба изменились, — продолжил он, задумчиво глядя в чашку. — Она стала мягче. Я… наверное, всё ещё тот же эгоистичный Малфой.       Крукшанкс потянулся и положил лапу ему на колено, будто утешая.       — Спасибо за поддержку, — хмыкнул он, потянувшись, чтобы почесать кота за ухом. — Если она может простить меня, то, может, и я смогу простить себя.       На кухне тихо тикали часы, за окном мерцали звёзды, а в комнате всё было наполнено покоем, который Малфой давно перестал чувствовать.       Сегодня, сидя в этом кресле, с рыжим философом на коленях, он пообещал себе одно: попробовать. Попробовать понять, почувствовать, построить. Может быть, для Гермионы. Может быть, ради Авроры. А может, и для самого себя.

***

      Ночь, как и большинство последних, была беспокойной. Мысли в голове Малфоя метались словно испуганные летучие мыши, сталкивались, порождали новые и окончательно изматывали. Он пытался решить проблему, но ответы упорно ускользали, оставляя лишь напряжение и бесконечное чувство вины.       Под утро, окончательно сдавшись на произвол судьбы, Малфой поднялся, наспех натянул рубашку и брюки, бросил через плечо пальто и, заметив в углу лениво дремавшего Крукшанкса, коротко скомандовал:       — Ты за старшего.       Кот даже не удостоил его взглядом, но Малфоя это не остановило. Он аппарировал в лечебницу с тем единственным намерением, которое еще держало его на плаву: поговорить с Гермионой.       На дежурного целителя его измятая одежда и всклокоченные волосы не произвели никакого впечатления. Тот лишь молча кивнул, привычно указывая направление, будто каждый день видел таких, как Малфой, на грани нервного срыва.       Когда дверь палаты мягко закрылась за спиной, решимость, гнавшая Малфоя вперед, внезапно испарилась. Он замер на пороге, не зная, что сказать, как себя вести. Гермиона лежала неподвижно, её лицо казалось странно спокойным, почти отрешённым, а каштановые пряди разметались по подушке.       — Черт возьми, Грейнджер, — прошептал он, сглотнув ком в горле.       Собравшись с духом, он подошел ближе, опустился на стул рядом с её кроватью и осторожно взял её руку. Она была холодной, и это ощущение разом обожгло его.       — Это не может быть твоим концом, — выдохнул он, глядя на её бледное лицо. — Не после всего, через что мы прошли.       Он молчал, потом глубоко вдохнул, словно набираясь смелости.       — Ты знаешь, что говорят? Что я зациклился. Что это гиперфиксация. Лаванда твердит, что я просто не могу отпустить прошлое, а друзья… Они думают, что я запутался. Что ты для меня — лишь способ снова почувствовать что-то настоящее.       Его голос стал чуть громче, резче, но тут же дрогнул.       — Но это не так. Чертовски не так, Грейнджер.       Он замолчал, проводя пальцами по её ладони, будто мог согреть её своим прикосновением.       — Я никогда тебя не забывал, — продолжил он тише. — Ты всегда была где-то рядом. Даже когда мы ссорились, когда пытались быть друзьями или просто игнорировать друг друга. И я готов строить всё сначала. Как положено. Если ты…       Он не договорил, но опустил голову, сжимая её руку чуть крепче, словно боялся, что она исчезнет.       Гермиона слышала всё. Каждый его вздох, каждое слово, наполненное болью и сожалением. Она хотела ответить, показать, что слышит, но тело не подчинялось.       «Малфой…» — кричало её сознание, но губы оставались немыми.       Она пыталась двигаться, поднять руку, которую он держал, хоть как-то дать ему понять, что она здесь, с ним, но беспомощность накатывала новой волной.       «Я здесь. Не уходи. Не сдавайся.»       В какой-то момент ей показалось, что он почувствовал её. Он поднял голову, встретился взглядом с её лицом, словно ожидая чуда. Но это был обман. Всё оставалось по-прежнему.       Малфой снова заговорил:       — Ты всегда была сильнее меня. Смелее. Я знаю, ты не сдашься. Но если тебе нужно время… Возьми его. Только вернись.       В его голосе была отчаянная просьба, почти молитва. Он остался сидеть рядом, не отпуская её руки, пока за окном не начало светать.              А внутри Гермионы, в её неподвижном теле, медленно росло тепло. Надежда. И что-то ещё, будто отголосок его слов, проникших в её сознание.              — Я никогда не был великим оратором, — после некоторого молчания вновь начал Малфой, его голос был тихим, но твердым, с легкой дрожью от напряжения. — Это, скорее, вы с Поттером. До сих пор помню ваши прочувственные речи на министерских гала.       Он горько покачал головой, вспоминая, как стоял в стороне, стараясь не привлекать внимания. А Гермиона, светясь уверенностью и решимостью, говорила перед сотнями магов, вдохновляя и убеждая их в необходимости перемен. Её умение увлекать за собой всегда одновременно восхищало и раздражало его.       — Но одно я знаю точно, — продолжил он, глядя на её неподвижное лицо. — Я хочу попробовать. Попытаться всё исправить.       Его пальцы мягко переплелись с ее собственными.       — Я не буду упрекать тебя в том, что ты столько времени скрывала от меня Аврору. Отчасти я понимаю, почему. И упреками проблему не решить… Я и так уже достаточно со всеми поругался.       Он замолчал, потом слабо улыбнулся, словно усмехаясь своей неуклюжей попытке выразить всё, что так давно сидело в нём.       — У нас всегда были странные отношения, напарница. Но… — он чуть замялся, — мы всегда понимали друг друга. Без лишних сантиментов.       Воспоминание всплыло неожиданно, обволакивая его сознание, как мягкий туман. Много лет назад. Зима. Они с Гермионой стояли бок о бок на пустыре в Уэльсе, покрытом тонким слоем снега. На их мантиях искрились кристаллы льда, и оба выглядели так, будто только что пережили бурю — и физическую, и эмоциональную. — Думаешь, мы справились? — спросила Гермиона, устало вытирая с лица кровь и грязь. Малфой бросил мимолетный взгляд на неё. Она была бледна, но её глаза горели огнем, знакомым ему с тех самых пор, как она первая осмелилась ему возразить ещё в Хогвартсе. — Ты серьёзно? Мы только что разнесли половину заброшенной деревни ради двух волшебников, торговавших проклятыми артефактами. И не угробились в процессе, заметь. Справились? Да мы герои, Грейнджер, возьми это себе на заметку. Она фыркнула, но в её глазах мелькнула искра веселья. Он, сам того не осознавая, всегда старался её рассмешить, даже когда был на пределе.       — Только вот награды не дадут, — продолжил он, делая шаг в сторону, чтобы посмотреть на разрушенный дом, из которого они вытащили арестованных. — Это ведь не по-протокольному — взрывать всё на пути к цели. — Зато цель достигнута, напарник, — парировала она.       Их взгляды встретились, и в воздухе повисло что-то невыразимо теплое. Они не сказали ни слова, но это молчание было красноречивее любых речей. Озорно рассмеявшись, Грейнджер дала ему пять и припустила к дому. Вот тебе и Старший аврор. Он побежал вдогонку. В тот момент Малфой понял: Гермиона видела его таким, каким он был — без масок и показной уверенности. И он её тоже видел.

      Возвращаясь в реальность, он тихо выдохнул.       — Мы всегда друг друга понимали, Грейнджер. Не знаю, почему я понял это так поздно, но… — он сделал паузу, глядя на неё. — Только не оставляй меня сейчас.