Trapeze Swingers

«We carry on through the storm Tired soldiers in this war Remember what we're fighting for

Meet me on the battlefield Even on the darkest night I will be your sword and shield, your camouflage And you will be mine» (с)

Svrcina – Meet Me On The Battlefield

Принцип «око за око» сделает весь мир слепым.

Махатма Ганди

      Гарри Поттер приложил ладонь к шероховатой поверхности двери дома на Гримо, который вот уже много лет он звал своим. Можно было сколько угодно рассуждать о витиеватой вязи проклятий, которыми его опутали добросовестные и не очень волшебники рода Блэк, Гарри знал, что Мастер Орион хотел защитить своих сыновей от беды, потому такой расклад Поттера устраивал. Он тоже больше всего на свете дорожил своей семьей, которую берег шесть лет после войны.       Если бы кто-то вздумал предположить, что после рассвета, встреченного на руинах Хогвартса, жизнь победителя битв, о которых он никогда не просил, изменилась к лучшему, то Поттер забыл бы о своих хороших манерах и запустил бы обидчику в лицо Летучемышиным сглазом – специальностью его горячо любимой жены. И был бы прав.       На самом деле, после победы над Волдемортом ничего не изменилось. Популярность Гарри никуда не исчезла, и жизнь его легче не стала. Скорее наоборот. Если раньше журналисты типа Риты Скиттер еще предпочитали подумать, прежде чем публиковать полный бред в Ежедневном Пророке и Еженедельнике специально для ведьм (Поттера по-прежнему считали самым завидным женихом Британии, и тот факт, что он был женат и у него было двое детей, никого не останавливал), то после войны любое слово, жест, взгляд, брошенный Гарри в Косом переулке тут же подхватывался голосистыми газетчиками и разносился по всей Британии и даже за ее пределы.       Признаться, Поттер понимал тех своих друзей или собратьев по несчастью, которые либо затаились на время после победы, либо вообще покинули родину. Однако, не с его статусом было просто собрать чемодан, купить первый-попавшийся международный порт-ключ и скрыться из виду. Потому, Гарри пытался как-то жить дальше. И сия досадная необходимость осложнялась множеством факторов, никак от него не зависящих.       Например, единственная семья, которую он когда-либо знал, любящие и светлые Уизли, разваливались по частям. Джинни, будучи не в силах справиться с потерей брата, с собственными травмами, душевными и физическими, полученными в тот страшный год в Хогвартсе, экстерном сдала ЖАБа и укатила колесить по свету с Holyhead Harpies. Ей прочили успешную карьеру ловца, мировую славу, и она просто не могла не воспользоваться подобным шансом.       Гарри, к удивлению газетчиков и им подобной публики, не стал устраивать скандалов, а надел Джинни на палец семейную реликвию – кольцо Лили Поттер с изумрудом, отыскавшееся в хранилище, и обещал ждать, сколько потребуется. Нет, а что они думали, что Поттер женится, как его отец, в девятнадцать и за дешево продаст собственную жизнь в двадцать один?       Нет, умирать Гарри не собирался. Он на том свете уже был, и вряд ли там увидел бы что-то новое, ну, кроме старого и вовсе недоброго директора. Он твердо решил учиться жить, потому как прошедшие годы ясно показали, что все вынужденные герои, а также – проигравшие, отлично умели выживать: кусаться, драться до первой крови и последнего заклинания, но совсем не знали, куда двигаться дальше, особенно, когда взошло солнце и осветило руины Хогвартса.       Первое время им всем славно помогла профессор Макгонагалл, которая установила хоть и сложную, но все-таки рутину. Дело в том, что Минерва Макгонагалл стала Верховной Чародейкой и, соответственно, директрисой Хогвартса, а это означало две очень важные вещи: реставрацию школы и присутствие на слушаниях по многочисленным делам Пожирателей.       Решили начать с более простого – с покраски стен, уборки классов, осушения Подземелий, шпаклевки, побелки, наведения порядка и разгребания кучи хлама, в который превратилось то место, которое Гарри и многие ученики считали своим единственным домом. Усугубил и одновременно облегчил положение явившийся в самый разгар восстановления почти безнадежно разрушенного Большого Зала профессор Снейп.       С ним, конечно же, все было непросто. Нет, Гарри не считал его предателем, тем более убийцей горячо любимого Дамблдора, и страшную правду вместо подслащенной лжи поведала ему всё та же профессор Макгонагалл. Однажды зимним вечером, во время охоты на Хокркруксы, она просто явилась в лес, нагруженная провизией по самый ворот зеленого пальто в крупную клетку и вооруженная тем самым мечом, который чуть не стоит бравой троице жизни. Она за каких-то десять минут управилась со щитами, которые Гермиона, помнится, возводила три долгих часа, и вошла в палатку с возгласом о том, что ей надоели тайны и интриги Дамблдора и ему подобных.       Рон накинулся на еду, Гермиона – в объятья любимой учительницы, а Гарри остался ошарашенно внимать ее рассказу. Потрясений хватало, но колдографии, изображавшие Снейпа лет примерно тринадцати, держащегося за руки с Лили Эванс и…Нарциссой Малфой заставили Поттера придержать язык, замолчать и слушать.       Как оказалось, профессор вовсе никакой не враг ни ему, ни Школе, ни всем причастным, напротив, он был лучшим другом его матери, и каким-то образом, Минерве неизвестным, сдружился с Нарциссой Блэк, которая и свела его впоследствии с Люциусом Малфоем, а затем и с Волдемортом. Снейп много лет пытался вдолбить в упрямую голову директора, что Петуния Дурсль – это вовсе не та приемная мать, которая нужна Гарри, и есть другие способы сохранить жизнь ребенка, которые не требуют пресловутой кровной защиты, но Дамблдор был непреклонен. Так же, профессор пытался доказать Минерве и директору, что столь опасной операцией, как то: поиски и уничтожение не просто черных, чернейших артефактов, требуют умений и ловкости взрослых магов, желательно специализирующихся на Темных Искусствах, а не кучки гормональных подростков, пока не вышедших из пубертата. Минерва была полностью согласна с Северусом Снейпом. Дамблдор потерял остатки разума окончательно. К вящему недовольству всех причастных.       О, Гарри просто вышел из себя, даже не успев осознать ворох свалившейся на него информации. Как так получилось, что тот, кого он всю жизнь считал своим врагом, оказывается, был на его стороне? На что последовал рассказ Минервы о том, как Северус Снейп стал шпионом Ордена. И нет, не было никакого предательства с его стороны, пророчество, стоившее жизни Поттерам, подслушал Питер Петтигрю, он же и рассказал его Волдеморту, и именно этот разговор выпало услышать Северусу. Не медля ни секунды, он рванулся к Дамблдору, у которого как раз пила чай Минерва, и выдал им все, как на духу.       Минерва сразу выразила готовность действовать, но Дамблдор помолчал, выдал пафосную речь и Высшем Добре и о том, что спешка еще никого до добра не довела…и взял со Снейпа нерушимый обет в обмен на обещание сохранить жизнь Лили и ее семье. Северус физически не мог никому рассказать об услышанном, ни предупредить Поттеров. Он пытался. Пытался до того, что перепуганная Петуния вызвала Скорую, когда странный и нелюдимый мальчишка, который когда-то дружил с ее сестрой и теперь превратился в не менее странного взрослого, стал корчиться на ее красиво выстриженной лужайке прямо перед домом.       Минерва не пыталась, решив, что Главе Ордена Феникса, конечно же, виднее…       А потом Северус метался по ее некогда уютному, а сейчас, враз застывшему в холоде и немом укоре, кабинету и выл страшно, как дикий зверь. И всё твердил, что хотя бы куда-то он успел. О том, куда именно, Минерва предпочла не спрашивать, но Дамблдор, даже не собиравшийся сдерживать обещания, Снейп, угодивший в умело расставленную двумя своими хозяевами ловушку, и Гарри, оставшийся сиротой, пошатнули веру непоколебимой шотландки. Однако, пока Альбус не навешал обетов еще и на нее, надо было действовать осторожно.        Гарри всё слушал своего профессора и думал, что неслучайно он оказался на Гриффиндоре, под присмотром Макгонагалл, под самым носом у директора, но, все же, под защитой. Вспоминалась полосатая кошка, частенько приходившая к нему в чулан в детстве, вспоминался высокий худой мужчина, приносивший конфеты и какие-то флаконы, пахшие мятой, это сейчас Гарри понимал, что то были зелья. И вспоминались перепуганные глаза тети Петуньи в одну из таких встреч с таинственным незнакомцем, одетым в черное.       Гарри выслушал Минерву Макгонагалл и захотел, как тот Снейп когда-то: упасть на пол у стены и завыть, но в палатке даже стен не было. Оставалось принять свалившуюся на него правду и пытаться жить дальше. Врагов они простят потом, желательно после победы.       И вот, стоя посреди разрушенного Большого Зала, Снейп обратился к Минерве с просьбой разрешить ему помочь в восстановлении чудесного потолка. Ведь он был директором и ему подвластны чары, которые регулировали погоду и время года, а при помощи профессора Флитвика, возможно, удастся вернуть Залу прежний вид. Или хотя бы попытаться…       Этим, кажется, все и занимались почти десять лет после войны – пытались отыскать новый путь и не дать прошлым проигрышам угробить их окончательно.       Но об этом Гарри подумает после, когда-нибудь, когда ему случится забуриться в маггловский бар с Роном или Малфоем, а возможно с ними двоими. Пока же, он вошел в свой дом, порадовался теплу и уюту, проверил спящего Джейми, обнаружил Джинни и Лили Луну задремавшими в гостиной, накрыл обоих одеялом и приглушил свет.       А сам прошел в кухню, сделал себе чаю и встал у раскрытого окна.       Прошел еще один день. И хотя бы это было хорошо.