To hell and back

Тишина снова окутала нас, но теперь она была плотной, как густой туман, от которого не спрячешься. Я сидела рядом с ним, опустив голову, и пыталась дышать ровно, но внутри меня всё медленно рушилось. Его слова продолжали разъедать сознание, превращая мысли в беспорядочный, тревожный вихрь. «Почему я здесь? Почему я не могу просто уйти? Почему он так говорит со мной, а я всё ещё сижу рядом?» Я почувствовала, как сердце начинает биться быстрее, будто пытаясь вырваться из груди. Ноги онемели, а руки мелко дрожали, сжимая подол мешковатой кофты. Чем больше я думала, тем сильнее тонула в тревоге, как в зыбучем песке. — Хватит... — сорвалось у меня почти беззвучно. Я сама не поняла, прошептала я это или только подумала. Кирилл не отреагировал. Он продолжал смотреть куда-то вдаль, словно меня рядом и вовсе не существовало. Как будто он привык к этой моей безмолвной борьбе, как к чему-то привычному и не стоящему внимания. Обидно. Обидно. Обидно. Обидно так, что хочется сбежать, но ноги никак не идут. — Я не могу, — проговорила я громче, голос предательски дрогнул, а по щекам вдруг начали катиться слёзы. Сначала тихо, почти незаметно. Потом сильнее. И вскоре я уже не могла сдерживаться. Всё, что накопилось, вырвалось наружу, захлёстывая меня с головой. Я закрыла лицо руками, пытаясь унять этот всхлип, не дать ему разорвать меня на части. Но всё было бесполезно. Я плакала — как маленькая, слабая девчонка, которая не видит выхода. Я не люблю плакать, не люблю плакать перед кем-то, показывать свою слабость. Он скорее всего думает что я плакса, но на самом деле это не так, оно само всё получается. Мне хочеться исчезнуть. Убежать. Но я просто сидела здесь, утопая в своём бессилии. Кирилл молчал. Я слышала, как он вздохнул, как потеребил что-то в кармане, а потом замер. И несколько минут он даже не шелохнулся, как будто этот мой срыв не имел к нему никакого отношения. Как будто я была пустым местом. Но вдруг я почувствовала, как его рука слегка коснулась моего плеча. — Эй, — тихо сказал он, его голос был непривычно мягким, почти усталым. — Перестань. Я не отреагировала. Плакала ещё сильнее, потому что этот его тон — чуть тёплый, чуть снисходительный — только усиливал всё. Он был как нож, который проникает глубже с каждым словом. Режет всё сильнее. — Алиса, хватит, — повторил Кирилл, а потом сделал что-то неожиданное. Он подтянул меня к себе и обнял. Сначала осторожно, словно боялся, что я оттолкну его. Потом крепче, прижимая к своей груди. Я замерла. Слёзы продолжали катиться, но теперь я просто молча лежала в его объятиях, не сопротивляясь. Мне похуй. Или же, я стараюсь верить что мне похуй. Хотя на самом деле, это не так. — Твои поцелуи как самый смертельный укус, — прошептала я сквозь рыдания, не понимая, зачем вообще говорю это. Особенно, учитывая тот факт что он меня не целовал. И даже на мой поцелуй — не решился отвечать. Он опять ничего не ответил. Только его рука медленно гладила меня по плечу, успокаивая, как успокаивают ребёнка. — Прости, — глухо проговорил он после долгой паузы. Я вздрогнула. За что он извиняется? За то, что так легко меня разбил? Или за то, что сейчас вот так держит меня и делает вид, будто ему не всё равно? — Почему ты такой? — выдохнула я, уткнувшись в его худи. — Почему ты не можешь просто отпустить меня? Чтобы меня уже спокойно, блять убили. — А ты хочешь, чтобы я отпустил? — его голос прозвучал тихо, почти без эмоций. Я не знала, что ответить. Хотела ли я? Или просто боялась того, что будет, если он действительно это сделает? Да. Я слабая и это факт. Делаю вид что я сильнее всех, но все это не так. Это все ложь. Фальшивая маска героя. — Нам пора, — сказал он вдруг, аккуратно убирая руки и отстраняясь. Я подняла голову и посмотрела на него сквозь пелену слёз. Его лицо было отстранённым, как будто того момента — этой его слабости — никогда и не было. Глаза были спокойные, почти пустые. Голубые, даже чуть серые. Красивые... такие. — Домой, — добавил он, вставая и протягивая мне руку. Я не стала спорить. Просто вложила свою ладонь в его, позволяя ему помочь мне подняться. Тело было тяжёлым, словно вся энергия покинула меня. Мы молча пошли обратно к машине. Кирилл не смотрел на меня, но его шаги были ровными и уверенными, как всегда. А я шла рядом, ощущая странное опустошение. Пусто. Все так пусто, что хочеться плакать. Но плакать ещё больше — нету сил. Когда мы сели в машину и тронулись с места, я смотрела в окно и не видела ничего. Мы снова молчали. Но теперь эта тишина была другой. Не холодной и равнодушной, а какой-то угасающей. Я чувствовала себя выжатой до последней капли. И несмотря на всё, что произошло, внутри меня было одно чувство — вина. Это всё неправильно. Я не должна была его целовать. Я не должна была влюбляться. Но я уже не могу отмотать всё назад. Я бессильна. Полность бессильна. Особенно перед ним.

***

Дорога домой тянулась, как бесконечная лента. Кирилл молчал, его взгляд был прикован к дороге, а я пыталась удержаться на грани бодрствования. Но получалось хуево. Веки тяжело опускались, и с каждым поворотом машины меня укачивало всё сильнее. Я чувствовала себя разбитой, пустой, но самое ужасное — мне было спокойно. Как будто слёзы, которые я выплакала в поле, вытянули из меня всё, даже тревогу. Кирилл не смотрел на меня ни разу за всё это время. И даже не пытался заговорить. Я почти уже привыкла к этому его равнодушию. Почти.

***

Не знаю, когда я уснула. Очнулась от ощущения тяжести в теле и странного тепла, что окутывало меня. Я медленно открыла глаза, а вокруг уже была ночь. В темноте я не сразу поняла, где нахожусь. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что я не в своей комнате, а на диване возле кухни. Пульс резко участился. Я села, осматриваясь вокруг. — Проснулась? — голос Кирилла был негромким, почти ленивым. Я повернула голову в сторону кухни. Он сидел за столом, спиной к свету. Вокруг него клубился едва заметный дымок от сигареты, а на столе стояла чашка — наверное, кофе. Курит в доме? Но его силуэт был тёмным и спокойным, как сама ночь. — Почему я здесь? — мой голос прозвучал настолько хрипло, что я сама чуть не испугалась. — Ты заснула в машине, — ответил он, не поднимая глаз. — Я не стал будить. Решил, что тебе так будет лучше. Лучше? Я посмотрела на этот диван, который ещё недавно казался мне чужим и жёстким. Здесь почти не пахло мной — только им. — Но… почему не у меня? — пробормотала я, начиная теребить рукав своей кофты. Кирилл наконец поднял взгляд. Его глаза, освещённые слабым светом из-под лампы, были странными — тёплыми и холодными одновременно. — Я тебя одну не могу оставить, — ответил он после паузы. — А ты слишком… беспокойно спишь. Я не сразу поняла, что он имеет в виду. Но потом в памяти всплыли обрывки сна — короткие и тревожные, как удары молнии. Наверное, я снова дёргалась или бормотала что-то. — Извини, — выдохнула я. Почему-то мне резко стало стыдно. Кирилл пожал плечами и затянулся сигаретой. Он не выглядел раздражённым, но и не показывал, что ему всё это важно. Просто сидел и молчал. — Я могла бы сама дойти в комнату, — пробормотала я, больше для себя, чем для него. — Могла бы, — спокойно согласился он. Я снова замолчала. Напряжение между нами всё ещё висело в воздухе, но оно было другим. Не ледяным и колким, как обычно, а немного размытым, усталым. Я смотрела на него и не могла понять, что на самом деле происходит. Почему он сидит здесь, рядом, не прячется в своей комнате, не исчезает, как делает всегда? Почему не выгнал меня на моё же место? — Кирилл, что с тобой? — вдруг сорвалось у меня. Я сама удивилась своей смелости. Кирилл чуть заметно улыбнулся, но улыбка была пустой. Такой, от которой внутри становилось ещё холоднее. — Со мной — ничего. Я бы лучше спросил, что у тебя с твоим состоянием, — сказал он, снова откидываясь на спинку стула, — Спи давай. — Не хочу, — быстро ответила я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. Он не ответил, но больше и не смотрел на меня. Только снова сделал затяжку, и комната наполнилась запахом дыма. — Кирилл, — выдохнула я. Его имя прозвучало как-то слишком мягко, слишком по-настоящему. Он поднял на меня взгляд, и в эту секунду мне захотелось спрятаться. Убежать. Потому что в его глазах снова появилось что-то тёплое, настоящее. И это было страшнее всего. Страшнее даже самого ужасного хоррора. — Дай покурить... пожалуйста, — в голосе уже чувствовалась какая-то напряжённая настойчивость, хоть он и жалко дрожит. Но Кирилл лишь небрежно потушил сигарету в пепельнице и поднял глаза, скользнув взглядом по мне. Он выглядел почти отстранённо, как будто моё желание — это всего лишь случайная капризность, которую он не собирался удовлетворять. — Ты же знаешь, что я не дам тебе сигарету, — сказал он без всякой эмоции. Его слова были мягкими, но твердыми, как приговор. Что-то внутри меня сжалось, но я всё равно пыталась понять, почему он отказал. Боже, ведь мне так нужно было. Пару дней без курения — конец для любого зависимого. Почему всё так сложно? Почему он не может хотя бы в этом поддержать меня? Я бы, наверное, даже была благодарна за этот маленький жест. Но вместо этого его глаза смотрели на меня, не пытаясь ни утешить, ни понять, словно я вообще ничего не просила. Я замолчала, опустив глаза. Сейчас, тот момент, когда твоё собственное желание становится лишним, просто потому, что кто-то другой решает за тебя. Я чувствовала, как снова опускаюсь в пустоту, в ту самую туманную, безвыходную бездну. Даже сигарета — такая маленькая радость — теперь казалась невозможной. Молчание снова заполнило комнату, а я, кажется, окончательно поняла: мне не удастся выбраться. Не отсюда, не из этого состояния. И это было хуже всего. Кирилл прав. Прав во всем. — Тебе надо отдохнуть — произнёс он, глядя прямо на меня. Я молча кивнула и снова легла на диван, отворачиваясь к спинке. Но сон не приходил. Я лежала, слушая его дыхание, иногда — тихий скрип стула или стук пальцев по чашке. И даже если Кирилл был рядом, меня снова охватило это чувство одиночества, как в том поле. Почему он такой? Тишина висела в воздухе ещё долго. А потом я услышала, как Кирилл тихо встаёт и выходит из кухни. Только тогда я позволила себе закрыть глаза.