Дружба с оговорками

Хэ Сюань полностью ушёл в свою работу. Редко когда он позволял себе спокойные минуты прогулки по саду, ведь когда его голова была свободна от мыслей о его божественных обязанностях, в ней начинали роиться тяжёлые мысли. Хэ думал о Цинсюане. Хэ думал о Преподобном пустых слов. Хэ думал о том, как его присутствие портит всем жизнь. Хэ думал о том, что именно он был виновен в смерти своих близких — он и его злой рок. Хэ думал о том, как больно сделал Цинсюаню. Он думал и о том, что иначе не мог. Он поступил правильно. Ведь иначе бы этот рок постиг и Цинсюаня. И плевать, что юноше больно — поболит и пройдет. И плевать, что Хэ больно — он уже привык жить с этой болью. Нет, о таком Хэ не позволял себе думать слишком много. Поэтому он всеми силами находил себе различные занятия, но спустя две недели он поймал себя на том, что начинает думать о Цинсюане даже во время медитаций. Естественно, он тут же бросил это дело. Больше не медитировал, поспешил заполнить свою голову иными мыслями. Обращался к документам, но они все уже были сделаны. Тогда Хэ ничего не осталось, как слушать молитвы. В конце концов, он решил пойти спать пораньше. Заснуть, однако, он долго не мог: переворачивался с боку на бок, никак не мог лечь удобно. В какой-то момент Хэ даже показалось, что этой ночью ему здоровый сон не светит, но в итоге он сам и не заметил, в какой именно момент провалился в глубокий сон. И всё же в одном Хэ оказался прав. Здоровый сон его сегодня явно обошёл стороной. Потому что в тот момент, когда Сюань наконец-то заснул, младший чиновник дворца Повелителя Вод открыл дверь и переступил порог. Цинсюань не способен был продвигаться быстро: его шаг был медленным, нетвёрдым, и его пошатало из стороны в сторону. Ему было сложно ступать, особенно учитывая то, что приходилось ориентироваться в темноте. Зажечь огонёк в руке и облегчить себе путь юноша не догадался. Наконец, младший Ши добрался до личной комнаты бога литературы, а затем с шестой попытки открыл дверь. — Вот так… — пробормотал Цинсюань, медленно закрывая за собой дверь, затем осматриваясь. Заметив кровать, юноша выдохнул, кивнул собственным мыслям и сделал первый шаг. Через несколько добрых минут, юноша запутался в собственных ногах. Ему повезло, что он был рядом с кроватью Хэ, а вот Сюаню не повезло: на него рухнул младший чиновник. Что именно ему снилось, Хэ сказать не мог, но ощущал непреодолимую тревогу, а когда чья-то тушка упала на него, то он проснулся мгновенно, готовый дать отпор любому. Он уже даже призывал Чёрные Воды, но они так и замерли смертельно опасной лентой над головой Цинсюаня, словно мрачное облако, когда до Хэ наконец-то дошло, кто перед ним. Младший чиновник Цинсюань. Лежал он себе спокойно, совершенно нагло, и что-то упрямо бормотал про поговорить. Но это полбеды. Настоящая беда была в том, что от юноши так несло алкоголем, что Хэ казалось, что ещё немного и он начнет задыхаться. — Мы поговорим, — алкоголь дал силы, и Ши Цинсюань даже не особо контролировал свои действия, делая то, что судя по всему отчаянно хотел, но не мог из-за правил. — Мы поговорим. Я так решил! Едва заметным движением Сюань отправил Чёрные Воды обратно в чернильницу, попытался пошевелиться, но Цинсюань, несмотря на своё худощавое телосложение, оказался довольно тяжёлым да и сильным. Может быть, то под действием вина или отчаяния, но Хэ ощутил, что выберется он из-под Цинсюаня самостоятельно только в том случае, если действительно начнет сильно толкать юношу. — Хорошо, хорошо, — растерянно сказал Хэ. Последний раз он лежал с кем-то в кровати неимоверно давно. Когда ещё сестра была маленькой и боялась ночных кошмаров. — Давай ты слезешь с меня, и мы поговорим. Столько, сколько ты захочешь, и о том, о чём ты захочешь. Ладно? — Только не смотри на меня так презрительно, как тогда! — то, что Цинсюань не сказал бы никогда, с лёгкостью сорвалось с языка, когда алкоголь затмевал разум. — Что? — удивленно выдохнул Хэ, когда Цинсюань заговорил о презрении. Никогда Хэ не презирал его, никогда на него не смотрел сверху вниз… С чего юноша такое вообще взял? Ши Цинсюань даже сейчас не мог с уверенностью сказать: был ли тогда такой взгляд или ему почудилось, или воображение само нарисовало презрение и брезгливость. Юноша продолжал лежать, вдавливая в матрас Хэ Сюаня. Голос у Хэ сейчас был мягкий, ласковый. По Цинсюаню он скучал, это несомненно. Как юноша пробрался в Холодные Росы — это Хэ сейчас не волновало, хотя завтра утром он обязательно это выяснит и устранит это недоразумение. Всё же ему хотелось, чтобы его дворец был настолько неприступным, насколько возможно. Но сейчас Хэ это не так уж сильно волновало. Его волновал Цинсюань. За завесой опьянения он видел обжигающее отчаяние, поэтому не смел гнать юношу прочь, хотя прекрасно понимал, что видится им нельзя. Или же Хэ просто идёт на поводу своих чувств, отчаянно желая провести время с Цинсюанем? — И мы поговорим! — казалось, младший чиновник даже не заметил того, что лучший друг согласен. — Поговорим… Хэ молчал. Терпел. Ждал. Цинсюань едва ли его слышал, но Сюань терпеливо слушал его лепетание, не смея торопить или перебрвать. Юноша пьяный, а потому лучше дать ему выговориться, самому же быть осторожным, дабы не спугнуть и не обидеть его. — Ох, — очередная попытка сесть оказалась тщетной, и Хэ вздохнул. Смирился и осталсся лежать под Цинсюанем. — О чём ты хочешь поговорить? Цинсюань всё ещё продолжал лежать на Хэ, казалось, совершенно не воспринимая слова Сюаня: Цинсюань на своей волне, он действует по понятным только ему принципам и мотивам. В какой-то момент Хэ даже подумал, что юноша никуда с него и не слезет, а потому уже начал задумываться, не обнять ли ему Цинсюаня, чтобы успокоить его расшатанные нервы. А нервы у него расшатанные, это Хэ видит сразу. И не только потому, что Цинсюань напился и ворвался среди ночи к Хэ во дворец, но и потому, сколько мольбы и отчаяния Хэ слышит в его голосе. Может, потому в голове Хэ и не возникла мысль взять юношу в охапку и отнести во дворец, пресекая всякое общение. Ши Цинсюань лежал несколько минут, вслушивался в голос лучшего друга, а затем перекатился к краю, упал с кровати на пол, с третьей попытки сел, а потом встал, отошёл. Хэ хотел спросить о многом, но вместо этого лишь нервно подскочил, принимая сидячее положение, когда Цинсюань скатился и упал с кровати. Но и спросить, в порядке ли он, Хэ не успел, ведь Цинсюань мгновенно вскочил на ноги — удивительно резво для пьяного, и начал нервно расхаживать по комнате взад-вперед, словно дикий зверь, запертый в клетке. — Он вернулся, вернулся, вернулся! — Ши Цинсюань был напуган. Отчаяние прорывалось даже сквозь алкоголь, но рядом был лучший друг. Относительно рядом. Младший чиновник нервно ходил по комнате, кусал ногти, а затем, развернувшись на пятках, посмотрел на Хэ Сюаня. — Ты мой лучший друг! И замолчи! Не отказывайся! Я знаю, что ты не хочешь меня видеть! Знаю! — сорвался Цинсюань. — Знаю, что ты не хочешь со мной дружить… но ты мой лучший друг… Хэ Сюань, я знаю, что я трус. Знаю. И я знаю, что не заслуживаю такого друга, как ты. Ты хороший, замечательный… А я… я… я даже преследую тебя… Но я так больше не могу. Хэ Сюань… пожалуйста… можешь сделать вид, можешь потерпеть моё общество… Немного. Только бы найти способ, чтобы ты не слышал больше предсказаний в свою сторону… Хэ молчал. Сидел на кровати, смотрел на юношу, слушал и наблюдал. Речь его была едва ли логически связанной, но Хэ отчаянно пытался сложить этот пазл в картинку. Но чем больше Хэ слушал, чем больше выстраивал эту картинку, тем больше не понимал. Кто вернулся? И почему предсказания, говорил Цинсюань, предназначены Хэ? Они же про Цинсюань! В конце концов, Хэ не выдержал. Больно ему было смотреть на юношу, который в темноте комнаты сходил с ума от отчаяния и боли. Шурша ночной одеждой, Хэ поднялся и ловко поймал Цинсюаня за плечи, останавливая его бесконечное хождение. — Кто вернулся? — спросил Хэ, заглядывая в лицо Цинсюаня. — Почему ты говоришь о том, что предсказание было обо мне? Не могло оно быть о Хэ, не могло! Преподобный Пустых Слов преследовал Хэ, а значит и предсказание было о его друге, о Цинсюане, а не о самом Хэ. Цинсюань был на взводе. Он, казалось, дрожал. Или дрожал сам Хэ. Не важно. Важно лишь то, что Хэ знал, что не выпустит Цинсюань из своих объятий, пока он не успокоится, а сам Хэ не разберётся, что к чему. Хэ поймал лицо Цинсюаня в свои ладони и обречённо закачал головой. — Ты не прав. Ты чудесный человек. Добрый, чистый, искренний. Ты заслуживаешь куда больше, чем думаешь. И уж тем более ты заслуживаешь кого-то лучше, чем я. Никогда — слышишь? — никогда не смей думать, что кто-то лучше тебя. Хэ вгляделся в лицо Цинсюаня, пытаясь понять, уловил ли он его слова, но в светлых глазах юноши он не увидел ничего, кроме боли, страха и отчаяния. И пьяной дымки. Вздохнув, Хэ вновь опустил ладони на плечи Цинсюаня, но на этот раз не просто держал, а притягивал к себе. Обнимал. И маленьким шажками подвёл к кровати. Сел вместе с Цинсюанем, всё ещё держа его в кольце рук и не позволяя сопротивляться. Хотелось Хэ сказать, что всё в порядке, что бояться нечего, что он, Сюань, рядом и что он никому в обиду Цинсюаня не даст. Да только язык у него сказать это не поворачивался: сам ведь и обидел Цинсюаня. — Расскажи, что вообще происходит, — попросил Хэ. Он всё ещё прижимал Цинсюаня к себе, теперь ещё и поглаживая по спине. — Я, кажется, совсем ничего не понимаю. Три эмоции взяли под контроль разум Ши Цинсюаня, а алкоголь, придавший смелости и позволивший нарушить все рамки приличия, лишь бы поговорить с тем, кого продолжал считать своим лучшим другом, всё усугублял. Разум Ши Цинсюаня метался, словно раненый зверь, мысли путались, и он не мог найти себе места. Он то ловил себя на мысли, что ему следует вернуться во дворец старшего брата, то хотел броситься на Хэ, обнять, не отпускать и молить, молить, молить. Ши Цинсюань настолько поддался страху и отчаянию, что был не способен даже говорить связно. Мысли путались. Он не мог найти себе места и остановился лишь тогда, когда Хэ Сюань поймал за плечи, притянул к себе и не отпустил. Он слушал голос друга, вслушивался в слова и не мог соотнести с собой. Но при этом позволил увести себя в сторону кровати, хотя и пытался отойти в сторону (только вот Хэ не дал, объятия были осторожные, но крепкие, словно замок). Ши был вынужден сесть, но Хэ Сюань рядом, не отпускал, и, когда бог начал гладить по спине, дрожь медленно отпустила Ши Цинсюаня. Вот только разум продолжал метаться, и Ши Цинсюань путал два времени. События переплетались, а прошедшее становилось частью настоящего. — Хэ Сюань, — юноша сглотнул, уткнулся лбом в плечо лучшего друга, затем поднял голову, посмотрел на Хэ и порывался было встать, чтобы вновь ходить. Хэ не позволил. Пришлось продолжать сидеть. — Я спустился в мир людей. Я хотел дойти до Богучжэнь. Я услышал голос… он нашёл меня. Как тогда. Я нёс еду брату, ведь он голоден… у него так много дел, и он голоден… Я не смог от него сбежать тогда… он был рядом. Его шёпот не давал заснуть… а потом я… я спустился в мир людей и вновь услышал тот самый голос… Пытался убедить себя, что ничего не слышу… пытался… разбил ладони… а потом мы спустились вдвоём, и я вновь услышал тот же голос, и он предсказал тебе настолько ужасную участь… Я понимаю, почему ты не хочешь со мной дружить… но пожалуйста… Немного побудь еще моим другом… Голос вновь меня потеряет… обязательно потеряет. Ши нервно вздрогнул. Вновь порывался было встать с кровати. Ему было не усидеть на одном месте. Его гнал страх. — Он тебя из-за меня проклял! Понимаешь? И я не знаю… не знаю… почему допустил такое. Я слышал его голос, слышал, но все равно позвал тебя выпить вина… И ты услышал проклятие… Я думал, что это не отпугнуло тебя, а потом ты закрыл дверь, и я понял, насколько безответственно поступил! Только сегодня понял… после второй бутылки… Цинсюань был на нервах. Алкоголь, казалось, его вовсе не расслабил, а даже совсем наоборот: от алкоголя переживания лишь усилились, страх и отчаяние обострились, а боль затопила его разум. Цинсюань то и дело порывался встать с кровати, но Хэ не позволял: обнимал его пусть и нежно и аккуратно, но крепко. Его объятия всё равно что железные цепи: из них не выбраться. Хэ держал Цинсюаня в кольце своих рук, принуждая быть рядом, принуждая успокоиться, принуждая говорить прямо в лицо. И Цинсюань говорил. Но Хэ едва ли от этого становилось понятнее. Цинсюань, казалось, нёс какой-то бред. Какая-то еда для брата, который голоден. Но ведь его брат тоже младший небесный чиновник, он не нуждается в еде. На первый взгляд всё то, о чём говорил Цинсюань, — полная чушь. Но Хэ поймал каждое слово, пытаясь понять то, что, казалось, понять просто невозможно. И он понимал. Пазл медленно неуверенно складывался в его голове. Хэ вдруг осознал, что Цинсюань говорит о своих прошлых встречах с Преподобным Пустых Слов — говорит о каких-то встречах, возможно, из земного прошлого, и говорит о той, что была до того, как Преподобный Пустых Слов сообщил своё мрачное предсказание о Цинсюане. Нет. Стоп. Получается… если Преподобный Пустых Слов преследовал не Хэ, а Цинсюаня… то и предсказание было не о Цинсюане, а о Хэ! Хэ прошиб холод. Цинсюань с одной стороны кричал ему, что из-за него, из-за юноши, Преподобный Пустых Слов проклял Хэ, а с другой стороны Хэ вдруг понял: Кроме того раза, когда он был с Цинсюанем на земле, он не слышал Преподобного Пустых Слов. Не слышал ни до, ни после, хотя на землю спускался. И если бы этот Преподобный Пустых Слов был настолько силен, чтобы пристать к богу, то одним мрачным предсказанием дело бы не ограничилось. Значит, получается, Цинсюань тоже жертва Пустослова? Хэ молчал, даже не моргал. Ему надо было время, чтобы осознать, как на самом деле выглядит ситуация. Ему надо было время, чтобы понять, что он совершенно зря оттолкнул от себя Цинсюаня, даже более: он оставил его один на один с Преподобным Пустых Слов, заставив думать, что из-за этого глупого предсказания Хэ не желает с ним общаться. Какой же он недальновидный, невнимательный дурак… Надо было сразу всё это увидеть! Надо было сразу всё прояснить, а не трястись от страха! Но разве можно было не потерять голову, когда жизнь дорого человека была в опасности, и неважно, мнимой или реальной? — Всё, тсс, тихо, — Хэ крепче сжал Цинсюаня в объятиях и двинулся ближе к центру кровати, затягивая за собой и юношу. Теперь Хэ с ногами был на кровати и облокотился спиной о подушку. И Цинсюань тоже. Может быть, хотя бы так юноша немного успокоится и перестанет пытаться вскочить на ноги? — Ничего ты не понимаешь, — устало сказал Хэ, притягивая Цинсюаня к своей груди. — И я тоже не понимал. Теперь понял. Странный порыв нежности накатил на Хэ, заставляя его ощущать желание ласково поцеловать юношу в лоб или в волосы. Но Сюань сдержался. — Прости меня, — вместо этого тихо прошептал Хэ, склоняя голову. Он гладил Цинсюаня по спине. — То, что я сказал тогда… это неправда. Это ложь. Я думал, так будет лучше. Но я ошибался. Прости. Хэ прикрыл глаза и тихо выдохнул. Он понятия не имел, вспомнит ли на утро Цинсюань этот разговор, но даже если нет… то утром Хэ расспросит юношу обо всём подробнее. И вновь принесет свои извинения. Ему теперь только и остаётся, что надеяться на великодушное Цинсюаня и его прощение. Хэ Сюань. Он рядом. Несмотря на то, что юноша полностью это осознавал, что рядом с ним его лучший друг, алкогольный дурман не давал ему усидеть спокойно, усиливая также и то, что ему было настолько беспокойно, что он не мог усидеть на одном месте. Но Хэ Сюань рядом. Беспокойство рядом с ним не затихало, но лучший друг мог сдержать его. На удивление. Даже старший брат не всегда мог успокоить Ши Цинсюаня, особенно после того, как мальчишка практически сошёл с ума. — Пустослов, он… он… он… — тихо твердил младший чиновник, вновь порываясь встать на ноги, но Хэ Сюань в очередной раз удержал, а затем затянул на кровать, продолжая успокаивать. Голова младшего чиновника теперь покоилась на груди Хэ Сюаня. — Мне было… я думал… он шепчет. Его шепот проникает в разум, преследует… Иногда мне кажется, что я слышу его здесь, но в такие моменты заставляю себя застыть, и оказывается, что мне просто почудилось. Алкоголь приоткрыл перед Хэ Сюанем ту часть Ши Цинсюаня, которую юноша в себе всячески пытался задавить: разум младшего Ши был надломлен Пустословом. Повелитель Вод прекрасно это знал, как знал и то, что однажды Цинсюань уже был на грани и однажды старший брат едва не потерял младшего. Хэ Сюань не затыкал Цинсюаня, не пытался заставить его замолчать или подавить в себе волнение. Нет, вовсе нет. Хэ покорно слушал все то, что говорит Цинсюань, какой бы несвязанной ни была его речь, и не пытался заставить его взять себя в руки или подавить эмоции. По себе Хэ знал, что если держать в себе эмоции, то в итоге они вырваутся и произойдёт настоящий эмоциональный взрыв, катастрофа. Возможно, прямо сейчас что-то такое и происходило. Цинсюань был на грани, и Хэ позволял ему изливать эмоции, лишь обнимал, держал крепко, не позволяя упасть в пропасть. Он прижимал его к себе, замечая, что Цинсюань уже больше не пытается подняться, он даже не дёргается, а просто лежит, прижавшись всем телом к Хэ да положив голову ему на грудь, используя его вместо подушки. Хэ позволял Цинсюаню выговориться, чтобы излить всё, что у него на душе, и избавиться от этого негатива: страха и отчаяния. Хэ не пресекал его речи, слушал да гладил по спине. — Всё в порядке, всё в порядке, — прошептал Хэ. — Здесь он тебе не страшен. Здесь он тебя не настигнет. Здесь ты в безопасности. — Хэ Сюань… мы должны поговорить. Прошу тебя… просто пойми. Чтобы ты не говорил, ты мой лучший друг. Ты просто запомни это, и, пожалуйста, поверь мне. Я постараюсь найти способ… чтобы проклятие тебя не коснулось. Постараюсь! Ты только поверь мне… и дай мне шанс. Пожалуйста… Хэ больно было смотреть на Цинсюаня. Всегда такой радостный и лёгкий на подъём юноша сейчас предстал перед ним испуганным комочком, отчаянно нуждающимся хотя бы в ком-то. Не сломанный ещё, но надломленный до основания — Хэ страшно было думать о том, что он и сам, не ведая, приложил руку к тому, чтобы увеличить эту трещину в его душе. Цинсюань, казалось, совсем не слышал слов Хэ. Конечно, то есть слышал, но не слушал совсем. Он всё твердил о своём, не замечая, что Хэ не только не выгоняет его, но и укладывает рядом с собой, и качает, и извиняется. — Я уже понял. И запомнил, — мягким тоном в попытке успокоить беспокойство Цинсюаня сказал Хэ. — Тебе не о чём беспокоится. Я бог, — как странно звучала эта фраза! Хэ ещё не привык. — Я бог, и демон не сунется ко мне: он передо мне бессилен. Так что всё в порядке, проблемы нет. Хэ и не заметил, как второй рукой нашёл ладонь Цинсюаня и накрыл его своей. — Мы уже поговорили, — напоминил он. — И всё выяснили. Но мы можешь поговорить ещё. О чем ты хочешь поговорить? Рядом с Хэ Сюанем было настолько спокойно, что Ши осознал: ему не хватало дружбы. Ему не хватало этого знания, что в любой момент он может прийти к Хэ Сюаню, если тот в Небесной Столице и если не занят, а самого младшего чиновника не прогонят. — Когда мы спустились, ты тоже был богом. Но я услышал шёпот… — сказал Цинсюань, стараясь не думать о том, что голос может появиться в спальне Хэ Сюаня. А когда допустил такую мысль, то испугался, что услышал зловещий шёпот. Он вздрогнул, приподнял голову, вслушиваясь в темноту. Хэ сдержал вздох. Да, когда они спустились, они слышали шепот, несмотря на то что Хэ был богом. Демон, пусть и не посмел привязаться к богу, но посмел пугать в его присутствии. Эту логику Хэ пока что не понимал, но ведь он и не рылся в архивах по этому поводу — очевидно, было что-то, чего он не знал о Преподобном Пустых Слов. Хотел бы Хэ сейчас ответить Цинсюаню, да только и слова не произнес, ведь юноша мягко заткнул его, поднося палец к губам. — Тс-с-с-с… — приложил палец к губам Хэ Сюаня. И Хэ послушался. Повёлся на эту пьяную выходку, снисходительно потакая прихотям Цинсюаня. Даже сам невольно прислушался, но не услышал ровным счетом ничего, кроме как своего дыхания да бешённого сердцебиения Цинсюаня. Прошло не больше минуты, прежде чем младший чиновник убирал палец от рта лучшего друга, а сам вновь лёг. — Его здесь нет. Я на миг подумал, что он здесь. — Сюда демон не посмеет сунуться, — только и сказал он, когда Цинсюань вновь позволяет нарушить тишину. Да продолжил гладить его по спине. Ши боялся. И даже не вспомнил слова Ши Уду: пока он в Небесной Столице, никакой демон сюда не явится. Так почему он вдруг так испугался, что не подумал? В итоге Ши поморщился и вынужден был признать: — Я испугался. И не подумал. Прогресс был на лицо, как считал Хэ. Цинсюань больше не дёргался, не спешил метаться, не порывался встать. Он спокойно лежал на груди Хэ — пьяный, испуганный, надломленный. Всё, что напоминало о его вспышке отчаяния, это его пьяные речи, полные страха и боли, да ладонь, которая крепко сжимала руку Хэ, словно держала Сюаня, не позволяя ему сбежать. Ши Цинсюань вновь лёг, его голова покоилась на груди Хэ Сюаня, и от этого ему было легче. Он не дрожал, не порывался встать, а страх выражался лишь в ладони, что сжимала судорожно, да быстром пульсе. Ши Цинсюань никогда раньше не напивался настолько сильно, что разум отключался. Иначе он никогда бы не позволил себе явиться во дворец Холодных Рос с мечтой вернуть друга хотя бы на время. Иначе он никогда бы не позволил себе то, что говорил и делал. — Хэ Сюань, я просто хочу добавить… мне с тобой… я просто хочу сказать. Я научусь держать себя в руках. Мой брат давно твердит это. Просто, понимаешь, мне казалось, что если я постучусь, ты не откроешь, и я нашёл способ. Но выпил, чтобы решиться. Я сегодня спустился в мир людей… Вообще-то должен был тренироваться, но решил, что заслужил отдых. И потому пошёл в мир людей… Я же тебя не разочаровал? Ты, наверное, не думал, что я настолько слабый. Хэ слушал. Не перебивал. Давал выговориться. За руку тоже крепко держал, да всё ещё поглаживал по спине. На пьяные речи Цинсюаня Хэ хотел бы сказать многое. Каждое предложение, где Цинсюань принижает себя, он мог бы оспорить. Каждое слово он мог бы объяснить. Но он не делал этого, ощущая, что это лишнее. Лишь разволнует Цинсюаня сильнее, и не факт, что то принес пользу, ведь Хэ даже не был уверен, будет ли утром Цинсюань помнить их разговор. Поэтому Хэ обошёлся лишь тем, что потянулся за покрывалом и укутал в него Цинсюаня. — Не разочаровал, — кратко сообщил Хэ. Он заботливо укрыл юношу, беспокоясь о том, чтобы не было зазоров между кроватью и одеялом, а потом принял исходную позу, вновь становясь подушкой Цинсюаня. И вновь накрывая его ладонь своей. Хэ молчал, лишь поглаживает юношу по спине, и спустя пару минут в наступившей тишине услышал уже спокойное дыхание. Цинсюань заснул.