Дружба с оговорками

Следующие несколько дней Хэ упорно изучал различные техники создания духовных артефактов, просматривал документальные записи, описи духовных оружий и их достоинства и недостатки. Он долго мучался с выбором: ему хотелось что-то небольшое, но действенное. Ему хотелось что-то многофункциональное, чтобы он мог и в бой с этим идти, и иные дела выполнять. Не веер, не шляпа, не меч, не лук… взгляд Хэ упал на стол. Кисть, бумага, тушь, печать… Что-то из этого? Из кистей и свитков ничего не выйдет. Это Хэ знал благодаря Цинсюаню. Остаётся рассмотреть тушь да печать. И тут Хэ озарило. А что если?.. Духовное оружие он сделал лёгким и практичным. И эффективным. Закончил поздней ночью, а потому не поспешил к Линвэнь, а поспешил в постель. Но и там он долго не задержался. Кажется, он едва ли положил голову на подушку, как услышал голос у ворот. Нехотя встад и выглянул в окно через шторы, не спеша спустился вниз. И увидел там фигуру. Что ж, не послышалось. Двери открылись. На пороге стоял сонный Хэ. Волосы были растрепаны, да и одежда домашняя, не для выхода в свет. Он даже не переоделся. Однако сон как по волшебству сняло, когда он увидел яркую улыбку на лице у Цинсюаня. Хэ Сюань посмотрел на Цинсюаня тяжёлым взглядом — ещё бы! Он лег поздно, а его разбудили ещё до того, как солнце встало. И почему? Для этого явно должна была быть веская причина, но раз Цинсаюнь так ярко улыбался, то едва ли это что-то действительно серьёзное. Он-то думал, что что-то срочное, беда какая, но какая тут беда, когда на лице у юноши такая улыбка! — Что-то случилось? — всё же спросил Хэ. — Потому что иначе я не вижу ни одной причины заявляться ко мне посреди ночи. — Друг, это тебе! — Ши Цинсюань наконец-то протянул свиток. — Я написал про всех. Про каждого. Здесь все-все-все имена: как богов, так и первых помощников. Какие знал пароли, те написал. — Мы не друзья, — холодно произнёс Хэ Сюань. Ши лишь сейчас обратил внимание на то, что улица пустынна, а небо только начинает светлеть. Практически рассвет. — Я… слишком рано, да? Хэ Сюань, не сердись только! Я о времени не подумал, поспешил к тебе. Вот беда… надо было подумать… Цинсюань протянул свиток, а Хэ недоуменно изогнул одну бровь. Не двинулся. Потом всё же взял свиток и открыл его, просмотрел, попутно слушая болтовню Цинсюаня. И чем больше, тем удивительнее. Хэ, конечно, помнил обещание Цинсюаня сделать этот список, но он был уверен, что это пустые слова, что Цинсюань уже давно всё позабыл — не только об этом свитке со списком, но и и самом Хэ. Но только вот Цинсюань сейчас был здесь и вручил ему список. Хэ оторвал взгляд от свитка и посмотрел на Цинсюаня. Он и сам выглядел уставшим, словно пару ночей не спал. Одежда на нём была всё та же, на руках были заметны следы от чернил, да и волосы у него были растрепаны. Юноша выглядел так, словно ему нужен был отдых. И немного заботы. Хэ вздохнул и спрятал список за пояс. — Я думал, что ты забыл, — он не стал уточнять: забыл о списке или забыл о Сюане. — Спасибо. Младший Ши был растерян. Осознание, что он явился бессовестно рано, практически накрыло с головой, и теперь он даже был не особенно рад, что закончил свиток. Наверное, надо было отнестись серьёзнее, не спешить, не торопиться, подумать как следует. Разве не об этом ему постоянно твердит Уду? Думай, прежде чем поступать. Думай! Ши покачал головой, отмахиваясь от ненужных мыслей, от того, что только что совершил очередную ошибку, от того, что не подумал, от того, что невольно разбудил друга и заставил сейчас стоять на улице вместо того, чтобы видеть сны. Цинсюань нервничал. Несколько раз пожимал плечами, а затем сжал кулаки, когда Хэ Сюань развернул свиток. Ему хотелось подойти к другу, заглянуть в свиток и убедиться, что всё идеально. Но Ши заставил себя остаётся на месте. Даже молчал, пока Сюань пробегался глазами по написанному. Но, наконец, свиток свёрнут и спрятан за пояс. Младший чиновник выдохнул, лучезарно улыбнулся и поспешно заговорил: — Забыть о тебе?! Ты, наверное, шутишь! Я не мог забыть о друге! — с уверенностью сообщил Цинсюань и привычно, не дожидаясь ответа, продолжил говорить. — Мне потребовалось некоторое время, чтобы написать свиток. Тот, что у тебя в руках, седьмой вариант. Если есть помарки, кляксы или где-то я написал слишком неразборчиво или тебе что-то будет непонятно, или потребуется дополнительная информация, то обязательно скажи мне! Я всё подготовлю и принесу восьмой вариант. Или девятый. Или десятый. Или одиннадцатый. Смотря, сколько раз буду переписывать. Но знаешь, это ничего! Главное: я смог подготовить для тебя этот список! Подумать только: он писал этот свиток семь раз! Хэ едва ли мог понять, почему. Почему он так старался для него, совершенного незнакомца? И даже после таких трудов Цинсюань был готов принять критику и ещё несколько раз переделывать свиток. Сюань совершенно не понимал, что же движет этим юношей. Почему вместо того, чтобы спать и отдыхать после рабочего дня, он садился за стол и составлял этот список? — Меня этот вполне устраивает, — добавил Хэ, желая успокоить Цинсюаня и прервать его бесконечный поток слов. — Мы не друзья, — даже немного устало повторил Хэ. В какой раз? Второй раз за минуту, но Цинсюань, казалось, его вовсе не слышал и лишь тараторил о своём. Или наоборот — слышал слишком хорошо, а потому из него и лился такой поток слов и обещаний? Несколько секунд Хэ стоял и смотрел на Цинсюаня, словно бы чего-то от него ждал, а потом сказал: — И чего ты стоишь? Заходи, раз уж пришел, — Хэ развернулся и зашел во дворец, но шагал не спеша, оборачиваясь, чтобы посмотреть, следует ли за ним Цинсюань. Ши Цинсюань вновь лучезарно улыбнулся. Он действительно был счастлив, и ему ужасно хотелось обнять друга, но он продолжал стоять практически ровненько, всматривался в лицо Хэ Сюаня, а затем простодушно обронил фразу: — Я успел соскучиться по нашему общению, — кивнул юноша, а затем уверенно сделал шаг вперёд, особенно когда Хэ уточнил, почему же Ши продолжал стоять. — Правда можно зайти? Спасибо! Я рад составить тебе компанию. Очень рад! Ты ведь не сильно сердишься, что я тебя поднял с кровати? Я постараюсь так больше не поступать! Просто закончил свиток и не подумал. То-то я никого не встретил, пока до тебя добирался! Ши всё же переступил порог. Глупо было отказываться от лучшего подарка: приглашения. И уверенность в том, что теперь они друзья, подтвердилась. Потому юноша шел следом, осматривался и уже для себя принял решение: чаще составлять компанию Сюаню. Слишком уж пустынно здесь было по сравнению с дворцом старшего брата, где слуг бегало достаточно много. — Голоден? — Да-да, буду рад составить тебе компанию! — согластлся Цинсюань. — Хэ Сюань, я в следующий раз принесу тебе вино. Из моего любимого городка. Ты извини, я сегодня без подарка. Но в следующий раз, обязательно что-нибудь принесу! — свиток с информацией по богам и их помощникам не может быть подарком. — Или мне сейчас сбегать за вином? Я могу! Только скажи! Цинсюань лишь набирал обороты. Он говорил и говорил: и про приглашение, и про ранний час, и при свиток, и про вино… У Хэ от такого натиска пухла голова и чуть ли не болеть начинала: он чувствовал, что уже находится на грани. — Так, стоп. Помолчи. Тихо, — Хэ не приказывал, но тон у его голоса был строгий, такой едва ли можно не послушаться. Хэ остановился и обернулся: посмотрел на юношу пристально и нахмурился. Молчал. Почему Цинсюань так отчаянно пытался помочь со свитком? Почему так удивился приглашению? Почему так беспокоился о том, сердится ли Хэ? Почему заваливал его словами? Почему обещал вино в качестве подарка? Почему предлагал прямо сейчас сбегать за вином, хотя час такой ранний, да и сам Цинсюань явно провел бессонную ночь? Почему он так отчаянно старался угодить Хэ? Сюань это совершенно не понимал, но очень пытался понять. Он всматривался в лицо Цинсюаня, ища ответ. Взгляд у юноши был светлый и добрый, а улыбка — наивная и неловкая. Хэ вдруг вспомнил, что у этого юноши совсем нет друзей. По крайней мере, он сам так сказал. Не то, чтобы Хэ обвинял его во лжи, но тогда он решил, что Цинсюань преувеличил. Однако сейчас… сейчас это могло бы всё объяснить. Цинсюань так отчаянно жаждал дружбы, что был готов на всё, лишь бы его приняли и не отвергли. И пусть Хэ четко обозначал, что они не друзья, но он, наверное, один из немногих небожителей, если не единственный, кто не прогонял Цинсюаня в такой ранний час, а приглашал его поесть. — Ты… успокойся. Тебе не надо исполнять каждую мою прихоть и желание: я тебя не прогоню, — Хэ говорил мягко и медленно, словно пытался приручить этого гиперактивного юношу. — И тебе нет нужды вести со мной себя так, словно ты находишься под моим начальством, — добавил Хэ. Всё же начальник у Цинсюаня явно заносчивый, так что вполне возможно, что такая услужливая и торопливая манера поведения как раз продиктована тем, что она наиболее подходящая в работе с Ши Уду? — Успокоился? Тогда теперь скажи, что ты любишь есть, — Хэ проводил Цинсюаня в пустынную столовую и заглянул в закрома. Из готового был только рис с овощами. Но даже при виде этого живот у Хэ болезненно скручивался. Как же он был голоден! — Мы друзья, — с улыбкой упрямо повторил Цинсюань. — Я и не воспринимаю тебя начальником. — И я всеядный. То есть совсем. Нет, я не ем камни, дерево и листья, ем только съедобное. Хэ достал рис с овощами и разложил в две тарелки, поставил на стол, а потом заварил чай. — О, а ес… — и Цинсюань замер, смотря с улыбкой на тарелку с рисом и овощами. Широко улыбнулся, словно Хэ поставил на стол нечто грандиозное. — Люблю рис! Ешь хорошо! Ши не любил желать приятного аппетита. Зачем, если можно предложить просто хорошо поесть? Так интереснее. Пожелания у Цинсюаня перед едой странные, но Хэ даже не удивился. Юноша ведь сам по себе странный. Слишком чистый, слишком дружелюбный, слишком тёплый в этом циничном чужом и холодном мире небожителей, где Хэ едва ли ощущал себя своим. Да и как он может быть здесь своим, если каждый, кроме Цинсюаня, не принимал его? Иногда Хэ казалось, что стань он демоном, а не богом, то сыскал бы себе если не друзей, то хотя бы тех, кто бы его понимал и принимал. Для того, чтобы быть богом, у него за плечами была слишком кровавая история. Вот только пока Цинсюань смог осилить свою порцию, Сюань с превеликим удовольствием съел несколько тарелок. Хэ ел с такой скоростью и сосредоточенностью, что, казалось, не проходило и секунды, как тарелка уже становилась пуста. Не проходило и трёх секунд, как уже было пусто несколько тарелок, а Хэ ловил палочками последнюю рисинку и закидывал в рот. — Если у тебя сегодня нет дел, — сказал он, когда потянулся за чаем, — то ты мог бы сопроводить меня до дворца Линвэнь. Во сколько она начинает свой рабочий день? — У меня нет дел, — кивнул Ши, а затем, рассудив, что так сможет помочь, собрал посуду, намереваясь её вымыть. — Я для тебя всегда найду время, не переживай! И я буду рад составить тебе компанию. Знаешь, тут у каждого свой ритм работы. Некоторые работают пару часов в месяц, а дворец Линвэнь, как мне кажется, никогда не спит. Но сама Линвэнь появляется в середине утра. Так… а когда тарелки будут чистыми, мне куда их можно положить? И не надо говорить, что ты сам! Я помогу! И да. Мы друзья! — Ладно, помогай, я не против, — равнодушно бросил Хэ, попутно указывая на шкафчик. — Тарелки сюда. Сам Сюань тоже мыл посуду: только не тарелки, а кружки из-под чая. Друзья они, конечно! Знакомые — едва ли. Ну ладно: хорошие знакомые. Всё же Хэ, с кем никто не желал знаться, и Цинсюань, у которого не было друзей, могли бы стать отличной компанией друг для друга как минимум методом исключения. Но только вот глубоко в подсознании Хэ замерла мысль, что все, кто дорог ему, кто близок ему, кто любим им и кто любит его — страдают. В лучшем случае просто страдают, хотя куда чаще умирают мучительной смертью. Хэ едва ли осознавал эту случайную установку, что оставила его безрадостная полная печали и горстей жизнь на его разуме: он лишь неосознанно следовал ей и вёл себя так, как она требовала. А требовала она отталкивать — не признавать близких отношений с людьми, что приятны и симпатичны. Не из вредности, а из беспокойства. О них же. Вдалеке от Хэ эти люди будут куда целее. Поэтому Хэ вовсе не был намерен признавать эту дружбу с Цинсюанем. Но спорить у него сил тоже не было, ведь он видел по яркой улыбке юноши и его упрямому блеску в светлых глазах, что он не отступиться. Так что самое простое — это просто чутка раздражённо фыркнуть, молчаливо выражая своё несогласие, и промолчать. Говорил ли Хэ Цинсюаню или нет о том, что ему не надо наизнанку выворачиваться перед Хэ, чтобы сыскать его расположения, успокаивал его или нет, юноше, казалось, вовсе было не важно. Он вёл себя всё так же: в омут — и с головой. На всё готов, всё сделает. Хэ лишь покачал головой, начиная понимать, что, возможно, Цинсюанем руководит не только страх и желание быть полезным, дабы его признали другом, но и обычная природная доброта, которая подвигает его помогать всем и вся, даже если это в ущерб себе самому. — Нет дел? — всё же Хэ удивился. — У тебя сегодня выходной? Я думал, что раз у Повелителя Воды так много храмов и последователей, то у его подчинённых нет ни минуты покоя… но хорошо, что ты сегодня свободен. Почему хорошо — Хэ не уточнил. Потому что Цинсюань может отдохнуть или потому что он может составить компанию Богу Холодных Рос? Ши Цинсюань замер на несколько мгновений, когда речь зашла о выходном. Лицо на краткое мгновение стало задумчивым, а затем озарилось привычной улыбкой, и юноша кивнул: — Да, выходной, — с готовностью подтвердил Цинсюань. Он даже не солгал. Являясь первым младшим чиновником, которого назначил Ши Уду, некоторое время юноша действительно исполнял обязанности помощника. Ровно до тех пор, пока Уду не выбрал других чиновников и слуг. Тогда в его работе почти отпала необходимость. Младший Ши выполнял лишь некоторые особые поручения, которые Уду не мог никому поручить. Это была официальная версия, в которую верил сам Цинсюань. На самом деле Уду прекрасно знал, что многие справятся с обязанностями лучше, чем его младший брат, да и младшему не стоит служить старшему. Уду слишком заботился о брате и предпочитал полностью контролировать жизнь младшего Ши: потому Водный Самодур знал, что у брата не было друзей, но он был слишком открыт миру, а ещё знал легкомысленный нрав Цинсюаня, лёгкую поступь и то, что он может заболтать абсолютно любого, перескакивая с темы на тему. — Ну, честно говоря, я далеко не самый лучший помощник для Повелителя Вод: в основном принеси, подай, унеси, отнеси Линвэнь, перепиши вот эти свитки, проверь вот эти отчёты… — Ши Цинсюань привычно болтал обо всём и ни о чём конкретном. Он успел сложить посуду, в голове выстроить дорогу от дворца Ши до дворца Хэ, а также то, что потом надо будет предстать перед глазами брата. — Знаешь, здорово, что я здесь! Ты же не против, если я брату расскажу о нашей дружбе? Младший Ши не подозревал, что такая новость лишь разозлит Уду настолько, что тот легко может отправить брата под очередной домашний арест и запретить покидать покои. Но ему на это был всё равно. Цинсюаню хотелось поделиться своей радостью, своим счастьем и показать брату, что у него тоже теперь есть друг. Пускай не два друга, как у Уду, а всего один. Зато такой, который и в дом пустил, и накормил. У Цинсюаня сегодня был выходной, а он вместо того, чтобы отдыхать, отсыпаться и просто тратить время на себя и свои любимые дела, до утра составлял список, прибежал к Хэ на порог и даже собирался так и остаться здесь, приняв предложение сопроводить Хэ до дворца Линвэнь в середине утра. Хэ оставалось лишь удивляться такой саможертвенности и доброте. Интересно, Цинсюань со всеми так себе ведёт или Хэ стал исключением? Беззаботно слушая речь Цинсюаня, что льется звонким потоком веселого лесного ручья, Хэ находил эту беззаботную болтовню юноши не только милой, но и умиротворяющей. Она словно бы убаюкивала, нежно вырывала из тьмы мрачных мыслей и даровала приятный покой. — Ты волен рассказывать брату всё, что пожелаешь, — сказал Хэ. И лишь спустя небольшую паузу добавил, словно бы забывшись. — И мы не друзья. Когда с посудой было покончено, Хэ бросил задумчивый взгляд за окно, понимая что до середины утра ещё далеко. А значит, он совсем не знал, что дальше делать с Цинсюанем. — Ты у меня первый гость, — сказал Хэ. Не сказал, а признался. — И я понятию не имею, как принято здесь принимать гостей. Пир устроить я не могу: да ты уже видел, какими запасами еды я располагаю… и представление тоже: никаких слуг и помощников я не держу. А до середины утра у нас ещё пару часов… я могу сопроводить тебя в гостевую комнату, где ты поспишь и отдохнёшь. Или ты поможешь вернуться к себе, если передумал сопровождать меня ко дворцу Линвэнь. Или… — Хэ искренне пытался придумать, чем развлечь гостя. И тут он вспоминил, что говорил Цинсюань при прошлой встрече. — Ты, кажется, хотел мой дворец посмотреть? Могу провести экскурсию. Хочешь? — Я действительно первый гость! — Ши не спрашивал, а утверждал. Он не ставил под сомнения слова друга, но в голосе скользило счастье, а широкая улыбка вновь озарила лицо младшего чиновника. — Запомни. Я это ещё повторю, но ты постарайся запомнить. У меня не будет такого, что я передумаю. Даже если ты предложишь спуститься вниз и босиком перейти по мелководью реку. Правда к ногам прилипнет песок, а ещё острые камни могут порезать кожу… Знаешь, я однажды свалился в воду! Я правда упал с оврага… и вода была лужей после грозы… но всё равно ощущения неприятные! И бежал я, не разбирая дороги… и темно было. И локоть до крови разбил. Хорошо ещё, что шрама не осталось! Но в дом нас не пускали, пока мы не отмылись от грязи. Точнее отмывался я, пока мой брат ругал меня за то, что я решил отнести ему еду. Но я сам виноват! Мы с братом договаривались, что я один не хожу в лес. Я мыслями могу увлечься и уйти совсем не туда. Так что… Но ты не думай. У меня хороший брат. Самый лучший! — Ши замер, вдруг вспоминил об экскурсии и хлопнул себя по лбу. — Я слишком много болтаю, да? Мало кому нравится… о, а давай вначале ты покажешь свою самую не любимую комнату? Чтобы я знал, чего не стоит касаться и не стоит дарить. Настроение у Цинсюаня всё равно что вольный ветер: то он с искренней радостью восхищался тем, что он первый гость, то ударялся в какие-то мрачные воспоминания, явно посвященные его земной жизни и болезненно глубоко впечатавшиеся в его память, то снова, охваченный позитивом, начинал расхваливать брата. Хэ не лез в чужую душу, боясь, что права у него на это нет никакого — не только потому, что он едва ли знал этого юношу, но и потому, что каждый, кто был хотя бы немного важен Сюаню, всегда ломался под грузом несчастий. Хэ с любопытством склонил голову. Так значит, Цинсюань понимал, что язык у него без костей, но всё равно не мог ничего с собой поделать? — Много болтаешь — это точно, — подтвердил Хэ. — Но я не против. Твоя болтовня… весьма успокаивающая. И временами познавательная. Ещё бы Хэ не находил разговоры с Цинсюанем не информативными — он до сих пор едва ли понимал, что творится вокруг его и как устроена Небесная столица, а Цинсюань — это просто ходячая энциклопедия. — Хорошо, идём, — согласился Хэ. Он вывел Цинсюаня в главный зал и замер здесь на несколько секунд, размышляя о том, какая комната у него нелюбимая. В конце концов, он провёл Цинсюаня в гостиную.