Мик и Блик

      — Таким образом, налоговые проверки бывают двух видов, — перелистнув слайд, я провёл указкой по стенду. — Камеральные и выездные. Цель любой проверки заключается в...       Пётр Сергеевич вскинул ладонь и перебил меня:       — Достаточно. Власов, какова цель проверки?       — Контроль, — сказал я, неожиданно почувствовав себя как пацан, который знает, что к чему, но это ему совершенно не в радость. Пётр Сергеевич опустил руку. И лицо у него изменилось. Сложно объяснить, как именно. Я его таким никогда не видел. Он всегда относился ко мне так, будто я царь и бог. Ну, по крайней мере мне так казалось.       — Ну, Власов?       — Говори, — процедил я тихо, даже не глядя в его сторону.       Власов вот уже как пять минут молчал в тряпочку. Любовался своими грязными кроссовками и чавкал жвачкой. Этот придурок стоял справа от стенда, подальше от меня, и никак не проявлял себя во время презентации. Даже его фамилия на вступительном слайде значилась условно. Всю работу над докладом я взял на себя.       — А чё говорить-то? — Открыл рот Власов. Хотя лучше бы он, конечно, этого не делал. — Я поддерживаю своего коллегу. Всё по делу. Выразил, так сказать, мои собственными мысли, ясно и конкретно. Всё чётко.       — О как, — откликнулся преподаватель. — А что именно контролируют налоговые проверки, как думаешь?       В моей голове были ответы. И все по существу.       — Налоги, — гордо заявил Власов с щелчком пальцев.       В его голове были остроты. И все мимо кассы.       — Понятно, — Пётр Сергеевич потянулся за журналом и сказал: — садитесь парни.       — Но это ещё не всё, — возмутился я. Власов охотно пошёл на место.       — Да, Арефин, я в курсе. Но мне надо успеть послушать остальных.       — И что вы мне поставите?       — А, ну, — он глянул в журнал, — Власову три, тебе четыре.       — Что, простите? — Я не поверил своим ушам. Последний раз я получил четвёрку по труду в пятом классе, и то потому что превзошёл табурет трудовика.       — Это работа в паре, — объяснял своё решение преподаватель, — я не мог поставить тебе пять, а Власову два. Пришлось отнять, так скажем, балл из твоего счёта, чтобы уравновесить общую статистику.       — Но это несправедливо...       Пётр Сергеевич развёл руками.       — У вас была неделя, чтобы составить план выступления и разделить нагрузку. Иногда, Арефин, жизнь будет подкидывать тебе людей, с которыми придётся налаживать связи. — Пётр Сергеевич оглянулся и громко объявил: — первое правило юриспруденции?       — Социальная коммуникация — наше главное оружие, — хором отозвались несколько первых рядов.       — Прямо как проверка для налоговых органов. — Сложно сказать, чей это был голос. Он донёсся из толпы, где ржали, гикали и свистели. Но я сразу понял, кто это, сердцем почуял. Один из тех голосов, которые долбают мне мозги каждую ночь — глумятся, называют как ни попадя и вообще говорят вещи, которые лучше бы никогда не слышать.       Это был Власов. Он убрал руки от cвоего рта и лёг на парту, прикрывшись учебником. Чёртов сукин сын всё прекрасно знал — осенило вдруг меня. Знал, но ничего не сказал, и не сделал, и вообще... подставил меня.

***

      Я так и не смог подобрать верных слов, чтобы выразить своё отношение к Власову.       В словаре матов и ругательств его сущность описывало каждое.       — Так ты это, расскажешь, что случилось, или как? — Спросил Вася и отдал мне банку с газировкой. Он купил её для себя, но отчего-то решил, что мне сейчас нужней. Я не стал его допрашивать: дёрнул за металлическое колечко и не заметил, как прикончил полбанки залпом, представив вместо кисловатой шипучки светлое нефильтрованное. Вообще-то я не пил. Совсем. Абсолютно. Алкоголь разжижал мозги, а я их берёг, как не берёг даже девственность. Хотя кому она вообще сдалась.       — Власов, — отчеканил я по буквам. Вася закатил глаза, изнутри проверил содержимое своей черепной коробки.       — Вот честно, твой Власов задрал уже даже меня.       — Мой Власов? — Я нахмурился, пока повторял это. Формулировка отравляла.       — Да не цепляйся ты к словам, — махнул рукой Вася и уплёл пару солёных крекеров. — Я до прошлой недели даже не знал, какая у него фамилия по бате, а теперь чувствую себя так, будто я безумная фанатка, мечтающая заполучить его боксёры. Причём его боксёры нужны тебе, а не мне. Ну, для мести, конечно же, а не чтоб ими любоваться. Так ведь?..       — Вась, — я нахмурился и почувствовал, что багровею от злости, как свекла. Не годится, чтобы такие вещи знали все подряд.       Несомненно, было бы неплохо заполучить боксёры Власова. Но исключительно ради того, чтобы натянуть их на его тупую башку. Кажется, я уже даже был готов переломать ему ноги, если бы это привело меня к победе. Но к насилию прибегать не хотелось, я всё ещё уповал на несчастный случай.       — Я без предъявы, чувак, — вскинул руки Вася, — просто он вот уже где сидит, — и ткнул пальцем в горло. — А с другой гланды Богдан, ага. Повезло, что этот говнюк пока отстранён, и рожа его не маячит поблизости.       — А иначе что? — Хмыкнул я.       — А иначе б моя жизнь превратилась в ещё больший мрак, чем твоя, — процедил Вася, резко изменившись в лице на середине фразы. — Атас, — шепнул и натянул улыбку. Он смотрел куда-то посади меня, так что я тоже оглянулся.       В этот момент Нина приземлилась рядом со мной.       — Привет, — она поставила на край стола сумку и кивнула Васе. Вася копировал её жест и тут же посмотрел на меня: счастливое лицо, перекошенный рот, глаза блестят, будто он замыслил каверзу; сдерживаться Вася не умел, и я считал это одним из его недостатков. Нелепый вид моего приятеля обещал выдать меня с потрохами, но Нина глядела только в мою сторону, ища коннекта глазами. Я дал его ей, и тут же захлебнулся в омуте ясных очей. — Завтра всё в силе, так? — Уточнила Стрельцова. Моё бедное сердце забилось чаще.       Все выходные я промучился, пытаясь сформулировать волнующую смс с приглашением в торговый центр. Я хотел, чтобы Нина помогла купить мне всё необходимое к походу. В итоге, мечась между «Добрый вечер, Стрельцова, мне понадобится твоя помощь» и «Дорогая Нина, соизволь узнать, есть ли у тебя планы на вечер вторника?», я выбрал телефонный звонок. Никогда не умел излагать свои мысли на бумаге. В школе мои сочинения всегда называли «посредственными». Но во время телефонного звонка мне так и не удалось решиться ни на один комплимент, хотя это и неважно, ведь Нина согласилась.       — Ау? — Легонько ткнула мой локоть Стрельцова. — Он завис? — И обратилась к Васе, мило хихикнув.       — А, не переживай, для него это в пределах нормы. Загрузка как у советского монитора.       Мне надо было что-то сделать, что-то сказать. Но слов никак не получалось подобрать. Я думал слишком долго. Нина уже завела разговор с Васей и во всю перекидывалась шутками. Я стиснул зубы и потянул ладонь к её руке. Хотел, чтобы Нина смотрела только на меня. Но прежде чем я её коснулся, мой висок прижгло дыханием. Затем послышался голос:       — Не расслабляйся, Мик, — я узнал его с первых нот. Твёрдая поверхность выскользнула из-под меня со скрипом, стул отлетел в сторону, а я упал на пол.       — Блик! — Крикнула Нина, но подлетела ко мне. Я сначала бросил взгляд на рыжего ублюдка. Убедился, что он сделал гадость и свалил. — Микита, ты в порядке? — Затем посмотрел на Нину, что взглядом кидалась от меня к Власову. Она дотронулась до моего плеча, погладила по лицу. Я позволил ей это сделать. Мне всё нравилось, ну, когда она меня ласкала и беспокоилась обо мне, а не когда искала взглядом ушлёпка, сбившего меня с седла. — Я ему голову откручу! — Пообещала Стрельцова, уже готовая броситься догонять Власова.       — Не надо, — осадил её я.       — Но Микита!       — Не ходи.       Она, конечно, не пошла. Но я видел, что хотела.       Вася поднял мой стул. Я сел на место и подтвердил нашу договорённость с Ниной, после чего она всё-таки удалилась. Сказала, что у неё ещё есть дела перед предстоящей лекцией, но я подозревал, что она пойдёт искать Власова.       Мне оставалось лишь надеяться на то, что этот придурок не пустослов, и наш уговор не нарушит. Хотя даже если нарушит, я ему и за это, и за четвёрку отомщу.       Следующая сцена была в медкабинете. Я растворял слабительное в бутылке воды.       Перед занятием выцепил одну из одногруппниц, которая внешне походила на оторву, но вела себя как тихоня.       — Прибегала какая-то девчонка и попросила передать это Власову.       — Кому-кому?       — Блику, — я стиснул зубы.       — А-а, понятно. Почему сам не передашь?       — Мы повздорили. Только не говори ему, что я эту бутылку трогал, иначе он взбесится. А та девушка убьётся горем, — чтобы выглядело натуральней, я даже протянул ей записку. — Вот это вместе с бутылкой шло. Похоже, любовное признание.       — Как мило, — разулыбалась моя подельница. — Блин, но мне стрёмно как-то.       — А мне каково?       — Блин, справедливо...       Вот так и было, так разговор и сложился.         Уже через пару минут бутылка была в руках у Власова. Он переложил сигарету из одной руки в другую, с самодовольным видом разглядывал «любовное послание».       Я скатал его с прозы-ру. Дружки Власова пустили мятый лист по рукам. Веселились, радуясь тому, что их приятель — человек репутации.       Я сидел на скамье и внимательно следил за тем, как Власов осушает бутылку после первого гола.       Он выпил всё, ни каплей не поделился с дружками. Это было как-то уж слишком просто. Я даже не сразу заметил, что качаю головой. А как заметил, начал качать ещё сильней.       Тогда Власов на меня взглянул, нашёл глазами сразу, пересекая всё поле и ударяя в моё лицо глазами. Я уставился на него в ответ, и вдруг мои руки начали двигаться сами по себе: я писал невидимым карандашом в свою ладонь, ткнул пальцем во Власова, затем на себя; показал руками бутылку, что-то в неё засыпал, встряхнул, отпил.       Власов продолжал наблюдать за мной. В его глазах зародилась эмоция, и она была нехорошая. Он выглядел так, будто слабительное потихоньку давало о себе знать. И тогда я его добил — достал из кармана мятый рулон туалетной бумаги.       Оставив его на трибуне, я скорей свалил в раздевалку, где обчистил все держатели. Лишнюю туалетную бумагу я вынес и подложил под дверь уборщицы.

***

      На следующий день Власов не пришёл на пары. С одной стороны, я был рад, что не застал его. С другой, я полвечера потратил на сочинение низкосортных шуток, преимущественно сортирного юмора.       — Идём? — Стрельцова подошла ко мне, как только закончилась лекция по основам экономики. Выглядела она точно так же, как выглядела вчера. Но вещи были чистые, аккуратные, и следов зелёнки на колене не видать. Зато я нарядился... но так, без фанатизма.       — Да, — ответил я, закидывая вещи в рюкзак.       Мы с Ниной добрались до остановки в напряжённом молчании. Я перебирал темы и вещи, которые можно было бы с ней обсудить. Но она внезапно задала вопрос:       — Как думаешь, мне пойдёт фата?       — Да, — заорал я, весь встревоженный, глаза на лбу; я так себя примерно и ощущал, так что притворяться не пришлось. Нина аж вздрогнула. Я начал потирать шею, заметно нервничая. — Конечно, пойдёт. Тебе всё пойдёт.       — Думаешь? — На лице у Стрельцовой засияла улыбка. Она казалась счастливой, и мне хотелось верить, что это всё влияние моего положительного ответа.       — Постоянно, — сказал я, и Нина коротко рассмеялась.       — Мы в этом похожи. Страшно бесит, ну, думать, а не то что мы похожи.       — Тебя бесит думать?       — О-очень, — протянула Нина, — знаешь как это бьёт по нервам? Человек может даже не замечать, как сильно устаёт от постоянной умственной активности. Например, прямо сейчас я думаю о грядущем празднике, о нарядах, о меню, нервничаю, потому что всё это крутится в моей голове, и я боюсь упустить любую мелочь. А ещё боюсь в потоке большого события не заметить важные моменты рутины, — она поворачивается ко мне. — Мир бы рухнул, если бы сегодня ты поехал в магазин один?       Я отвесил себе серьёзную такую оплеуху и сказал:       — Нет.       — Здорово, если так. Для меня бы рухнул.       Я нежно пощупал зиплок в своём кармане, где лежал пластырь Нины. Её слова отозвались во мне, будто только что я был близок к какому-то признанию. И мне страшно захотелось взять всё в свои руки, чтобы быть со Стрельцовой предельно честным. Я украдкой глянул по сторонам. Окружающие стояли в отдалении, и им было всё равно. После этого я взглянул на Нину, преисполнился решимостью и открыл рот.       — В общем, думать обо всём подряд — очень тяжело, Микита. На мой взгляд, лучше не думать вовсе. В этом плане я страшно завидую Блику, хотя... нет, наверное, всё-таки не завидую.       Я закрыл рот и отвернулся. Автобус подъехал. Момент был испорчен.       Чёртов Власов умудрялся запороть мне всё, даже когда не маячил поблизости.

***

      До дома я добрался выжатым, как лимон.        Дело в том, что наша вылазка за инвентарём обратилась в шоу с Александром Роговым, где Стрельцова заводила меня в каждый встречный магазинчик и тратила по тридцать минут на подбор одежды, а потом ещё десять на примерку.       В итоге дело, на которое я выделил от силы час, затянулось на все четыре. Я никогда прежде столько времени не зависал в торговых центрах.       К счастью, закупка была исполнена.       Я притащил домой консервы, крупы, орехи, новую палатку и матрас, универсальный набор первой помощи и так, всякие мелочи. На столовые приборы денег не осталось, так что в этот раз я собирался смириться с мыслью, что одна из участниц моего клуба, не Нина, снова притащит набор розовых столовых приборов и миску из нержавеющей стали.       В любом случае, с нытьём я готов был смириться. А потому положил в свой походный рюкзак дополнительную туристическую кружку на пятьсот миллилитров. Не хотел снова делить свою на литр.       После этого я собрался на завтра, умылся и засел на кухне. Очень долго разглядывал последнее сообщение от незнакомого номера. Ну, как незнакомого...

Я сирота, у меня нет родителей :"(

      Мне надоело кидать Власова в чёрный список. Для него деньги, что ли, брызги?       Это уже четвёртый номер.       Я протер веки и устало вздохнул. Очередное сообщение родилось у меня на глазах.

Слышь, завтра истекает срок нашего договора

      Я был в тёмной комнате. Это кухня у меня дома, шторы опущены, света нет.       Света нет, потому что в патроне нет лампочки, и я никак не мог найти время, чтобы её купить и заменить. По утрам света мне хватало, а по вечерам я включал ночник и оставлял свет в коридоре, так что освещение казалось приемлемым. Но сейчас мне пришлось прищуриться, чтобы разглядеть сообщение. И сообщение мне не понравилось. Лучше б не прищуривался, короче.       Я ещё долго сидел на месте с пустой головой, не чувствуя ни усталости, ни голода. Одно лишь негодование. Вероятно, оно и подтолкнуло меня ответить:

Лучше бы ты исчез.

      Когда я уже укладывался в кровать, телефон пиликнул. Я уже даже забыл о том, что подписал себе приговор, когда вступил в контакт с раздражителем.       Кинув взгляд на дисплей, я быстро пробежался глазами по строчкам:

Ты не первый говнюк, который этого хочет, ничего особенного

      Я снова заблокировал Власова. Пятый его номер.       Пусть остаётся где-то там, за границей моих побед и поражений, порабощённый девиацией и деградацией человек, о котором мне не хотелось даже слышать.       Однако, как только моя голова коснулась подушки, сознание охватило беспокойство. Я лежал с закрытыми глазами и перебирал сценарии завтрашнего дня, в которых Власов непринуждённо выдёргивал Нину прямо из моих рук. Паршивые мысли. Такие же сны.

***

      Я был обеспокоен не зря.       Власов действительно пришёл в среду, и первым делом подсел к Стрельцовой.       Я с тяжелым сердцем наблюдал за его трёпом и суетливыми движениями на всех перерывах, и вышел на улицу только к обеду. Вася был занят, у них совещание в клубе радиовещания. Так что я остался предоставлен сам себе, и некому было направить меня на тропу созидания. Так ещё и Власов выперся, закинув Стрельцовой руку на плечо. Он присосался к ней, подобно клещу, и не затыкался.       Обрывки его болтовни доносились до меня: «я не читаю книг особо», «чё делаешь в субботу?». Ну, я и сорвался. В субботу Нина была занята.       — Всё в порядке? — Спросил я, подходя чуть быстрее обычного и небрежно сбрасывая руку Власова с плеча Нины.       — Ой, привет, Микита, — откликнулись снизу. Я сверлил взглядом тупое лицо напротив.       — Шпана тебя достаёт? — Снова обратился к Нине.       — Я не забияка, — ухмыльнулся Власов и закусил кольцо в своей губе. У него был странный, непривычный тон, и этот тон звучал почти нормально. — Я предельно добродушен. Даже не хочу кинуть апперкота тому, кто меня отравил.       — Отравил? — Охнула Нина.       — Наверное, всё дело в борзости. Когда много выкрутасов, легко нарваться на неприятности. Интеллект помогает избегать подобных ситуаций, попробуй как-нибудь.       — Прелесть моего интеллекта в том, что он с кулаками, — Власов снова положил руку на плечо Нины. Мои глаза вот-вот обещали налиться каркаде.       — Примитивности полная персона, — процедил я и сам не заметил, как сжал локоть Нины, аккуратно перетягивая её на себя.       Власов ухмыльнулся и спросил, явно нарываясь:       — А ты ваще кто? — И дёрнул Нину к себе. — За оценки готов любую жопу вылизать, а по лесу с ножом бегаешь. Уж не психопат ли?       — Человек, рожденный в мусорном баке и росший в канаве, приходи как-нибудь в клуб натуралистов, — я решил взять его на понт, — выясним, способен ли ты хоть час продержаться в лесу, будучи не пьяным в стельку, — и снова потащил на себя Нину.       Власов перестал жевать губу, сделал шаг в мою сторону и был готов продолжить наш словесный поединок. Удивительный и неожиданный, с учётом того, что я привык видеть его... тупым, недалёким и осквернённым нецензурной бранью.       Но, прежде чем он что-то сказал, Нина завизжала. Сперва я решил, что она испугалась, но как только опустил взгляд, то осознал, что это был визг радости, или вроде того.       Она легко вырвалась из наших рук и кинулась к воротам. Там она чуть сбавила скорость и уже на пониженной влетела в высокого парня в костюме-тройке с букетом цветов.       В тот момент мой мозг хаотично перебирал все невинные варианты касательного его персоны. Больше всего мне понравился вариант с братом. Но я его вычеркнул, как только брат Нины наклонился и поцеловал её. И так далее... и тому подобное, едва ли руку под юбку не пихнул. Так что я был разбит по самое не хочу.       Власов посмотрел на меня. Один из тех взглядов, которые скорее чувствуешь, чем видишь. Он тоже понял, что это не брат Нины, и с непроницаемым лицом пошёл обратно в здание.       А я остался стоять там, мучая себя неизбежностью бытия. Нина выглядела счастливой, какой я ни разу её не видел. И это делало меня ужасно несчастным.