Чай с кровью

      POV Леви.              Тяжелый липкий воздух давил на грудь, словно бетонная плита. Кровь, густая и черная, стекала по рукам, окрашивая их в зловещий красный цвет. Ощущение, что я стою посреди картины из кошмарного сна, не отпускало. Вокруг ни звука, только тихий шепот её дыхания, который с каждым вдохом становился все более слабым. Её бледное лицо было покрыто потом, губы похолодели и побледнели. Она была на грани смерти.              «Нет, нет, нет, нет, нет, нет, пожалуйста, только не ты», — пронеслось в голове, словно мольба к небесам. Но она уже закрыла глаза и не реагировала ни на что. Её грудь прекратила подниматься и опускаться. Она была мертва. Мир вокруг размылся, стал нереальным, всё это был плохой сон.              В следующую секунду я начал падать, словно лишенный сил. Воздух в легких стал холодным и тяжелым, как свинцовый груз. Её нет, её больше нет. Это не могло быть правдой. Голос, но уже не мой, разнесся в моей голове, будто злорадное эхо: «Это все неправда, так не должно быть!». И меня бросило в воду.              Я тонул в темноте, холодная вода окутывала меня, отбирая последние силы. Я не мог вдохнуть, не мог крикнуть, не мог ничего. Только темнота и пустота окружали меня.              Пробуждение было резким и болезненным. Я лежал в постели, облитый холодным потом. Отвратительный запах духоты и мерзости бил в ноздри. Я поднял руку к лицу и увидел кровь. Мои пальцы были покрыты ею, словно отпечатки ужасающего сна. Видимо, из-за этого кошмара еще и давление вскочило до ненормальных показателей, и кровь хлынула из носа.              Я бросил взгляд на настенные часы — время за полночь. Ничего не оставалось, кроме как спуститься в душевые и попытаться смыть с себя этот ужас, и после сменить постель. Но ничто не смогло бы смыть отпечаток смерти, который остался в том сне.              Возвращаясь в комнату, в коридорном окне увидел тень, идущую в сторону поля у озера, которое находилось за пролеском на территории корпуса. Белые пряди, торчащие из-под капюшона плаща, выдавали личность хозяйки.              POV Эрна.              Бессонная ночь тянулась бесконечно. Я металась в постели, словно рыба на суше, беспомощно и отчаянно. Мысли кружились в моей голове, не давая покоя ни на минутку. Я пыталась успокоиться, но всё бесполезно. Проветривание не помогало, холодный воздух проникал в комнату, но не проникал в мою душу.              Я чувствовала себя запертой в клетке, из которой не могла выйти. В нескончаемой борьбе с собственным разумом я накинула плащ и выбежала на улицу.              Осенняя ночь встретила меня прохладой, промозглая и влажная. В воздухе витал запах сырой земли и увядающих листьев, отбрасывая печальную красоту на мир. Я стояла на мокрой подъездной дороге, вдыхая холодный воздух, ощущая, как он проникает в мое тело, принося с собой ощущение отстраненности и спокойствия.              Я пыталась отбросить от себя навязчивые мысли, но они вертелись в моей голове, словно неуловимые призраки. Я не знала, что может помочь мне выйти из этого состояния. Луна отбрасывала тусклый белый свет на мокрые камешки тротуара, делая ночь еще более печальной.              В этой печали была своеобразная красота, она заставила меня задуматься о жизни, о хрупкости мира. Я вглядывалась в ночное небо, надеясь найти ответ на свои вопросы. Но ответов не было. Только холод и тишина. Захотелось избавиться от тоски, следуя прямо к озеру, пока оно не обрело дневную радость и «громкость», хотелось застать его в состоянии спокойствия, чтобы им насладиться.              Быстрым шагом направляюсь в ту сторону, где оно располагается. Прибыв на место, сажусь на мокрую от росы траву и выдыхаю, вытянув ноги и сложив их друг на друге, опираясь руками о землю за моей спиной. Я так устала бежать, от обстоятельств, от работы, от собственных мыслей, от смерти. Закрыв глаза представляю, как бы все могло сложиться, не будь в нашем мире титанов, стен и прочих неприятностей, которые нас окружают каждый день. Приятное чувство. Ветер дунул чуть сильнее, словно обнимая меня и успокаивая. Мне не хватает этого.              С самого детства, когда меня оставили на пороге приюта, с того момента, нить, которая тянулась от меня к родителям оборвалась. Где они сейчас? Как выглядят? Живы ли они? Почему эти мысли вообще преследуют меня все долгие годы, с того дня, как это случилось? Думают ли они обо мне или уже и позабыли о том, что у них была дочь?              За моей спиной послышался шорох, оборачиваюсь. Первые секунды никого не видно, что заставляет напрячься, ведь хруст веток и сухих листьев продолжается по направлению ко мне. Но вот на свет из-за дерева выходит Леви. Поникший, будто его переехало телегой и нехило приложило. Он молча садится рядом и просто смотрит перед собой.              Отворачиваюсь и смотрю в ту же сторону. Мы просидели так недолгие минут десять, между нами просто висела какая-то недосказанность, в горле стоял комок из фраз, которые хотелось высказать, обсудить, поговорить, но тяжесть момента в том, что я не знаю какая будет реакция. Я не знаю сколько еще прошло времени, прежде чем он нарушил эту тишину.              — Почему не спишь? — банальный вопрос, который подталкивает к честному ответу, но решаю парировать вопросом на вопрос.              — А ты? — задала вопрос, не отводя взгляда от озера перед нами. Если спросит, скажу, что первая задаю вопрос на правах человека, который пришел сюда первым.              — Кошмар снился, — шолос звучал хрипло и устало, грусть распространилась и на меня. Я знала от Эрвина о давно погибших друзьях Леви, но даже и подумать не могла, что он по сей день так по ним тоскует. — Ответишь?              — А? Ой… — за своими размышлениями, совсем забыла, что от меня тоже ждут ответа. — Не спалось. Вино было лишним, после него долго уснуть не получается. Что за кошмар снился? — он поморщился и свел брови, хмурясь.              — Неприятный, — хмыкнул после своего ответа, понимая, что это, наверно странно, так отвечать. Будто кошмары бывают приятными. — Вылазка провалилась, много смертей было. Стоял сначала как дурак, на все это таращился, словно первый раз трупы вижу. А потом и вовсе под воду провалился, стоя на том же месте. Дышать не мог. Странный сон, в общем. Редко такое снится, — он отмахнулся одной рукой, словно прогоняя картину из головы, которую видел совсем недавно во сне. Сквозь слова слышалась недоговоренность, будто он что-то специально пропустил. — Ещё тебя на руках держал. Еле живую. Не знаю в какой момент сна, да и как бы уследил, давление поднялось и кровь носом пошла, — он выдохнул, протараторив последние предложения, словно хотел быстро закончить этот неудобный разговор.              Я не ответила, повернувшись в его сторону. Мой взгляд остановился на его лице, словно хотя бы так хотела выразить все переживания, которые испытывала за него. Я видела в его глазах отражение кошмара, боль и страх. Он не привык к такому, не привык к слабости.              Мы молча смотрели друг на друга, и в этой тишине было больше слов, чем в любых речах. Я придвинулась чуть ближе, как он тогда на крыше старой башни, но не с целью мимолетного касания, а чтобы выразить свою поддержку хоть так, как это делала со мной Ханджи, положив голову на плечо. Она будто пыталась перенять таким образом хоть какую-то часть моих душевных терзаний на себя, и у нее это неплохо получалось, если быть честной. Поэтому я решила испробовать этот прием на капитане.              Первые пару секунд после того, как я привела свой план в исполнение, заметила, как он сначала дернулся и напрягся, но через пару мгновений расслабился. Прошло еще какое-то время, и он обвил своей рукой мою спину, положив руку на талию, теперь получалось, что лежать головой на плече — совсем неудобно. Нужно было прикладывать дополнительные усилия, чтобы оставаться в равновесии и не грохнуться ему на ноги.              — Неудобно? Напряглась вся, — почти шепотом, хрипло.              — Ну, если честно, я на грани того, чтобы свалиться на твои ноги, — улыбнулась, говоря эти слова, но улыбка пропала почти сразу, как только меня потянули куда-то назад.              Теперь мы уже лежали на траве в довольно близком положении: я на его плече, немного опустив голову, почти «доставая» взглядом до зеркальной поверхности озера. Одна моя рука лежала подо мной, а вторая покоилась на его груди, чувствуя стук его сердца. Он оставил руку за моей спиной и приобнимал меня, словно хотел защитить от холодного ветра и внешних угроз.              Я даже вдох сделать боялась, спугнуть момент и все испортить, неловкие ситуации любят преследовать меня. С другой стороны, почему мне вообще это нравится? Почему я ощущаю все так, словно это нормально, и так должно быть? Мы пару дней назад только поговорить удосужились нормально, а теперь лежим на сырой траве в обнимку. Интересно, он тоже думает об этом? Может, не так страшно, если спрошу напрямую.              — О чем думаешь? — он успевает задать этот вопрос раньше. Ханджи была права, мы слишком похожи.              — Одновременно обо всем, и ни о чем, — уйду от ответа. Не буду же я говорить о том, что копаюсь в своих чувствах, когда уже совсем поздно об этом размышлять, как о чем-то отдаленном, ведь уже и так понятно. В какой момент мы переступили черту? Когда мы самолично стерли все границы между нами и нырнув в этот омут с головой перестали думать о том, что это будет ошибка, о которой в последствии оба пожалеем?              Это больше не имело никакого значения, ведь сейчас мы нашли друг друга, спустя года, которые находились рядом. Но можно ли найти кого-то, не искав? Абсолютно точно, можно. Все случается вот так: как у нас, простые случайности, с обычными последствиями. Но на душе сейчас так тепло, будто сердце бросили в печку.              — Вот как, — он перевернулся так, что теперь я лежала на его руке, а его лицо слишком близко к моему, рука на талии, глаза немного сощурены, знает, что вру. Взгляд скорее вопросительно-изучающий. Господи, Эрна, серьезно? Сейчас не совсем тот момент, когда необходимо анализировать эмоции на его лице.              — А ты?              — Что?              — А ты о чем думаешь? — перехожу на шепот, сердце застучало как бешеное, со скоростью наших с Ханджи лошадей, когда она затеяла то соревнование. Я боюсь его ответа? Или просто волнуюсь? Даже вспомнить не могу, когда последний раз так переживала из-за ответа человека.              — О том, как мне с тобой спокойно. Я шел сюда не в силах выкинуть ни одну тревожную мысль, которые кружились в голове одна за другой, а вот ты, — он ткнул свободной рукой мне в плечо, — меня спасла, — ухмыляется.              — Хороший оборот речи. Спасла… — будто пережевываю его слова, пытаясь понять их полный смысл.              — Могу выдать еще один оборот, но только обещай не смеяться, — последнее он сказал, приставляя указательный палец к губам, намекая, что и рассказывать об этом никому не стоит, хотя тихо посмеивался сам.              — Обещаю, — уже ладошки вспотели, главное его не трогать, а то выдам себя с потрохами. Надеюсь, меня хотя бы не потряхивает от волнения. Да что со мной такое? Мысленно считаю до трёх и выравниваю дыхание, ругая себя за то, что все это время, пока я приводила в порядок свою нервную систему, мой взгляд, бегающий по всему его лицу, уже раскрыл все мои эмоции на счет сложившейся ситуации.              — Ты смогла вырастить виноград там, где цвела полынь, — Леви произносит это на выдохе, шепотом, и стена между нами рушится в пух и прах. И я понимаю, что не просто лежу на траве, опираясь на его руку. Я нахожусь в безопасном месте, в месте, где меня понимают, где меня ценят по-настоящему, а не из уважения к моим личным достижениям. Я чувствую себя защищенной, словно в тепле его рук я нахожу укрытие от всех несчастий.              Тяну руку в его сторону, чтобы подвинуться ближе и обнять, он дергается и замирает, из-за чего я останавливаюсь и просто смотрю на него в непонимании. Неужели я все не так поняла? Чувствую, как щеки зашлись в краске. Он выглядит не менее удивленным, чем я, и смущенным, но его скорее выдают покрасневшие уши.              Все последующее происходит, словно в немой, застывшей сцене, он аккуратно убирает мою голову со своей руки, на все это я смотрю всё также лёжа, иногда следя за его движениями, для меня они тянулись вечность, но на самом деле он двигался намного быстрее. И вот уже нависая надо мной, он спросил:              — Ты доверяешь мне?              — Что за глупый вопрос?              — Просто ответь.              — Да.              Его глаза потемнели на несколько тонов, в них плясали черти. Взрыв, фейерверк и искры из глаз, его губы накрывают мои и по низу живота прокатывается волна, которая последний раз посещала меня еще в юности. По прошествии стольких лет, я думала, что лишилась возможности почувствовать что-то подобное, но он подарил мне эту возможность вновь, будто заставляя ожить и увидеть мир в ярких красках, которые я видела только изредка, по пальцам можно пересчитать, сколько раз такое было.              Все мои страхи о будущем, прошлом и настоящем покинули меня, оставляя только нас двоих в этом крошечном мире, окруженном стенами и титанами, время не остановилось, оно подстроилось под то, как долго мы искали друг друга, и в благодарность за то, что мы встретили эту ситуацию без сопротивления, сдавшись друг другу, замедлило свой ход. Казалось, что даже редкие ночные птицы замолкли и, стараясь не мешать, смущаясь, покинули ветки ближайших деревьев.              Его свободная рука потянула меня влево, заставляя перекатиться со спины, сначала на бок, а потом на живот, и вот я уже лежу на нем, глядя сверху вниз. Он слегка улыбался, и, обхватив уже обеими руками за часть шеи рядом с ушами, притянул обратно, опуская одну из рук на мою спину, сжимая ткань плаща пальцами.              Мне уже становилось невыносимо жарко, потому было принято сложное решение отстраниться и отдышаться, воздуха катастрофически стало мало, но я не учла одно: тогда придется встретиться глазами с ним, а значит, просто положу голову ему на плечо и уткнусь в шею.              — Ты его так порвешь, — по голосу слышно, что он улыбается, значит все нормально (в отличие от меня). Но я так и не поняла, кого я там порву…              Он переплел свои пальцы с моими, освобождая свой плащ от моих, сжимающих и тянущих его, рук. Видимо, нервное. Теперь, если я поднимусь, он будет у меня в заложниках, прижатый к земле. Пожалуй, так и поступлю.              — Эрна, ты хоть слово скажешь? Или так и будешь увиливать и играть со мной? — вопрос не серьезный, это становится понятно по его лицу, которое не выражает ничего, кроме искорок в глубоких зрачках, в которых маленькие огоньки плясали танго. — Я чувствую то же, что и ты, если что. Непонимание происходящего и смятение к чувству, будто все так и должно было быть.              — Тогда почему давишь? — тоже ни капли серьезности, выходит хрипло, прочищаю горло и смеюсь, встречаясь с ним глазами.              — В теории, это ты на меня сейчас давишь, — он поворачивает голову в сторону, где я одной из рук прижимаю его ладонь к земле.              — Если тяжело, так и скажи, — я расставила ноги по обе стороны его бёдер и уже собиралась встать, как он вырвался из моей хватки и поднялся на локтях, снова ловя мои губы своими, будто испугавшись, что это больше не повторится. Ошибаешься, капитан, мне слишком понравилось с тобой целоваться, чтобы больше никогда этого не повторить.              — Совсем не тяжело, или ты хочешь сказать, что это я слабый? — ухмыляется и притягивает меня обратно к себе.              Мы бы пролежали так почти до утра, смеясь и разговаривая, счастливые, все мокрые и грязные, извозившиеся из-за росы в земле, но спустя пару разговоров, все же было принято решение пойти в комнаты, чтобы хоть немного поспать. Сбивать режим сна не хотелось, хоть на завтрашний день и планировался выходной.              На обратном пути я рассказывала о разных теориях Ханджи и её опытах, в которых я иногда принимала участие в роли лаборанта, активно жестикулируя. Всю дорогу он смотрел на меня, и порой у меня проскакивала мысль, сказать ему, чтоб следил куда шагает, а то споткнется.              Дойдя до моей комнаты, он осмотрелся и шепотом, притянув ближе к себе за талию, сказал, почти целуя в шею:              — Доброй ночи, лейтенант Гёте, — всё же оставляет невесомый поцелуй около уха, и целый табун мурашек проносится по спине и рукам.              — Доброй, капитан Аккерман, — он отпускает меня из объятий и улыбнувшись, я точно заметила, его глаза блеснули даже в такой кромешной темноте коридора, направляется к себе.              Зайдя к себе и провернув ключ, скатываюсь на пол, опираясь спиной о дверь. Проветрилась перед сном, называется. Сбросила с себя грязную и сырую одежду, переоделась в сухую белую, а главное длинную, ночную рубашку, пнув запачканный комплект формы в угол.              Босиком просеменила до кровати и забралась под одеяло, накрываясь с головой, зажмурив глаза и ущипнув себя за ногу. Не сон. Оно и верно, все, что сегодня произошло нельзя прочувствовать так же во сне, как это было наяву. Дотронулась кончиками пальцев до губ и перевернулась на бок, вылезая из-под одеяла. В таком положении и провалилась в сон, с рукой у подбородка, обнимая вторую подушку.              Утро обещало быть спокойным, но что-то пошло не так. В семь часов утра, как показывали настенные часы, мне уже тарабанили в дверь. Господи, в выходной?              — Эрна, я её сейчас выломаю! — это была Ханджи. Я открыла один глаз, нехотя, взяла ключ с тумбочки и с легкостью, прокатила его по полу до щели под дверью, не прикладывая усилий для того, чтоб встать, оставшись в теплой кровати.              Два проворота в замочной скважине, и вот в моей комнате уже стоит Зоэ, тараторя и жестикулируя, честно признаться, я ни черта не поняла, но продолжала смотреть на девушку, уже приподнявшись на одном локте и потирая свободной рукой глаза. Почему самое тяжелое утро – это утро после хорошего вечера или ночи?              — И вот я сегодня подхожу туда, где… — она не успевает договорить, её перебивает голос из приоткрытой двери.              — Четырехглазая, — это был Леви, — я тебе что сказал? Потом к ней зайдешь, мы и сами можем разобраться на этом этапе, — меня это не то, что смутило, меня это прибило обратно к кровати, заставляя закрыться одеялом с головой. И вот меня уже начинает интересовать эта тема: с чем они разберутся? Что уже успело произойти? Признаться, я не придала значения тому, что она так ворвалась в мою комнату с утра пораньше, потому что она часто так делала, когда находила интересным результаты своих новых опытов.              — Ханджи, начни сначала и не тараторь, умоляю, — говорю громко, чтобы было слышно из-под одеяла, под которым я нахожусь все это время.              — Гёте, мы можем начать планирование и без тебя, просто посвятив в план позже, когда придем к чему-то общему, — что это за фамильярность, капитан?              — Капитан Аккерман, я и без Вас разберусь что мне делать, раз лейтенант Зоэ уже здесь, значит, она посчитала важным рассказать всё и мне, — ответ будет таким, каким было обращение, несмотря на личность оппонента.              — Я просто хотел… — и запнулся. Не могу не признать, что даже приятно слышать в его голосе какую-то заминку, раньше их не случалось. Принимаю решение покинуть укрытие в виде одеяла и посмотреть на собеседников: Ханджи стояла между моей кроватью и дверью, ровно по середине и быстро переключала взгляд между мной и Леви, очевидно о чем-то думая, а он, в свою очередь нервно поправлял пуговицы на своей белой рубашке, которая, как всегда, была идеально ровно выглаженной и чистой, ни единого изъяна, как и в самом хозяине этой рубашки. — Ладно, расскажи ей и идите в кабинет Эрвина, — он вытащил из двери ключ, прошел в комнату и положил его обратно на тумбочку, кинув на меня взгляд, который могла заметить только я, так как он стоял спиной к Ханджи, недолгая ухмылка и те же чертята, пляшущие в его зрачках.              Пытаюсь переключиться, выходит плохо, потому что всё то время, пока он уходил из моей комнаты, закрывая за собой дверь, не оборачиваясь, я не дышала.              — Ладно, что ж, — смотрю на Ханджи, а у нее на лице всё читается. — Нет, — отрицательно машу головой. — Всё потом, дорогая, не сейчас, лучше расскажи, что у вас стряслось? — она молчит секунды две.              — А Я-ТО ВСЁ ДУМАЮ, ПОЧЕМУ ОН ТАКОЙ ПОМЯТЫЙ С УТРА, ТЕПЕРЬ ЕЩЁ И…              — ХАНДЖИ! — вскрикиваю и поворачиваюсь на нее с вытаращенными глазами, закрывая рот рукой. Блять, ну как у нее это получается? Она даже ничего такого не сказала, а меня уже краской залило. И почему все кадеты считают, что она невнимательная и совсем ничего не замечает? Она замечает намного больше, чем говорит, просто предпочитает высказывать всё только тем, кому доверяет, а не каждому встречному.              — Всё, всё, но я запомню, мы ещё к этому вернёмся! — хитрая улыбка говорит о том, что она говорит правду. Пока она приступает к своему «докладу», я встаю и начинаю понемногу соображать, что мне в первую очередь нужно сделать, открывая дверцу шкафа, на которой находится продолговатое зеркало. — В общем, у нас проблема. Моих подопытных убили, один прах остался, да и тот скоро исчезнет, словно их и не было.              — Крыс что ли? И что тут такого, что мы все понадобились на совещании так рано утром? — задаю вопрос, но собираться не останавливаюсь, всё-таки Эрвин ждет.              — Какие крысы? А… — она почесала затылок и поправила прядь волос за ухо. — Я же не рассказывала… В общем, на прошлой экспедиции за стены, нам удалось поймать двух титанов. Мы содержали их в строгой секретности, поэтому знали только двое: я и Эрвин. Ну и парочка из тех, кто помогал их ловить. Они не большие, поэтому задействовано было не так много человек. Извини, я не могла рассказать. Тем более, я рассчитывала на скорое объявление о них, потому что, как мне кажется, я уже приблизилась к раскрытию тайны их происхождения, — Ханджи совсем сникла, оно и понятно, она по этим тварям с ума сходит, они для нее – завеса тайны, которую ей, во что бы то ни стало, страсть как хочется раскрыть.              — Понятно, — для меня это ровно так же, как узнать о том, что птицы летают, это ведь Ханджи, о которой я когда-то шутила, что она может завести титана в будке у казарм, как сторожевого пса, ей только разрешения не доставало. — Охрану не выставляли?              — Обижаешь, выставляли, конечно. Всё случилось в их пересменку, как мы думаем, поздно за полночь, когда одна группа ушла, а вторая только вышла из здания навстречу предыдущим ребятам. Они обычно не заглядывали к… подопытным. Поэтому обнаружилось всё, когда я в шесть утра пришла проведать «ценные экземпляры», — под её рассказ я уже собралась и оставалось только решить, что делать с волосами: оставить распущенными или собрать в высокий хвост.              — Скажи, мы сегодня что-то будем делать, или это обычный мозговой штурм? — спросила, уже держа заколку в руках.              — А что делать? Мы пока даже не прикинули кто это мог быть, хотя Эрвин с самого моего сообщения о происшествии ходит с таким лицом, будто одна из его догадок оказалась верна, как это обычно бывает с ним, когда он что-то долго обдумывает, и в итоге оказывается прав.              — Классика, — расчесалась и оставила их распущенными. — Пойдем, — беру ее под руку, и мы выходим из помещения, спускаясь на первый этаж и заворачивая за угол, к кабинету главнокомандующего.       

***

      — Значит, это наш единственный вариант, придется перенести операцию, — мы уже час топчемся на одном месте, перебрав почти каждого новобранца и редких гостей, поставки и гонцов. Ничего не вяжется. — Успеем подготовить недавних кадетов?              — Это исключено, мы потеряем половину из них, многие из них слишком перспективны, чтобы лишаться их, — Леви отводит взгляд в сторону окна, повторяя мои слова, сказанные ему же, сидя на диване и в очередной раз споря о переносе сроков с Эрвином. Ханджи сидит напротив меня, на стуле, приложив кулак к подбородку, опираясь на стол и закрыв глаза, хмурясь. Я же просто откинулась на спинку стула и вытянув ноги, смотрю в потолок. Это бесконечная череда перепалок о том, что нужно перенести, что не нужно перенести, надоело.              — Можем убрать выходной, но оставить часы тренировок такими же, — вздыхаю, кто-то же должен это предложить.              — Исключено, они тогда помрут раньше, чем за стены выберутся, — нашел, когда шутить, Эрвин. Мои идеи хотя бы менее травмирующие, чем твои, с этими «мини-вылазками-подготовками».              — Давайте сойдемся на том, что пока просто перенесем вылазку на неделю раньше, и отправьте по одному доверенному лицу на проверку оборудования каждого новобранца, — отдал приказ, но вопросы остались. Например, почему он думает, что это кто-то из новичков, а не тот, кто уже долгие годы служит здесь и мог вынашивать гадкие планы годами?              — Я могу отправить солдата из новоприбывших? — в голове всплыл Кирштейн.              — Кого ты хочешь отправить? — Леви снова состроил недоверчивое лицо, теперь это больше походило на его обычное состояние.              — Жан Кирштейн, — поворачиваю голову обратно к Эрвину, пока никто не успел вставить слово и озвучить свое мнение. — Я считаю, что он уж точно не причастен. Сможет проверить все под предлогом любопытства, надоедливости или завести нужный разговор. Язык у него подвешен, врать точно умеет, но не лучше нас. Будь он предателем, я бы заметила это.              — Хорошо. Я доверяю твоему выбору, — Эрвин кивает, а я, не поворачивая головы, улавливаю поджатые губы Аккермана и отвод глаз. Ревнует? — С началом выходного, коллеги. Если их можно так назвать, — Он натянуто улыбается и садится обратно в свое кресло, подпирая голову кулаком и перекидывая внимание на документы, как бы намекая, чтобы мы уже ушли.              Глаза слипались, голова гудела, а Ханджи всё продолжала тараторить о своих горячо любимых подопытных, которых безжалостно лишили жизни, пока я, держась за висок кончиками пальцев опиралась плечом о стену. Леви составлял нам компанию все это время, но смотрел в другую сторону, скрестив руки на груди. Мы стояли на улице, у самого входа в казармы, аргументировав это тем, что всем будет полезен свежий воздух, как сказала девушка: «А то вы из своих нор не вылезаете!». О, нет, довылазились уже, вот теперь и получила откат своих действий, совершенных раннее.              Из выходящей на улицу компании послышался голос Жана. Открываю глаза и поворачиваюсь, оставляю ладонь, которая все это время потирала стреляющий висок, в том же положении. Он был, кажется, с Конни и Сашей. Отлично, эти двое уж точно не причастны, в силу умственных способностей, хотя могли быть настолько хитры, что просто прикидываются. Докатились, уже всех подозревать приходится.              Не успели они далеко отойти от крыльца, поздоровавшись с нами, как я окликнула Кирштейна.              — Жан, подожди, — он оборачивается, лицо выражает все невротические эмоции, которые только возможно.              — Лейтенант? — я уже отошла от Леви и Ханджи и стояла рядом с солдатами, которые от неожиданности, выравнялись, как по струнке.              — Поговорить надо, отойдем, — показываю большим пальцем левой руки в сторону, оглядывая стоящих передо мной. Он кивает, и мы отходим метров на десять, этого хватит, чтобы нас не услышали. — К сожалению, тебе придется сегодня немного поработать, — поднимаю глаза на него, он внимательно смотрит на меня, слегка сведя брови. Видимо не рад. А кто ж будет рад, в выходной, услышать о том, что опять нужно что-то делать. — Тебе надо проверить оборудование своих друзей и сокурсников. Примечательная деталь – сломан определенный механизм, — далее объясняю находку Ханджи, специально упуская, где она была найдена: винт, от которого зависел механизм выпуска крючков из УПМ. Деталь неброская, чтобы увидеть её саму или её отсутствие, нужно примерно минуты две для незаметного осмотра. — Справишься?              Он задумчиво переводит взгляд на своих друзей, которые все это время стояли и таращились на нас, перешептываясь, но в мгновение, когда мы оба на них посмотрели, резко отвернулись и столкнулись лбами, начав опять переговариваться между собой.              — Нелегкая задача. Почему именно я? –лицо приобрело серьезные черты и, более взрослые, что ли.              — У тебя язык подвешен. Манипулируешь умело. Хитрый, в общем, и мозги работают, — чешу затылок, активно думая, стараясь не перехвалить парня, чтоб не зазнался.              — Ясно, — засовывает руки в карманы и выдыхает, смотря в сторону. — Кого надо проверить? — я достаю из кармана листок с восемью пунктами.              — Если найдешь: не нападать, не паниковать, не говорить об этом человеку. Делай вид, что все нормально, короче – ври. Потом придешь ко мне с отчетом, письменным, устным – мне все равно, даже если никого не найдешь, подмечай детали поведения, это тоже может быть важно.              — Ага… — он уже рассматривал листок, внимательно изучая каждую фамилию. Прочитав всё, он снова смотрит на меня, а потом на Сашу и Конни. — А этим что сказать? Они как два воробья, постоянно трещат и задают вопросы, правду я им сказать не могу, но уйти придется сейчас, чтобы успеть к вечеру проверить всех, ну или хотя бы большую часть, — взъерошил волосы и снова опустил взгляд на список, попутно засовывая его в карман рубашки на груди.              Вновь посмотрела на его друзей, которые делали вид, что рассматривают пейзажи, деревья, небо, тыкая пальцами в разные объекты. Думаю, им сгодится любая отговорка, которая более-менее будет похожа на правду.              — Скажи, что это анкетирование для отчетности. Можешь еще сказать, что недоволен этим поручением, не знаю, придумай что-нибудь. Разрешаю даже оскорбить меня пару раз. Тема анкетирования «довольны ли вы питанием?», скажи, что повара нового нанять хотим, чтобы солдаты не готовили сами. Только проси не распространяться об этом. Веди себя обычно.              — Понял я, понял, — он посмеялся, прикрывая рот рукой и откашлялся. — Оскорблять не буду, ты слишком миловидная, я так на взбучку напорюсь, никто не считает тебя… плохой? — он задумался, как выразить то, как ко мне относятся его сокурсники.              — Отлично, приступай в любое время, срок – три дня. Успей до следующего выходного, — хлопнула его по локтю в знак прощания, немного задержав руку и приподняв уголки губ. Он положил свободную ладонь на мою руку, с таким же выражением лица как у меня. Нет, нет, нет, нет, нет.              — Сделаю все в лучшем виде! — просиял Жан и поспешил удалиться, обернувшись один раз и помахав. Теперь я боюсь оборачиваться. Постою и посмотрю им вслед еще чуть-чуть. Наслажусь жизнью. Я не знаю, как сейчас выглядит лицо капитана, но спиной ощущаю, что скоро в ней появится дыра.              Набираю полные легкие воздуха и спешно выдыхаю ртом, разворачиваясь на пятках и следуя обратно к коллегам, которые о чем-то бурно разговаривали, а если быть точнее, Ханджи что-то бурно рассказывала, а Леви смотрел, как я иду в их сторону.              — Вот, и потом мы решили устроить забег на лошадях! — воскликнув это, она расставила руки в стороны, наверно, собираясь рассказать, как она победила меня в этом соревновании. Она услышала звук шагов и обернулась. — О, а я здесь рассказываю о нашем вчерашнем вечере, — она свела руки обратно и принялась потирать ладони друг о друга в нервном жесте, мечась взглядом между нами двумя. — Ты вообще слушаешь? — она обращалась к капитану, который уже переключил свое внимание на три удаляющиеся фигуры: Сашу Блауз, Конни Спрингера и, виновника того, что сейчас тут развернется, Жана Кирштейна.              — Слушаю, — врёт. — Разреши перебить, у меня вопрос к лейтенанту Гёте, — он вообще не смотрел на Зоэ.              — Не разрешаю, — сколько раз она еще спасет мою пятую точку? — Я еще не рассказала главное! — она поднимает один палец вверх, как бы доказывая, что это действительно очень важно. — Я выиграла в гонке с Эрной! — девушка начинает смеяться, но никто кроме нее больше не издает ни звука. — Ладно. Это место сейчас взорвется. Я лучше пойду, встретимся позже, — с мольбой смотрю ей вслед, но она лишь качает головой, признавая, что тут она бессильна и поднимает кулак на уровне глаз, пытаясь меня подбодрить.              — Я оправдываться не буду, — смотрю на Леви и понимаю, что лучшая защита – это нападение.              — А я и не на тебя злюсь.              — Ты злишься?              — Нет, блять, Эрна, очень счастлив, от того, что без двух минут солдат только что подумал, что достаточно этично будет подержать тебя за руку, пусть и всего пару секунд.              Если честно, меня это забавило. Узнавать его с других сторон, не только как вышестоящее лицо, а как обычного человека, со своими чувствами, эмоциями и мыслями, которые заняты не только работой. Дала себе вольность улыбнуться и состроить гримасу умиления, как бы показывая, что ситуация, самая что ни на есть невинная.              — Ну и что ты улыбаешься? — я уже слышу, как он борется с собственными сомнениями, пытаясь самому не улыбнуться, и не растаять под моим натиском.              — Мне просто интересно, с чего ты взял, что Жан вообще представляет какую-то угрозу? — наклоняю голову слегка в бок, собирая выпрямленные руки в замок. Смотрю мимо него, немного задумавшись, но не давая выдать ответ быстрее, чем я продолжу. — Или это ты мне не доверяешь? — Быстро сменяю ненастоящие эмоции, и вот уже стою, нахмурившись и уперев руки в бока. По сути, я повторяю за ним его ночную манипуляцию у озера.              — Господи, какая же ты… лиса, — он расставляет руки в знак поражения и натягивает слабую улыбку. — Признаю, повода нет. Угрозы нет, всё в порядке.              — Вот и договорились. Чем планируешь сегодня заняться?              — Ммм. Даже не знаю. Вариантов мало, нужно просто попросить элитный отряд заняться делом, которое нам и поручили. В обычной ситуации я бы сделал всё сам, но сейчас понимаю, что предпочел бы другой расклад дня, — молчу, просто ожидая что он скажет дальше, — так что… А ты как планируешь провести выходной? — опомнившись, спрашивает у меня.              — Хотела дочитать короткую книгу, всё никак руки не дойдут. Каждый раз ее откладываю, — я не врала, у меня действительно уже около двух недель валялась на столе книга с коротким философским рассказом. Капитан о чем-то ненадолго задумался.              — Может я тогда зайду, если ты не против, и вместе дочитаем? — почему-то я так и думала.              — Давай, я не против. Когда?              — Минут двадцать, найду своих оболтусов, объясню суть задачи, переоденусь у себя и приду.              — Договорились.              В какой момент мы стали так непринужденно разговаривать о чем-то? Договариваться о совместном, пусть и чтении, но всё же… По пути в комнату встретила Зоэ, буквально вылетающую из своего кабинета.              — Ты жива!              — Ну и шутки у тебя… У Эрвина нахваталась? — театрально хватаюсь за сердце, но секундой позже жалею, что совершила такие резкие движения, ведь гудящая голова дала о себе знать, наказывая за поспешно обретенную уверенность в том, что она прошла.              — Голова? Минутку погоди, я сейчас вернусь, — она проскальзывает обратно к себе в кабинет, и действительно очень быстро возвращается. — На вот, возьми. Это чай на травах, которые для меня Моблит, мой новый помощник, ходит собирать, я часто даю эти заварки капитану, бери-бери.              — Спасибо, я очень благодарна тебе, — но по ее лицу вижу, что она ждет, пока я расскажу подробности о капитане и мне, её скоро разорвет от любопытства, — давай может… Возьмем кипятка в столовой и ко мне зайдем? У меня есть свободные двадцать минут.              — Всего двадцать?! Я рассчитывала, что мы обсуждать будем часа три только! Ты рушишь все мои планы! Чем ты таким планируешь заняться, что важнее этого? — она уже почти кричала, пришлось закрыть ей рот ладонью, потому что проходящие мимо Армин, Микаса и Эрен посматривали в нашу сторону с нескрываемым любопытством. Шикнув на нее и выругавшись себе под нос, убираю руку, таща ее под локоть к столовой.              Я не могу долго на нее злиться, это же Ханджи, она всегда была громкой, эксцентричной и бесцеремонной. Поэтому заговорила первой, оглянувшись, чтобы удостовериться, что здесь никого нет.              — Прости, ты просто слишком громко закричала, я испугалась, что кто-то услышит, — виновато посмотрела на нее из-под опущенных ресниц, но та и не думала обижаться, отчего эмоция резко сменилась на удивленную.              — А что ты такого хочешь оставить в секрете? — девушка сидела вразвалку за столом, скосившись вбок на скамейке и подпирая щеку кулаком. Эта сцена заставила меня рассмеяться и покраснеть, понимая, что мне сейчас нужно будет ей рассказать.              — Ну… Я даже не знаю с чего начать, на самом то деле, — запинаюсь пока говорю и почти опрокидываю кастрюлю с кипятком из-за того, что стараюсь действовать быстро, чтобы успеть поговорить в моей комнате.              — Можем начать с того куда вы двое ходили ночью, думая, что если выйдете раздельно, то никто не заметит. Из Леви шпион, как из меня балерина – хреновый, короче. Я его, когда в коридоре увидела, смотрящего из окна на то, как ты уходишь куда-то, а потом спешившего, как я и думала, за тобой, всё поняла.              — Так он не просто так сам туда пришел… — Ханджи встала и помогла мне перелить кипяток в железную тару, которая была чуть больше фляжки.              — Вы не сговаривались? Стоп, тогда я ничего не понимаю, Эрна, вообще, как давно у вас это началось?              — Ну, если «вообще», то ночью… — непонимающе смотрю на нее.              — ТОЛЬКО СЕЙЧАС? — она с грохотом ставит кастрюлю, почти расплескав горячую воду, обратно на стол, который мы используем для раздачи и тащит меня в комнату, пока я пытаюсь закрыть крышку сосуда с кипятком, попутно убирая сверток с заварками в карман.              — Пожалуйста не дергай меня так, когда у меня болит голова, — девушка уже влетела со мной в помещение и принялась искать чашки, — я же так и помереть могу, — она нашла чашки и приметила мою грязную форму, которую я ночью скинула на пол, так и не убрав. — Ханджи, ну правда… — она ставит две чашки передо мной, хватая эту груду вещей и запихивая в корзину в шкафу, в которую я обычно кладу грязные вещи, — в этом рассказе ничего такого… — вот она уже достает из прикроватной тумбы свечи, о чем-то задумавшись и обернувшись на меня, сидящую за столом, и убирает их обратно, отрицательно мотая головой. — Кроме того, что мы поцеловались, — она замирает на середине действия, пока закрывала ящик и все-таки достает свечку, теперь одну и немного задергивает тонкие занавески, которые все равно, даже закрывая окно полностью, пропускают свет. — Ты что наделала? — осматриваюсь и понимаю, что комната буквально приобрела интимную атмосферу, которая ну никак не подходит под чтение книги.              — Ну-с, — она отряхивает руки и пробегает взглядом по комнате. — В целом, я сделала все, что было возможно сотворить из этого морга. Как тебе?              — Мы собирались читать книгу… — тихим голосом произношу я. — Просто почитать…              — Так, а чем тебе не идеальное место для чтения? СТОП! Он сейчас придет? — она опять почти перешла на крик, но поняла свою ошибку сама и заговорила на тон ниже. — Почему ты мне сразу не сказала? Я уже думала, что придется придумать обстоятельства в которых капитану нужно будет зайти к тебе и… ну, это самое. Остаться. На неопределенное время, — она поднимает одну из рук, оставляя вторую приобнимать собственный торс.              — Я хотела сказать это здесь, а не в столовой, но ты меня так утащила, начала тут носиться, убираться, — все еще испуганно смотрю на нее. — Но, спасибо, я бы делала это явно медленнее. Будешь чай? — достаю заварку, которую она же мне и вручила и раскидываю по чашкам.              — Нет, с капитаном попьете, — она садится на соседний стул, который находится за углом стола и отмахивается. — У нас есть всего ничего времени, хотя бы что-то успеешь поведать мне о вчерашнем.              И я рассказываю как можно быстрее основные фразы и описываю наши с ним действия на протяжении вечера, она разбавляет мой рассказ редкими уточняющими вопросами и довольно кивает, иногда хмурясь, иногда смеясь, прикрывая руками лицо, пока я разливала кипяток по чашкам, отставляя подальше, чтобы успели остыть к тому времени, как придет Леви.              Прошло немного-немало минут пятнадцать и в дверь постучались, мы переглянулись, и Ханджи встав из-за стола, уходит к двери, оставляя меня на месте, усаживая обратно, надавливая на плечо своей рукой.              — Уже ухожу-у-у, — она открывает дверь и буквально пролетает мимо капитана, который стоит в дверях с какой-то маленькой коробкой в руках. Он смотрит ей вслед нахмурившись, но сообразив, что долго задерживаться не стоит, проходит в комнату и проворачивает замок.              — Она ненормальная, — он оборачивается и осматривает комнату над убранством которой потрудилась Зоэ. Ухмыляется, приметив горящую свечу на столе и аромат чая, который разнесся, если и не по всему этажу, то уж точно заполнил собой всю комнату. — Точно ненормальная. Это же ее рук дело? — он обводит рукой комнату в вопросительном жесте. Киваю головой и выгибаю брови, слабо улыбаясь. — Вляпались.              Он проходит ближе и, наклоняясь ко мне, целует в лоб, кладя маленькую коробку передо мной, делает шаг назад и двигает стул ближе к моему, садясь.              — Что читать будем? — на нем черная кофта и серые свободные штаны, скорее походящие на брюки для тренировок, но более «домашние» что ли. Я взяла непримечательную книгу со стола и положила на стол рядом с коробкой, в которой, мне если честно, до безумия любопытно, что находится. — Или сначала просто поговорим, пока чай окончательно не остыл?              — Как тебе угодно, но чай точно нужно выпить быстрее, до тех пор, пока он не остыл. Но все то время, что тут находилась ненормальная, как ты выразился, я не успела переодеться, — грустно осматриваю стол и вспоминаю о бумагах, которые нужно заполнить хотя бы к завтрашнему вечеру.              — Могу подождать в коридоре.              — Нет, не надо… — словно испугалась, что он сейчас уйдет, и вообще не вернется. — Можешь просто отвернуться, если тебя беспокоят нормы приличия.              — Беспокоят, отвернусь.              Я встала и прошла к шкафу за его спиной, так что и отворачиваться не понадобилось. Он взял книгу со стола и повертев её в руках, судя по звуку, раскрыл и начал перелистывать страницы. В этот же момент, я лихорадочно перебирала вещи, которые бы могли подойти к обычному вечеру, а не тому, о чем подумала Ханджи, прихорашивая мою комнату. Выбор пал на свитер, который был максимально длинным, и скорее походил на короткое платье. Следом на глаза попались свободные шорты, которые, вообще-то предназначались для сна, потому что были, наоборот, слишком коротки, но их все равно не будет видно под свитером, поэтому решаю остановиться на них.              Переодевшись как можно скорее, сажусь обратно, смотря на стол и двигаю чашки ближе к нам. От них веет чабрецом и мятой.              — Расскажешь о себе больше? То, чего я о тебе не знаю? — нарушаю тишину первой, отпивая из чашки.              — Сначала открой коробку, потом поговорим, — он указывает на нее пальцем, а я и не против, интерес меня просто съедал всё это время, поэтому аккуратно беру ее в руки и откидываю картонную «крышку». В ней лежит шоколад разных форм, и мишки, и цветочки, и сердечки. По ощущениям, я сотню лет не ела шоколад. Поднимаю воодушевленный взгляд на него, а он только ухмыляется и берет свою чашку в руки, довольный, как напившийся молока кот, в его случае – чая.              — Спасибо, спасибо большое, — дожидаюсь пока он поставит чашку обратно и крепко обнимаю, не отходя далеко от своего стула, получается, почти повиснув на нем. — Где ты его достал? Он же такой дорогой, наверно, — сажусь обратно и пододвигаю коробку к нему ближе, чтобы он тоже его попробовал.              — Не так уж тяжело было его достать, — он берет в руки форму напоминающую кошачью лапу, — а так, это секрет. Просто чай пить уже наскучило, да и я думал, даже если ты не предложишь, все равно принес бы кипятка, заварка то у тебя точно есть.              — Сплошные секреты… Ты сам как ходячий секрет, — хмурюсь и отпиваю ещё. — Уходишь от темы, капитан.       

Sound: KALEO — Way Down We Go

      — Надеялся, забудешь, — ухмыляется и залпом допивает оставшееся содержимое чашки. — Что тебе интересно знать?              — Ну, например, о детстве или родителях, если они, конечно, присутствовали в твоей жизни…              — Больная тема, но ладно. Если коротко, я родился в подземном городе, — Осторожно посмотрел на меня, следя за реакцией, но я не была удивлена, Эрвин упоминал об этом, поэтому, не уловив ни единой отрицательной эмоции на моем лице, продолжил. — Мать работала в борделе, поэтому отца я не знал. Когда мне было примерно шесть лет, я с трудом походил на свой возраст из-за постоянного недоедания на фоне долгов матери. Из-за инфекции, распространенной среди работниц публичных домов, она умерла. Позже дядя, её брат, нашел меня, сидящим в одной комнате с трупом матери на протяжении двух дней, истощенного и полуживого, — я отставила подальше от себя чашку с недопитым чаем, который остался на дне. — Я не помню ничего кроме жестокости и насилия, которым он меня обучал после того, как нашел меня там. Не считаю, что он меня спас, скорее дал основу для того, чтобы я сам смог спасти себя. Сильный, хитрый и опасный человек, он жил только для себя, не думая о других. Я никогда не считал его своим родственником, он был мне чужим, как и весь мир вокруг. Он же и научил убивать, но и в то же время, он же дал мне понять, что наш, хоть и крохотный мир жесток и несправедлив. До сих пор не определился, но чувство благодарности и ненависти борются во мне по отношению к нему по сей день.              — Мне жаль, что так вышло… — накрываю его руку своей, немного сжимая, выражая поддержку. Внутри что-то надламывалось с каждым новым словом, каждой фразой, что он произносил, а в горле встал ком, горький и противный, который всякий раз не получалось проглотить, пока не дашь волю слезам.              — Я бы не стал тем, кто есть сейчас, не встретил Эрвина и Ханджи, если бы не он. А самое главное – не встретил бы тебя, — он наконец поднимает взгляд от чашки, которую все это время крутил свободной рукой и встречается с моим. — Но теперь-то я уже долгие годы здесь, — проскакивает намек на улыбку, но она так и не выдавливается. — Я просто стараюсь об этом не думать. Все, что мне было нужно из тех уроков, которые мне преподала жизнь, когда я был еще ребенком, уже усвоил и довел до максимума. А ты? Каким было твое детство? — он переворачивает свою ладонь на столе, на которой все это время покоилась моя и переплетает наши пальцы. — Если это, конечно, не травмирующее воспоминание.              — Травмирующее, но мне кажется, не настолько, как твое.              — У всех в этом месте, — он обвел свободной рукой пространство вокруг, как бы указывая на всех находящихся в разведке, — не самое лучшее детство, из-за чего мы и находимся здесь сейчас.       

Sound: Emma Louise — Jungle

      — Начну не с самого начала, потому что большую часть не помню, росла я в приюте. Слово приют, в целом, вызывает во мне неприятный холодок. Не потому, что это было плохое место, воспитательницы старались, насколько могли, кормили, отдавая последнее, одевали, учили. Но… Там не было любви. Там не было того тепла, которое, как мне кажется, должны давать детям их родители. Я помню себя маленькой, забитой в углу комнаты, в своей постели, слушающей глухой звон колокольчика, который сигнализировал о начале обеда. И глухой стук шагов воспитателей по деревянным полам, когда они проходили мимо моей комнаты, которую я делила еще с пятью девочками. Я не знала, почему меня оставили там, почему они не вернулись. В моей детской голове крутились мысли, словно непослушные птички, которые не хотят успокоиться, я мечтала, что родители вернутся и заберут меня оттуда, но с каждой прошедшей ночью надежда таяла, словно снег под солнцем. Приют и его контингент, в виде детей, научил меня быть сильной: прятать свои чувства, чтобы никто не видел моих слабостей. Но глубоко внутри я, вплоть до выпуска из этого места, верила в любовь, в то, что у меня будет счастье, и что мои родители не забыли меня, — казалось, что я забывала дышать, пока это всё говорила. — Наверно, поэтому, теперь, когда я нахожусь в совершенно другой обстановке, другом окружении, мне тяжело не привязываться к людям, которые проявляют ко мне хоть каплю доброты и уважения.              — И я точно знаю, что ты не заслуживаешь такого прошлого, — он тянет меня на себя и усаживает на свои колени, обивая руками талию и останавливая руку на спине, утыкаясь мне носом в плечо.              — Мы оба заплатили ту цену, которая требовалась для того, чтобы теперь делиться этим друг с другом.              Не знаю сколько прошло времени, пока мы так сидели, обнимаясь и просто перебирая все детали информации, которую узнали друг о друге, но он решил первым нарушить молчание.              — Может все-таки почитаем? — когда он поворачивается лицом ко мне, считаю, что книжка может и подождать, потому целую его. Долго задерживаясь на каждом миллиметре его губ, будто в попытке провалиться в этот момент навсегда. И я знаю, что он чувствует то же самое, то же желание просто пережить это вместе, не желая мириться с этим всем в одиночку. Он прижимает меня к себе крепче, его дыхание становится частым и глубоким. Отстраняется от меня и улыбается. — Я тоже не хочу, чтобы это заканчивалось, но мы договаривались, — короткий поцелуй в уголок губ, и он подхватывает меня на руки, через пару шагов опуская на кровать, отходя за книгой. — Как я понял из краткой аннотации в начале, эта книга о старом путешественнике, который прожил полную скитаний жизнь и рассказ об этих самых передрягах в пути?              — Именно так, — ложится рядом, кладя руку мне за спину и укладывая к себе на грудь. — Я ушла не так далеко, думаю, аннотация как раз описывает долгое вступление к основным событиям. Кто будет читать? — он целует меня в макушку.              — Я, конечно. Ты сегодня пережила головную боль, мой душещипательный рассказ, ещё и силы остались на описание своего детства, ты сегодня почетный герой, отдыхай.       

***

Sound: Jordan Critz — Starry Night

      Тишина комнаты была пронизана слабым шумом дождя, стучащего по стеклам, и уже почти догорающим, трещащим фитилем свечи на прикроватной тумбе.              — И вот, однажды утром, он проснулся и почувствовал, что его тело ослабло, а душа потяжелела. Он понял, что жизнь уходит от него, словно песок сквозь пальцы… — читал Леви, его голос был спокойным, будто звук течения реки, — он закрыл глаза и вспомнил все свои жизненные путешествия. За все это время он встретил многое: любовь, потерю, радость, печаль, войну, мир. Он видел восходы и закаты солнца, путешествовал по разным странам, знакомился с людьми. Но он осознал, что его время подходит к концу. Он стал думать о смерти, о том, что останется после него, задавал себе вопросы о смысле жизни, о том, что такое счастье и что такое горе. Размышлял как важно ценить каждый момент, важность существования в покое с собой и окружающими, — он прервался на секунду, прочитав следующие строчки раньше, чем произнес вслух. — Он улыбнулся, прощаясь с солнцем, которое уходило за горизонт. Он умер спокойно, в безмятежности и с мыслью о том, что его ждало на той стороне, — это был конец, мужчина легонько хлопнул книгой, закрывая её.              Я почувствовала, как тяжесть прочитанного укладывалась в мою душу: жизнь короткая и хрупкая, но в то же время она невероятна и полна смысла. Я не хотела тратить свою жизнь впустую, на бесполезные дела и ненужных людей, я хотела жить полноценно, наслаждаясь каждой минутой, проживая её, а не просто существуя. С этими мыслями провалилась в сон, держа руку на груди капитана, словно в голове отмеряя интервалы стуков его сердца, убеждая себя, что он никуда не уйдет и не оставит. Теперь не оставит.       

***

      Время подходило к полуночи, свеча уже не горела, а капитан тихо сопел, обнимая меня со спины. В дверь тихо стучали. Я встала и прикрыв собой дверной проем, в котором было бы видно Леви, открыла дверь, потирая глаза.              — Есть новости, — прозвучало от взволнованного гостя, который был выше меня на голову и смотрел мимо меня в комнату.