šurma

      Дождь просачивался сквозь старый деревянный потолок. Вода заливала дощатый пол уже по щиколотку. Узорчатый ковёр на стене ловит два живых профиля, смеющихся молодых людей. Эта осень пройдёт намного быстрее чем кажется.

***

Вот и лето прошло,

Словно и не бывало.

На пригреве тепло.

Только этого мало.

«Вот и лето прошло…»

Арсений Тарковский 1967г.

— Игорь, скажи, как долго мы ещё будем идти? — запыхавшись, произносит Разумовский и, кутаясь в плащ с чужого плеча, старается нагнать полицейского. — Слушай, прекращай, я тебя сейчас тут оставлю, — недовольно отвечает Гром. — Ещё через лес и мы на месте.       Остаток дороги прошёл в тишине. Даже птицы не пели, от того что ночные уже засыпали, а утренние ещё не проснулись. Плотный туман понемногу прорезало розовое солнце. Пустота. Ничего. Голова пуста впервые за столько лет. Всё позади. Был конец лета, когда всё это началось.       Покосившаяся колокольня и разрушенные купола церкви выглянули из-за деревьев.Тут и там были почти рухнувшие лачуги, разрубленный колодец, тощая корова щипала цветы, вместе с сорняками и прочей травой с чьей-то клумбы. На улице почти пусто, только старики на скамейках, вспоминают «золотой век», когда воздух был чище, а конфеты слаще. — Вымирает русская деревня, — со вздохом произнёс Игорь и направился в сторону знакомой халупы, — Совсем обветшала со временем. — Вне времени не существует и памяти, — с неким сожалением сказал Разумовский и поспешил поравняться со своим проводником.       Ключ в замочной скважине не хотел поддаваться. Пока Гром воевал с ним, рыжий уселся с ногами на пень, взглядом изучая церковь. Одна из стен её разрушилась, от чего изнутри были видны росписи и мозаики. Виден даже образ Богоматери в конхе алтаря. Её скорбный взгляд направлен прямо на Разумовского, а руки её распростерты. — Всё, отмучался… Где ты там? — произнёс Игорь, победно держа ключ над головой.       Внутри дома всё было настолько же скромно, насколько и снаружи. Коридор, откуда видно простенькую кухню, газовая плита, деревянный стол и пара стульев. На столе до сих пор была скатерть и пыльные вязанные салфетки, даже посуда и вазы стояли на своих местах, так, будто кто-то покидал дом в спешке. В противоположной комнате от кухни — судя по всему зал. Множество шкафов и тумб, ну и конечно же главные в комнате пыльный, продавленный диван и такое же кресло.       Разумовский прошёл в зал, разглядывая фотографии на стенах. Одна большая, на ней вся семья, на фоне этого дома, в его былом величии, другая — портрет какого-то военного, а вон свадебный портрет. — На, переодевайся. Смирительная рубашка уж наверняка вызовет подозрения, — иронически произнёс Игорь и бросил на диван растянутый свитер с брюками, — Уж не дорогой халат, но тебе хватит, — добавил он выходя из комнаты. — Спасибо, — тихо произнес рыжий, оборачиваясь в пустоту. Последняя фраза Грома неприятно отдавалась внутри. — Игорь, а… Чей это дом? — неуверенно спросил Сергей, переодеваясь в выданные вещи. Свитер был очевидно большой и растянутый, отчего сильнее было заметно, что взят он с чужого плеча. С брюками повезло чуть больше. Вопросом по поводу дома он мучался ещё как только они пересекли ворота. — Не помню кем они мне приходится… Родственников. Дальних очень. Я их не помню даже, — ответил ему собеседник выжимая тряпку и продолжил мыть пол, — Это вот те самые родственники, которых ты видишь впервые… А они тебе «ой я тебя ещё вот таким помню».       Разумовский усмехнулся, тоже схватив мокрую тряпку и, забравшись на стул, начал протирать пыль. — Игорь… Ещё кое-что. Спасибо, — начал рыжий, обернувшись к новому сожителю, — Я бы сам точно не смог скрыться. Ведь… Одна голова хорошо, а две лучше, — неловко усмехнувшись, закончил он. Парень почувствовал как самому стало стыдно от собственных слов, видимо без подготовки ораторские способности — не его сильная сторона. — Слушай, ты меня уже в лодке с этим заколебал, я принимаю твою благодарность, но давай будем поменьше вспоминать о случившемся? — сказал полицейский, строго взглянув на Сергея, — Кстати… Ты только не свались оттуда.       Разумовский, с натянутой улыбкой кивнул, и протерев последний шкаф, спустился на пол.

***

      Игорь возится в сарае, в поисках раскладушки и матрасов, попутно находя кучи другого добра. Вот и колесо от велосипеда, тут и самовар, валенки, в которых мыши уже начинают готовиться к зиме, а вот и фотоаппарат механический с коробкой старых плёнок. Сергей же сидит на крыльце, догрызая яблоко. Уж что-что, а яблони единственное что в этом огороде выжило, после долгого отсутствия хозяев. — Понапрасну ни зло… Ни добро не пропало… Всё горело светло… Только этого мало, — тихо произнёс Разумовский, случайно вспоминающиеся строки стихотворения. — Ты что-то говорил? Столько же у них барахла… — сказал Гром, достав из «гробницы» советский проектор, коробку с плёнками и фотоаппарат. Затем уже оттуда появилась раскладушка, матрас в полиэтилене и пара старых ламп, со смешными торшерами, — Ну наконец-то, а то тьма внутри, хоть глаз выколи, а ещё даже не зима. Помоги в дом занести… Ты почему босой? На улице не май месяц. Без носок даже…       Разумовский со вздохом влез в близстоящие галоши и начал заносить вещи в дом. — Да какая разница? — отмахнувшись, сказал он, -… а это зачем? — добавил рыжий подняв с земли коробку с фототехникой. — Как какая разница? А лечить кому? Мне! Не тёте Ксюше с соседнего дома. Надо. Раз вытащил, значит надо. Давай-давай, топай, — удивительно спокойно, произнёс Гром, подхватив лампу и раскладушку. — Жизнь брала под крыло… Берегла и спасала… Мне и вправду везло… Только этого мало, — продолжал Разумовский, занося вещи в дом, попутно вспоминая строки.       Пока полицейский воевал с раскладушкой, рыжий залез с ногами в кресло и так там и уснул. В конце концов последние месяцы истощили его до неузнаваемости и он сам действительно почувствовал, как постарел на несколько лет. Игорь кинул на него хмурый взгляд и подключив проектор, уселся на досчатый пол, просматривать принесённые плёнки.       Изображение с плёночных слайдов расплывалось по штукатурке на стене. Тёплый свет ламп засвечивает картинку, от чего она уже не такая контрастная. Капли барабанят по тазу, подставленному под протекающий потолок.