Завод

— Костя, почему когда ты бухой, тебя тянет на какую-то душнятину? — смеясь и заталкивая Уралова в свою квартиру проговорил Юра. — Это важные вопросы, Юра! — так же с хохотом ответил, ради приличия немного поспортивлялся, уперев руки в косяки, но очень быстро сдался, влетев в коридор. Уже сам включил свет и бухнулся на пуфик, словив наиграно-недовольную моську. — Ну как можно не хотеть обсудить формирование Уральской республики в девяностых, ну? — улыбнулся. Тот, пошатываясь и прыгая, снимал кед, и, Костя по лицу заметил, чуть не запустил его в тыкву в качестве протеста. — Аааа! Так всё! — кинул кофту на крючок, отпнул обувь в угол прихожей, сильно хлопнул по уральскому плечу и затопал в ванную, крича на ходу. — Никакой политики в моём доме! — и захлопнул дверь. Костя, усмехнувшись и пожав плечами, нехотя стянул свою обувь и со вздохом, с широкой улыбкой облокотился на стену. Юра… Голос и взгляд отпечатались таким ярким воспоминанием, что Костя до сих пор был там, за тем столиком, всё еще смотрел на переливы цветных прожекторов в гладком корпусе его гитары… Впрочем, нехуй сидеть. Поднялся, вырубив свет в коридоре, а потом, чуть приподняв уголок губ, по приколу выключил свет в ванной для Юры. — Костян! Жопу надеру! — выкрикнул он по ту сторону, заставляя рассмеяться. Включил обратно, прошел к дивану и грохнулся у ближнего края. Пить, конечно, было весело, но, наверное, слегка переборщили в своей радости и адреналинчике. — Встань отсюда. — раскомандовался, отряхивая капли воды с пальцев на пол. Костя нехотя поднялся и отошел, не зная, что тот собирается делать, а тот потянул петлю на нижней части сидения дивана и в одно резковатое движение расправил. Видимо, силы применил больше, чем мог выдержать, так что неловко завалился назад, подхваченный Костей вокруг поясницы. На секунду задержавшись вот так, обернулся и пьяненько улыбнулся, шлёпнул по кисти, скорее чуть потянув её. Пошатнулся вперед, выпутываясь, и пополз к спинке на коленях и руках. Сжав губы и посмотрев в потолок, Костя постарался внимание на джинсах не акцентировать. — Ух ля. Падай. — хлопнул рядом ладонью. Слегка приподняв брюки, прополз вперед, тоже упав рядом. Всё тело налилось хмельной усталостью, вдохнул. — Ну? — Что «ну»? Еще рассказать об экономич…ай! Зачем дерешься? — Костя недовольно зыркнул на кулак, небольно влетевший в его грудь. Юра просмотрел чуть снизу, как-то строго и умиленно одновременно, вздохнул и аккуратно приземлил висок на плечо. Костино плечо. Мягко так и незаметно, тепло, в этом чувствовалось какое-то глубокое доверие и спокойствие. Важно ли ему, что Костя разрешает, или он ни о чём не думает, когда делает это? Тяжелая рука была опущена вдоль торса и кистью лежала на бедре, так что Юра приземлился даже чуть спереди, около ключицы. Дыхание сбилось, пропало почти, лишь бы не согнать этого котёнка. Вдруг он, пьяный, и не понял, куда прилёг? — Ну скажи, как тебе? — тихо, смущенным просящим голосом прошептал, прикрыв глаза. — Я же сказал уже. — с улыбкой, также тихо ответил Костя, смотря вниз, на ресницы, негустые, но длинные, белый шрамик на брови, и на его нос, крошечную плоскую родинку на щеке под глазом, небольшую воспалённую точку на нижней челюсти, щетину неудачно сбрил. Такой красивый… Юра ничего не сказал, но его брови немного нахмурились. — Юр, если бы ты разрешил, я бы записал тебя на студии, чтоб крутить песни твоим голосом по любому удобному случаю. Да и неудобному тоже. — увидел, как лицо озарила широкая улыбка, глаза всё еще были закрыты, и как-то чуть крепче вжался. — Я думал про всё, что угодно, но не про то, что передо мной выступит тот, чьим фанатом я с первых нот стану. — звучало, как лесть, немного мягким мурлыкающим тоном, но из уст Уралова такое не вырывалось никогда. Только кристально чистая правда, ну, быть может, щедро посыпанная пыльцой бабочек, устроивших вечеринку в его животе сегодня. — А как же «не сотвори себе кумира»? — немного подъебнул Юра, но таким веселым милым низким голосом с лёгкой хрипотой усталости. — Да похуй. Если заслуживаешь, что я поделаю. — с усмешкой пожал свободным плечом Костя, второе же охранялось от малейшего вздрагивания нервной системой. Однако не от того, что кисть немного затекла, так что попытался незаметно вытянуть руку вдоль спинки дивана. — Не знаю, как сказать, насколько мне понравилось. Даже та часть, где ты прилюдно надо мной издевался. — Я не издевался! — вскинул голову, посмотрев в глаза и на умиленную улыбку. — Смутить чуть-чуть хотел. — Зачем? — Юру ни переглядка, ни лёгкое шевеление руки не смутило, немного повернулся на бок, лицом к Косте и снова прижался поближе. Костя же вытянул руку по сидению за худой спиной и вздохом отогнал от себя одну мысль. Не вышло, вернулась тут же. — Да хуй знает. Прикольный ты. Прикольно смущаешься. — буркнул Юра, то ли сам смутившись, то ли немного засыпая, Костя так и не смог понять. Ведь его рука, незаметно, медленно, но очень уверенно сгибалась в локте, крадясь кистью к изгибу талии. Не то, чтобы Уралов хотел её остановить, на самом деле. Немного приобнять. В качестве благодарности за хороший вечер, за искренность во взгляде и смех, что скучал по времени с ним, просто за то, что он такой есть. Пьяные же, всегда можно свалить на это, хотя туман пьянства никак не мешал ему мыслить логично. Разве что, чуть-чуть смелее. Подполз к пояснице, медленно поднял руку. Внимательно уставился на снова прикрытые глаза и расслабленное лицо — Кхм-кхм. Чайку бы с мёдом… — остановил руку на весу, в сантиметре от его серой футболки, мягко прикрывающей едва заметный прогиб талии. — Встать сделать? — спросил, замерев. — Не… щас посидим и сам налью. — Я могу… — Да молчи ты. — недовольно прошептал, еще чуть довернувшись боком к Косте. Согнул коленку, опустил руку между их телами. — Потом нальешь. — тихо попросил, и пришлось согласно кивнуть. И невесомо опустить на его тело руку, не прижимая, просто коснуться, приобнять, внимательно изучая его эмоции. Кажется, вообще ничего не заметил, ни одна мышца не дрогнула, выдохнул. — Знаешь… — Костя вздрогнул, но постарался не дернуться и не смутить. — …А ты поешь или играешь, может? — А… Я могу, да. На пианино когда-то умел, в ноты голосом попаду… Но так, как у тебя, всё равно не выйдет. Я так слышать музыку не умею. — Юрка захихикал, положил голову чуть выше на плечо, оказавшись прижатым чуть сильнее. Так приятно чувствовать под рукой мягкий хлопок его футболки, его тепло и твёрдость, пульсацию сердца. Костя ничего в виду не имел, но обниматься было так приятно. — Споешь? — Не-а. — А вот я тебе спел. — не с обидой прошептал он, немного по-детски даже со своей милой интонацией поджатой щечки, речь его всё еще была слегка нечеткая и смазанная. — По крайней мере, не сейчас. Может, у костра гитару достанешь, и я подпою. — Но я не буду разводить костер посредь квартиры. — Да не…на природе. — А где мы природу возьмем? — Ну…мало ли на просторах Южного Урала? — Зовешь меня, значит? — хитро, но тихо и не открывая глаз спросил Юра, захихикав. — Ну…ну пускай зову. Отдохнуть куда. Рыбачишь? — Не-е… я даже паучков в подъезд выгоняю, а ты тут о рыбах говоришь… — Ну, тогда просто, отдохнуть. В горы сходить? Поплавать? — С моим-то стажем, ага, в горы…покурить бы щас… — промямлил он, теперь почти точно, сонно. — Да куда тебе… — Костя дернул за талию на всякий случай, но потом тут же порозовел, потому что Юра никуда и не собирался, а уверенности в том, что он замечал это объятие не было, но теперь-то точно выдал себя… Но Юра мило хихикнул и, не открыв глаз, остался лежать. — Кость… — М? — коротко протянул, стараясь серьёзностью подавить смущение. — …Ты… — широко улыбнулся. — …давай руку либо ниже, либо выше. Под ребро прям давишь. — и Костя прям почувствовал, насколько насыщенный пунцовый вылез на его щеках. Смутился и охуел, что его заметили, а еще от реакции, что…что он не против. От этих чувств получилось лишь крепче сжать пальцы на его боку. — Ну? — он открыл сонные глаза, показалась весёлая улыбка. А рука не двигалась. Ни вверх, ни вниз, только крепче сжимала. — Ой, как будто обниматься не умеешь… — в шутке закатил глаза, нижней поджатой рукой схватил Костину на талии и передвинул чуть выше, под грудь.       Юра, ты зачем это сделал? Костины щеки были такими красными, мордочка такая непонимающая, как в баре, только еще ярче. Распахнул глаза и приподнял брови в этом удивлении. Татищевская чуть прохладная рука всё еще лежала на второй, горячей и нежной, медленно обхватывая её поперек и прижимая к телу, словно ловя за попытку быть незаметной. Золотые глаза, чуть напуганные, так близко были, расширенные чёрные зрачки, неподвижные. Сам не понял, что происходит, только чувствовал, что прижался, плечом, ладонью верхней руки к его боку, и, совсем незаметно, тканью джинс к брюкам. Но руку отпустить не получилось. Не получилось хохотнуть и отодвинуться, перевести всё в шутку, не получилось удержать беззаботную весёлую улыбку. Зато почувствовал, что подбородок выше приподнял, сжал ладонь в своей, как глаза прикрылись и то, что Костя немного наклонился.       И губы.       Горячие и сухие, медленный неуверенный поцелуй, короткий, резкий выдох на щеке и то, как заколотилось сердце. И как приятно его сильная рука сжалась на боку, вцепляясь. То, что он немного резковато отстранился назад почувствовалось очень неправильным и холодным, и в следующую секунду Юра уже обхватил верхней рукой его живот, дергая к себе, тянулся вперед, не открывая глаз, на полпути столкнулся снова поцелуем, уже влажным, с привкусом алкоголя и лёгкой сладости не пойми от чего. Горячая, немного вспотевшая ладонь резко подхватила верхнюю щеку, придвинув к себе и еще углубив поцелуй, подушечки пальцев давили на заднюю часть шеи, притягивая, и вторая рука, так сильно обнявшая под грудь, что сбилось дыхание, на мгновение останавливая поцелуй приоткрытыми губами и резковатым выдохом.       Собственная же ладонь чувствовала хлопковую ткань белой футболки, тепло, как от металла на солнце, и вдруг напряженную поворотом тела сильную мышцу, такую, что невольно вспомнилось, кто её обладатель. — ВОУ!!! — низко вскрикнул Юра, отлетая от поцелуя и отталкивая руками за плечи, глаза раскрылись, так что… — ВОУ!!!!! — повторил он, от сонливости не осталось и следа, поднял руки и пулей оказался у изножья дивана, спуская одну ногу и разворачиваясь полубоком. — Юра, я… — хриплым голосом попытался что-то сказать Костя, и благо Татищев его перебил, потому что кроме этих двух слов ничего больше не складывалось. — Блять! Ладно ты-то пидор, хуле я полез! — широко распахнутые чёрные глаза, почти круглые, выпученные и бешенные быстро зыркнули на мужчину с цветными волосами, а затем взгляд отлетел обратно в стену. — Охуеть. — по рукам Юры прошла дрожь, за которой каждая мышца напрягалась и твердела, показывая рельеф. — Слушай, прости, я сейчас уйду. — уже собрался слезть с дивана с другой стороны. — Сидеть нахуй! — крикнул Юра, соскакивая. Костя, нахмуренный и немного испугавшийся, что придётся обороняться, видел, как у Татищева выпрямилась спина, расправились плечи и руки напряглись, но не для удара, а так, будто свело мышцы, и никак не хотели расслабиться. — Ты бухой, куда ты блять собрался. — всё таким же охуевшим и громким голосом проговорил, сжимая челюсть. Затрясся. — Мы нахуй поговорим об этом утром, я к себе, подушка тут. — на ходу ебнул левый шкаф, едва не скинув стоящие на полке танки и, очень громко захлопнув дверь, убежал.       Костя прикрыл ладонью губы, непонимающе уставившись на край дивана и не осознавая, какого хуя сейчас произошло. Определенно, начал это не он, но… Да какая нахуй логика и здравый смысл! Они покинули это помещение сразу, как только вы сюда вошли! Сев на край дивана и приставив пальцы к вискам, вздрогнул, закрыв лицо ладонями. Так. Надо ли ему сейчас уйти? Юра сказал остаться и поговорить завтра, будет ли честным кинуть его тут одного? Он вроде не из тех, кто захочет тело в бетон закатывать… Ничего не думалось. Костя выдохнул, убрав руки с лица и прислушавшись. Абсолютная тишина. Даже свет не включен. В любом случае, уснуть сегодня не получится, ночь обещает быть длинной, придумает что-нибудь… Очень тихо поднялся с дивана и прошел в ванную, постаравшись даже не дышать, открыл тонкую струйку и набрав в ладони, умылся, выпил воды, на автомате закинулся зубной пастой, прополоскав рот. Вытерся полотенцем, которое Юра тут оставил. И когда уже собирался выходить, дверь, ведущая в спальню, захлопнулась резко и с громким звуком снова.

***

      Сигареты.       Больше всего на свете Юре сейчас хотелось покурить. Желательно штуки три подряд, чтоб наверняка. Однако, слиняв, даже забыл, что они в кофте, а про то, что выйти будет элементарно стрёмно и не подумал.       Одну нашёл. Когда смог себя заставить переодеться в домашнее, когда выпотрошил все карманы всех джинс из своего гардероба, когда даже достал зимнюю куртку из отсека под кроватью, единственная вдруг нашлась в измятой пачке в глубинах тумбы. Выкурил в окно.       И вот нахрена было ляпать, чтоб он остался а? Маленький что ли, сам не найдет где ночевать? Особенно после такого. Но Юра чувствовал, как запросто мог оспорить это утверждение. Он пьяный. Юра сам его пригласил именно к себе. И вообще-то казалось, что начал первый.       Помогла ли сигарета? Нет, абсолютно. Руки тряслись так, что в губы не с первого раза попадал. В живот как будто пробили с колена, вздрагивал, когда слышал малейший шорох по ту сторону. Боялся. Сам себе конечно в этом не признавался, но всё равно чувствовал.       О чём он собрался говорить с ним утром? Текст не то, чтобы не складывался, он даже примерно не мог составится, и Юра очень хотел, чтобы он не послушал и ушёл, вместе с тем, как хотел, чтобы он остался, просто, по ту сторону двери и таким же спокойным, как обычно. Алкоголь почти выветрился, и чем яснее становилась сложившаяся ситуация, тем больше хотелось затянуться.       Постарался лечь на кровать поначалу. Подумать, что это было, и не показалось ли ему в целом, но любое статичное положение дольше минуты казалось неудобным и раздражающим. Сел на кровать. Сел на пол. Лёг на пол. Переполз к стенке под окном, пошарился снова в тумбочке, надеясь найти еще один подарок свыше, но кроме хлама из таблеток, ручек, пачек салфеток и батареек ничего не нашёл.       Что к этому привело? Они больше не будут общаться? Почему он не ушёл? Почему сам ответил? Почему, почему… Вопросов в голове крутилось слишком много, остатки опьянения еще не ушли, помогая оставаться в равновесии между желанием забиться под кровать и истерикой.       Как же хочется курить… Сколько прошло? Свет из той комнаты уже погашен, ни одно окно из дома напротив не горит, и, как назло, телефон тоже забыл. Три ночи? Еще не светает, наверное около того. Может, он уже спит? Может, Юра вообще не заметил, как он ушёл еще тогда, когда намеревался выбежать за сигаретами. Надо успокоиться и подумать. Что скажет ему завтра, как на сей раз оправдается, до такого поворота его еще ни разу в жизни не заносило. Ну как-то выкрутится, может. Он за всё это время ни разу не осудил, но где-то же должна быть его черта. Он же не может всё на свете понимать, вдруг она была пройдена, и утром придётся…выслушать поток чего-нибудь, совет пролечиться и «больше не пиши». От этой мысли что-то в горле поперек встало, судорожно втянул воздух и решил, что без никотина сейчас ёбнется.       Собравшись с духом, медленно встал и подкрался к двери. Прислушался, почти что ухо приложил. Тихо, даже тиканье кухонных часов умудряется долетать. Положил ладонь на ручку, тяжело глотнув и постаравшись унять дрожь, медленно надавил и выглянул, как напуганный зверёк. Глаза, привыкшие к темноте за это время, тут же выцепили силуэт, растянувшийся на диване. Без футболки. Еще чуть шире приоткрыв дверь, высунул половину корпуса, часто задышал и сделал шаг вперед. Спит, спит. Стараясь по пути не шибануть ничего, прошмыгнул в коридор, к своей кофте, порылся в карманах, найдя, наконец, заветную пачку, и, привычкой, сдуру завернул к балкону. Понял только, когда глаза наткнулись на диван, точнее, на нахмуренные во сне брови и кулаки, сжимающие край простыни на животе, дёрнулся, конечно, но раз уже получилось так успешно пройти, а Костя всё равно спит крепко, разворачиваться не решился. Тихонько открыл дверь и сел на свою табуретку.       Очень холодно. Или очень страшно, трясло до ужаса такого, что в глазах темнело. Стоит…наверное, завтра стоит сказать, что был пьян и навеселе, только как это оправдает произошедшее. Как при всём при это избавиться от ощущения, что он не просто ответил, а сделал это по собственному желанию. Неужели он…он не может, не про него это, слишком уж… Всё, на что мог свалить это Татищев — алкоголь. Он, сука, во всём виноват. Вперемешку с хорошим настроением и этим сраным чувством, что…о нём, наверное, лучше умолчать. Может, вообще притвориться, что ничего не помнишь, а, стало быть, ничего не было? Нечестно… и трусливо.       После двух уже начала кружиться голова, так что, крепко зажав пачку в ладони, чтоб точно не упустить, медленно и тихо толкнул дверь вперёд, крепко держа её, вышел с балкона, закрыв, даже почти не щелкнул ручкой.       Аккуратно шёл по направлению к своей спальне, когда услышал шуршание. Пришлось резко замереть, с приподнятыми руками и в шаге. Просто вертится, просто… — Юр.