Завод

      Внезапное апрельское солнышко, игриво выглядывающее из-за облаков, ласково провело по щеке выходящего из машины Константина. Всё еще морозная свежесть чувствовалась, но помягче, и явно с лёгким намёком на столь долгожданное потепление. С прошлогодним снегом, кажется, таяло и его сердце, умилённо растекаясь при каждой мыслишке, так или иначе проникающей в голову. Мозг его, конечно, всё равно был главный в управлении эмоциями, решениями и поступками, но, кажется, впервые в жизни позорно продул в этой битве.       Хотя не только тепло привело его сюда. Он, такой до ужаса честный, сам знал, что без искреннего желания, не подпорченного какими-либо корыстными целями, нашёл бы, чем себя занять, миллион незаконченных дел или предпочел бы работу, а не ехал бы сюда в спортивках, старой футболке и с перчатками в кармане, готовый помогать.       Пальто к спортивкам не подходило крайне, зато найденная в запечатанном пакете внутри ящика кровати утепленная ветровка, которая использовалась раньше для спорта на свежем воздухе, оказалась крайне в тему. Машину пришлось припарковать немного дальше, и сейчас, скрипя тяжелыми ботинками, шёл в сторону подъезда одного небезызвестного. Вчера он что-то промямлил в гс, что завтра сложный день, зевнул сладко и пожелал добрых снов, а вот спросить почему-то искренне забывал. Всю неделю. Свалив на то, что они договорились «по умолчанию», и подумав, что в любом случае помощь будет к месту, всё равно поехал.       У подъезда, самого обычного и покрашенного в светло-розовый, с щедро засыпанными талым снегом клумбами по бокам, стояла Газель, из синего кузова которой двое мужиков доставали упакованные доски. Третий же, показавшись чуть позднее с зажатой в уголке губ сигаретой, судя по растрепанности и внешнему виду был Юрой. Выдул дым, не хватая сигарету пальцами, обернулся на выгруженные материалы и, когда разворачивался назад, в удивлении приподнял брови, уставившись на Костю. — Ёклмн. — промямлил, неуверенно шагнув к нему навстречу. — Костян, ты чтоль? — спросил, наконец вытащив изо рта сигарету. — Вроде я. — А ты чё тут… — Мы же договорились, ты вроде даже согласился… — Аа… — Юра чуть порозовел и подошел поближе, остановившись напротив. — …я-то думал ты шутил… Ну! — радостнее прозвучало. — Тогда привет, Костян! — протянул руку и звонко шлепнул об ладонь, хватая её поперёк. — О таких вещах не шутят. — едва улыбнулся Костя, оглядывая внешний вид. Широкие сине-черные шорты до колен, голые икры и лодыжки, на ногах — полузавязанные кросы, видимо первые, в которые влетел, и всё это дополнялось распахнутой зимней курткой. Щеки и нос красные, как и костяшки пальцев, лыбится во все тридцать два. Сонный еще. Лично Косте в десять утра чувствовать сонливость было странно, но к Юриной так или иначе проникся. К подавленным зевкам, матеркам на кофе, лицом из разряда «дай побыть полчаса в тишине иначе я тебя сожру».       Улыбку вызвало и воспоминание о том, что пельмени, всё же, в те выходные были поданы к столу в лучшем виде, с хыханьками, мол вот ваше блюдо, угощайтесь. — Ну помогай тогда, коль приехал. — его рука потянулась к плечу, крепко хлопнула два раза, одновременно с тем, что он потянул к кузову. Сигарета полетела в мусорку, уже сам приободрился чуть-чуть, но, к сожалению, для четвертого человека места не нашлось, особенно для такого широкого. — Я, может, занесу тогда? — спросил Костя, смотря на упаковки на асфальте. — А, да… Ручку подёргай, там открыто. — закивал Юра, выгружая банки с краской и мотки подложки. — В коридоре складируй.       Костя сам себе кивнул, пожал плечами и присел, хватая сразу три тяжелые упаковки. Минус был в том, что эти сволочи длинные, разворачиваться придётся аккуратно, а так… и не такое в общем-то поднимал. — Эй-эй-эй! — остановил Юрин возглас. Обернувшись на него, ахуевшего и обеспокоенного, уставившегося прям в глубину души из кузова Газельки, тоже слегка приподнял бровь. — Не сломайся, блин. Ты чё три-то взял? — Да мне не тяжело. — пожал плечами и зашагал в открытый подъезд, услышав в догонку недовольно бурчащее «Не тяжело ему, блять…»       Потихоньку, в три подхода и недовольную бледную моську, все стройматериалы оказались в коридоре, знатно перегородив пространство. Та самая третья комната была тоже открыта настежь, полностью готовая к наведению марафета, даже с одной совсем новой деталью: покрашенным в белый куском стены и закрепленным кондиционером. Юра ввалился с тремя последними банками краски, длинным валиком в руках и с громким усталым выдохом, испугавшем засмотревшегося Костю. — Чё, готов? — Да. — едва обернулся Костя, посмотрев на то, как Татищев, покрытый мурашками, стягивает кросы и отпинывает их в угол коридора. — А я нет. Пошли кофе попьем, я уже заебался. — махнул головой, повернул замок на двери и затопал на кухню. Куртка по ходу сбросилась прям на диван, немного помявшись, Костя всё же кинул свою сверху, постарался аккуратно протиснуться между Юрой и столом, всё равно задел его бедром. Тот не отреагировал, пялясь на полку. — Может чай? Каркаде будешь? — Что угодно. — тяжело бухнулся на стул. Обернувшийся Юра сначала высоко поднял брови, оглядывая футболку и торчащее из-за стола колено в серых спортивках, затем ухмыльнулся и отвернулся обратно, ставить чайник. — Итак, Константин… — загадочно вылетело из его рта, пока расставлял кружки и открывал обычный пакетик со сбором конфет. -…бля, щас ведь опять хуйню спиздану… — строго пододвинул ярко-красную кружку с сито-щипцами для заварки чая. — Спасибо, короче, что приехал. Я правда не ожидал. — выдохнул. Резко, шумно, замер на секунду и постарался скрыть улыбку сильно сжатыми губами. — Да ладно. — мягко ответил Костя, невольно постаравшись поймать его взгляд. — Я же сам предложил. — смущенно цокнув и закатив глаза, Татищев, наконец, отошёл от стола к вскипевшему чайнику. — Какой у нас план? — Ну… сначала наверное докрасить надо, да? Новый пол чтоб не засвинячить. Пол…умеешь ламинат укладывать? — Не приходилось, но, думаю, соображу. — пожал плечами Костя, в целом-то уверенный в том, что у него получится, чай руки не из жопы растут. — Окей…кстати, видел, я там кондёр сделал? На твой насмотрелся, подумал, что идея здравая. — А тебе-то не нужен в комнату? — Костя левой притянул горячий красный чай, неторополиво помешал и, оценив окрас, решил, что можно подождать пару минут. Юра же церемониться не стал, отпил почти сразу и потянулся к оранжевой конфетке. — Да не. У меня насквозь до балкона дует, я норм. Ну и чето сейчас… кондёры оказались не дешёвыми… — пожал плечами, немного грустно посмотрел в стол, но быстро дернулся и ожил, засияв скромной улыбкой. Костя понимающе кивнул. — Хорошо, что есть бесплатный друг с руками из правильного места, да? — Юра бросил осторожный, но весёлый взгляд на долю секунды, увидев, что Костя недоуменно вскинул брови, а затем усмехнулся и почти беззвучно засмеялся, вторил хохотом, слегка запрокинув голову. — Обращайся, Юр. — с улыбкой отпил чай. Немного порозовевший Юра тоже хлебнул, развернул еще конфетку, намекающе пододвинув пакет к Косте. Согласился, взяв такую же, оранжевую, быстро прочел название, почему-то ненадолго замерев, вглядываясь в знакомую картинку заката с верблюдами. — Если за сегодня успеем, вообще заебись будет. — вывела из каких-то воспоминаний реплика, заставляя резко поднять взгляд и уставится. Юра кивнул на конфетку. — Её даже можно раскрыть и съесть, представляешь? — Уралов смешно поджал губы в сочетании со строгим взглядом, вроде как передразнивая, открыл обертку и засунул сладкую в свой рот, демонстративно раскусив. Вызвал своими действиями тихий смешок. — Домой поедешь? Или у меня потусим? — Если можно, я бы остался. — со слегка набитым ртом ответил, запив чаем. — Спрашиваешь, тоже мне… — поморщил нос и так радостно посмотрел…

***

      За работой время всегда текло чуть быстрее. Негромко играла музыка из телефона на подоконнике, Юра домазывал тёмно-серой краской смежный угол, думая, а не хуйню ли он, всё-таки, творит. Оборачивался на Костю. Тот, отобрав неудобный небольшой валик, с умным видом истинного ценителя раскрашивал белым противоположенную стену, довольно быстро и легко, на раз-два буквально. Если хочешь проверить человека, нихуя не в горы надо тащить, а на ремонт, ну честно. Помня, сколько скандалов по этому поводу было и отдалённо понимая, что Костя приехал только помочь и будет делать то, что уже придумано, всё равно удивлялся его спокойствию. Ни монотонная физическая работа, ни тяжелые банки-упаковки его ничуть не раздражали. Не лез, не поучал, просто работал в своём темпе так, как было нужно. Инструмент в его руках был действительно очень неудобный и короткий, но он так быстро его схватил и макнул в белую краску, что Юра даже договорить не успел. Стоит, красит. Спортивки и футболка крайне ему подходили. Юра наполовину с завистью, наполовину с желанием потрогать мышцы, иногда залипал, усмехаясь еще и тому, как забавно это выглядит. Он, в серых спортивках и светлой футболке, красил белым, Юра же, в своих чёрных шортах и сильно старой чёрной футболке — цветом ровно противоположенным. Стена с окном, уже законченная Костей, отливала приятным тёплым оттенком, неплохо сочетаясь с начатой графитовой. Угол потом докрасит, чтоб ровный был. Желание, однако, купить яркие обои с цветными машинками из Юры бы не выгналось и палкой, всё же тяжело привыкнуть к тому, что Серёжа так быстро вырос. Иногда Татищеву казалось, что он за всеми этими перипетиями судьбы упустил то, когда сын стал таким серьёзным. Всё еще был маленьким мальчишкой, которого хотелось закачать на руках.       Закончив за полтора часа уговорил Костю пойти похавать, пока краска схватится. Посопротивлялся, конечно, мол не устал и пол может начать без него, за что был выгнан из комнаты грязным валиком под недоуменный, казалось, вырывающийся против воли смех. На удивление, Юре было что-то лень делать только для себя. Гостеприимством он отличался отменным, так что Костя получил ту самую желанную тарелку борща с ложкой сметанки, пол батона горбулки и, в качестве украшения, изящно брошенную сверху веточку укропа. Сам же Татищев ограничился парой бутеров и кофе. На немой вопрос, а почему не суп, ответил, мол, не голодный пока. Режим питания в последнее несколько лет оставлял желать лучшего, часам к десяти обожрется. Костя говорил не особо охотно, с горящими глазами, как у ребёнка, опустошая тарелку в прикуску с хлебом, так что Юра, как истинный папа, начал вспоминать истории про своего мелкого. Немного подрагивал севший голос в легкой нервозности, что сейчас его остановят, но Костя слушал, даже старался ложкой об тарелку не стучать. Поднимал взгляд, кивал и улыбался, награждая внимательностью, мало кто слушал Юру именно так. Даже бывшая жена. Одно дело говорить о вещах интересных всем, вкидывать темы для обсуждения, другое — делиться тем, что дорого только твоему сердцу. Такие мелочи, на которые, наверное, кто-то вообще никогда не обратит внимания. Но Костя не давал поводов думать, что ему скучно или неинтересно, вот совсем… Двумя руками протянул тарелку со стола, ну точно, как детёныш…       После отправились курить на балкон. Юре уже было неловко за свой словесный поток, а вот хитрый Костя, рот которого был свободен, мягким голосом задавал короткие вопросы, всегда в тему и всегда заставляющие продолжать рассказ.       Со скромной улыбочкой поведал о том, что у новорождённых деток есть один забавный рефлекс, если чуть надавить на ладошку — сожмутся пальчики. Юра мог делать так весь вечер, смотреть на него, держать на ручках и едва ли не пищать от этого. Находясь в неком недоумении от собственных чувств к этому свёртку размером с две горбулки, правда не понимая, как вся его любовь могла сосредоточится в таком маленьком существе.       Или когда Серёжа был крохой, но уже умеющий более-менее излагать мысли, в той крошечной однокомнатной квартире был детский ковер, украшенный узором дорог, домов и парковок. Машинки на перегонки. Юре никогда не давали взять синюю, прям пялились недовольно и укоризненно, едва ли не в нос пихая красную. Костя так улыбался. Тепло, и не сказать, что вспоминал своё детство, нет, даже в слегка опущенных глазах и золотистых на солнце ресничках читалась сосредоточенность на рассказе.       У Юры было очень много воспоминаний, хороших, очень счастливых, но глядя на улыбку Кости и его внимательность сейчас захотелось рассказать ему…чуть больше.       Больная тема для Юры — зубки. Серёжа, хоть и был тем еще шкодником, умудрился себе ничего не сломать, так что самое сильное переживание, помимо ранок, ссадин и разбитых коленок отложилось именно в тот момент. Тогда двенадцатичасовые смены от пяти до семи дней за неделю стали обычным делом, чтоб никто ни в чем не нуждался хотя бы в финансовом плане, а спать получалось по два часа за ночь и в перерывы. Он так плакал. Навзрыд, а Юра, который и сам плохо понимал, что происходит, мог только держать на ручках, и тоже едва ли не плакать, сдерживаясь лишь потому, что был должен. Гель помогал не особо, только на короткое время, давая возможность немного поспать рядом с его кроватью, на коленях, положив голову к его животу и стараясь помягче обнять.       В пять лет, когда вылил весь шампунь мамы в ванную, чтобы, цитата «пыльные музыри были». Скандал, конечно, был, но тихий, шёпотом, на кухне, с попытками уйти подальше «от вас двоих». Как же было стыдно, что Серёжа тогда не спал… Как же было сложно объяснить ребёнку, что виноват не он.       Костин взгляд опять помогал разговориться. Улыбка, сопровождающая смешные рассказы, медленно сменилась понимающей обеспокоенностью, слегка сведенными кверху бровями и тихими вздохами с лёгкими кивками.       На самом деле привыкнуть к новой роли было нелегко, но сложнее было доказать её появление окружающим. Что за хлебом уйдет не на шестнадцать лет, а действительно на десять минут. А когда выходит во двор с пластиковым цветным ведёрком в одной руке и маленькой ладошкой в другой, так это не «заставили», а «захотел». И что при этом он не странный и чересчур чувствительный, а просто — любит. Кто ему такое говорил конечно попытался не сказать, всё-таки перед другим мужиком такое озвучивать вообще не хотелось. Так, постепенно меня окраску своих рассказов, вздохнул и посмотрел прям в глаза. — А вот знаешь, что еще хуже этого? — Костя вопросительно кивнул головой. — Это когда ты ведёшь себя, как отец, а тебя принимают за извращенца какого-то… Просто…помню, в общем, ему около пяти уже было. Он спокойный, конечно, но до поры до времени. Мы с ним на площадке играли. — Всё еще находясь на балконе, Юра устремил взгляд вдаль, опираясь на локти. — Ну и что-то раззадорились. Он по мне ползал, как реактивный червяк, а уже немаленький был, да и я… кхм…ну в общем. Стою я, пытаюсь его удержать, а он верещит, в пловца по воздуху играет, то пнёт, то рукой заденет, а я и смеяться пытаюсь, и сложно его удержать, так что стою, пыхчу, и тут на меня какая-то баба с сумкой кидается. Как давай лупасить. Я еще думаю, что надо его не уронить, кое-как на ноги поставил, он перепугался, в джинсу мне вцепился, стоит жмётся, я её успокоить пытаюсь, она орёт, мол, извращанец, п…ну в общем, ты знаешь это слово. Я стою в ахуях. Тут еще менты выруливают, я вообще в шоке, рукой закрываюсь, Серёжку еще стараюсь отодвинуть, а он только ближе прижимается. Короче, они её оттащили, посмотрели, что он рядом стоит и за ногу обнимает, мол, твой? Да, говорю, они — неси давай документы. Я свой паспорт из кармана достаю, протягиваю, глазами хлопаю, та орёт-вырывается, что-то к сыну свои грабли тянет. Нет, я, сука, всё понимаю. Мало ли этих бродит, и я её конечно поблагодарил за бдительность, но после того, как знатно обматерил на весь двор. И вот… попробуй она его отобрать, так у меня ваще ноль шансов чёто доказать. С одной стороны вроде неплохо, с другой, когда ты сам в такой ситуации, приятного очень мало. Это пиздец какой-то… — Костя так внимательно всматривался. Обернувшись и немного вздрогнув от осознания того, что он близко, а плечо полностью касается его руки, Юра сжал губы и перенёс вес на другую ногу, незаметно отодвинувшись. Знал, что пододвинулся сам, ведь Костя стоял на том же месте. — Я опять запизделся? Пойдем, чето у нас обед затянулся. — строго сказал Юра и уже принялся выходить с балкона. Екатеринбуржец перегородил проход твёрдым шагом, останавливая и заглядывая в хмурые глаза. — Мне сложно судить об этом, я не был в такой ситуации. Это наверняка очень тяжело. Когда к тебе с предубеждением относятся, да? Ты правда хороший отец, Юр. — Юра посмотрел с печальным удивлением. Усмехнулся, отворачиваясь в бок, понимая, что сам себе же настроение и испоганил, но вдруг случилось что-то немыслимое. Костя мягко положил обе ладони на плечи, чуть встряхнул и крепко сжал, заглядывая в глаза. — Я бы тебе врать не стал. — Да ты, мне кажется, в принципе никому бы врать не стал. — хмыкнул Юра, но не дёрнулся, тяжёлые руки на плечах и этот взгляд почему-то помогали успокоиться. — Тоже верно. — Костя кивнул вбок. — Тогда давай так. Если бы я не хотел это сказать — промолчал бы. Сойдёт? — Юра неуверенно согласился. — Дай бог, конечно, этой женщине, но нападать с сумкой в любом случае перебор. — На ней еще металлические бляшки были. — пробурчал Юра, теперь недовольный, что распсиховался чутка. Уралов закивал. Чуть спустил руки поближе к краям плеч, сжав. Тепло и крепко, даже через накинутую куртку чувствовалось слишком ярко. — Ну, падла… — осторожно и тихо сказал Костя, пожав плечами. Услышав его обычную, слегка протяжную интонацию Юра не выдержал, от наплыва разных эмоций расхохотался, чуть сгибаясь вниз. Уралов осторожно отпустил плечи и улыбнулся в ответ, немного отходя и открывая дверь в зал. — Пойдем давай. — смеясь и кивая, Юра вышел, снова кинул куртку на диван и отправился в комнату. Из открытого окна и тут тянуло свежестью, так что слегка поёжился, аккуратно проведя подушечкой пальца снизу стены по краске. — Смотри-ка, не спиздели! Реально быстросохнущая. — Юра подошёл к телефону, нажав на кнопку разблокировки. — Ну чё… второй час… ну за часов восемь уложимся, думаю… да? — Костя, держащий руку на двери в ванную, обернулся и кивнул, скрываясь в проёме.       Пока Юра приносил брусочки, лобзик, старый советский складной сантиметр, перетаскивал первую партию в комнату и дотащил оставшиеся с прошлого ремонта инструменты для укладки, Костя уже вернулся, отошел в угол комнаты и внимательно выслушал, чё делать. Концепцию понял быстро, второго раза не понадобилось. Вместе расстелили и закрепили последний штрих подложки, приступив к укладке досок. Пока Юра отпиливал часть, которая пойдет первой в следующем ряду, Костя кувалдой скреплял замки. За ним было интересно наблюдать. Сосредоточенный и серьёзный, было видно, что руки его очень любят такую работу, всё аккуратно, с первого раза и точными движениями. Какого хуя он тогда тыкает на кнопки в офисе непонятно, конечно, раз сейчас было похоже на сброку конструктора. Легко так, играючи почти. Но со всей ответственностью. Укладывал бруски, фиксирующие пару сантиметров от стены, начал второй ряд, создавая этот самый узор, пока Юра отпиливал квадратики для труб батареи. Очень светлый сероватый неплохо сочетался с обеими стенами, а комната, наконец, начала становится уютнее. Хотя бы просторнее на вид. Отпилить последнюю часть, уложить следующую, попить водички, сменить музыку, иногда перекидываться парочкой спокойных фраз и просьб, в общем, Юре даже понравилось, как быстро и чётко всё полетело. Наконец, закончив последний ряд, ровно вставший к стене, сам замкнул последнюю доску, вскинул руку с молотом и свалился на спину. Запрокинув голову, посмотрел на Костю, который внимательно проверял стык у стены, вдруг вспомнил шутку и устало захохотал, закрывая лицо свободной ладонью. — Чего смеешься? — с улыбкой отвлекся Костя, подползая поближе и садясь где-то рядом с животом. Опустив к нему взгляд, рассмеялся еще сильнее, раскидывая руки в стороны. — Да я шутку вспомнил. — Какую? — Она отвратительная. — поморщил нос Юра, с хихиканьем кидая взгляд на цветные волосы. — Ну давай… — попросил Костя, чуть пихнув рукой в бок. Юра, сжав губы в попытке сдержать смех, вдохнул. — Петрович! Мы паркетоукладчики, а не половые партнёАХхХАХАХ — захохотал Юра, поднимая колени к животу и обхватив себя. Шутка дурацкая. Уставший и довольный Татищев мог сейчас рассмеяться от чего-угодно, но удивление заключалось в том, что Костя тоже прыснул смехом. Шумно втянул воздух, стараясь сдержаться, отвёл взгляд в стену и выдал красивый ровный смех, опустив голову вниз. — Ля, прости, я так обычно не шучу, вообще такие шутки не люблю, но а ты еще и Петрович, вот я и… — Ты можешь шутить о чём хочешь, Юр. — едва перебил Костя, поднимая улыбающийся взгляд. — Мне нравится твой юмор. — чуть мягче сказал, поджав плечо. Глаза как-то сами распахнулись и уставились на него, похлопал, даже не совсем веря услышанному. Нравится юмор. Нет, в смысле, Юра знал, что хорошо шутит. Всегда заходило его друзьям и знакомым, но почему-то подумал о другом. Из всех, кого так или иначе можно было бы назвать семьей шутки заходили, разве что, сыну. Ну эти, детские и странноватые, а вот родным они казались скорее глупыми или неуместными в любом случае. Наверное потому, что Костя был в его квартире, в домашней одежде и помогающий делать домашние дела, впрочем, неловкость от сказанного и подуманного достигла пика, так что Юра поднялся и отошёл к телефону. Девять часов, ёптвою мать… — Пошли, Петрович, отдыхать… — выдохнул Юра, обходя его, всё еще сидящего на полу. — А ничего больше не надо?.. — Мне тебя опять валиком выгонять? А ну давай быстро-быстро отсюда всё. — и схватил под плечи. Да чёж творится-то! Устал, наверное, что мозг отключился, подхватил и потащил к выходу из комнаты. Тяжелый, как пиздец, но по гладкому полу быстро доскользил до двери, недоумённо хохотал, схватившись за руки сверху, Юра остановился на незаконченном пороге, чтоб не травмировать его задницу, строго посмотрел сверху вниз, упирая руки в бока. — В душ пойдешь? — Мне тогда надо до машины сходить… — смеясь, развернулся и поднялся на ноги. — Так ты вещи привез… — протянул Юра, наклонив голову на бок. Костя чуть смущенно отвел взгляд и поджал плечи. — Ну, я предполагал это как один из возможных вариантов. — Да я че, против что ли, иди. На вот тебе ключи — схватил рядом лежащие на тумбе, впихивая руку, — Сам откроешь. — Юр… — Костя посмотрел куда-то вниз, указав на живот. — Ты футболку порвал… — Татищев опустил взгляд, увидев на черной футболке крупную белую точку своего пуза. Вздохнул, завел руку под ткань и втащил туда палец, помотав им в воздухе. — Это не дыра, это стратегическое отверстие. — из уральца снова вырвался смех, не сильно громкий, зато очень красивый. Засмотревшись на это, Юра мотнул головой и вытащил из комнаты за плечи, выключил свет, захлопнул дверь. — Всё, я в душ, пока тебя тут до смерти не зашутил. — и, смущенный, быстро удалился.       Смывать с себя ремонтную пыль и неловкость. Чувство, появившееся у Татищева, новым для него не было, что-то подобное он уже испытывал, такую смущенность от чьего-то присутствия и радость от смеха, но вот… Вот чтоб настолько нашутить, ну это уже совсем. Юра действительно устал. Всю неделю по двойным сменам, словил стресс, когда напарнику на ногу свалился кусок металла, благо не насквозь, Серёжа тихим голосом в среду жаловался, какие снова проблемы происходят, даже не выспался ни разу. Он всегда выдает какую-то хрень, когда без сил. На удивление, хоть и без лёгкой боли мышц руки не поднимались, чувствовал себя отдохнувшим, хотя бы мозгом, на эти одиннадцать часов почти забыв о сложности своих проблем, и теперь они казались…решаемыми. Сегодня выспится. Сына скоро заберет. Двойные смены не навсегда, да и работу свою любит. С коллегой всё норм, даже сам не жаловался. Почему-то сейчас, в этой своей усталости и радости, хотел думать, что всё будет хорошо.

***

— Кинцо может глянем? — спросил едок супа у мокрого разноцветноговолосого парня, только что появившегося в зале. Тот, задумчиво отведя взгляд и уставившись в угол комнаты, закивал и присел с краю дивана. Теперь тоже в домашних длинных шортах и большой зелёной футболке, в каком он её магазине нашёл только… — Спать-то не хочешь? — Нет, я сегодня выспался… — чутка медленно проговорил и откинулся на спину. Проведя по нему взглядом, челябинское лицо слегка нахмурилось и уткнулось обратно в суп. — В семь встал. — Ох нихуя, в целых семь. — чуть не подавился, аккуратно вытерев пальцем испачканные губы. — Ладно. Ну, тогда ты выбери чё-нить. — прожевывая, включил телевизор, приложение с киношками, развернулся поставить тарелку на подлокотник и встал по направлению к ванной. — Что, например? — Что угодно. — Жанр какой хоть? — жалобно приоткрылись его глаза, уставившись. — Костя! Включи любимый, ну чё ты вот тут, дай поссать уже! — беззлобно проговорил Юра, ретировавшись в ванную. Костя вздохнул. Любимый, говоришь… Ну чтож, сам попросил.       Вернувшийся Юра оттряхивал мокрые капли с пальцев прям на пол, посмотрел на заставку «Парамаунт» и, одобрительно кивнув, выключил свет. — Чё смотрим? — спросил, возвращаюсь к супчику. — Я кстати тебе чипсов насыпал, на. — параллельно протянул глубокую миску оранжевого цвета. — Спасибо…ну, это мой любимый фильм, так что… — Ну не томи, а — перебил Юра, закатывая глаза. — Титаник. — Воу! — громко удивился, даже вздрогнул слегка, едва не пролив бульон на себя. — Неожиданно. Я думал ты какие сложные психологические триллеры любишь. — Да нет… — спокойно ответил Костя, вертя в пальцах чипсинку. — Мелодрамы люблю. — также невзначай уточнил он, заставляя еще раз недоуменно улыбнуться. Вкусы его, конечно, разительно отличаются от его внешнего вида, но Юру это даже прикалывало. — Ты смотрел? — Э, кусками смотрел…ну и сцену эту… Ктож ее в наше время-то не посмотрел… — Юра задрал одну руку вверх, похлопав глазами, намекая на этот откровенный момент, но, смутившись своей демонстрации, быстро вернулся к обниманию тарелки. — И это… — откинул левую в сторону — эээври найт ин май дримс… — захотел наигранно протянуть он, но Костя удивленно распахнул глаза, уставившись ими на Юру, который попал в каждую ноту, хотя и старался говорить с преувеличенным несоответствием акценту. Тот, смутившись еще сильнее, махнул рукой, заткнув свою наполовину нервозность, наполовину радостную весёлость ложкой. — Врубай давай.       Решив, что уточнять не будет, как Юра умудрился спеть, неуверенно посмотрел на экран, потом на Татищева, который что-то вылавливал в тарелке. — Точно будем его смотреть? Могу другое выбрать. — Костян, ну ты чё… — поморщил нос в сторону Кости. — Я ж сказал, что ты выбираешь. Врубай. — махнул рукой. Такое Юра не сильно любил, конечно. И скучно, и соль на сахар всеми этими счастливыми оконцавками не хотелось сыпать, но решил, что сейчас согласен, он ведь сам предложил, и точно не против узнать Костю получше. Больше в Юрином сердечке отложись детективы-комедии и достоверные фильмы о боевых действиях, ну и, по классике, советские фильмы вперемешку с полюбившимися детям девяностых боевиками про опгшников и инопланетных тварях. Ну ладно, екатеринбуржец любит мелодрамы, поставим галочку.       Точно. Развлечение Юра нашел довольно быстро, просто Костя, у которого эмоции не то чтоб сильно яркие, показывались на две секунды и пытались быстро спрятаться за строгостью почти всегда, сейчас выдавал их неосознанно, в унисон персонажам на экране. Напрягся, когда радостный главный герой бежал к кораблю. Вот, свёл бровки, когда Роза бежала к краю, даже чуть вперед поддался, как будто смог бы остановить. Сжал губы от попыток Джека поставить на путь истинный, если честно, даже возникло сомнение, а любимый ли это фильм, ведь смотрел он его, как будто в первый раз. Как будто не знает, чем всё закончится. Пока Юра ёрзал, меняя позу каждые десять минут, тот сидел, как статуя, двигая лишь лицо и иногда руку. Усмехнулся на моменте с плевками. То сводил брови, то приподнимал их, сжимал губы, растягивал их в милой улыбке, немного дёргался вперед или расслабленно откидывался. Даже глаза сияли, видел, особенно на моменте с танцами. И поцелуем… такой умиленный, но, всё же, реснички немного дрогнули, видать вспомнил, что дальше.       Смотреть на него было даже как-то приятнее, чем на фильм.       Даже учитывая обе этих сцены, благодаря которым сюжет был хотяб на процентов десять знаком. Сначала он усмехнулся от предложения лечь на «кровать, ээээ, диван!», потом красиво проводил взглядом по кадру, не пошло, скорее так, словно понимает, о чём речь. В голове Юры опять заработал генератор дурацкого юмора… «Нарисуй меня как в Титанике», завертелась шутка от такого уральского взгляда, немного разозлился на свой мозг, который смеет выдавать такие вещи в таком контексте, но особо быковать не стал — Костя слабо тихо засмеялся. От того, что влюбленная парочка бегала по кораблю, скрываясь от серьёзных дяденек. И, наконец, добравшись до сцены в машине, почувствовал вполне привычную неловкость, когда какая-нибудь сексуальная сцена появляется перед несколькими людьми, но тут же Костя, который, наконец-то зашевелившись, перекатился на бок, закидывая ногу на другую, вытянул руку по спинке дивана и лёг на нее, уставившись в экран. Цвет его лица не был виден, зато очень близко была видна его кисть, немного дергающаяся, пальцы проводили по обивке, оставляя следы.       Внезапно начавшийся экшон отвлек от рассматривания Кости, вся эта напряженная беготня в воде и попытки спастись, трагичность нарастала, что, как ни крути, из-за хорошей ли режиссуры или неплохого сюжета, внимание перетягивали. Тот пошевелился еще раз, возвращаясь в прежнюю обычную позу, пока на экране люди скатывались вниз по палубе ломающегося корабля, становился всё напряженнее, сильнее хмурился и сжимался, даже приобняв себя руками, но действие так захватило Юру, что лишь изредка поглядывал. Вздрогнув от представления себя в минусовой воде, наблюдая эту сцену и чудом сдержавшись от комментария про эту несчастную доску, замер, сам погрузившись целиком в повествование. Трагичное. Весьма. Фильмы-катастрофы Юру сильно цепляли, что уж греха таить, так что слегка судорожно вздохнул. И вот, сцена, наверное, завершающая всё это, тихая песня замерзающим голосом, как вдруг внезапно отвлек довольно громкий, но сдержанный всхлип. Мгновенно переведя взгляд увидел блеск снизу Костиных глаз и недоуменно захлопал ресницами, заметил, как дернулись его плечи, сопровождаемые тихим шмыганьем. — Мужик… — шёпотом начал Юра. — …мужик, ты че, плачешь? — тот быстро вытер блестящую в свете экрана каплю с щеки и промычал отрицание. — Мужик…ну ты чё… — всё так же недоуменно шептал Юра, но на самом деле от этой эмоции получилось даже слабо улыбнуться. Плачет! ну прям слезу увидел, от фильма, у Юры где-то тоже стоял ком в горле, но не так, чтоб… Костя, так мило и по-детски надул губы, еще раз шмыгнул носом и тихонько вытер второй глаз. — Ой ну…мужик… — с беззвучным недоуменным смехом быстро поднялся с дивана, метнувшись до спальни, принёс пачку бумажных салфеток, протягивая на ладони. Костя принял, конечно, сразу приложив к глазу, посмотрел вверх с забавным недовольством, пока фильм медленно завершался в своем настоящем конце. Юра присел поближе на диване. Костя продолжал скрывать свою растроганность сжатием губ, которые, внимательно наблюдал с едва заметной улыбкой, задрожали на выбрасывании камня за борт, а затем снова заблестели его глаза, прям на моменте с фотографиями, но всё сильнее и сильнее вплоть до медленного преображения обломков корабля и… — Ой ну господи… — уже звучно рассмеялся Юра, не выдержав, закинул руку на плечо и прижал к себе, прям обнял, захлопав по плечу. Костя не то, чтоб сопротивлялся как-либо, молча уткнулся щекой в ключицу, рука упала на бёдра, обжигая их своей горячестью, он что-то недовольно промычал, но скорее в сторону тихого хохота. — Ну всё, всё, ты когда плачешь на дитё похож, ну чтож ты так, а… ой, Костя-Костя, ну как так… — сквозь смех шептал Юра, хлопая по плечу, а Костя слегка облокотился на него и медленно уронил руку поближе к своему бедру. — Ты сколько раз этот фильм-то смотрел? — радостно прошептал Юра, и даже не от того, что Костя от кина расплакался, а того, как он прикольно расчувствовался. — Не знаю, как вышел, по разу в год. — от цифры Юра снова недоуменно захохотал, еще ближе притягивая к себе. — Ну что ты смеешься? — недовольным голосом спросил Костя, не сопротивляясь объятию. — Да это так прикольно, я не могу… — хохоча, Юра расслабленно откинулся на спинку глубже, утягивая, объятие оставалось всё еще братским, но Костя всё равно был очень смущен. Не всегда финальная сцена взывала слёзы, но сейчас, наверное, так много начувствовал за последние часы, что оно всё вылилось через глаза. Юра, хихикая, хлопнул по руке еще раз, вкусно пах хвоей и табаком, цветочным кондиционером для одежды, такой непосредственный и тактильный, мама-дорогая… В какой-то момент, когда титры бежали по экрану, а щека Юры уже незаметно лежала на цветных волосах, прижимаясь, погрузился в это тепло и приятное чувство обнимать кого-то, кто хочет, и вдруг неожиданно понял, что происходит. Свалив всё на то, что Костя выглядел, как расчувствовавшийся ребёнок, смущенно убрал руку и отодвинулся, несильно, но ощутимо после такого. Уралов посмотрел спокойно, с сияющими глазами, вытер кончик носа пальцем и принялся искать пульт. — Спать? — донеслось приглушённое. — Да, давай. — Юра встал с дивана, подошёл к левому от телевизора шкафу, достав подушку, одеяло и простынь. Кинул на край дивана, молча удалившись, по всей видимости, чистить зубы. Костя проводил его взглядом спокойным, но, как только он скрылся, уткнулся в свои ладони, тихо прошептав «блять». Ну вот и как так, а? На сей вопрос ответа у него не было, просто, ну вот так. Даже пока не понял, чему больше не обрадовался, своим слезам или своей реакции на объятия, но что-то точно подсказывало, что дело тут не то, чтоб только в этом. Как будто уговаривает себя. Как будто симпатия не такая, какую он решил чувствовать. Вытер лицо ладонями, вздохнув, кинул подушку на противоположенный край, отодвинул одеяло, накинул на себя простынь и бухнулся. Да ладно тебе, он сам начал. Вряд ли для него существует подтекст, как для тебя, всё в порядке. Почему, блять, из всего спектра чувств, которые могут возникнуть на объятие, ты решил, что уместным будет именно это, а? Мозг от сети отключился, выдавая неясные возгласы, зато сердце быстро забилось, подсказывая, кто тут виноват на самом деле. Костя выдохнул. Тихие шаги Юры послышались мимо, в его спальню. — Кость? — М? — тихо получилось. — …Спокойной ночи. — Добрых снов, Юр.