Очерки

Девушка мельтешила из стороны в сторону, ненароком поглядывая в отражение зеркала. Тревожность разрасталась по телу, а пальцы интуитивно сжимали края смартфона.  Новость, что яркими заголовками вспыхнула пару дней назад, намертво поселилось в сознании и не позволяло здраво оценивать ситуацию. Казалось, что болезнь — это невообразимо ужасно, однако в реалиях профессионального спортсмена всё было еще сложнее: она ненавидела собственное тело за пропуск сезона. Нелепая травма, порванный мениск, сложнейшая операция, - и вот она прикована к больничной койке. — Соф, ты чего выхаживаешь то? —улыбчиво задает вопрос медсестра, и девушка обращает на неё внимание. — Не болит?  — Не болит, — почти не лжет София, забывая о сердце, что ныло так сильно, что аж грудную клетку сводило. — Вера Александровна, а можно попросить дозу таблетированную увеличить? — Даже с увеличенной дозой тебе нельзя будет тренироваться, — заявляет Этери Георгиевна, появляясь в дверном проеме платной палаты. — Спасибо, Вера, что терпите ее несносный характер. Это от меня.  — Всё замечательно, Соня —душка. Я вас оставлю, — с доброй улыбкой отвечает медсестра и скрывается за косяком белоснежной двери. Этери выглядит свежо. Впрочем, также, как и обычно. Соня даже приветственную улыбку на лице вырисовывает, да на женщину почитаемую уставляется. Тренерский штаб регулярно навещал её в больнице по возвращению из Швеции, где фигуристку заштопали профессионалы.  Нелепость травмы окрашивалась тем, что получена она непросто по случайности, а по профессиональной невнимательности парника, с которым София участвовала в шоу. Впрочем, она не злилась на него ни сейчас, ни тогда, когда валялась на льду, истекая кровью. — Ну что, как себя чувствуешь?  — Сносно, — упрямо заявляет Савицкая и радостно подхватывает зеленое яблочко из рук Этери Георгиевны. — Врач сказал, что выпишут на следующей неделе, а через месяц можно будет постепенно взращивать нагрузки в зале. Впрочем, разве это имеет значение, если я пропущу отбор на Олимпиаду?  —- Имеет. На отбор едут для выигрыша квоты, с чего ты взяла, что она достанется не тебе? — уверенно интересуется Тутберидзе, усаживаясь в мягкое кожаное кресло. — Тебе восемнадцать, а ты все еще думаешь, что это твоя последняя олимпиада? Не смеши. С твоей комплекцией и способностями можно выпрыгивать не четверные, а пятерные до тридцати лет, не меньше… — улыбается. Казалось, что Этери заявлялась не только для проведения задушевных разговоров, а для профессионального промывания мозговых извилин, на которых осаждалась пыль сомнений. Женщина была уверена, что Савицкая уже к середине лета вернет весь арсенал тройных, а после начнет упрямо выгрызать четверные. Единственная девушка, владеющая квадом Риттбергера, не может сдаться на пути к грандиозному будущему. Это данность. — Смотрела чемпионат?  — Смотрела, — уголки девичьих губ содрогаются, и Этери ласково огибает стройное тело, усаживая на подлокотник кресла. — Мужское одиночное.  — Ну, я и не сомневалась! — усмехается Тутберидзе и чуть надавливает на лопатки Софы. — Так, у тебя с корсетом проблем нет, спину прямо держи, а то в следующем сезоне будешь изображать горбуна из Нотр-Дама! Вот, так лучше. Как тебе его прокат?  — Ну, короткая не удалась, а вот по недокрутам в произвольной у меня вопросы…  Справляться с собственными неудачами Соне было в разы легче, чем наблюдать за мелкими, но всё же провалами, любимых людей. Впрочем, список этих людей был столь мал, что мог сконцентрироваться лишь на Жене. Казалось, что её юность украшается его спокойствием и пониманием любых особенностей красавицы.  — Зайдет сегодня? — ласково интересуется Этери, всё еще поглаживая белоснежные кудри спортсменки.  Честно говоря, Савицкая подобным вопросом не задавалась, а приходы Жени воспринимала как данность. Та самая, что приятно щекотала диафрагму и побуждала смеяться. Широко и искренне. — Твоя задумчивость подтверждает мой вопрос, — усмехается Тутберидзе и приподнимается с кресла. — Так, в понедельник будет Даня, а после Дудаков…  — У вас график! — смеется Савицкая, сползая по креслу вниз. — Спасибо, что пришли, Этери Георгиевна.  Соня игриво складывает пальцы в сердечко и демонстративно выставляет вперед. Тутберидзе непросто тренер, а поистине чудесный человек, вдохновляющий настолько, что Софа с приоткрытым ртом пялилась на любимую женщину, стараясь запомнить каждую реплику. И к слову, порицание и ругань в сторону недоработок Сони восхищало больше, нежели поощрение и хвала. Женя появился в её палате ближе к вечеру. С широкой теплой улыбкой и забитыми пакетами: сладости, фрукты, пп-десерты, букет цветов и даже капибара, выкинутая болельщиками после произвольного танца на лед. Впрочем, миссию игрушки он выполнил, ведь на маленькой записке было начерчено небольшое послание: «Пожалуйста, передай Соне. Любим и ждем  возвращения!».  Савицкая радостно запрыгнула на парня, ногами огибая его торс. Казалось, что месячное отсутствие в жизни друг друга воспряло с новой силой и давило сильнее, чем монолитная бетонная плита. Она скучала. Так сильно, что сердце бешено колотилось и норовило выпрыгнуть наружу. Мягкие женские губы осыпали лицо парня поцелуями, и Семененко лыбился так сильно, что даже скулы сводило.  — Я так скучал… — шепчет Женя и наспех целует возлюбленную. — Отчитывать за бронзу будешь?  — Чуть позже, — ехидничает Соня. — Я тобой горжусь. То, что ты смог сделать в произвольной после неудачи в короткой, говорит о тебе, как о стойком спортсмене…  — Опять кровит? — строго спрашивает Семененко, когда девушка спрыгивает с его рук и усаживается на кресло. — Сонь?  — Немного, — сдержанно отвечает Савицкая, разглядывая небольшие вкрапления крови на бинте.  Честно говоря, внешние швы заживали чуть сложнее, нежели внутренние. И если мениск сросся, то глубокие швы эпителия никак не хотели заживать. Возможно, дело было в собственной невнимательности Сони, что уже втихую выпрыгивала двойные акселя на полу, а после стояла под горячей водой, побуждая крови с новой силой циркулировать по телу. Да, безрассудство.  — Жень, выключи врача! — игриво требует Савицкая, вытягивая из мужских рук самый крупный пакет. — О, мой любимый чизкейк!  — Как давно ты прыжки в палате исполняешь? — спокойно интересуется Женя, и девушка искренне изумляется познаниями её буйного характера. — И не смотри на меня так! — Несколько дней, — лжет во благо и вилкой отковыривает кусочек низкоуглеводного десерта. — Рай для моих вкусовых сосочков!  — Я тебе мазь отправлю, но обещай, что будешь пользоваться, а не как обычно!  — Клятвенно обещаю, доктор!  Губы влюбленных соприкасаются, концентрируясь между телами крупным разгоряченным шаром. Истинное желание находиться рядом и вдохновлять друг друга впервые возродилось почти два года назад, когда после победного чемпионата России для обоих, их интересы и веселье объединились и выплеснулись в бесконечные разговоры обо всем, чем соприкасается жизнь: современное искусство, здоровье, музыкальные вкусы и даже о любимых футбольных командах. Мужской язык проникает в рот возлюбленной, и Соня готова поклясться, что количество нервных клеток в мгновение увеличилось и направило импульсы в головной мозг. Возможно, они находятся в созависимости. Такой сильной, что даже радость от побед не доставляло истинное удовольствие, когда тело партнера находилось не рядом. Жизнь на два города давалось сложно, однако встречи были схожи с салютом, не иначе. — Отпуск? — с улыбочкой Чеширского кота интересуется Женя, и на лице девушки отображается недоумение. — Ну, что ты думаешь насчет Карибских островов? Бунгало, две недели и только мы вдвоем… — Ты купил тур? — изумляется Соня, явно находясь в прострации от услышанной информации.  — Купил. Вылет сразу после финала гран-при! — восклицает Семененко, и кожа девушки покрывается крупными мурашками.  Это будет их первый совместных отдых. Тот самый, что подарит покой и преподнесет принятие всех качеств друг в друге. Они еще были юны. Настолько, что не могли здраво оценивать свое будущее. Всё, на что они были способны, это воссоздать в мыслях очевидное: только с ним, только с ней; а в остальных реалиях их жизнь никак не вырисовывалась. Впрочем , это было неважно. Не сейчас, когда усталость от постоянных перебежек не осела на извилины и позволяет посещать вокзал чаще, чем пару раз в две недели.  — Это баснословные деньги, — одумавшись шепчет Соня, припоминая, что Женя уже давно усердно откладывает деньги на покупку личной недвижимости. — Давай сдадим.  — Чего? — усмехается Семененко и заправляет прядь женских кудрявых волос за ушко. — Мы еще никогда вместе не летали отдыхать, а еще у нас и без того был сложный год. Мы черт возьми заслужили этот отпуск!  — Сперва выиграешь гран-при, тогда точно заслужили! — напускно заявляет Савицкая и для убедительности складывает руки под грудью. — Сделаю всё, чтобы выиграть, —твердо отвечает Женя, и девушка вновь завлекает его в заботливые объятия.  Семененко, конечно, осознавал ту конкуренцию, что сейчас творится в фигурке, однако то, что он действительно хотел, можно было бы совместить в одно предложение: катать чисто, а результат сам притянется. И если четырех чисто исполненных четверных будет недостаточно, то он, совершенно точно, пойдет на добрую пятерку. Риск — то, чем должен руководствоваться спортсмен в данных реалиях.  А Соня только недавно начала понимать, что возлагает на возлюбленного то, чего бы и сама хотела достичь в этом сезоне. Ей ведь всего восемнадцать, она обязана скакать, подобно горной козе, но вместо этого встает в тупик каждый раз, когда припоминает то отвратительное шоу и кровь. Много. Алой. Крови.  И если винить она никого искренне не желала, то сердце упрямо твердило о суровой судьбе, что решила сыграть с ней в злую шутку. Её лишили не возможных побед, а жизни.  — Ты уверена, что не хочешь проработать эту травму с психологом?  — Не уверена, — честно отвечает девушка, поудобнее усаживаясь на теле партнера, щекой прижимаясь к его лицу. — Я понимаю, что это случайность, но каждый чертов раз, когда я стараюсь проанализировать произошедшее, отчетливо вижу, как конек Козловского специально впивается в мою ногу. И это тотальная глупость! Ни один человек не способен в здравом уме пойти на подобное, и он явно не исключение, но мозг — это то, что мыслит несоизмеримо с реальностью, словно параллельно с действительностью… — Ты говорила об этом с Этери? — интересуется Женя, заботливо огибая девичью талию. — Сонь, мы имеем данность, которая пиздец как сурова и отвратительна, но ты уже справилась с ней и почти пережила. Упущенный сезон — ничтожество, по сравнению с тем, если были бы затронуты нервы. И если твоя психика упрямо говорит о том, что Дима мог исполнить это специально, то ты должна сказать. Впервую очередь ты должна признаться себе, что это ни черта не выдумки, а правда. — Правда, которая создалась под воздействием моей психики… — Даже если и так, ты должна ее проработать.  Соня понимала всю правдивость мужских слов, что действовали на нее как отрезвляющее успокоительное. Она старательно игнорировала посылы тела, что кричали о невозможности реабилитации, пока внутреннее спокойствие не позволит усиленную регенерацию. Рана, что находилась снаружи являлось отражением злости, что виднелась в её радужке каждый раз, когда София решалась посмотреть на перебинтованную ногу. — Жень, ты же знаешь, что психичка тебя любит? — мило шепчет Соня, и парень разражается в ярком смехе. — Псих любит психичку сильнее.  И эта та сама данность, в которой они не сомневались.