Самая яркая звезда на небе II / The Brightest Star in the Sky (pt. 2)

Гермиона с трудом нашла силы встать с кровати в день своих С.О.В. Она была измотана до самых костей. В голове гудело. Она уснула, пока перечитывала конспект по травологии, и чернила размазались по её щеке. Она собрала всю волю в кулак, выползла из-под одеяла и умылась. Гермиона была готова как раз к прибытию Дамблдора. — Они оказывают нам особую услугу, разрешая Вам пройти экзамены. Я предложил взять письменную часть на себя, но практику проведёт ведьма или волшебник из Министерства. Гермиона кивнула. Она забросила сумку через плечо, в которую сложила перо, чернила и книгу для чтения, на случай, если придётся ждать. Она надеялась, что экзамен пройдёт где-то ещё, а не в кабинете Дамблдора. Необычные звуки, которые издаёт его домашний феникс, слишком отвлекают. Будто прочитав её мысли, Дамблдор продолжил объяснять процедуру: — Мы немного ускорим Ваш практический экзамен, потому что Вам не придётся ждать своей очереди за другими учениками. Поэтому письменный и практический экзамен по зельеварению пройдёт сегодня утром. После обеда у Вас будет письменная и практическая трансфигурация, за ней практический экзамен по астрономии, — Гермиона вспомнила, что практическое зельеварение было самым долгим, почти два часа, а остальные экзамены занимали полчаса-час. И снова Гермиона кивнула. Она уже это знала. Дамблдор прислал расписание сто лет назад. Он впихнул все её экзамены в четыре дня. Хоть и вымотанная, она чувствовала, что готова. Она следовала за Дамблдором к камину. Он вытащил мешочек из кармана и раскрыл его перед ней: — У Вас есть ещё вопросы перед отбытием в Министерство, Гермиона? — спросил он. Она покачала головой. Её экзамены осложняли её рабочие часы. Ей придётся работать с семи вечера до полуночи каждый день после их сдачи. Ей нужно будет просыпаться в семь утра на следующий день для экзаменов. На сон почти не оставалось времени. Ей нужно пережить эту неделю. Потом станет лучше… — Очень хорошо, возьмите немного летучего пороха. Мы отправимся в Министерство. Они подготовили кабинет для Ваших экзаменов. Гермиона взяла горсть зелёного пороха и швырнула в огонь: — Министерство магии, — произнесла она, и наступило ненавистное ей затягивающее чувство. Всё вокруг кружилось и смазывалось. Перед ней мелькали образы. Она зажмурилась, пока путешествие не прекратилось, и её ноги не коснулись твёрдой земли. Дамблдор прибыл следом и провёл её к лифтам. Он ничего не говорил, пока они спускались в Отдел магического образования. Он передал ей перо, зачарованное против списывания, и проводил в простой зал заседаний, в котором расположился одинокий длинный стол. Гермиона села напротив зрелого волшебника. — У Вас три часа на письменный экзамен, а после перерыва начнётся практический. — Хорошо. Он вытащил книгу из сумки и положил её на стол. Гермиона взглянула на название. — Профессор, откуда у вас эта книга? — спросила она. У него было её любимое произведение: «История Хогвартса». Она не думала, что её издали. — Ах, эта? Я близкий друг автора. Она прислала мне предварительную копию. — А когда её издадут? — В конце недели, если не ошибаюсь, они хотят застать учеников, пока они покупают школьные принадлежности, — широко улыбнулся он и погладил свою тёмно-рыжую короткую бороду. — Готовы начать? Она кивнула. Галлеонов у неё было в обрез, она даже не могла представить, что выделит деньги на эту покупку. Ей и так пришлось сильно сократить рабочие часы из-за С.О.В. Она пыталась не паниковать от этой мысли. Сейчас нельзя на этом зацикливаться. Перед ней появился буклет с экзаменационными заданиями, а с ним перо, защищённое от списывания, и чернила. — Можете приступать. Три дня с пятичасовым сном начали настигать Гермиону, когда она подобралась к четвёртому, последнему дню экзаменов. Она заметила, что некоторые из вопросов были такими же, как и на её С.О.В. в её мире. Она всё гадала, сильно ли изменился набор вопросов. Она сочла, что за пятьдесят лет их-то уж точно поменяют. Видимо, нет. Обычно в таких случаях её обуревало чувство вины, но измождение не оставило места для подобных чувств. В последний день она сдавала подряд защиту от Тёмных искусств, астрономию и травологию письменно с заключительным практическим экзаменом по защите от Тёмных искусств. После этого она свободна. Экзамены закончатся. Хоть она и знала, что вечером после этого будет работать, она с нетерпением ждала их окончания. Она с лёгкостью одолела письменную часть, попросив Дамблдора о том, чтобы сдать всё подряд, лишь с коротким перерывом на уборную. Возможно, она сможет подработать репетитором в Хогвартсе: спрос-то уж точно найдётся. Это даст ей дополнительные деньги, необходимые на год, поэтому ей не придётся усердно пытаться заработать всё сейчас. А что она будет делать после окончания школы? Как она позволит себе жильё? Она знала, что почасовой вычет за комнату и постой у Габриэллы — просто даром, но она не собиралась всегда пользоваться её щедростью. Это одна из причин, почему Гермионе нужно беречь каждый сикль — чтобы быть готовой. С каждым шагом в сторону практического экзамена, её всё больше накрывала волна онемения. Она безвольно держала палочку в руке. В этот раз она чувствовала себя более подготовленной к этому предмету, чем на прошлом С.О.В. Она отучилась целому году защиты от Тёмных искусств с отличным преподавателем. Не считая Люпина, такого у неё никогда не было. Хоть поддельный Муди и был неплох, от одной мысли о нём у неё скручивало желудок. — Добрый вечер, дорогая, — поприветствовала её пожилая ведьма с доброй улыбкой. Обычно Гермиона отвечала любезностью на любезность, но в неё так яростно вцепилась усталость, что она не нашла силы воли, чтобы ответить. После этого всё закончится. Это всё, о чём она могла думать. Её единственная цель. — Мы начнём с проклятий, сглазов и порч. Затем перейдём к защитной магии и боггартам, — сказала она. Гермиона стиснула свою палочку из виноградной лозы в ожидании указаний. Она производила все действия, посылая заклинания в мишень одно за другим. Её разум очистился от движения. Гермиона следовала приказам женщины без колебаний, как марионетка, которую дёргают за верёвочки. На её бровях скопился пот. Тупая боль ныла в груди, напоминая о сдерживаемой безмерной силе. Её ноздри наполнил терпкий, кислый запах — признак того, что по ней разливалась магия. Даже её магическое ядро задрожало, пытаясь удержать ревущую энергию, проносящуюся по её венам. Ещё чуть-чуть! Женщина продолжала направлять её своими безжалостными требованиями. Время тянулось с каждой минутой. Из ниоткуда появился сундук и плавно проскользнул по комнате, остановившись перед Гермионой. Её сердце бешено забилось, когда она поняла, что это боггарт — последнее испытание её способностей. Боггарт принимал форму самого большого страха человека перед ним, Гермионе оставалось с ним совладать. — Когда Вы будете готовы, — сказала волшебница. Гермиона уставилась на деревянную резьбу. В прошлом её боггатом была профессор Макгонагалл, сказавшая ей, что она не сдала экзамены. Она разрыдалась на контрольной в конце третьего курса, когда встретилась с ним. Почему-то теперь это казалось мелочью. Сегодня появится не профессор Макгонагалл… Какой у неё самый большой страх? Она боялась снова окаменеть. Когда она откроет сундук, вырвется василиск? Может ли она окаменеть от боггарта в обличии василиска? Или это будет изображение её окаменевшей? Она не знала, к чему готовиться, но напомнила себе, что что бы ни вырвалось из сундука, оно не настоящее. Гермиона наполнила лёгкие воздухом, собрав себя в кучу. Чувство ужаса в желудке отступило. Она позволила себе ещё один глубокий вдох, а затем кивнула женщине. Теперь она чувствовала себя более человечной, её разум прояснился. — Хорошо, — сказала проверяющая. Она взмахнула палочкой, и сундук раскрылся настежь. Ничего не произошло. Ни движения. Ни звука. Затем её окутала клубящаяся, дымная темнота. Гермиона взмахнула рукой, пытаясь отогнать туман, будто он может просто улететь прочь. Он не сдвинулся. Что это? Чернота сгущалась, окружая её, оставив её слепой к происходящему вокруг. Исчезла ведьма из министерства. Гермиона закричала, но единственным ответом было эхо её собственного голоса. Ничего. Возле неё не было никого, чтобы ей помочь. Чувство одиночества накрыло её с головой, и она поняла, что ей придётся справляться с испытанием одной. Полная изоляция. Комната была лишена любого звука, кроме её собственного быстрого сердцебиения, отбивающего в ушах. Это и был боггарт. Её самый большой страх образовался у неё на глазах. Пустота, ничто. Остаться одной и беззащитной. В ловушке. Но Гермиона не была беспомощной. У неё всё ещё есть её палочка. Тьма была такой густой, что она не видела собственных пальцев, когда подняла палочку. Она закрыла глаза, отгораживаясь от непроницаемого уединения, которое застилало всё перед ней. — Ридикулус, — произнесла она, слова были едва слышны её собственными ушами. Даже звуку нельзя было здесь существовать. Что-то хлопнуло, на неё пролился дождь радужного конфетти и блёсток. С неба посыпались серпантины, словно намечался грандиозный праздник. Ведьма из министерства снова появилась, кивнув головой в сторону комнаты. По взмаху её палочки блёстки и конфетти собрались и упали обратно в сундук, а крышка с грохотом захлопнулась. Боггарта побеждал смех, но Гермионе было не до смеха. В её мыслях всплыли воспоминания об одиночестве, которое она чувствовала, попав в этот мир. Насколько беспомощной она была, когда проклятие взяло верх? Когда она была окаменевшей, не было ничего. Гермиона продолжала проходить практический экзамен почти машинально. Её сердце замерло, а разум затуманивался эмоциями. — На этом ваш экзамен закончен, но прежде чем Вы уйдете, я надеялась, что Вы сможете уважить старушку и показать мне своего Патронуса! Я слышала о нём от профессора Меррифот, — попросила она. — О, эм, — Гермиона уже несколько месяцев не пыталась создать своего Патронуса. В последнее время становилось гораздо сложнее. Её выдра появлялась только в половине случаев. Что, если сегодня она потерпит неудачу перед этим сотрудником министерства? — За дополнительный балл, конечно! — поспешила добавить волшебница, заметив колебание Гермионы. Гермиона вздохнула и кивнула. Она искала счастливое воспоминание… Она глубоко задумалась. Попыталась заставить память запеть в её душе. Ей нужно почувствовать счастье в венах. Это оказалось сложнее, чем она рассчитывала, после такого долгого блуждания в трясине онемения. — Экспекто Патронум! Вспыхнул кончик палочки. Пролился яркий свет. Серебряная дымка образовала существо, повернувшееся посмотреть на Гермиону. Это не её выдра. Это оккамий. Змея с двумя большими, изумительными крыльями на спине. Она двигалась по комнате с успокаивающей грацией, привлекая внимание. Она кружилась и танцевала, хлопая крыльями, когда взмывала в воздух. — О, бесподобно! — сказала волшебница Министерства. Гермиона не смогла ответить, потому что её оккамий подплыл, чтобы поприветствовать её. Её рот пересох, а грудь сжалась. Это неправильно. Нет! Это же не её патронус? Почему он поменялся? Что случилось с её выдрой? Она закрыла глаза и просто дышала. Ответ очевиден: она изменилась. Она больше не та Гермиона Грейнджер. Среди всего нового, с чем она столкнулась, выдра была её постоянным напоминанием о доме, давая ей чувство чего-то знакомого и безопасного. А теперь даже она испарилась из её жизни. Гермионе хотелось заплакать. Оккамий кружился и вращался, сияя серебром, пока свет не растворился. — На этом всё! И, если не ошибаюсь, Вы завершили все Ваши экзамены. Поздравляю, мисс Грейнджер. Она промямлила «спасибо», покидая комнату. Заметив довольное выражение лица женщины, она выдавила в ответ слабую улыбку. Её измождение было осязаемым, будто осело на её костях. Бесчисленные ночи почти без сна между работой и учёбой. Даже когда она ложилась отдохнуть, в её голове бешено неслись мысли о Томе и их отношениях — или об их отсутствии. Когда она в последний раз по-настоящему спала? Нет! Ей нужны деньги! Ей нужно работать, чтобы позволить себе школьные принадлежности и другие вещи для жизни. Её единственный источник дохода на целый год — то, что она сможет заработать за лето. А потом, после окончания Хогвартса, ей понадобится финансовая стабильность для начала карьеры. Дамблдор встретил её снаружи комнаты и проводил к камину, откуда она вернётся в «Дырявый котёл». Мир вращался перед ней. Проносились лица. Пламя стало зелёным, когда она бросила порох в огонь. Габриэлла сказала, что ей нужно взять отгул на день, раз она закончила экзамены, но Эдгар снова приболел. Новых работников ещё только обучали. Гермионе нужны деньги. Ноги сами принесли её обратно в «Дырявый котёл». Она, как в тумане, надела фартук и начала обходить столики. Первый стол заказал два сливочных пива. Она их принесла. Второй стол попросил пастуший пирог и эль. Она отправила заказ на кухню. Всё те же старые песни и танцы. Она делала это множество раз. Не забыла ли она улыбнуться посетителю? Ещё раз, что они заказали? Она не могла вспомнить. Подождите… Разве она уже не отправила заказ? Напитки у них. Она принесла им еду? Её тело постепенно немело, отчего ей было трудно двигаться. — Гермиона, что случилось? Зрение помутнело. Всё будто навалилось на неё. Ей нужно поспать. Её накрыло измождением до самых костей. — Бриджет, скажи маме, что я отведу Гермиону в её комнату! — Ага, хорошо! Что-то ревело в окружающем её воздухе. Она ничего не слышала. Ей хотелось заплакать. Выдра бросила её, а её заменил красивый оккамий. Кто она теперь вообще? Ей нужно поспать. Она никогда не вернётся домой. Она одна. — Всё в порядке, моя львица, я с тобой…

····★·* ﾟ⁂ ﾟ*·★····

В её комнату зашли Габриэлла и Бриджет, а за ними — эта гнусная кошка, Зефир, которая одарила Тома презрительной усмешкой. Он замер в ожидании, что Габриэлла выставит его вон. Не то чтобы он уйдёт. Том отказывался бросать Гермиону в таком состоянии. Она поправила здоровье только чтобы свалиться обратно в то же состояние. Она относилась к жизни как к чему-то само собой разумеющемуся. Этого он никогда не поймёт! Она рассыпалась у него в руках… Блондинка постарше кивнула Тому в знак приветствия: — Спасибо, что отвёл её наверх, — сказала она. — Я наняла новых работников на прошлой неделе. Они оба начали на этой, но они ещё новички. Мне нужно было нанять людей раньше, — нахмурилась она, взглянув на Гермиону, спящую в кровати. Она работала безумное количество часов. Похудела. Тёмные круги под глазами и бледность выглядели неестественно летом. Казалось, что она практически на грани смерти, как когда на ней было проклятие. Бледная, измученная, на грани. Том чувствовал себя бессильным от того, что ничего не мог сделать. Ещё раз он этого не переживёт. Какая-то его часть презирала Габриэллу за это. Женщина жила с Гермионой! Это она устанавливала рабочие часы. Она утверждала, что заботилась о ней, однако это она позволила этому случиться! Присутствие Тома могло бы это предотвратить, но Гермиона оттолкнула его — выставила вон, и вот теперь они здесь. — Том, может, она не захочет, чтобы ты был здесь… Учитывая, что вы расстались, и всё такое, — нахмурилась Габриэлла. Тому потребовалась вся его энергия, чтобы не поморщиться. Он тщательно обдумывал слова: — Возможно, но я её не оставлю. Габриэлла явно не собиралась сопротивляться. Она кивнула и вышла из комнаты. Зефир запрыгнула на кровать Гермионы и свернулась клубочком у неё в ногах. Том уставился на пушистый комочек. Враждебность между ним и кошкой сохранялась. Ну и ладно. Бриджет наблюдала за Томом, слушая удаляющиеся шаги её матери. — Разбудишь её, и я наведу на тебя порчу, девочка, — Зефир вздёрнула голову. Ей не понравились угрозы девочке. — Я думала, что ты уже давно перерос всю эту «девочку», — вздохнула Бриджет. — Что ты здесь делаешь? — Почему ты сидишь на полу? — Потому что в этой каморке нет стульев. Чего ты хочешь? Гермионе нужно отдохнуть. Бриджет взглянула на спящую ведьму, а потом перевела взгляд обратно на Тома: — Мне нужен её фартук. Я буду принимать заказы, чтобы Гермиона могла взять отгул. Том приподнял бровь: — Станешь официанткой? — спросил он. — Попробую, успех не обещаю, но я решила, что если буду прыгать от стола к столу с волосами в хвостиках, хлопать ресницами и очаровательно улыбаться, люди подумают, что я достаточно миленькая, и не будут злиться, если я облажаюсь. Том был вынужден признать, что девчонка права. — А если и станут, я посмотрю на них своими большими грустными глазами и скажу, что мне «та-а-а-ак ж-а-а-а-аль!» И пару раз шмыгну для эффекта. Том уставился на неё — затем покачал головой. — Её фартук в шкафу, — сказал Том, указав на него подбородком. Бриджет схватила его: — Ещё мама попросила меня сказать тебе, чтобы ты уходил, — добавила она, надевая фартук и завязывая её на талии. — Но я скажу, что ты отказался, да? Том ухмыльнулся. Умная девочка. На этих словах Бриджет вприпрыжку вышла из комнаты, оставив его с Гермионой. К сожалению, кошка за ней не пошла, предпочитая остаться на кровати. Том её не винил. Его желание находиться возле Гермионы поглощало его. Возле её тепла. Держать её маленькое, хрупкое тело в своих руках, чтобы он смог защитить её от всего на свете. Он скучал по ней. Том поднялся с пола. Нет смысла рассиживаться. Он просидел там почти полчаса, и у него заболела спина. Он осмотрел комнату. Совершенно голая. У Гермионы почти ничего не было. Он снял стопки книг с сундука и изучил его содержимое, обнаружив несколько бутылочек зелья на дне — скорее всего остатки после дней её проклятия. Он прочитал этикетки. Сон без сновидений — может быть полезно, но со сном у неё сейчас нет проблем. Он взглянул на несколько других, забросив их обратно, и достал Укрепляющий раствор. Он поставил этот флакон на её прикроватную тумбочку. Том поразмыслил над следующим шагом. Она казалась такой хрупкой… Его ведьма… Да плевать. Он может снова посидеть на полу… Или на сундуке. Гермиона спала. Она казалась такой маленькой. Ему хотелось обнять её. Его дыхание учащалось, чем больше он её изучал. Эта девушка захватывала всё его существование. Он облизнул губы. Он окунулся в свои желания и свернулся на кровати возле неё, оставаясь поверх покрывала, чтобы дать ей немного места. Зефир сердито уставилась на него, осознав, что кровать стала слишком тесной для всех троих. Быстро подпрыгнув, она соскочила с кровати и выскользнула за дверь. Гермиона прижалась к нему, её тело излучало успокаивающее тепло, проникающее сквозь слои мягких одеял. Он чувствовал, как вздымается и опускается её грудь при каждом спокойном вдохе. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, ощущая между пальцами шелковистые гладкие пряди её кудрей. Как она дошла до упадка сил? Она оттолкнула его так далеко, что он даже не заметил. Он нежно убрал волосы с её лица, изучая болезненно-бледную, тусклую кожу, покрывающую её черты. Её глаза запали в череп, будто скелет пытался выпятиться. Она казалась хрупкой. Несмотря на всё, через что они прошли, чтобы сохранить её жизнь, это так она решила с собой обращаться? Какая-то его часть хотела презирать её, наказать за то, что она беспечно относилась к собственной жизни и насиловала своё тело. Но с другой стороны, впервые за больше чем месяц она лежала возле него. Его накрыло невыносимое желание крепко её обнять. Он хотел её. Жаждал её. Тосковал по ней. Она запутала его в паутину эмоций, скрутив его в бараний рог. Тому нужно дать ей отдохнуть. Он поднял ветхий роман с её тумбочки, взмахнув палочкой, чтобы зажечь свечи. Видимо, она купила его подержанным. Книга была сильно истрёпана. И всё же Том раскрыл первую страницу. В глубокой норе жил-был хоббит…

***

— Том? — Том не понял, что она проснулась. Он посмотрел на неё. — Как долго я спала? — Три часа, — у него осталось несколько глав. Ему эта история понравилась больше, чем он рассчитывал. — Почему ты в моей кровати? — У тебя упадок сил. — Это не ответ на мой вопрос. — Потому что ты перетрудилась, Гермиона, — он потянулся к тумбочке, где оставил флакон Укрепляющего раствора. — Ты похудела, изнурена… — Том, перестань… — …И ты никогда не просишь о помощи! Меня бесит, как далеко это зашло… — Что это за зелье? — она взглянула на бутылочку, будто в ней может быть смертельный яд. — Ты мне дашь позаботиться о тебе хотя бы раз?! — Перестань пытаться дать мне это зелье! — Почему ты борешься со мной на каждом шагу? — нахмурился он. — Я не хочу его пить! — она отбила его руку в сторону. — Я никогда не причиню тебе вреда… — пытался он спорить, чувствуя, как нарастает раздражение. Может, он и сделал ужасные вещи — но никогда не по отношению к ней. Всё всегда было для неё. Он сделает для неё всё. Она не давала ему закончить своё объяснение. Слова лились из её рта: — Прекрати! Прекрати! Я больше не хочу пить никаких зелий! Я устала от всех этих зелий! Я больше не хочу! — Гермиона?! — Пожалуйста, Том! Не давай мне никаких зелий! Я не буду их пить! Его ведьма сломалась из-за маленького флакона зелья. Напоминания о её проклятии и месяцев бесконечной пытки. — Мне оно не нужно. Я буду в порядке! — шмыгнула она. Сердце Тома упало в желудок. Зарывшись лицом в руки, Гермиона свернулась калачиком и разрыдалась, её горе отражалось по всей комнате. Он терпеть не мог, когда она плакала. Том поставил зелье и обхватил её руками, притянув к своей груди поверх покрывал, под которыми она лежала. Она плакала возле него. — В чём дело, Гермиона? — Её больше нет… — хныкала она. Если Том когда-либо гадал, есть ли у него сердце, теперь он знал. Оно разбилось. Он хотел уничтожить того, кто довёл её до таких слёз. Том погладил её плечо. Такое тёплое. — Кого нет? — спросил он. — Г-гас… — Гасси? — её лучшей подруги? — Гас-гас! — Гас-гас? — уставился он на неё. Ему просто нужно знать, на кого навести палочку. Гермиона бормотала какую-то чушь, которую он не мог разобрать. Он не мог попросить её повторить. Ему нужно её остановить. От её слёз он чувствовал тошнотворную смесь ярости и несчастья. Том вдыхал её, позволяя аромату яблок и мёда успокоить его. Она пахла лучше, чем он помнил. Ничто не отражало этого. Запах был повсюду в этой комнате. Но её подушка была пропитана ароматом, который принадлежал именно ей… В итоге её слёзы высохли, и она села, повернувшись боком, чтобы опереться спиной на стену, позволив вязанному пледу упасть ей на колени. Дрожащей рукой она вытерла опухшие глаза и наконец-то посмотрела на Тома: — Моей выдры больше нет. Её ответ застиг его врасплох. Том подвинулся ближе, коснувшись её плеча своим: — Ты не можешь вызвать Патронуса? Она нахмурилась: — Нет, могу… Гермиона достала палочку и нежно сжала её своими пальцами. Она выпрямила спину. Она закрыла глаза и глубоко дышала, будто пытаясь себя успокоить — в поисках подобия внутреннего счастья, которое в этот момент ускользало. — Экспекто Патронум, — сказала она выверенным голосом, потому что произносила это заклинание бессчётное число раз. Её лицо расслабилось от какого бы то ни было воспоминания, приносившего ей необходимую радость. Сила заклинания потушила мерцающие свечи. Из её палочки вырвалась не выдра, но сияющий серебряный оккамий — изящный и грациозный. Его умные глаза осматривали комнату. Мифическое животное с телом змеи и крыльями птицы. Идеальное для его ведьмы. Он облизнул сухие губы. — Он прекрасен, — сказал Том. Глаза Гермионы метнулись на него в удивлении, но затем смягчились, и она вновь откинулась на стену: — Она меньше, чем в Министерстве, — пробормотала она. — У оккамиев хоранаптиксические способности. Они могут расти и уменьшаться в зависимости от помещения. — Точно… — вдохнула она. Оккамий танцевал по комнате, широко раскинув крылья, кружась всем телом. Он исследовал. Том бегло взглянул на неё. Её кожа казалась ещё бледнее в серебряном свете Патронуса, но глаза сияли. Кудри распушились сильнее обычного после пробуждения, и ей это так к лицу. — Я теперь могу вызвать Патронуса, Гермиона. Телесного Патронуса, — сказал он. — Правда?! — это бы прозвучало нетерпеливо, если бы у неё не дрогнул голос. Со всеми их бесчисленными часами тренировок, возможно, для неё это тоже волнующе. Том кивнул. Он залез в карман и достал палочку. Она не прокомментировала его несовершеннолетнее использование магии. Гермиона — умная ведьма. Она наверняка знает, что Министерство не могло отследить магию кого-то одного в местах обитания волшебников. Гермиона со своим оккамием наблюдали, как Том сжал палочку, сосредоточив взгляд. Его самым светлым воспоминанием было то, когда он прижимал её близко, чувствуя, как его окутывает тепло её присутствия. Когда её улыбка освещала весь мир вокруг них. Он тосковал по тем дням. — Экспекто Патронум. Её оккамий немножко уменьшился, чтобы его Патронус смог появиться в маленькой спальне. Серебряный свет из его палочки загустел и обрёл форму, не змеи, но его собственного оккамия. Он услышал, как она ахнула. С любопытством глядя друг на друга, крылатые змеи закрыли глаза, а затем придвинулись ближе, словно готовые обменяться давно заготовленными приветствиями. — У тебя тоже оккамий? — спросила она. На этот вопрос она не ждала его ответа. Они оба видели, как их Патронусы общаются. Они вместе кружились в воздухе, будто в брачном танце. Танце, который он хотел танцевать с ней. — Я удивился… — сказал он. — Они должны появляться у тех, у кого чистая душа… — они оба знали, что душа Тома Риддла не была чистой. — Но потом я увидел твоего, и всё стало ясно. — Моя душа? — Твоя душа безупречна, — Гермиона, его ослепительная ведьма, всегда хорошая до самой глубины души. Том многое изучил об оккамиях. Их беззаветная преданность не знала границ — так же, как и он сделает всё для ведьмы возле него, они тоже пойдут на удивительные вещи ради любимых. Логичные, умные создания, но ещё верные и фанатично преданные — возможно, Том не мог разглядеть, как оккамий подходит именно ему, но его существование настолько глубинно было связано с Гермионой, что он олицетворял их обоих. Змея и птица. Сочетание его змеи и её великолепных крыльев, широко раскинутых, чтобы удержать его — и вознести их на новые высоты. Изящным движением две змеи расправили крылья, отбрасывая светящееся серебристое сияние, которое залило всё небольшое пространство мягким, неземным светом. Это знак. Их души были призваны друг к другу через их схожих Патронусов. Им суждено быть вместе. Даже эта упрямая ведьма не могла этого отрицать. И она всё ещё не выгнала его из своей кровати. В самой его глубине вспыхнула искорка надежды. В итоге их заклинания сошли на нет, оставив их в темноте, и лишь лунный свет сиял сквозь окна, чтобы осветить комнату. Оба молчали. — Гермиона… Можно мы поговорим о том, что произошло? Она ничего не сказала. Он ждал, тишина между ними оглушала. Она вздохнула и взмахнула палочкой в сторону свечей на прикроватной тумбочке, чтобы они снова зажглись: — Ты солгал мне, Том. — Я знаю. — Ты дал мне поверить, что василиск мёртв. — Я знаю. — Я окаменела из-за тебя. — Я знаю. — Из-за тебя окаменел Альфред Хенсли. — Ты собираешься перечислять все мои проступки? — спросил он, потерев лицо руками. — Нет. Список довольно длинный, и я бы не хотела его пересказывать. Чёрт побери. Он прикусил язык, не зная, как ответить. — Тебе жаль? — спросила она. Он поморщился. Его мысли кружились вихрем. Какого ответа она ждёт? Что вернёт её? Именно это он должен ей ответить. Но с другой стороны, больше всего на свете она хотела честности. — Зависит от проступков, за которые ты меня судишь. Некоторые из них я бы повторил, не задумываясь. Некоторые я бы переосмыслил. — Какой уклончивый ответ, — проворчала она. — Скажем так, Гермиона. Я бы изменил вещи, из-за которых потерял тебя. Но я бы не изменил ничего, благодаря чему ты выжила. Убийство Вальбурги. Твоё окаменение. Это я повторил бы. Я сказал тебе, что сделаю всё, чтобы сохранить твою безопасность. Она нахмурила брови, но ничего не сказала. Он не мог прочитать её. Всё идёт хорошо? Они преодолевают разрыв или всё становится ещё хуже? Он не мог понять! Как он может планировать свои дальнейшие действия, если не знает об их положении? — Сначала я была в ярости. Когда я проснулась на той койке и поняла, что случилось, я так злилась, что не могла мыслить прямо. Ты не заслуживал всего этого, прости меня. Он замер. Он не ожидал, что она будет извиняться перед ним! По правде, он лишился дара речи. Гермиона сбросила с себя вязанный плед и выползла из кровати. — Больше я не злюсь, — сказала она. Значит, у него есть шанс? Он подвинулся на край кровати и встал, не сводя с неё глаз. Он не хотел пропустить ни секунды её выражения лица. Стоя прямо, он смотрел на неё, отчего она отступила к двери. — Я понимаю, почему ты дал мне окаменеть, и теперь я ценю, что ты сделал это, иначе я бы, наверное, не выжила. Ему было не по себе при мысли о том, как близко она была к смерти. Каждую секунду она трепетала на грани. Он никогда не знал, когда получит записку с известием о её кончине… Что он опоздал. — А Вальбурга… Если бы кто-то причинил боль кому-то, кто мне небезразличен, — не знаю… Может, я бы сделала то же самое? — сказала она вопросительно. Том и представить не мог, как она кого-то убивает, но эти откровения были слишком важными, чтобы перебивать её. Она начала понимать — весь ад, через который он прошёл. Всё, что он сделал, чтобы сохранить ей жизнь. Всё потому, что он любит её. Он хотел, чтобы она знала. Он хотел сказать ей. Том вдохнул, но воздух застрял у него в горле, отказываясь отправляться к голосовым связкам, чтобы дать ему произвести необходимые звуки. Вместо этого он подошёл поближе к ней. Его разум сдавило, а язык показался тяжёлым. Может, если он скажет ей, она примет его назад. У него будет всё. Или нет. Блядство! Что, если она всё равно его не захочет?! Любовь и так делала его уязвимым, но вывернуть всю свою душу наизнанку, только чтобы она её раздавила! Он не мог так открыться! — Я хочу, чтобы ты знал, что я всё поняла и больше не злюсь. Жаль, что между нами всё именно так, — сказала она. Что это значит? Она отвернулась, устремив взгляд на стену: — Всё всегда было сложно между нами, и, думаю, мне нужно что-то большее, чем сложное… О чём она? Да быть того не может! Она не может этого сделать! — Мне нужно что-то, кто-то стабильный. Надёжный. Кому можно доверять, и на кого я могу положиться. Она всегда может положиться на него. Потому что она центр его чёртовой вселенной. Неужели она этого не видит? Как она может не понимать этого?! Он проводил все дни лишь в мыслях о ней. Ему нужно, чтобы она жила, дышала! Без неё ему казалось, что он задыхается. Одержимость и дисфункция слились воедино. Взгляд её карамельных глаз встретился с его: — И я думаю, что это слишком… для меня. Он не мог говорить. Будто бы она взяла его за горло и сжала. С его губ не сорвалось ни одного слова. — Думаю, пришло время всё отпустить. Я хочу отпустить всё, что было между нами. Я хочу двигаться дальше.