150000₩

— Тихонький ты какой-то. Ги-Хун переводит взгляд на усевшуюся рядом маму, громко сюрпая свежезаваренной лапшой. — Ты жаловалась недавно, — тянет он, чавкая, — что от меня покоя никакого нет. — В том и дело. Случилось, что ли, опять чего? Случиться-то случилось, но это не то, чем он стал бы делиться с мамой, чтобы не сводить её в могилу раньше времени. Да и как это в хоть сколько-то приличные слова облечь? Понравился мне, мам, на сорок пятом году мужик, а он, дурак такой, хочет со мной только за деньги спать, потому что на голову больной, не знаю, что и делать. Здесь даже если на женщину поменять, то лучше ситуация не станет. Нечего ей переживать за него лишний раз. — Нормально всё, ма. Ничего не случилось. — Снова ходил на скачки? — спрашивает мама, тихо вздыхая. — Ты лучше сразу скажи, чтобы я хоть знала. Лучше бы это были скачки. Лучше бы он снова беззаботно слил все деньги на ставки или начал опять каждый день напиваться до отключки. Это всё знакомое зло, с ним работать проще. Теперь приходится вместо этого безостановочно думать, а Ин Хо всё-таки в одном, но был прав — думать ему вредно. Жить легкомысленно и беззаботно, без эмоциональных качелей, легче. В последний раз такие эмоциональные потрясения Ги-Хуна настигли после увольнения с фабрики, и тогда он серьёзно так пустился во все тяжкие, что аж до сих пор аукается. После развода с женой тоже кутил долго. Тут три с половиной раза поболтали, а накрывает так же. Ну что за фантастический Ин Хо всё-таки человек. — Никуда я не ходил. Сама же видела, что я дома неделю уже почти торчу. — Вы с Сан-Ву тогда ходили куда-то, помню, — качает мама головой. — С тех пор вот ты такой убитый. Ох уж это чуткое материнское сердце. Собственное кровью обливается от необходимости молчать и врать, но правда ведь, не расскажешь ничего. — Это у него и случилось, — выдавливает из себя Ги-Хун. Так будет проще, успокаивает он себя. — Он себе жену завёл, оказывается. — Да ты что? — охает мама, вскидывая руки. — Когда это он успел?! — Да вот на днях. На беженке, с севера. Помогает ей вот. Уж не знаю, насколько там она ему как жена или что. — То-то матушка у него такая замороченная тоже… — Ты только не болтай больно об этом, — предостерегает Ги-Хун. — Там история целая, она с братом мелким перебралась сюда. Пока лучше не распространяться. — Молчу-молчу, — щебечет мама, тут же продолжая взволнованно. — Им, может, подсобить чем можно? Денежкой, хоть немного… Ги-Хун чудом сдерживает нервный смешок. Денежкой он им, конечно, поможет. Выбора у него немного — либо так, на благое дело, либо единоразово спустить всё на скачках, чтобы потратить и забыть раз и навсегда. Нет никакого шанса, что получится эти деньги долго хранить без нервного срыва, помня о том, как они были заработаны. Впрочем, нечего пока шкуру неубитого медведя делить. Есть ещё шанс, что Ин Хо придёт в себя и начнёт действовать как здоровый и осмысленный взрослый человек. — Не надо пока. Справляются. — Тебе-то почём знать. Ги-Хун разговаривал с Сан-Ву об этом на днях. Это был звонок от отчаяния: отвлечься на чужой голос, послушать о посторонних проблемах. Сан-Ву всегда даже в самых хреновых ситуациях мог сохранять спокойствие и рациональность, и голос у него всегда был успокаивающим, пока он по полкам всё тщательно расставлял. Как маяк в бушующем море или вроде того. Тогда очень сильно хотелось всё-таки нажаловаться ему на всю ситуацию с Ин Хо, но тут у человека проблемы покрупнее, нечего забивать пустяками голову. Поговорят потом. — Он спрашивал только, — вспоминает Ги-Хун, — не сможет ли кто из нас пару недель хотя бы посидеть с мелким пацаном в будние дни, пока они оба на работе. Сестра мальчика, ну, жена которая его теперь, работает тоже полноценно, им обоим некогда будет. А оставлять без присмотра, вроде как, не хочется. — Конечно-конечно, — бормочет мама. — Когда угодно. Ты позвони ему обязательно, скажи, что я в любой момент готова. Столько раз он нас выручал… Ги-Хун согласно угукает, поднимаясь, чтобы выкинуть упаковку от лапши и уйти к себе. Ин Хо молчит уже пятый день. Это не то чтобы плохо, но и не хорошо. С одной стороны, правда хорошо, если он всё осмыслил и решил, что нечего такой ерундой заниматься. С другой, закрывая глаза на всю глупость ситуации, в которой они оказались, общаться с ним было приятно. Если бы кто знал, сказал, что у него есть типаж. Ги-Хун всегда, во всех смыслах, особенно сильно сближался именно с такими людьми, спокойными и взвешенными, чтобы дополняли его сумасбродность. Что тот же Сан-Ву, что жена его бывшая. Другие, конечно, тоже периодически появляются в поле зрения тут и там, но в этом случае правда тянет как магнитом. Будь они прокляты, эти грёбаные противоположности. Мог бы — поменял законы человеческой психологии, физики, ну или что там глобально ответственно за это, лишь бы перестало щёлкать каждый раз. Звук трели от входящего вызова заставляет ощутимо вздрогнуть. На мобильный, валяющийся на матрасе, Ги-Хун смотрит как на личного врага, пока подбирается ближе, чтобы схватить и посмотреть на имя звонящего. К счастью, это не Ин Хо. К сожалению, это его бывшая жена. — Привет? — Нам нужно очень серьёзно поговорить, — произносит она быстро и отрывисто. — Завтра давай встретимся. Я в два заеду, ладно? — Ладно, — тупо отвечает Ги-Хун, зарываясь пальцами в свои волосы от пробежавшей по телу нервозности. — С Ка Ён случилось чего? — Нет, всё в порядке. Но это не телефонный разговор. Просто будь дома и трезвый, чтобы мы как взрослые люди поговорили. — Хорошо. Разговор оставляет какое-то неприятное послевкусие, но Ги-Хун глушит его, как и все прочие неприятные ощущения, впихивая в лёгкие столько никотина, сколько позволяет его шаткое стареющее тело. Мало он знал на тот момент, для чего именно Со-Мин захотелось с ним с глазу на глаз поговорить. Лучше бы и дальше оставался в неведении. — Почему сейчас? — выдыхает Ги-Хун, пялясь на документы, протянутые женой. Она вытащила его поговорить в машине, притащила ещё зачем-то нового своего мужика. Моральная, мать его, поддержка. — До лета не подождёт? — Меня переводят через два месяца, — отзывается тот самый безымянный мужик с водительского сидения. — Дольше оттягивать не получится. — Ка Ён об этом сама что говорит? — спрашивает Ги-Хун, обращаясь к Со-Мин. — Переезд — это и так стресс, а тут ещё… другая страна. Ему даже говорить об этом тошно. Ну почему проблемы всегда имеют свойство сыпаться разом все на голову? Не планомерно, а комом. От одной оправиться не успеешь, а уже двадцать на подходе. — Она понимает, что это для благого дела, — заверяет Со-Мин, поджав губы. — И ты должен понимать. Зарплата там будет гораздо выше, мы сможем позволить себе частную школу. Разве наша дочь не заслуживает лучшего? Заслуживает, конечно. И хорошую семью, и частную школу, и возможность не отказывать себе ни в чём, особенно после тех тяжёлых времён, пока Ка Ён росла с ним и с Со-Мин, бесконечно ругающимися и спорящими по пустякам. Головой Ги-Хун это понимает, но не сердцем. — Ты не подума-… Его прерывает посреди фразы настойчивое пиликанье телефона, заставляя замолкнуть на мгновение. Ги-Хун жалеет о том, что вообще потащил его с собой в ту же секунду, когда видит, от кого входящий. Не думая ни секунды, он сбрасывает звонок, только ради того, чтобы пару мгновений спустя телефон зазвонил снова. Самый, чёрт возьми, подходящий момент, чтобы проявить настойчивость. — Секунду подожди, — просит Ги-Хун у Со-Мин. — По работе. — Ты снова где-то работаешь?.. — Алло, — бросает он в трубку, отмахиваясь. — Не могу сейчас, занят. Через пару часов перезвони, ладно? Ну или вечером, как свободен будешь. Ин Хо подозрительно молчит, после вкрадчиво спрашивая: — Что-то случилось? — ну прямо как чуйка у него. Жаль, что не на человеческие чувства. — Я с бывшей женой сейчас. Не вовремя ты. И снова это напрягающее молчание. — Перезвонишь, короче. Давай, до связи, — бросает Ги-Хун, сбрасывая звонок. — Кто это был? — спрашивает хмуро Со-Мин. — Какие вы все стали любопытные, куда деваться, — бурчит он, выключая звук на случай, если после дважды сказанного «Я занят» до Ин Хо не дойдёт. — По работе, говорю же. — С коллегами так не разговаривают. — Ну, я разговариваю. А то ты меня не знаешь. Не о том вообще вопрос, — отмахивается Ги-Хун. — Ты не подумала, как я буду тогда видеться с дочерью, если вы собираетесь в Америку свалить? Я всё ещё её отец. — Ты с ней часто сейчас-то видишься? — цокает Со-Мин, качая головой. — Всё ещё ведёшь себя как эгоист, ничего не поменялось. Речь о том, чтобы сделать жизнь твоей дочери лучше, а ты только о себе думаешь. Правда захочешь видеться — найдёшь способ. Она настолько права, что это почти больно. А то Ги-Хун и без неё не знал, что отец из него хреновый, и что Ка Ён заслуживает кого получше, а не безработного идиота в качестве отца. Только это не отменяет то, что он им по-прежнему является. И никто и ничто это не изменит, как бы Со-Мин ни пыталась. — Если ты её правда любишь, то подпишешь бумаги, Ги-Хун. Я всё ещё испытываю к тебе тёплые чувства, несмотря на то, что произошло между нами. Давай решим всё мирно, не будем доводить дело до суда. Она наверняка имеет в виду полное лишение его каких-либо родительских прав. После развода их и так осталось кот наплакал, но Со-Мин здесь, суёт ему эти бумажки, подтверждая, что хоть что-то да осталось. Ги-Хун смотрит на них так, словно они собираются сожрать его живьём. Она права, повторяет он себе, она права. И в суде, если уж до этого правда дойдёт, Со-Мин явно сможет доказать, что Ка Ён лучше остаться с ней, а нерадивый папаша просто из вредности препятствует тому, чтобы дочь жила хорошей жизнью. — Если я когда-нибудь смогу прилететь… — бормочет неразборчиво Ги-Хун. — Я сделаю всё возможное, чтобы вы тогда смогли встретиться, — обещает Со-Мин. — Просто подпиши бумаги. — Юрист мне тут не положен? — фыркает он с невесёлым смешком. — Вдруг это не разрешение на выезд, а полноценное лишение меня родительских прав. — Ты знаешь, что я бы не стала это с тобой делать. Не стала бы. У неё всегда были более изящные способы браться за его нервы и теребить их, доводя до состояния трясучки. Типаж, не иначе. Ручку Ги-Хун берёт медленно, оттягивая момент до последнего. — Привози её почаще до отъезда, — сухо просит он. — Маме я сам расскажу, но она захочет с Ка Ён видеться побольше перед тем, как её увезёте. У меня ещё какой-никакой шанс прилететь есть, но она в самолёт не сядет. — Я постараюсь. Из машины Ги-Хун вылезает с ощущением, что на подержанной Хонде Со-Мин увозит не только разрешение дочери на выезд, но и кусок его сердца. Присев прямо на лестницу около входной двери, он трёт лицо ладонями. Надо бы подумать, как сказать всё это маме. Иногда кажется, что она любит Ка Ён больше, чем его самого. И расстроится наверняка очень сильно, что он даже не попытался как-то бороться. Какой только смысл? Да и для чего? Трепать всем лишний раз нервы? Вместе с пачкой сигарет из кармана Ги-Хун вытаскивает телефон, чертыхаясь от вида трёх пропущенных на пару с очередным входящим вызовом. Для некоторых людей дважды сказанное «нет» — это действительно пустой звук. — Я просил через пару часов позвонить, а не через пару минут. Связь, что ли, плохая? — устало вздыхает Ги-Хун, приняв вызов. — Я понимаю, зачем ты звонишь, но это правда не настолько важно сейчас. — Зачем ты встречался с бывшей женой? — сходу спрашивает Ин Хо. — Заново сойтись решили, — язвительно бросает Ги-Хун в ответ, не находя в себе силы, чтобы придумать что-нибудь более ироничное и смешное. — Тебе какая разница? Надо было, вот и встретились. Печалит то, что в иной ситуации он первым же делом сейчас, вместо всяких приветствий, начал бы жаловаться на то, что Со-Мин собирается отобрать у него дочь и увезти её в Штаты, но с их нынешним положением дел и всеми этими товарно-денежными отношениями нет никакого желания. Ги-Хун Ин Хо ещё недостаточно хорошо знает, чтобы делать выводы, но ему сейчас нужно не «давай я позвоню куда надо, чтобы её муженька отстранили, они никуда не поехали, а мы могли на радостях потрахаться», а чтобы кто-нибудь присел рядом и покивал на все едко-отчаянные «какая же она сука», не предпринимая никаких действий. — Ты серьёзно? Снова сойтись? Вот только этого сейчас для полного счастья и не хватало. Ещё бы метеорит на их участок упал, а потом чума началась. Для полного набора. — Нет, конечно, — вздыхает Ги-Хун. — Она ко мне и на пушечный выстрел в этом смысле не подойдёт, да и мне не то чтобы хотелось. Насчёт дочери вопросы обсуждали. Ин Хо примолкает, и хочется верить, что для того, чтобы осмыслить глупость, которую он пару секунд назад ляпнул. Вот уж кому-кому, но не ему с ревнивыми звонками разрывать телефон. — Ты звучишь грустно, — произносит Ин Хо, переключаясь. — Всё в порядке с дочерью? Нет, хочется закричать. С дочерью полный и беспросветный пиздец, и с жизнью его теперь такой же полный и беспросветный пиздец, и все вокруг только ходят и пытаются сделать её всё хуже и хуже, будто какие-то высшие силы им платят за это. Потом хочется упасть прямо на ступеньки, побиться о них головой и, возможно, разрыдаться. — Нормально всё. Я всегда после разговоров с бывшей звучу грустно, она из меня соки тянет даже после развода. Ты для чего звонишь-то? — Ты уверен, что хочешь сейчас об этом говорить? — спрашивает Ин Хо. — Ты можешь рассказать, что случилось. — Не хочу. Разговаривать об этом не хочу. Говори давай, чего хотел. — Хотел узнать, свободен ли ты в эту субботу, — всё же произносит он после короткой паузы. — Я всегда свободен, по жизни, — бросает Ги-Хун, не думая. — Во сколько? — К восьми. Я за тобой заеду. — Не надо за мной заезжать, на автобусе доберусь. Адрес я помню. — Я заеду, — настаивает Ин Хо. — Мы ведь не собираемся сразу в кровать прыгать. Я бы предпочёл поговорить с тобой сначала. У него скоро мигрень будет начинаться не от голоса, а просто от упоминания «Ин Хо» и «поговорить» в одном предложении. — Тогда за мной не ты заедешь, а водитель твой. При нём болтать я всё равно не хочу. Буду всю дорогу играть в «Три в ряд» и молчать. — Я поведу сам, без водителя. — Тебя прав лишили пожизненно, куда ты сам поведёшь? Сразу к пункту ДПС едь. Пускай потом на служебной тебя везут ко мне, как отпустят. Какой там сейчас срок за вождение без прав дают? — Водить я из-за лишения не разучился, — цыкает Ин Хо. — Если за руку не поймают, ничего страшного не случится. Какой же непрошибаемый человек. И на всё найдёт ведь, что сказать и как отбрехаться. Даже если вдруг за руку поймают, всё равно откупится. Пару десятков миллионов на секс, пару десятков на лапу патрульным. Так и будут скоро вдвоём сидеть где-нибудь в метро и просить милостыню. — По встречке только не гони, — сдаётся Ги-Хун. — Полицейский участок — не лучшее место для первого свидания. Забирать тебя не поеду, меня там и так в лицо уже знают. — Тебя забирали в участок? — фыркает Ин Хо с таким удивлением, будто человека, который уже признавался в зависимости от алкоголя и ставок так тяжело представить попадающимся в руки полиции. — У меня жизнь насыщенная была, пока я активно отпивал свой несчастный брак. Могу сводить как-нибудь на экскурсию. — Не в этот раз. — О том и речь. Аккуратнее води. Светофор-то хоть помнишь? Красный — наш, зелёный — общий. — Я ведь правда прислушаюсь. — Попробуй только. Ин Хо по ту сторону тихо смеётся, заставляя мимолётно улыбнуться тоже. Всё та же подсознательная тварь ликует, как голодная собака, которой по доброте душевной бросили огрызки со стола. — Я бы ещё поговорил, — вздыхает Ин Хо. — Но обед кончается. — Работай иди. Хоть кто-то этим должен заниматься вместо меня, чтобы сохранить баланс вселенной. Сбросив звонок, Ги-Хун кладёт телефон рядом и всё-таки падает на ступеньки, приземляясь аккурат на коврик, не беспокоясь о том, как его волосы переживут встречу с местом, где приходящий народ обычно отряхивает ноги. Суббота в восемь. У него есть ещё пара дней, чтобы потопиться в бесконечной жалости к себе.