150000₩

— Ты чур первый. Скидывать ответственность гораздо проще, но Ин Хо виноват сам, он первый полез тогда целоваться, значит и объясняется пусть тоже первый. Своей вины Ги-Хун не видит здесь в упор: да, во второй раз инициатором был он, но, справедливости ради, его откровенно подначивали. — Хорошо, — легко соглашается Ин Хо. Он там заранее к этому диалогу готовился, что ли? Тоже, может быть, примерный сценарий себе на бумажке набросал. — Для начала, не был ли я излишне навязчив? Я слабо помню последние часы нашего времяпрепровождения. Хочу быть уверен, что не заставил тебя чувствовать себя неловко своей настойчивостью. Ги-Хун тяжело вздыхает, запрокидывая голову. Он ожидал какого-то другого начала. Советов, как примириться с фактом скрывавшейся тридцать лет бисексуальности, или вариантов, как проверить, правда это та самая бисексуальность или его просто захватило моментом. Не то, что Ин Хо заведёт шарманку о том, что навязал всё это и поставил своего бедного-несчастного наёмного работника в безвыходное положение. Но, наверное, с таких вопросов и должно всё начинаться у адекватных взрослых людей. — Не, — отмахивается наконец Ги-Хун. — Всё нормально. Если бы я был критически против, то по лицу бы тебе просто прописал. — Это мог быть вопрос авторитетов. Вот теперь он снова напоминает Сан-Ву. — Каких нахрен авторитетов? Не было никаких авторитетов. Мы сидели, расслаблялись. — Я пообещал заплатить тебе за это время, — терпеливо поясняет Ин Хо. — Ты мог подумать о том, что если откажешься, то я не выполню свою часть сделки. Господи, вздыхает про себя Ги-Хун. Что за херня у этого человека в голове? Это работа делает людей такими? Хорошо тогда, что он бегает от неё, как от чумы. Невыносимо, наверное, постоянно вариться в таких умных мыслях, накидывая себе всё больше и больше идиотских предположений, полагая, что если ты знаешь, как складывать дебет с кредитом (или чем они там занимаются?), то автоматически становишься ещё и специалистом в человеческих душах. — Ты лучше не думай о том, что я «мог бы подумать», — искренне советует Ги-Хун. — У нас с тобой мозг вообще по-разному работает. Девяносто процентов тех вещей, которые ты себе мог надумать, в моей голове физически не могли возникнуть. Это так, на будущее. На какое, блин, будущее. Несуществующее? Впрочем, Ин Хо не пытается его поправить, только кивает, мол, понял. Хочется верить, что правда понял. — У меня серьёзно даже мысли такой не было, — всё равно продолжает Ги-Хун, на всякий случай, если вдруг ему нужно это сказать вслух. — Наша, как ты говоришь, сделка закончилась, когда мы из твоего дома вышли. Дальше мы просто круто проводили вместе время. — Ты общался со мной не из-за денег, — медленно произносит Ин Хо. — Из-за денег я поехал с тобой к тебе домой, — кивает Ги-Хун. — Хотя, если честно, я бы и бесплатно поехал, потому что это звучало весело. Особенно если бы ты сказал, что там покормят. Стандарты у него довольно низкие. — Меня беспокоило, в основном, это. И то, что я не расплатился с тобой, конечно. — А то, что ты под мостом на четвереньках проблевался и там же отключился, тебя не беспокоило? Я бы больше об этом переживал на твоём месте, авторитет. Ин Хо шумно втягивает воздух и прикрывает глаза, сжимая пальцами свои колени. Ги-Хун поклялся бы, что его лицо на мгновенье зарделось. Это заставляет тут же расплыться в широчайшей улыбке. — Я бы предпочёл, — очень вкрадчиво произносит Ин Хо, — чтобы мы об этом никогда не вспоминали. — Да прям. Конечно. Я, вообще-то, твою тушу потом на себе до машины пёр, ещё и с парковки до квартиры и до спальни. Перед консьержем позорился. У тебя домище огромный и спальня в самой заднице. Ты сколько вообще весишь? — наклонившись вперёд, Ги-Хун цапает его пальцами за бок, ощупывая мышцы. — В зал, наверное, ходишь. Тебе повезло, что у меня опыт есть, иначе бы остался спать в машине, а то и прямо под мостом. — Позорился перед консьержем я, а не ты, — выудив самое нужное из его потока мыслей, поправляет Ин Хо. Несмотря на остатки смущения, звучит он скорее весело, чем недовольно. — На меня потом косо смотрели. — И правильно делали! Это ж надо так пить. Ни закусывая, ни запивая, прямо чистый виски из горла. После такого обычно умирают прямо под мостом. — Но я выжил. — И кого нужно за это поблагодарить, а? Ин Хо смотрит на него очень красноречиво, но снова почему-то нечитаемо. На мгновенье Ги-Хуну кажется, что как-то так на него смотрела жена в их первые встречи, когда ещё считала, что он славный смешной мужик, а не тридцатилетний идиот с довеском проблем. Он отбрасывает эту мысль в сторону. — Спасибо, — всё же произносит Ин Хо с мягким смешком. — За весь тот вечер, на самом деле. Я давно так не расслаблялся. — И тебе спасибо. Это было весело. Пару секунд Ги-Хун ждёт, что он продолжит, снова заговорит конкретно про поцелуй и про то, что с этим всем делать дальше, но ничего не происходит, и ему приходится заворочаться снова на матрасе, выпрямляясь, чтобы подсесть ближе и подёргать Ин Хо за колено, вымещая незатейливым жестом бесконечное количество скопившейся внутри энергии. Ги-Хун морозился с этим почти неделю; они не собираются останавливать разговор на том, что всё классно, все довольны и никто не держит обиду. Ин Хо там называл себя специалистом в этих делах, пускай теперь помогает. Он тридцать лет живёт с этой бисексуальностью, должен знать, как всё работает. — Проблема не в том, что ты мне сначала платил, а потом поцеловал, понимаешь? Про деньги пока забудь. Мне, вроде как, понравилось. Ну, отвращения не было. Это делает меня одним из вас? Или один раз не считается? Есть какой-то счётчик: можно три раза поцеловаться, один раз потрахаться, но дальше ни-ни, иначе всё? Выслушивают его внимательно. По Ин Хо видно, что он правда пытается вникнуть, но способ подачи информации его сбивает. Ги-Хуна, в свою очередь, сбивает его чрезмерно тёплый взгляд. Но он всё равно повторяет, помедленнее: — Если я один раз сам поцеловал мужчину, это уже всё? Конечная или есть развилки? — Ты успел поцеловаться с кем-то ещё раз после этого? — уточняет Ин Хо. — Нет. Но сначала ты полез, а потом-то уже я к тебе. — В таком случае, — он задумчиво поджимает губы. — Это зависит от твоего восприятия. Как ты сам думаешь? — Если бы я знал, я бы не спрашивал. Я не знаю! Если бы я потом сидел отплёвывался, то такой вопрос бы не возник. Но я здесь вот лежал, думал: не такой уж плохой был поцелуй, приятный. Разницы особой не чувствовалось между тем, чтобы целоваться с тобой и с какой-нибудь женщиной. Ну, разве что, женщины поскромнее были, ты прямо на таран пошёл, — воскрешая в памяти те события, вспоминая в красках, Ги-Хун добавляет. — Стекло в машине всё облапал. Явно прямо зарядился. — Ты очень быстро разговариваешь, — аккуратно встревает Ин Хо. — Я с этим неделю ждал! — Я никуда не убегу, если ты немного притормозишь. — Это эмоции, — вздыхает Ги-Хун. — Знаешь такое слово? Знаком? — Опосредованно. — Не произноси таких слов при мне. — Нет какого-то «теста», чтобы выявить свою ориентацию, — подступается ближе к делу Ин Хо. Что бы ни говорил, а основную суть всё равно понял; для виду, наверное, повозмущался. — Это правда вопрос восприятия. Представь, как целуешься с мужчиной. Представь что-нибудь большее. — Как мужчины занимаются сексом друг с другом? — сразу уточняет Ги-Хун. — Молча. — Да прям. Так уж и молча. — Просто представь себе секс с мужчиной, — обрывает Ин Хо, укладывая его за плечи обратно на матрас и накрывая рот ладонью в попытке заткнуть. — Не думай о технической стороне вопроса. Представь оральный секс. Ги-Хун убирает его ладонь от своего рта. — Ты про секс с мужиками-то не ори здесь, — понизив голос, произносит он. — Мама нас неправильно поймёт. — У тебя есть дочь. Я думаю, что она всё-таки знает, что ты занимаешься сексом. — Да, но не с мужиками. — Представляй, а не языком трепли. Ги-Хун прикрывает глаза (рот, заодно, тоже) и прислушивается к совету, погружаясь в свои фантазии. В иной ситуации его бы смутило присутствие постороннего человека, но он же не дрочить тут при нём собрался, чего стесняться. Всё ради эксперимента. Представить какого-нибудь гипотетического мужчину несложно, но всё спотыкается о то, что тяжело рядом с собой поставить кого-то безликого и неизвестного. Ги-Хун на пробу перебирает друзей, останавливается на Сан-Ву, но вспоминает о том, что им в субботу ещё в бар идти, и если он сейчас представит, как Сан-Ву опускается перед ним на колени и отсасывает, то всё закончится мордобоем или добавлением номера в чёрный список и разрывом всех контактов. Нет никаких шансов, что он случайно не расскажет ему об этом. Нет, так не пойдёт. Но и случайный незнакомец тоже не вариант. С кем-то с улицы Ги-Хун тоже спать бы просто так не стал; женщины — это одно, но мужчины — неисследованная территория. Выбор сам собой сужается до одного человека. Ги-Хун приоткрывает глаза и ловит взгляд Ин Хо, пока тот откровенно пялится на него. — Я тебя попредставляю, ладно? — Мог и не спрашивать, — отвечает ему Ин Хо, подозрительно хрипловато. — Да это ты тут затирал про согласие и авторитеты. Забиваешь мне ерундой голову. — Лишний раз не думай, — от души советует Ин Хо. — Тебе явно вредно. Ги-Хун показывает ему средний палец. Но с определённой личностью представлять всё равно намного легче. Он цепляется за уже знакомую ситуацию, возвращаясь мысленно в утро понедельника и их неловкое столкновение в машине. Ин Хо точно лез руками ему под футболку, и уже тогда Ги-Хун был готов его остановить, но если гипотетически представить, что не остановил бы (и что их не остановил бы выпитый литр виски)… Картинка с Ин Хо, влезающим между его ног, чтобы стянуть джинсы и бельё, возникает в голове с поразительной лёгкостью и яркостью. — Тебе было бы неудобно, — бормочет Ги-Хун вслух, не открывая глаз. — Колени бы потом болели. — Ты про что? — Думаю, что было бы, если бы мы продолжили там, в машине. И про, — он снова понижает голос, — оральный секс. — У меня после пробуждения так сильно болела голова, что никакая боль в коленях этого бы не перебила. — Я представляю без алкоголя. Если бы тебя с моим членом во рту начало тошни… — Хватит, — перебивает Ин Хо. — Не вспоминаем. — Да такое забудешь. Ги-Хун переключается снова. Он хорошо осведомлён с технической стороной вопроса, спасибо жене. Легко представить, как Ин Хо сначала обхватывает его ладонью. Легко представить, как собственная рука зарывается в его встрёпанные волосы, подтаскивает ближе, тянет до тех пор, пока Ин Хо не уткнётся в него губами. Для него это явно был бы не первый раз. Думая об этом, Ги-Хун не особо замечает, как возится на матрасе. Сдержанное покашливание отвлекает его немного, заставляя снова приоткрыть глаза. — Да. Увлёкся. Но… — Я хочу потрогать тебя, — перебивает Ин Хо. Звучит он несдержанно и странно порывисто. Вероятно, это всё-таки не развилка, а конечная. Ги-Хун на этот раз и полсекунды не размышляет перед тем, как схватить его снова за всё тот же цепляющий взгляд галстук и утянуть к себе. Поцелуй даже по трезвости выходит голодным и жадным; что-то в том, как Ин Хо наваливается весь на него, впиваясь в губы, лишает способности здраво рассуждать. На этот раз Ги-Хун не пытается тормозить руки, скользящие ему под футболку, чтобы откровенно облапать. Они оба не особо сдерживаются: едва отпустив галстук, Ги-Хун дёргает старательно заправленную рубашку, находя извращённое удовольствие в возможности разрушить тщательно выстроенную идеальность, сминая пальцами ткань. В тот раз руки Ин Хо казались холодными; теперь от него всего пышет жаром. Тело под рубашкой тоже горячее и крепкое. Видимо, правда в зал ходит. И хватает же ведь времени. Мысли снова сбиваются, пока Ин Хо съезжает ниже, прижимаясь губами к шее, выцеловывая её с необъяснимым ничем энтузиазмом. Он словно лет двадцать никого не трогал, а теперь дорвался и не может отлипнуть. Взаимная торопливость перемешивается с тщательным изучением тел друг друга. Мужское тело изучать непривычно, но любопытно. — Мне нравятся твои волосы, — выдыхает Ин Хо, отрываясь от шеи. Ладонь его и правда неотрывно трогает их, зарываясь в них и оттягивая, заставляя запрокинуть голову. — С того вечера об этом думал. — Так ты сюда целенаправленно шёл? — смеётся Ги-Хун, удивляясь тому, как низко и возбуждённо звучит его собственный голос. — С идеей. — У меня были определённые надежды. — Оправдались? — Узнаем. Дверь не заперта, и это напрягает, но мама не страдает привычкой просто так заходить к нему в комнату, особенно когда кто-то в гостях. Помешать не должны. Ги-Хун толкает нависшего над ним Ин Хо в плечи, заставляя приподняться, чтобы расстегнуть мешающую рубашку и развязать галстук. Тело точно совсем не похоже на женское, грубее и плотнее сложенное (помимо других очевидных различий), но трогать всё ещё по-своему приятно. Не сдерживая себя в своих изучениях, Ги-Хун укладывает ладонь на чужие брюки, возясь с ремнём. Они могли бы правда переспать прямо сейчас. Серьёзно, плевать на кризисы ориентации. Об этом можно подумать потом. Могли бы, но Ин Хо почему-то считает хорошей идеей открыть рот. — Я хочу тебя, прямо сейчас и здесь, — выдыхает он сквозь зубы, напряжённый до предела и слишком очевидно возбуждённый. — Я заплачу. Если ты согласишься. Ги-Хун замирает, осмысляя. — Нет, плакать не надо. — Не придуряйся, — бормочет Ин Хо. — Деньгами заплачу. На этот раз ему нужно уже больше времени, чтобы осмыслить. Ги-Хун прикрывает глаза, погружаясь в раздумья, и продолжает давить ладонями на плечи, мешая снова упасть на себя и продолжить всё это безумие. — Ин Хо, — наконец вздыхает он. — Если это вопрос цены… — и ведь не считывает атмосферу, знаток человеческих душ, продолжает делать хуже. — Поднимайся. — Зачем? — И уёбывай нахер из моего дома, дурака кусок. Проблема даже не в том, что он предложил, а как он предложил. К собственному неловкому стыду, Ги-Хун думает о том, что в контексте болтовни в постели ему бы, наверное, очень даже понравилось услышать что-то такое. В контексте «за сколько тысяч вон с тобой можно потрахаться?», когда они оба друг на друга накинулись, как оголодавшие, это звучит как неуместная издёвка. Он тут уже бесплатно был готов всё делать, не было необходимости вмешивать деньги конкретно в этот момент. Твою же мать. Какой же идиот несчастный. Ни ума, ни фантазии. Ин Хо, замерший неподвижно, наконец отмирает. Его целеустремлённость превращается в яркое недоумение, после — в смятение, и Ги-Хун, поторапливая, пихает его ногой, скидывая с матраса. — Давай-давай. Ноги в руки и вперёд. Вали нахер. Иди, не знаю, съезди проститутку купи себе. Ни поболтать с ним, ни потрахаться нельзя бесплатно. Ты людям всем платишь за то, что они на тебя внимание обращают, или это конкретно у меня на лбу написано что-то этакое? Сосу за хлеб, трахаюсь за воду, или вроде того. Может и правда написано. Ги-Хун выпрямляется, усаживаясь на матрасе, и ожесточённо трёт ладонями лицо, сгоняя неуместное теперь возбуждение. В голову вместо вопросов об ориентации теперь лезут навязчивые мысли о том, что он ведь наверняка сам виноват, что в таком свете себя преподнёс, что у Ин Хо было естественной реакцией предложить именно это. — Ги-Хун, — начинает Ин Хо, но даже слушать его не хочется. От одного только голоса мигрень начинается. — Я не имел в виду… — Даже слушать не хочу, — отмахивается Ги-Хун. — Расскажешь кому-нибудь другому. Маме своей скажи, что мы «расстались» не из-за того, что я транжирил твои деньги, а из-за того, что ты мудила и за моей спиной трахался с эскортниками. Более подходящий контингент. — Тебе нужны деньги, — настаивает Ин Хо. — Я думал, что это будет уместно. — Уместно будет закрыть рот и свалить. Давай, езжай домой. Под мостами не задерживайся только, у тебя с ними явно какие-то проблемы. — Я не собираюсь оправдываться и предлагать дважды. — Да ты уже оправдываешься, херню несёшь и сам себя не слышишь, — смеётся Ги-Хун, качая головой. — Хоть трижды предлагай. Но лучше вали. — Ты передумаешь, — хмуро бросает Ин Хо. — Я оставлю визитку. — В задницу её себе не забудь запихнуть, но только не у меня дома, пожалуйста. У меня нет денег, чтобы заплатить за такое зрелище. Его пробирает на смех, то ли от собственной шутки, то ли накатывающего полуистеричного срыва. Приходится прикусывать ладонь, чтобы правда не начать смеяться. Ги-Хун наблюдает, как Ин Хо застёгивает рубашку, приводя себя снова в божеский вид. И ведь правда оставляет на краю матраса визитку, идиот, будто до сих пор не ясно, в чём конкретно была проблема, из-за которой только что обломался их потенциальный секс. Как только дверь комнаты захлопывается, сдерживать смех становится невозможно. Сквозь наплыв окрашенного тоской веселья Ги-Хун слышит, как в коридоре Ин Хо предельно вежливо прощается с его мамой, и валится на матрас, накрывая голову подушкой, чтобы не напугать матушку задыхающимися звуками. Визитку Ги-Хун не выкидывает, чтобы послезавтра, напившись вусмерть с Сан-Ву в баре, достать её и в красках высказать Ин Хо через поток пьяных смс всё, что он думает о нём. Ради разнообразия, на этот раз от его возлияний будет страдать не бывшая жена.