150000₩

— Пятнадцать мне было, — вспоминает Ин Хо, постукивая пальцами по кожаному сиденью, испачканному пеплом и каплями виски. — Понял, что юноши меня привлекают так же сильно, как и женщины — твой друг правильно сказал, это бисексуальность, не гомосексуальность. Он весь жутко расслабленный и чертовски пьяный. Пустая бутылка валяется на заднем сидении, где-то между овощами и рисом — всё в одного, Ги-Хун и глотка не сделал, памятуя, что ему ещё везти их обратно. Удивительно, как умудряется ещё как-то связные предложения составлять, да и просто разговаривать в целом. У некоторых после такого даже способность двигаться отказывает, а этот вон, бодрячком. Хоть со стороны и очевидно, что Ин Хо совсем пьяный. Пиджак брошен куда-то к бутылке и продуктам, волосы все растрёпаны, верхние пуговицы на рубашке расстёгнуты и затянутый раньше под шею галстук висит развязанным. Такое себе идеальное воплощение белого воротничка в пятницу вечером после работы, с пометкой только о том, что сейчас вообще-то уже понедельник и раннее утро. Как он так на работу попрётся — Ги-Хун понятия не имеет, честно говоря, но эгоистично продолжает молчать об этом, нуждаясь в хорошей компании не меньше, чем, похоже, сам Ин Хо. Проболтали они долго. В последний час (и за последние сто грамм виски) тот стал совсем разговорчивым. — Когда стал постарше, рассказал родне. — И что они? — любопытствует Ги-Хун. — С братом проблем не было, но мама сначала долго привыкала. Отцу было по барабану, пока я не свечусь на публике и не порчу репутацию компании своими выходками. В те года с этим было тяжело, да и сейчас не сильно лучше, но люди всё равно воспринимают по-другому, — Ин Хо задумчиво морщится. — За последние несколько лет у меня даже интервью брали несколько раз на эту тему, после смерти Ха-Ныль. Собираюсь ли я заниматься каким-нибудь активизмом, бороться за права. — А ты? — У меня слишком много дел, чтобы тратить на это время. И слишком много денег, чтобы беспокоиться о том, что кому-то в голову придёт ущемлять мои права на что-либо. Его послушать, так там будто какие-то миллиарды крутятся, а не просто семейный бизнес. Впрочем, если подумать, может и крутятся — в дела рабочие Ги-Хун как-то не вникал и даже не думал спрашивать. Вот ему ещё заняться нечем, чем слушать, как другие работают. Матушка говорила, что у него аллергия на работу. Говорила она это со слезами на глазах, но он предпочитает воспринимать это как забавную шутку. — Хотя я знаю, — продолжает Ин Хо со смешком, — что все мои открытые заявления об ориентации влияют на компанию определённым образом. Некоторые инвесторы иногда высказываются, но терять прибыль из-за отвращения к тому, с кем спит генеральный директор — это надо быть идиотом. Такие тоже находятся, но незаменимых не бывает. — Почему это вообще может кого-то так сильно волновать? — вопрос риторический, но, может, кому-то и правда настолько сильно это важно. Ин Хо пожимает плечами. У него тоже нет ответа. Ги-Хун прикидывает в голове гипотетическую ситуацию с, так называемым, каминг-аутом (это слово он узнал час назад) перед матерью, но на фоне всей его немощности, это едва ли станет для неё второй, третьей или хотя бы четвёртой причиной поплакать за него. Там и посерьёзнее есть проблемы, честно говоря. — Но вообще, повезло тебе, — хмыкает Ги-Хун. — Больше возможностей. Можно с кем угодно спать. — Это и так никогда не было проблемой. — Ну неудивительно, с такой-то мордашкой! — Я больше про деньги. — Ох, брось, — отмахивается Ги-Хун, хлопая Ин Хо по колену. — Конечно, про лицо. Ты такой мужик видный. За тобой бы бегали, даже если у тебя ни одной монетки в кармане не было. — Ты считаешь меня красивым, — медленно произносит Ин Хо, чуть хмуря брови в странном недоумении, будто никто никогда не говорил ему этого — во что абсолютно невозможно поверить. — Да? У меня есть глаза, приятель! — Ты часто оцениваешь мужскую красоту? — А это вопрос с подвохом? — Ги-Хун чешет затылок, пожимая плечами. — Вообще, нет, но, слушай, я тебе клянусь, можно ведь быть натуралом и считать каких-то мужчин красивыми. — И кого бы ещё из своих знакомых ты так оценил? — Ну спросил, конечно, — бормочет он. — У меня весь контингент друзей такой, что там без слёз не взглянешь. На меня вон глянь. — К чему этот пример? — хмуро спрашивает Ин Хо. — Ты довольно привлекательный. Пару секунд Ги-Хун глазеет на него, ожидая какого-нибудь объяснения, по типу, «привлекательный в рамках чуть красивее обезьяны», но Ин Хо только пялится на него в ответ своим въедливым взглядом, как будто бы правда говорит то, что думает. — А! Я понял, — его осеняет, и Ги-Хун быстро кивает головой пару раз, мол, да-да, всё, дошло. — Взаимная вежливость. Но серьёзно… — Я считаю тебя привлекательным внешне, — прерывает его Ин Хо на полуслове. — И говорю это как человек, имеющий опыт в подобного рода оценках. — Мы не можем сейчас серьёзно сравнивать тебя и меня, дружище. — Почему? — Ин Хо неловко выпрямляется из своего полулежащего положения и тянется ближе, чтобы пройтись ладонями по его плечам, поправляя мятый старенький пиджак, а после — встрепать волосы. — У тебя красивые черты лица. Мягкие волосы. Никаких вопросов к телу. Красота это всегда вопрос того, сколько денег человек готов вложить в свою внешность — но ты естественно привлекательный. Прикосновения задерживаются дольше, чем обычно положено нормами приличия, но, в запале спора, Ги-Хун особенно не заморачивается этим, пока сам двигается ближе. — Ты специалист в мужской привлекательности, окей, я понял. Хочешь сказать, что, гипотетически, кто-то вроде тебя мог бы заинтересоваться мной, просто глянув на мою внешность? — Так и произошло, — настаивает Ин Хо. — Я ведь привёз тебя к себе домой. — Потому что тебе надо было перестать общаться с родителями! С тем же успехом, ты мог бы зацепить любого бомжа на улице. — Но я выбрал тебя. — Отлично! Тогда мы можем сойтись на том, что я определённо сохранился лучше, чем те бездомные чуваки, которые валяются на улице. Ин Хо тяжело вздыхает, закатывая глаза. Ги-Хун видит как в нём зреют новые аргументы, готовый отражать их. Преимущество, в любом случае, на его стороне. После бутылки виски даже лежащий на дороге камень может показаться сексуальным, если найти на нём красивую дырку, что уж тут говорить. Вместо аргументов Ин Хо двигается ближе к нему. — Хочешь доказательств? — Ну-у, ты можешь попытаться ещё, если… Пальцы сжимают его волосы на затылке, и следующее, что Ги-Хун ощущает — терпкий запах сигарет и алкоголя от чужих губ, прижимающихся к его собственным. Ин Хо жмёт его всем своим телом к дверце, ограждая путь к отступлению свободной ладонью, прижатой к стеклу (лапать стекло! в своей же собственной машине!) окна. Это определённо поцелуй, понимает Ги-Хун спустя пару долгих секунд. Ин Хо его определённо целует. Хорошенько так, не детским чмоком, а с пьяным рвением сминая губы и притягивая за затылок ближе. Это вообще не вписывалось в планы на вечер (утро?), но… — Это доказательство, — бормочет ему в губы Ин Хо, слегка отстраняясь (очень слегка, Ги-Хун всё ещё чувствует его тело слишком близко к своему). — Ты достаточно привлекательный, чтобы мне пришло в голову тебя поцеловать. Даже если ты в сорок пять всё ещё не умеешь целоваться. — Я умею целоваться, — тупо отвечает Ги-Хун, цепляясь за какую-то нить осмысленности происходящего. — У меня жена была. Ты вообще не представляешь, какие вещи я умею делать. Ин Хо снова смеётся. Скотина пьяная. Это не вписывается ни в планы на вечер-утро, ни в концепцию стабильной гетеросексуальности, но смеётся он так раздражающе, что стабильная гетеросексуальность нестабильно шатается. Ги-Хун размышляет не больше полусекунды, а потом наматывает на кулак маячащий перед глазами галстук, тянет за него Ин Хо назад к себе и целует снова. Он ни капли не выпил за вечер, но чужим ртом ему словно передаётся пьяная глупость. Поцелуй всё ещё небрежный, пропитанный горечью спирта и неловкий в том, как они чуть не сталкиваются зубами, пока кто-то (Ги-Хун надеется, что не он был первым) суёт кому-то язык в рот. Руки Ин Хо как-то уж очень свободно шныряют по телу, но он пьяный, ему можно. Ги-Хун сам слишком трезвый, поэтому руки распускает не так фривольно, но цепляется тоже за волосы и хватает за плечо, просто чтобы не оставлять их неловко висеть. Машина всё ещё недостаточно большая для двух взрослых мужчин. Зажатый между сидением и дверью, Ги-Хун приоткрывает закрывшиеся в процессе глаза, чтобы оценивающе пройтись по изгибу тела Ин Хо, перегнувшегося аж через всё сиденье и упирающегося в него коленом, чудом сохраняя при этом равновесие. Всё это больше напоминает не «ты привлекательный”-доказательство, а «я хочу с тобой потрахаться”-доказательство. Особенно когда горячая ладонь вытягивает из джинс заправленную туда футболку и, задрав вверх, лезет под неё, беззастенчиво ощупывая тело. Ги-Хун тут же отстраняется, прокашливаясь. — Слушай, я… Он спотыкается взглядом о две вещи: лишённую всякого приличия позу, в которую Ин Хо пришлось изогнуться, чтобы дотянуться до него, и его же нездорово бледное лицо. Ой, какой это нехороший знак. — Ты… — Ги-Хун, — бросает Ин Хо бесцветно, даже не удосужившись хотя бы для и без того потерянного приличия вытереть мокрые губы. — Мне нужно срочно выйти на улицу. Вот последствия и подоспели. Спустя минуту они стоят под мостом, на прохладном утреннем воздухе. Ги-Хун закуривает предпоследнюю сигарету, периодически поглядывая на согнувшегося на четвереньках над травой Ин Хо, сокрушённого последствиями почти литра виски. Судя по звукам, ему совсем хреново. Ну. Случается со всеми. Немного угнетает, что это произошло вот прямо после поцелуя, но лучше не связывать между собой два этих события, чтобы не разочароваться в себе окончательно. С мыслью об этом Ги-Хун тащится назад к машине, чтобы на заднем сидении найти среди продуктов бутылку воды. Ин Хо, к его возвращению, сидит прямо на земле, прислонившись затылком к каменной опоре моста, уперевшись локтями в колени и прикрывая ладонями лицо. — Ты как? — спрашивает Ги-Хун, нависая сверху и протягивая бутылку. — Живой? Ин Хо качает головой. Приходится помочь ему выпить воды, чтобы хоть чем-нибудь снова заполнить желудок. Крайняя стадия опьянения настигла Ин Хо даже позже, чем Ги-Хун предполагал, но всё равно крайне не вовремя — он едва шевелит ногами, пока они доходят до машины и там приходится безвольным грузом свалить его на задние сиденья, между пустой бутылкой, пиджаком и продуктами. Пиджак Ги-Хун подкладывает ему под голову. Остаток пути до дома проходит в тишине, изредка прерываемой слабыми стонами с задних сидений. Огромная многоэтажка рядом с бизнес-центром наконец вырастает перед глазами. Ин Хо чудом удаётся разбудить, но тащить его с парковки приходится буквально на себе, попутно держа в свободной руке продукты. Сам он даже номер квартиры сказать не может, приходится докапываться до сонного консьержа, чтобы рассказал, в какую квартиру «вот этого вот господина, посмотрите на его лицо, узнаёте?» нужно сгрузить. Благо, ключи находятся в кармане брюк. За задницу Ги-Хун его не лапал, нет, точно нет, просто проверял карманы. Квартира у Ин Хо, без преувеличений, огромная. И куда больше похожая на то, что обычно подразумевают под квартирами богатых людей, с окнами во всю стену и современным ремонтом. Ги-Хун позволяет себе позалипать, пока тащит бессознательного хозяина по коридорам в поисках спальни. — Ну вот и всё, — выдыхает он, сгрузив наконец-то тело на постель. Чужой телефон, взятый из машины, Ги-Хун оставляет рядом, на тумбочке. — Ин Хо? Ты как? Вместо ответа он слышит невнятное бормотание, сопровождаемое попытками не то натянуть одеяло, не то снять рубашку. Ги-Хун подумывает было помочь с рубашкой, но благоразумно решает, что если закончит утро раздеванием мужчин, то тогда придётся глазеть на полуголое тело, а это только добавит лишних вопросов к и без того большому набору сегодняшних сомнительных решений. Поэтому он просто выходит из спальни, из квартиры и из дома, оставляя все размышления на более удачное время. Восемь утра. Город не просто просыпается, а уже активно работает. Остановившись на улице, Ги-Хун пялится на сияющее высоко солнце, прикрывая лицо ладонью, и тянется за последней сигаретой, выкидывая опустевшую пачку в мусорку. Резюмируя, он остался без заработанных денег, но зато с бесплатными продуктами и сомнительным опытом гомосексуального поцелуя с мужчиной, которого стошнило сразу после того, как они друг от друга оторвались. Продуктам мама обрадуется. Про поцелуй Ги-Хун подумает как-нибудь потом, точно после того, как доберётся до дома и отоспится. А пока что он только цепляет поудобнее пакеты и по навигатору бредёт в сторону ближайшей остановки, чтобы вернуться на автобусе в свой район.