Broken and Desolated

      Заброшенное здание, которое когда-то должно было служить во благо, выглядит как место страшного кошмара. Эти руины обходят стороной даже в светлое время суток, а уж ночью никто и подавно не посмеет сунуться на его территорию. Здесь давно царит могильный запах, и каждый в этих трущобах знает, что над его крышей кружат стервятники.       Обшарпанные стены покрыты граффити и черной копотью от костров. Битое стекло и разбросанный повсюду мусор создают атмосферу леденящего душу ужаса и опасности. Сквозь заглушенные черными пакетами и досками окна едва пробивается солнечный свет. Ветер эхом разносит по полам пустых помещений омерзительный скрежет дверей, качающихся на ржавых петлях.       Повсюду можно увидеть бутылки, шприцы и другие предметы, принадлежащие живым мертвецам, которые обрели здесь свою обитель. Отравляющий запах алкоголя, табака и тяжелых наркотиков, смешанный с потом, рвотой и затхлостью, разъедающим отчаянием держится в воздухе, нависая над каждым квадратным метром. Хочется уйти отсюда как можно скорее. Смыть с себя это мерзкое, липкое чувство, проникающее под кожу ежеминутно.       Каждый шаг сопровождается хрустом прогнивших досок под ногами, напоминая о том, что это место уже давно утратило все шансы на жизнь. Кажется, будто тени бродят по углам, следя невидимыми глазами за всеми, кто решил переступить порог. Иногда можно услышать крысиный писк, шорохи и голоса, словно призраки тех, чьи судьбы были изуродованы и покалечены. Кто-то сам выбрал для себя эту участь, а кто-то стал жертвой суровых обстоятельств — но все они остались здесь навсегда, заблудившись в лабиринте иллюзий.       Именно так в одной из комнат, в окружении тусклого света и мусора на старом матрасе, испачканном кровью и человеческими жидкостями, из последних сил еще бьются два сердца. Тихо. Слабо. На грани сдаться. Их жизни угасают среди грязи и пыли, не имея никакой ценности.       Бледная кожа почти прозрачна, а глаза полны безмятежности. Взгляды стремятся в бездонную тьму друг друга, переплетаясь с горькой сладостью, что дарит им инъекция.       Девушка шепчет что-то невразумительное. Несвязное мычание стекает слюной с уголка бесцветных потрескавшихся от обезвоживания губ. Парень прижимает ее к себе, словно обнимая последнее дыхание жизни. В его руках дрожит остаток красоты, который он не смог сберечь.       А ведь все могло быть иначе. Когда-то они мечтали совсем о другой свободе. Верили, что заплатили за свое счастье авансом и вот-вот все точно станет хорошо. За тьмой всегда следует свет, за черной полосой — белая, а за выстраданные годы непременно должно воздаться. Но кто-то наверху решил иначе. Беспощадно разбил радужные мечты вдребезги, а их осколки сунул в глотки, заставив слезно давиться остатками гордости. Никто из них даже в самых страшных кошмарах не мог представить, как быстро можно оказаться на заднем сиденье собственной жизни, упасть на дно, от которого уже не оттолкнуться…       …Как быстро можно стать дешевкой.       Нет, это не случилось за один день. От безобидного косяка до первого укола счастья следовала нить, становясь все тоньше и тоньше, пока совсем не исчезла. Кто первый начал эту саморазрушительную гонку? Кто виноват, что ложные надежды привели их к точке невозврата? В какой момент игра вышла из-под контроля, заведомо окрестив обоих проигравшими?       Сначала жизнь казалась прекрасной. Мысли затуманены, а чувства оглушены. Они чувствовали себя непобедимыми, вдвоем против целого мира. Детская нерушимая наивность сохранилась в сердцах, несмотря ни на что. Тьма позади. Все хорошо. Хорошо ведь?       Эйфория щедро дарила самые яркие краски, взимая за это чудовищную плату. Хотелось больше, выше, ярче. Но погоня за абсолютным блаженством слой за слоем начала стирать моральные ценности и принципы в порошок, пускаемый по ноздре, а время отмерять от одной дозы к другой. Стало неважно, какой сегодня день недели, месяц, год. Планка самоуважения стремительно падала, заставляя обоих делать унизительные вещи, лишь бы снова дотянуться рукой до звезд. Подобраться к той Нирване, кипящей в стальной ложке, что выдавала себя за золото, а на самом деле являлась грязью.       Они клялись защищать друг друга, не позволять больше никому и никогда управлять собой и диктовать, как жить, а в итоге… угодили в ловушку, которой боялись больше всего на свете. Не случится никакого ебаного чуда. Кто-то рожден летать, а кто-то — пресмыкаться. Справедливо ли? Уже неважно. Одно лишь обещание удалось сдержать — вместе до конца. До последнего вздоха.       Он держит ее холодную руку, смотрит в стеклянные глаза, в которых стынут соленые слезы. Нет сил шевелиться, их едва хватает, чтобы дышать. Все плывет цветными кругами, а в груди теплится крохотный огонек. Искорка тепла, что боль позади и не вернется до завтра. Да и будет ли это завтра?       Концентрация дерьма в крови зашкаливает. Она почти не моргает. Ее тело расслабленно и воздушно как перышко, витает за гранью реальности. Мягкий песок и волны прибоя нежно щекочут ноги в свете акварельного заката. Вода, окрашенная розовыми и оранжевыми оттенками, зазывает окунуться в свои объятия. Побережье бескрайнего океана, где она всегда счастлива, успокаивает больную душу и уносит все тревоги за горизонт. Соленый ветер приятно ласкает кожу, развивает длинные локоны. Легкое платьице колышется по воле его дуновения. Она наслаждается каждым мгновением, без оглядки ступая вдоль берега. Навстречу ей идет ее любимый, светлый мальчик. С лучезарной улыбкой, но грустными глазами. Он с трепетом обнимает, целует, боясь даже на секунду отвести влюблённый взгляд. Боясь потерять самое ценное. Самое дорогое, что у него есть в этом мире.       Скрытая за потаскушно-размазанным макияжем, рваной одеждой и грязными спутанными волосами, хрупкая юная девушка танцует в глубинах подсознания, не подозревая, что это ее последний танец.       Яркая вспышка ослепляет отвыкшие от света глаза, заставляя болезненно щуриться. Парень пытается разглядеть силуэт, стоящий за ней, но его тело настолько ослабло, что приподнять голову — всё равно что сдвинуть грузовик с места.       — Служба 9-1-1. Чем я могу помочь? — слышится из телефонного динамика.       — Офицер Диркес. Нахожусь в районе Скид Роу, 7-я улица, 757. Обнаружил парня и девушку, вроде еще дышат, — подойдя ближе к матрасу, сообщает незнакомец, отшатнувшись от мерзкого запаха.       — Вас понял. Ожидайте.       — Эй, приятель, ты меня слышишь? — склонившись и осторожно потормошив парня, мужчина понял, что не дождется ответа.       Абсолютно нулевая реакция суженых до точки зрачков на свет и ослаблено затянутый жгут на предплечье сказали все без слов. Единственными признаками жизни были короткие хриплые вздохи и редкие подергивания конечностей.       Сообщив то же самое коллегам по рации, офицер отправился на поиски своего напарника, который так же исследовал это прогнившее место на предмет кого-то живого.       Для парня же голос мужчины прозвучал как набор звуков на иностранном языке. Он даже не уверен, был ли здесь действительно кто-то. Затуманенный разум столько раз его обманывал — так с чего бы сейчас этому быть взаправду?       Он ищет отклика в холодных, почти белых, как у слепых, глазах напротив, но они так же безмятежны, как и прежде.       Ее тело накрывает неподъемной тяжестью, словно мокрым одеялом, а легкие будто наполняются водой. Сквозь эту толщу в бешеном ритме бьется девичье сердце. Руки и ноги немеют от холода, а по щеке скатывается одинокая слеза, обжигая солью сухую кожу. Она понимает, что что-то не так, но дурманящая слабость не позволяет позвать на помощь. Парализованный организм не слушается. Перед глазами танцуют зыбкие образы прошлого и бесформенные страхи будущего.       Сознание медленно погружается в пучину тьмы, унося с собой все тайны, боль и страхи. Жуткая улыбка застывает на кукольном личике, словно маска.       Изо всех сил парень пытается дотянуться до посиневших губ, отказываясь верить. Дрожащая рука толкается в костлявое плечо, а затем еще и еще. Ничего. Ни малейшего шевеления. Ни единого звука. Комом в горле встает немой крик. Коматозная паника сковывает беспомощное тело. Он мычит что-то невнятное, пытаясь мысленно заставить ее очнуться, но все тщетно.       Умоляю, вернись. Не оставляй меня здесь одного.       Как бы сильно он ни раскаивался, небеса были неумолимы. Он остается в пустоте, сломленный слепой реальностью. Разрываясь изнутри на части, проклинает себя за ничтожность, пока последний вздох застывает на грани жизни и смерти. Он не смог. Не смог ни защитить, ни осчастливить ее. Он даже себе не способен помочь. Жалкий слизняк.       Единственный луч надежды в его жизни стынет, пока он горит заживо взаперти собственного тела. Картинка двоится. Жгучая лава струится по венам, а мышцы сводит судорогами. Слюна капает на грязный матрас, на котором он корчится в муках сожаления и безнадёжности.       Вой сирен скорой помощи приближается быстро, но недостаточно. Наступает белая слепота, а разум проваливается в забвение. Голоса в голове замолкают. Тишина… наконец-то.

***

      Короткие звуковые сигналы отмеряли секунды до ближайшей больницы. Парень лежал неподвижно, пока три парамедика пытались спасти ему жизнь. Его истощённое тело билось в мелких конвульсиях. Истерзанные в кровь губы хватали воздух, временами скуля что-то в бреду.       — Давай, быстрее, пульс слишком слабый, — командует старший.       — Проклятье! Вены совсем паршивые, не могу попасть, — чертыхается второй. Вбитые под кожу чернила мешают начать немедленную детоксикацию, а время уходит. — Готово!       — Отлично! Вводите налоксон.       — Но мы не знаем наверняка, чем он накачан, — начитает спорить менее опытный юноша, — хлорид натрия подойдет лучше.       — Опиоиды, сто процентов.       — Нужен тест на вещества.       — На это нет времени! — строго отсекает мужчина. — ЧСС 37 и продолжает падать, — добавляет он, следя за витальными показателями на мониторе.       Подчинившись приказу, юноша подключает инфузию. Нестабильное дыхание парня прерывается все чаще, отражаясь тревогой на экране.       — Не довезем… — с легким сожалением произносит третий.       Кислородная маска прислоняется к бледному лицу. Ресницы парня подрагивают, говоря о том, что организм еще борется, хотя сам он потерял последнюю причину здесь остаться. Больше ничего не держит. Его стеклянный замок разрушен, а вера угасла. Дорога к жемчужным воротам открыта, даже Ад может стать уютным, стоит только привыкнуть; к тому же в своей жалкой жизни он видел Дьявола чаще, чем Бога. Один лишь шаг отделяет его от долгожданной свободы.       — Поднимите давление, черт возьми! Мы должны его спасти, — в глазах парамедика все еще горел огонь решимости.       Но однотонный, режущий слух писк сообщает о критичности ситуации. Пульс выпрямляется в непрерывную линию.       Я ведь обещал тебе…