revolution 'verse. Конец начала

День 12 День был солнечным. По мнению Эм-Джей — слишком солнечным. Слишком радостным и ярким. Она хотела, чтобы пошёл дождь. Тогда можно было бы незаметно плакать. Рядом с ней стоял посеревший и потрясённый Нед, и они вместе смотрели на пустой гроб, в котором когда-нибудь окажутся останки их лучшего друга. (Разумеется, из-за радиоактивной крови и суперсил его пока нельзя было нормально похоронить. Даже после смерти судьбу Питера Паркера определяло то, что он — Человек-Паук). Частная церемония проходила в лагере Мстителей, вдали от любопытных глаз. Они бы провели её в городе, рядом с могилами его родных (слишком много Паркеров ушло слишком рано!), но не было и шанса, что Мстители смогут прийти на кладбище и не привлечь к себе внимание. Поэтому у Питера будет два надгробия: одно около родной семьи, другое около обретённой семьи — его команды. Это было уместно. Жара была удушающей. Стоять в полдень на солнце во всём чёрном — не самая хорошая идея. Но как могла Эм-Джей жаловаться? Питер погиб в огне, от взрыва. Одинокий и напуганный. Она должна хотя бы просто постоять здесь и отдать ему дань уважения. Кто-то заговорил — кажется, капитан Роджерс. Оказалось, он может говорить тогда, когда другие не в состоянии это делать. Мысли Эм-Джей блуждали, а слова надгробной речи слились в неразборчивое бормотание; её внимание было приковано к пустому гробу. Она рассеянно водила пальцем по ключице, и это привычное движение успокаивало её. Плечи стоявшего рядом Неда вздрагивали от беззвучных всхлипываний. Наверное, стоило поддержать его, но в ушах так шумела кровь, что ничего не было слышно, и, если она заговорит, может получиться слишком громко. Она посмотрела на Мэй. Честно говоря, непонятно, как ей ещё удаётся стоять на ногах. Сначала сестра со своим мужем, потом муж, а теперь вот племянник? Эм-Джей не могла понять, почему после всего случившегося Мэй продолжает дарить окружающим свою любовь. Как женщина может быть такой доброй и заботливой с ней и Недом, если только что потеряла своего ребёнка? Эм-Джей не хватило смелости признаться Питеру в любви — а она, в отличие от Мэй, не теряла близких. Да, у неё умерли бабушка с дедушкой, но она тогда была слишком маленькая и толком их не знала. Плюс через такое рано или поздно проходят почти все. Рядом с Мэй Эм-Джей увидела Тони Старка. Она никогда не была его большим фанатом — скорее наоборот. Даже когда Питер рассказывал о нём, ей не удавалось примирить голове его истории и тот образ, что она видела в СМИ. Она думала, что тут сказывается манера парня видеть хорошее в людях. Но сейчас, около пустого гроба Питера, он выглядел таким… маленьким. Ничего общего с тем самоуверенным мужчиной, что она видела по ТВ. Конечно, внешне немного похоже — одет с иголочки, и его костюм точно стоит дороже её родного дома, но, когда он смотрел на деревянную крышку перед собой, на его лице застыло страдание. С остальными Мстителями была примерно такая же история. Некоторым удавалось держаться лучше остальных — однако сейчас все они пришли отдать дань уважения Питеру. Церемония (если это можно так сказать) подошла к концу. Мэй выступила вперёд и положила на пустой гроб одинокую красную розу. У ЭмДжей к горлу подкатил комок, когда она увидела, что Мстители выстроились в очередь, чтобы попрощаться. Это было до жути похоже на то, как они подходили посмотреть на тело Питера. Но теперь вместо холода была жара, и Питера здесь не было. Когда пришла её очередь, ЭмДжей неуверенно шагнула вперёд, приближаясь к гробу. Он был сделан из великолепного дерева — конечно же, Старк заплатил за это. Она положила рядом с розой маленького бумажного журавлика. Символ памяти, она где-то читала про такое. Это казалось уместным. Даже близко не достаточным, но хоть что-то. Солнце начало постепенно опускаться в сторону верхушек деревьев. Косые лучи ударили ей в глаза, и она, прищурившись, посмотрела на горизонт. Деревянная обшивка гроба излучала теплое, почти неземное сияние, и, если бы ЭмДжей была суеверным человеком, она бы подумала, что это своего рода знак. Но она не была суеверной и знала, что этот свет — лишь результат преломления лучей на полированном дереве. В любой другой день она бы порадовалась, что помнит такие факты — это означало, что она оказалась чуть лучше готова к декатлону. Но сейчас, к сожалению, она думала о том, что Питер туда не придёт. И не потому, что он будет занят Человеком-Пауком, а потому, что он будет в двух метрах под землёй. Или четырёх. Там, куда его утащил «Щ.И.Т.». В груди заныло от таких мыслей. Краем сознания Эм-Джей заметила, что чья-то рука мягко взяла её за плечо и повела… куда-то. Она оторвалась от размышлений, лишь когда в лицо ударил поток ледяного воздуха — благословенный кондиционированный воздух лагеря. Повернувшись, она увидела рядом Неда, державшего её за плечо; его встревоженное лицо исчертили дорожки слёз. Встретившись с ним взглядом, она наконец пришла в сознание. Его глаза вновь наполнились слезами, и он заключил её в крепкие объятья. Эм-Джей положила голову ему на плечо и наконец дала волю собственным слезам. Им не нужны были слова. Никаких слов не хватит для такого. Питер умер. *** День 15 Тони смотрел на уведомление на экране, и оно укоризненно смотрело в ответ. Одно непрочитанное сообщение. — Пятница, что там? — хрипло спросил он, скользя взглядом по изуродованному костюму Человека-Паука, который лежал перед ним на столе. Костюм был изодран в клочья, обожжён, местами разрезан, чтобы освободить оттуда мальчика. Хелен отдала его ему, и в её взгляде читалось тихое сочувствие. Тони понимал, что скорее всего не получится ничего достать, но он должен был хотя бы попытаться. У него была резервная копия Карен, установленная в другом месте на случай отказа системы, но он всё ещё надеялся получить ту версию, что была с Питером в его последние минуты. Он должен был увидеть своими глазами, что случилось. — Костюм сильно повреждён, и видеозаписи протокола «радионяня» уничтожены, однако оказалось, что Питер оставил голосовое сообщение, и я смогла его восстановить, — тихо ответила Пятница. Тони нервно вздохнул, провёл ладонью по лицу и приказал: — Включай. Пятница ничего не ответила, но из динамиков послышался до боли знакомый голос, сопровождаемый кошмарным пиканьем на фоне. — Карен… Начни запись сообщения, — попросил дрожащий голос Питера. — Голосовое, хоть какое-нибудь. Послышался звук возни, а затем писк на мгновение стал громче, как будто он приблизился к одной из бомб. Грудь Тони сжалась, как сжималась всякий раз, когда Питер оказывался в опасности — но сейчас всё было бесконечно хуже, потому что он знал, чем всё закончится. — Эй, народ! — Питер истерически хихикнул. — Я даже не знаю, выживет ли эта запись и услышите ли вы её, потому что примерно через 2 минуты и 54… ой… 53 секунды меня тут разнесёт на кусочки, так что простите, что не могу обратиться к каждому лично, тут времени очень мало. Сердце Тони билось так, что, казалось, задевает рёбра. Разумеется, чёртов пацан шутил до самой гробовой доски. Хотелось вернуться в прошлое, схватить его за плечи и потрясти. Это не шутка. Это не смешно. Раздался знакомый свистящий звук. Он повторился несколько раз подряд, после чего пиканье стало немного тише. Тони вздрогнул, осознав, что это пацан покрывает бомбы паутиной в последней отчаянной попытке спастись. Он не знал, что вообще помешало Питеру выйти из комнаты, но всё внутри скручивалось в узел при мысли о том, о чем он мог думать, застряв в комнате и зная, что, скорее всего, умрет. Какое-то время пацан молчал, и Тони подумал, что он слишком сосредоточился на работе и забыл о записи. Свист распыляемой паутины сменился ударами кулаков о бетон. Тони содрогнулся, потому что понял: парень не смог бы долго так бить, не сломав себе руку, но всё равно это не помогло ему выбраться. — Простите, что не предупредил, мистер Старк, — пропыхтел Питер. — Глупо получилось. Надо было предупредить. Эм-Джей, я действительно должен был прислушаться к здравому смыслу. Хэппи, ты бы мне наверняка сказал то же самое. За это тоже простите. Нед, не вини себя. Это, вообще-то, вас всех касается. Тони болезненно скривился, услышав эти извинения. Да что за херня. Мальчишка скоро умрёт и ещё извиняется? Утверждает, что сам виноват. Чёрт возьми, это же не так! Это Тони должен был его защищать. Но не защитил. — Тётя Мэй, прости, я не приду сегодня ужинать, — он издал тихий звук, похожий одновременно на смешок и на всхлип. — Может ты… кота заведёшь? Чтобы составил тебе компанию. Назовёшь его Эд, потому что, ну, мистер Старк говорил, что никогда не заведёт питомца, а ещё он так зовёт Неда, потому что так сокращается его среднее имя, и это забавно, и вообще мы с Недом хотели… — голос сорвался на ещё один неразборчивый всхлип. Казалось, Тони больше не мог вдохнуть. Он вспомнил тот разговор в лаборатории пару месяцев назад. На очередном патруле Питер спас кота, но потом жаловался, что в их жилом комплексе нельзя заводить животных. Он умолял Тони разрешить оставить кота в Башне. (» — Пожалуйста, мистер Старк? Я буду его дрессировать! — Пацан, это кот. Их нельзя дрессировать. В Башне не нужны никакие животные, своры бешеных Мстителей вполне достаточно.») Он сам не знал, зачем ему понадобилось говорить, что в Башне не нужны животные, или прикидываться, что он не помнит имя Неда, или что ему не сильно важны дни, когда Питер приходит в лабораторию. Теперь это казалось таким неуместным. Как там, блин, говорилось — «Что имеем не храним, потерявши — плачем». Надо было разрешить Питеру оставить этого чёртового кота. — Простите, — голос упал до шёпота. — Я столько хотел бы вам рассказать, о многом надо рассказать, поэтому я мог бы говорить часами, но у меня нет и минуты, поэтому я буду говорить всякую хрень, например, что это я семь месяцев назад сломал тостер и подставил Соколиного Глаза за тот тупой пранк с воздушным шариком, и… и это я сказал Пятнице включать американский гимн каждый раз, когда Кэп заходит в комнату, — он нервно засмеялся. — Хотя это всё не важно, потому что я умру через 52 секунды, но не могу этого осознать, поэтому бью кулаками стену и мелю какую-то чушь. У меня, вроде бы, все пальцы сломаны, но это тоже скоро будет не важно, — он на секунду прервался и разочарованно вздохнул. — Поверить не могу, что закончу вот так. Человек-Паук умер в подвале заброшенного склада, потому что был дурак и тупо наступил на детонатор! Тони хотелось одновременно разрыдаться и истерически рассмеяться. В происходящем не было ничего смешного, ни капельки, но слушать поток сознания Питера и понимать, о чём конкретно он думал прямо перед смертью, оказалось уже слишком. Истерический смех, вызванный полным отчаянием, здесь казался вполне подходящей реакцией. Но Тони не мог заставить себя отреагировать хоть как-то, ведь он был обречён слушать бормотание и извинения Питера, при этом зная, что не может сделать совершенно ничего. Послышался скрежет бетона о бетон. — Простите. Я люблю вас. Каждого из вас, — прошептал Питер. — Тётя Мэй… Прости… За всё. Ты не заслуживаешь этого. Я очень сильно люблю тебя. Спасибо за всё, что ты для меня сделала. Я должен был вести себя лучше. Это моя вина. Возникла пауза, и бибиканье стало громче. — И ты меня прости, Карен, — извинился он перед своим ИИ. — Останови запись. Запись оборвалась, и Тони почувствовал, как его рёбра сжимаются и сдавливают лёгкие. Он вцепился в край стола, потому что голова закружилась, словно он пытался исполнять трюки в костюме Железного Человека, будучи в стельку пьяным. От этой мысли скрутило желудок и пришлось бороться с тошнотой. Большой опыт алкогольных вечеринок помог ему преуспеть в этом. Он порадовался, что сейчас один, потому что мысль, что его кто-то увидит в таком состоянии (даже Роуди), только усугубляла желание расстаться с содержимым желудка. Тут его разум переключился на других людей, кому Питер недвусмысленно адресовал своё послание. В глубине души он сомневался, что им стоит это слышать — слышать бибиканье бомб, отчаяние, проступающее в голосе мальчика, звук ломающихся костей, когда он раз за разом бил по бетону… Тони глубоко вздохнул и постарался отбросить эти мысли. Может, им правда было бы лучше не слышать этого, но, в то же время, они заслуживают услышать его последний привет. — Пятница, отправь всем сообщение Питера с последней записи. Пусть послушают, если захотят, — резко сказал он и заставил себя встать. — Включай, только если они попросят. Он не сказал больше ничего — знал, что искин выполнит его указания. Она всегда выполняет. Тони повернулся и взял бутылку из шкафчика в лаборатории, к которому раньше редко прикасался. Его не волновало, который сейчас час, или что он напьётся, — он просто не мог быть трезвым, слушая, как последние слова мальчика снова и снова звучат у него в голове. Он плюхнулся обратно в кресло перед голографическим монитором, откинулся на спинку и открутил крышку. — Пятница, включи запись ещё раз, — попросил он и сделал первый глоток. — Сейчас он был явно пьян. — Ещё раз, — резко потребовал Тони, смотря в одну точку и прокручивая в голове последнее сообщение Питера. Он уже выучил его наизусть. Оно теперь будет преследовать его всегда, независимо от того, включена запись или нет, поэтому можно позволить себе немного комфорта и слушать, вместо того, чтобы вспоминать. — Сэр, возможно, это не очень хорошая идея, — неуверенно и осторожно проговорила Пятница. Она как будто говорила с испуганным животным. Возможно, так оно и было. Но Тони это не было нужно. Он треснул кулаком по ближайшему столу, не заботясь о том, что от такого заболит рука. (Он бесится и бухает. Прямо как Говард). Не было никаких сил заботиться о таком. — Чёрт возьми, Пятница, включай ещё раз, — он практически рявкнул на ИИ. Она ничего не ответила, но послушно выполнила его просьбу. Голос Питера вновь заполнил лабораторию, а затем повторялся снова, снова и снова. Словно какой-то извращённый саундтрек на пути Тони к безумию. Он слушал сотни, а, возможно, тысячи раз, как напуганный Питер в последние секунды своей жизни извиняется и подбадривает всех, хотя знает, что вот-вот умрёт в одиночестве. Подумав об этом, Тони не выдержал — схватил стакан из-под виски и с хриплым звериным криком разбил о ближайшую стену. Он знал, что его никто не услышит благодаря звукоизоляции, но ему давно уже не было дело до такого. Пацан погиб. Питер Паркер погиб. А Тони даже ни разу не сказал ему, что любил… Он не дал сам себе закончить мысль. Даже, блин, сейчас, когда бездыханный труп ребёнка лежит в морге «Щ.И.Т.», грёбанный Тони Старк не в состоянии признать, как много он для него значил. Не может выдавить из себя эти слова. Даже мысль додумать не может! Казалось преступлением признаться в этом, ведь настоящий адресат уже никогда не придёт и не услышит этого. Тони не мог сказать этого сейчас, не мог допустить, чтобы эти слова достигли чьих-то ушей, потому что единственные уши, которые должны были это услышать, больше не с ним. И всё-таки чувства влияли на все его поступки. Взять, к примеру, острое желание высказаться на пресс-конференции или просто прийти и посидеть на могиле. (Он даже к собственной матери почти не приходил). Горе полностью пропитало его и въедалось во все мысли. Он думал, что познал горе, когда умерла его мать, но это было совсем другое. Ты всегда подсознательно знаешь, что рано или поздно потеряешь родителей, но никогда — ребёнка. Ребёнка. Ребёнка Тони. Он не имел права так думать (Питер был ребёнком Мэй, Тони права не имел), но его застывшее, разбитое и измученное сердце не хотело признавать эту разницу. Он любил мальчика. Это открытие сразило его, словно рухнувшая на голову бетонная стена. Потому что, ну, это ведь оно, да? Тони Старк любил Питера Паркера, как родного. Когда эта чёткая и логичная мысль пришла ему в голову, пути назад уже не было. Он уже это знал, поэтому был готов пойти ради него на всё что угодно (он и сейчас готов). Если бы он хоть иногда занимался самоанализом, то давно бы всё понял. Но Тони Старк не занимается самоанализом. Поэтому откровение пришло к нему в один миг, обрушилось сокрушительной лавиной безудержной любви и тоски, обжигающей душу намного сильнее, чем виски. Что там за бред говорил Вижен? «Горе — это любовь, которую больше некому отдать»? Ну да. Точно. Он подумал о пещерах Афганистана и коснулся грудной клетки. Он бы предпочёл миллион раз пройти через ту боль, вместо того, чтобы чувствовать обжигающую болезненную тоску. Потому что у физической боли хотя бы был конец. А то, что происходило с ним сейчас, врят ли когда-нибудь пройдёт. Оно оставит на его сердце незаживающую рану, как оставляли все трагедии и предательства. Как Оби, выдёргивающий из него реактор, как Пеппер, падающая в огонь, или как Роуди, падающий с небес. Он всегда ожидал предательства, в любой момент, от кого угодно. Но никогда — от мальчика. Он был слишком хорошим, слишком добрым — даже когда Тони думал, что заслужил этого, Питеру в голову не приходило что-то ему сделать. Но теперь он сделал кое-что похуже. Была лишь одна вещь, которую мог сделать Питер, чтобы полностью уничтожить Тони. Не специально, конечно же, но от этого не легче. Предательство ранило бы не настолько сильно. Удар в спину был бы не таким болезненным, как удар в самое сердце. Тони посмотрел вверх, и потолок сильно закружился перед глазами. Эх. По пьяни его тянет на поэзию. Он осторожно встал на ноги и моргнул, когда весь мир перед ним качнулся. Устоять помогли лишь годы практики. И он устоял, так что ещё не всё потеряно. Это логично. Спотыкаясь, он добрался до угла лаборатории в поисках новой бутылки и испытал горькое разочарование, когда не обнаружил ни одной. Ну да. Это он так попытался стать более ответственным, или что там ещё за хрень была. Хорошо получилось, не правда ли? Он повернулся и направился обратно к столу, полагаясь больше на инстинкты и привычку, чем на какие-либо из своих (в настоящее время крайне ненадежных) чувств. — Пятница, ты можешь отследить этого чёртового кота, которого пацан тогда притащил? — пробормотал он, ударившись бедром о стол и рухнув обратно в кресло. Тони сам не знал, какого хрена об этом спросил, но по пьяни он всегда становился странным и сентиментальным, по крайней мере, в одиночестве. ИИ послушалась, возможно, обрадовавшись, что он не просит её опять повторять запись. Появился экран с сайтом «Приюта для животных в Квинсе». Он зажмурился и отвернулся, потому что свет обжёг его чрезмерно чувствительные глаза. Пятница виновато убрала яркость до минимума. Он вновь посмотрел на экран и сразу же заметил фото, с которого на него смотрел маленький серый зеленоглазый кот. Рядом с фото была красная табличка со словами «Усыновлён». Тони не знал, почему его сердце болезненно сжалось — ведь прошло несколько месяцев. Следовало порадоваться, что кот не провёл всё это время в приюте. Но он вдруг понял, что, если бы кота не забрали, он бы прямо сейчас забрал его сам. А что такого? Это даже близко не стоит с самыми идиотскими решениями, которые он когда-либо принимал по пьяни. — Хотя бы скажи, что у него теперь хороший дом, — попросил он ИИ и сам не узнал свой напряженный голос. Пятница ничего не сказала, но на экране появилась картинка из соцсетей с пацаном, который, видимо, и забрал кота. Тони нервно вздохнул, увидев это фото — подросток 14-15 лет с кудрявыми каштановыми волосами держал кота и широко улыбался. Когда Тони закрыл глаза и на секунду отвернулся, изображение всё ещё стояло перед ним. Если бы несколько месяцев назад он не упёрся, это вполне мог бы быть Питер. Тони свирепо прогнал эту мысль и вновь посмотрел на монитор. К счастью, Пятница достаточно хорошо его знала, поэтому фото там уже не было. Он вновь заставил себя встать, потому что больше не мог сидеть здесь. Ну хоть у кота всё хорошо.