Все виды моего оружия

Не знаю, кто первый из Фрицев понял, насколько титан — полезное в государственном хозяйстве существо. Сразу после Войны титанов марлийская пропаганда взяла за основную идею, что титаны выводились и использовались исключительно для войны, но умолчала, где элдийцы могли добыть людей для непрерывной двухтысячелетней войны. Слова материальны, и вот, две тысячи лет спустя, цивилизованные рафинированные марлийцы и правда пришли к тому, что используют титанов только на войне. Восстанавливая традиции прошлого, я, марлийская элдийка, титан, дочь и сестра герцога, вторую неделю работала на благо Парадиза, укладывая железную дорогу. Идея, разумеется, принадлежала Эрену: — Так и тела закалим, и острову поможем. Как и многие другие светлые идеи, эта пришла ему утром. Жан, готовившийся к отпуску, страдальчески поморщился: — Там и без нас справятся. — С титанами справятся быстрее, помните, как Лара рассказывала… — Лара, Лара, ты теперь повсюду с Ларой, — проворчал Жан, поправляя шляпу. Должно быть, он собрался в город и смотрелся среди товарищей в белоснежной рубашке, жилете и шляпе неуместно. — Влюбился ты в нее, что ли? — У тебя только одно на уме, — парирует подколку Эрен и оборачивается к остальным друзьям. — Микаса, Саша, вы как, со мной? Армин, Конни, ну сколько можно здесь сидеть? У меня грибная похлебка уже в горле стоит! И изнывающие от безделья и ожидания ответа от моего брата разведчики сдаются. Стояли последние жаркие дни перед надвигающейся осенью, над разогретой землей стлалось марево, искажающее перспективу. Металл рельсов раскалилсяся так, что его тяжело выдержать даже Атакующему, и я взяла переноску и укладку на себя. Эрен раз за разом повторял друзьям, что их помощь не требуется, но бесполезно. Жан, комично выглядевший с лопатой в своем костюме, выразил общую мысль: — Где уж нам до великих титанов! Так, только землю поковырять. Тем не менее, по ним видно, как они рады выбраться из леса. Конни и Саша скоро устраивают догонялки с обливанием водой, Жан неуклюже помогает Микасе, Микаса тоскливо смотрит на обратившегося Атакующего, и я поддаюсь угрызениям совести. — Эрен, возвращайся в человека, достаточно на сегодня. — Но еще так много работы… — Да, но и легко перегореть. Поработай человеком, не стоит истощать себя. — А к себе ты это применить не хочешь, — укоризненно говорит он, обращаясь. Это продолжение начатого ранее разговора. Спустя несколько дней после отправки письма Эрен впервые затронул эту тему. — Ты так спокойна, — тихо сказал он тогда, глядя, как я зашиваю одеяло. Которую ночь подозревала, что где-то в ткани есть прореха, сквозь которую до меня добираются комары. Шов выходил кривой и мохнатый с изнанки, в госпитале мне бы сказали распарывать и переделывать, но кого здесь волнует красота. Я готова была браться за любую работу, которая бы меня отвлекла. Спокойной я не была, мне было так страшно, что я утратила аппетит и сон, выданная форма стала еще свободнее болтаться на тощих плечах. Страх был каким-то неопределенным и оттого всеобъемлющим. Я боялась того, что брат приедет, и еще больше — что не приедет, откажется. Боялась, что он сразу, с порога накричит на меня, и в то же время боялась, что не заметит, как всегда. В голове метались картинки того, как он прибудет в сопровождении целой армии и расстреляет всю встречающую делегацию. Ханджи, Микаса, Саша… капитан. Или что на самом деле все слова парадизцев про дипломатию не более чем сказка для глупого титана, а на самом деле цель королевы в том, чтобы не выпустить моего брата с острова, обезглавить Марлию, а моего титана передать надежному человеку. Но тогда оставлять меня наедине с Атакующим и носителем Колоссального — безумие. Что мне мешает съесть любого из них? — От того, что я буду биться в истерике, никому не станет лучше. У меня было одиннадцать лет, чтобы принять свой исход, — нитка никак не отрывалась, и я ее откусила, как делали девочки в госпитале. Гувернантку от этого зрелища хватил бы удар. — Даже лучше, что меня съест не племянница. — А кого ты… ну… Эрену было не отказать в тактичности. — Маму. Ирен Тайбер, герцогиню и леди нашего дома. Его душу, потому что после ее смерти наш дом опустел. Эрен помялся, будто не знал, уместно ли приносить извинения. — Я думаю, твой брат все же приедет, — неловко попытался утешить меня. — Спасибо, но это маловероятно. Я разглядываю одеяло на просвет, и в еще одну дыру вижу приближающегося к нам Армина. — Лучше меня съедят здесь, чем придут в Марлию и поочередно съедят всю мою семью, а потом и меня, разнеся попутно пару кварталов, — негромко говорю, пока Армин вне зоны слышимости. Эрен покраснел, как всегда, одними ушами. Армин удивленно перевел взгляд с друга на меня и спросил, что мы обсуждаем. — Блестящую идею командования передать кому-нибудь титана Лары, — сердито отвечает Эрен, и Армин хмурится. — Мы все же думаем, что лорд Тайбер приедет. Армин так упорно верит в хорошее, что мне неловко разбивать его надежды. — Даже если — если — он захочет приехать, он может не уложиться в месяц. Ему придется очень быстро передавать дела, чтобы успеть к сроку. А если он не успеет… Вся моя поездка к вам была бессмысленна. Эрен хмурится от моих слов, но Армин слушает внимательно, и я пытаюсь донести до него свою мысль. — Сейчас, пока я жива, жива и мощь Дома Тайбер. У вас заложница из семьи фактического правителя Марлии. Но убейте меня, и власть Тайберов осыпется, едва узнают о потере Молотобойца, а ваши возможности вернутся к прошлому уровню. К тому же способностями моего титана не овладеть сходу, им учатся много лет. И пусть у вас появится еще один титан, техника почти вышла на тот уровень, когда от нас будет мало толку. — Но при этом разразится смута в Марлии, — резонно возражает Армин. Я грустно улыбнулась. Я бы объяснила им, что такое политические партии, радио, агитация, международная политика, как выглядят гетто. Но все это невозможно понять, если не видеть своими глазами. Интересно, на Парадизе хотя бы газеты есть? — Маховик противодействия Парадизу так сильно раскручен, что отстранение моего брата ничего для вас не изменит. К тому же на военных его власть всегда распространялась опосредованно. Этот разговор я вспоминаю месяц спустя, раскладывая рельсы по насыпи и слыша разговор рядом с моим кристаллом. Таскать контейнер с собой мне было несподручно, это ограничило бы использование одной руки, а потому я оставила его у повозки и отошла на длину пуповины. Голос Ханджи прорезает полдень, и мне на секунду кажется, что меня посетили галлюцинации от жары. Она не приезжала с того дня, когда забрала у меня письмо. — Не завидую я вам в такую жару работать, — ее голос весел, и, может, это хороший знак? Отзвучали приветствия ребят, и следующие слова Главнокомандующей ставят меня в тупик: — Хиидзуру хотят сделку на монополизацию ресурсов и не станут помогать в торговле с другими странами. Далее тишина, и Армин спокойно говорит: — Этого следовало ожидать. А другие страны не захотят налаживать с нами связи, пока не поймут, что мы хотим только мира. — Армин, — Ханджи говорит почти с жалостью. — В мире продолжают считать наш остров корнем зла, чтобы сплотить другие страны. Командование считает, что наше миролюбие им невыгодно. Хиидзуру знают, что, если помогут нам вести диалог с миром, мы откажемся от плана передавать титана Хистории и применять Гул Земли. Но возможно, есть другой вариант, кроме Хиидзуру… Ханджи замолчала, и ребята загудели наперебой. — Ханджи, он приехал? — с отчаянием спрашивает Эрен, как и я, догадываясь, почему меня сразу не позвали. Атакующий подбадривал меня со дня на день, однако время стремительно уходило без каких-либо известий с материка. Заливистый смех Главнокомандующей звучит безумно и радостно одновременно: — Почти! Передал с самолетом письмо, что отплыл и будет у нас через неделю! — Ла..! — придушенный вопль Эрена звучит так, будто ему заткнули рот. — Помолчи, у Ханджи есть что еще вам сказать. Тебе особенно. Этот голос вызывает желание улыбаться, и я напоминаю себе, что это будет плохой идеей. Значит, Ханджи Зое приехала вместе с капитаном. — Ребята, я понимаю ваши восторги по поводу новой знакомой. Эрен, особенно тебя это касается, — даже не видя их, я представила, как Эрен закатывает глаза. — Но подумайте сами: она говорит нам то, что мы хотим услышать, но почти ничего о себе. Эрен, после ваших «тренировок» она знает все твои слабые места, а сама по-прежнему неуязвима для нас. Ей ничего не стоит, как Энни, закуклиться в кристалл из отвердевания, и ее ничего не возьмет. — Ханджи, вы ей не верите? — кажется, я слышу в голосе Микасы надежду. — Скорее вижу за ней очертания кого-то более умного и сильного, кто послал ее вперед себя проторить дорожку. Верно, этот «кто-то» — поколения прошлых титанов. Я уложила последний из принесенных рельсов, натянув до предела пуповину, и выпрямилась. Он приедет, приедет, приедет… Я не знала, зачем он согласился, что у него на уме, внутри робкая надежда боролась с циничным пониманием, что брат видит какую-то выгоду для нашего Дома в этой поездке. — Мы все поняли, — нетерпеливо сказал Эрен. — Можно уже звать? Она тоже ждет брата. — Да, зов… — ЛАРА-А-А-А! Иногда мне кажется, что в человеческом облике его голос даже громче титанического рева. Вороны крикливым облаком взвились над королевским садом, покружились над дворцом и улетели по своим утренним делам. Я тоскливо посмотрела им вслед и отошла от окна. Шел шестой день моего заключения во дворце в Митре. Сколько раз я в детстве мечтала улететь с ними, а сейчас, даже будь у меня крылья, не отошла бы от дворца ни на шаг. «Вороненок», — ласково называл меня отец, и брат морщился от неизящного прозвища. Я с детства не вписывалась в его высокие стандарты сестры: болезненная, сопливая, слабая, простывающая от каждого сквозняка. Молчаливая и замкнутая, всеми силами избегающая знакомства с его друзьями. — Однажды, когда ты болела, на подоконник окна рядом с твоей кроватью повадилась прилетать ворона. Эту историю родители вспоминали каждую зиму, особенно почему-то под Новый год, и мы с братом переглядывались с выражением смирения на лицах. — Ворона была старая, почти седая, но каждый день она исправно прилетала к тебе. Кажется, твой кашель она приняла за разговор, и хрипло каркала в ответ. Стояли сильные морозы, птицам в такое время нечего есть, а она приносила тебе то гроздь подмерзшей рябины, то плесневелую горбушку хлеба. — Да, отец, и вы с мамой решили, что она подкармливает Лару, как птенца, — стремясь поскорее окончить рассказ, за отца досказывал Уильям. — Я иногда думаю, что как-то она все-таки выкормила тебя, — примиряюще улыбалась мама, откладывая книгу. — После той зимы ты перестала болеть. Подойди, я завяжу тебе волосы. Мама любила сама причесывать меня, а ее прикосновения к волосам были единственными, которые я терпела. Ее и брата. Дыхание перехватило от непрошенных воспоминаний, я зашагала по комнате, задыхаясь. Меня поселили в весьма приличных гостевых комнатах, здесь было уютно и чисто, в гостиной даже оставили несколько книг, к которым я добавила две свои: «Анатомию» и «Замок из песка». В королевском дворце я в полной мере осознала, как много мне давали свободы разведчики в лагере пленных, а затем в лесу. Едва мы въехали в стены, как люди в форме с розами пересадили меня в закрытую карету, больше подходящую для перевозки преступников, и так довезли до столицы. Со мной никто не разговаривал, даже словом не перемолвился, а бросаемые на меня взгляды выражали эмоции от страха до ненависти. На исходе шестого дня я задыхалась в тесноте, мне не хотелось читать, не хотелось заниматься, не хотелось даже смотреть в окно — мне ничего не хотелось так сильно, как выйти отсюда, и я набралась смелости постучать в дверь. Мне приносили еду три раза в день, и я знала, что меня охраняют люди в форме с единорогом, такие же молчаливые, как мои прошлые конвоиры. Дверь не открывалась так долго, что я уже решила, что за ней никого нет. Провернулся три раза ключ, и в щелку заглянул испуганный круглый глаз мужчины средних лет. — Что вам? — он хотел спросить это грозно, но голос сломался на середине фразы и перешел на сип. — Я бы хотела ненадолго выйти, — пробормотала я, в недоумении глядя на его серое лицо. Не меня же он так боится? — Если это возможно. — Не велено, — отчеканил он и захлопнул дверь, поспешно закрывая ее на ключ. Я постояла под дверью минуту и вернулась обратно к окну. Однако история не завершилась так просто. Прошло немного времени, и за дверью послышался шум множества шагов. Звук был такой, будто несколько десятков людей взбежали по ступенькам, приблизились к двери и замерли перед ней. В наступившей тишине распахнулись двери, на пороге стоял капитан Аккерман в окружении целого отряда вооруженных пистолетами людей с единорогом. На лице капитана было обычное хмурое выражение, он был опоясан УПМ, и я в недоумении переводила взгляд с него на окружающих его парадизцев. Кроме капитана все в коридоре нервничали и смотрели на меня не лучше, чем охранник, которому было «не велено» выпускать меня из комнаты. — Куда бежим? — коротко спросил капитан. Я озадаченно посмотрела на него. — Никуда. Если я и хотела сбежать, то не «куда», а «откуда». Аккерман повернулся к охраннику, с которым я разговаривала, и выразительно посмотрел на него. Тот, бледный, перепуганный, настойчиво сказал: — Она хотела выйти! Сказано это было таким обвинительным тоном, будто выйти я хотела по крайней мере из королевской сокровищницы с полными карманами алмазов. Капитан снова спросил у меня: — Хотели? — Да, — я не видела смысла отпираться. — Ненадолго. Я неделю сижу здесь взаперти. Аккерман закатил глаза и мотнул головой в сторону коридора: — Пойдемте. — Капитан!!! — с возмущением и ужасом воскликнули «единороги», но я уже торопливо перешагнула порог, и голоса испуганно смолкли. В полной тишине мы прошли по коридору. Я старалась не таращиться на стены, чтобы не вызывать подозрений, хотя мне было ужасно любопытно. Мы были у лестницы, когда стража отмерла, и тихий голос пораженно произнес: «Полные психи! Мало им было Сигансины…» Я втянула голову в плечи, но капитан никак не отреагировал на слова, хотя наверняка их слышал. В саду, куда мы спустились, было тихо и малолюдно. Проходившие мимо по дорожкам люди рассматривали нас, но без испуга, так, из досужего любопытства. Во дворце у меня забрали форму разведчиков и выдали обычное платье, качеством похуже моего марлийского, но вполне удобное. По немногочисленным женщинам я видела, что платье было в русле местной моды. Я с наслаждением дышала свежим воздухом, смотрела на небо, набравшее глубины и густой синевы, знаменующей конец лета. Некоторые деревья уже начинали желтеть, напоминая, что осень подошла совсем близко. Капитан шел молча, неспешным размеренным шагом. Я пыталась отделаться от ощущения, что меня выгуливают, как собаку, но это в любом случае было лучше, чем сидеть взаперти. На зеленую ограду рядом приземлилась крупная ворона, хрипло каркнула, раззявив большой клюв, и я остановилась, глядя на нее. — У меня в детстве была ручная ворона, — ни с того ни с сего призналась я, и Аккерман удивленно посмотрел на меня. Правильно, я бы тоже не знала, что на такое ответить. Ворона требовательно каркнула, будто поощряла меня. Она была взрослой, матерой птицей, до того похожей на мою старую знакомую, что, живи вороны дольше, я бы решила, что моя подруга нашла меня. Ладно, в конце концов, Ханджи Зое жаловалась, что я ничего не рассказываю о себе, так пусть наслаждаются. Ничего не поделать, интересные истории в моей жизни можно пересчитать по пальцам одной руки. — Я тогда сильно заболела зимой, и она повадилась прилетать ко мне на окно, приносила мне подарки. С тех пор, как брата отдали в гимназию, я часто болела… Плохо прозвучало, как будто мне так тяжело давалась разлука с братом. Но ведь дело было не в этом. Или в этом? В детстве все было просто: я была младшей скучной сестренкой, Уильям был взрослым наследником рода, запакованным в идеальный костюм. Веселым, улыбчивым, обаятельным. Одиноким. У него не было друзей, потому что таковыми нельзя было считать детей подруг матери и партнеров отца, таких же зализанных высокомерных мальчишек, иногда приходивших к нам в гости с родителями. На их угодливых личиках читалось: «Папа приказал играть с ним, поэтому придется терпеть его рассказы и смеяться над непонятными шутками». Мне нравились шутки Уильяма, они всегда заставляли меня улыбаться, и его рассказы тоже нравились. Я невероятно гордилась своим братом, когда он возвращался на каникулы, и с удовольствием переписывала его огромные домашние задания на лето, потому что меня больше учили каллиграфии, чем чему-то толковому. Уильяма всегда учили постигать суть, меня — как девочку — придавать красивую форму сделанному мужчинами. Я подслушивала их унылые посиделки, сидя в саду и делая вид, что занята книгой или вышивкой. Временами отвлекалась, наблюдая за какой-нибудь птицей, или гусеницей, или золотыми рыбками в пруду. А когда брат, проводив гостей, подходил ко мне и садился рядом, доверчиво раскрывала ладонь со свернувшейся мохнатой гусеницей. Уильям серьезно кивал моему дару и забирал полузадушенную пленницу в свои холеные руки. А я… я чувствовала себя исключительной рядом с ним. Это мне он рассказывал свои истории об одноклассниках и смешно пародировал их, это я переписывала своим красивым почерком письмо для его первой любви, это мне с детства было дозволено звать его Вилли, потому что полное имя я не выговаривала, это на мне он оттачивал свои выступления для публики. Это со мной наедине он казался другим, нежели со своими сверстниками или взрослыми, более тихим и близким. Наедине у него была хорошая спокойная улыбка, а в светлых глазах стояла грусть. Я рассказываю, чувствуя, как слова тяжело скребут горло, как при простуде. — Он намного старше вас? — спрашивает капитан, и я вздрагиваю. Ворона наклонила голову набок, будто тоже слушала. — На шесть лет. Ему было десять, когда мама приняла титана. Может, это тогда он стал серьезнее и грустнее? Он ведь понимал, в отличие от меня, что теперь маминой жизни назначен срок. Мне кажется, мы оба в какой-то момент перестали чувствовать себя исключительными. Деньги, влияние и слава дома Тайбер не уберегли нас от страшной элдийской судьбы. Как бы мы ни убегали от элдийского прошлого, оно живет в самом сердце нашей семьи. Я отвернулась, и ворона, заплясав на ограде, оттолкнулась и тяжело взлетела. Капитан молча смотрел на меня неподвижным взглядом. — Он уже приехал? — со страхом и надеждой спросила я. — Вам пора возвращаться. Вот и поговорили. Я пытаюсь найти на его лице ответ, но проще погадать по оброненному вороной перу. — Да, — киваю я, глядя под ноги. — Да, пора. Не стоит злоупотреблять добротой Разведкорпуса: меня ненадолго выпустили из заключения и выгуляли под конвоем, достаточно подарков на сегодня. Дверь моей комнаты все еще охраняет куда больше людей, чем она заслуживает, но я не обращаю на это внимания. Мне неприятно смотреть на их испуг, в нем есть что-то оскорбительное для того образа парадизцев, который я нарисовала в воображении. Наверно, Аккерману тоже противно видеть неприкрытый страх сослуживцев, потому что на пороге комнаты он негромко говорит: — Ваш брат пунктуален, леди Тайбер. Я пропускаю мимо ушей обращение, потому что понимаю, что он хочет сказать: Уильям сообщил, что будет через неделю, а это завтра. — Спасибо, капитан. Мои слова летят уже в спину мужчине и ударяются о закрытую дверь. Эрен в свежайшей отутюженной форме, с чистыми расчесанными волосами выглядел так непривычно, что я то и дело искоса поглядывала на него. В комнате дворца, где нас оставили ждать, из развлечений было только окно, в которое мы оба таращились последний час. Я отчаялась понять логику парадизцев, которые сначала держат меня неделю в изоляции, а затем в день прибытия брата запирают в одной комнате с Атакующим, будто в надежде, что мы переубиваем друг друга, и в переговорах отпадет надобность. По лицу Эрена то и дело пробегала тень: он то хмурился, то нервно моргал, то пристально смотрел на меня. — Как ты выдержала это целую неделю? — наконец выдохнул он и снова уставился на подъездную аллею. Сама задавалась этим вопросом. Пытка неизвестностью достигла своего предела, и меня начало подташнивать от переживаний. — Это ты должен переносить все спокойно. Ты же знаешь, чем все закончится. Не буду просить рассказать, это тот случай, когда незнание лучше. Эрен почесал голову, на секунду отвлекаясь от окна. — В том и дело, что слишком смутно. Я точно знаю, что сегодняшняя встреча не закончится договоренностью, но следующие… Произойдет что-то, что определит будущее. Возможно, следующего Атакующего не будет. Если в начале его слов мне хотелось остановить, оборвать его, то теперь я смотрела на него во все глаза. — Это вообще возможно? Что это значит? Все элдийцы погибнут? — Я не знаю, — глаза Эрена на секунду остекленели, но он быстро очнулся и качнул головой. — Нет, не думаю. Смотри, приехал! Даже если Йегер хотел сменить тему, он был прав. К воротам дворца подъехала карета, из которой вслед за Ханджи вышел Уильям. Он сиял, лучился, великолепный в дорогом бежевом костюме, и проходящие мимо дворца люди сворачивали шеи, чтобы подольше посмотреть на него. Он бы так показательно чужд этому месту, словно на него прикрепили табличку «Я из лучшего мира». Он весь был как реклама Марлии. Лицо Ханджи Зое было немного потрясенным, как у человека, встретившегося с неожиданным. Да, Уильям умеет производить впечатление. Сделав пару шагов по аллее, брат вскинул голову, будто почувствовал мой взгляд, и я поняла, что не могу дышать. Зеленые глаза сверкнули под развевающимися на ветру светлыми волосами, но улыбка… Его фирменная улыбка застыла на лице. Шедший за ним капитан Аккерман тоже поднял голову, и пусть по его лицу нельзя было ничего сказать, я знала: он боится происходящего не меньше, чем я. Эрен рядом порывисто шагнул к окну, будь оно открыто, он бы выпал наружу. Вот только его внимание привлек не Уильям. Мой брат никогда не был храбрым, но на переговоры в самое опасное место в мире взял всего двух людей: командира гвардии — огромного сурового человека, и Райнера Брауна, который перетягивал взгляды разведчиков на себя. Эрена рядом трясло, того и гляди перекинется и бросится на воина. — Не нужно, не нужно, — шептала я ему, поспешно схватив за руку, — потом с ним поговоришь, главное, что Уильям приехал… Эрен сжал мои пальцы в ответ, будто пытался удержаться на краю своей ненависти. Все время, что процессия шла ко входу, на наши сцепленные руки пристально смотрели три пары глаз: Ханджи, Уильям, капитан. Райнер тоже узнал Эрена, но сразу отвел глаза и больше не поднимал их на нас. Я ожидала, что нас сразу позовут в зал переговоров, и сорвалась с места, едва открылась дверь, чуть не налетев на капитана Аккермана. К залу нас с Эреном вело такое количество стражи, что можно было подумать, что это с нами собираются вести переговоры, а не с моим братом. — Держитесь между мной и Йегером, не отходите ни на шаг, не разговаривайте, пока вам не разрешит королева, — я на все кивала, едва разбирая слова из-за шума в ушах. Перед массивной дверью мы остановились и стояли так долго, что меня начало колотить от страха. Эрен осторожно коснулся моего запястья. — Что с тобой? Ты вся дрожишь. Меня действительно била крупная дрожь, стук зубов наверняка был слышен в другом конце коридора. — В-все нормально, — простучала я, сцепляя руки перед собой. Этот страх был сильнее меня, и я не могла сказать, когда он начался. Мне не было так страшно даже перед серьезными операциями. Так плохо я себя чувствовала, когда приняла решение сбежать. Когда впервые увидела сон, в котором меня съел Эрен. Но вот я стою с ним плечом к плечу, за дверью мой брат, который всегда все разрешал к выгоде нашего дома... Вот оно! Я нащупала причину. «На благо Дома» больше не означает совпадение с моими желаниями. Да, я хочу, чтобы моя семья жила и здравствовала, но еще я хочу мира между нашими странами, то, о чем когда-то мечтала Рейвен. «Но ведь он дал мне с собой «Замок из песка», — я судорожно пытаюсь себя успокоить. — «Значит, не сильно сердится». Двери начали открываться, когда Рейвен со вздохом произнесла: — Это не он, Лара. Это я. Я не споткнулась, не перестала дышать, я спокойно вошла в зал, обшитый деревянными панелями. Ужас от услышанного медленно переплавился в гнев и потрясение, потом обратно в ужас, и, к сожалению, именно в этот момент Уильям, сидящий спиной к окнам, посмотрел на меня. Я потупилась в наборный паркет со сложным узором, не позволяя брату прочитать мои чувства, и не знаю, как бы дошла до стола, если бы меня не взял под руку капитан Аккерман и не усадил за стол. Мы сели с дальнего от королевы края, Эрен, я, капитан, но и сквозь ресницы я чувствовала прожигающие взгляды, направленные на меня: брата, сидящего за противоположной стороной стола, Ханджи, Армина и каких-то военных, сидящих рядом. Уильям даже не сбился, продолжая вещать, и, отвернувшись от меня, больше ни взглядом, ни жестом не выдавал какой-либо реакции в связи с моим приходом. Своим поставленным звучным голосом он хвалил остров, его мягкий климат и плодородные почвы, на встречные вежливые вопросы о Марлии рассказывал, как наша семья обрабатывает принадлежащие ей земли, коснулся заморских территорий с плантациями кофе и какао. Я не знала, о чем шла речь до нашего прибытия, но, видимо, до предмета беседы они так и не добрались. Не для этого ли меня привели в зал, чтобы подвести брата к цели встречи? Кроме Уильяма все за столом сейчас молчали. Я понимала растерянность парадизцев, очевидно, они ожидали кого-то намного старше и серьезнее. Конечно, щеголевато одетый молодой красавец в последнюю очередь напоминает негласного правителя страны. — А что же насчет ваших месторождений, Ваше Величество? Я слышал о богатых залежах взрыволедного камня, который по меркам эпохи ценится выше золота. Эрен рядом со мной как-то неуютно поежился. Незнакомый мне мужчина, сидящий рядом с королевой, неуверенно ответил: — Да, наш остров богат на полезные ископаемые, но все же переговоры мы бы хотели вести в ином русле… Улыбку брата я ощутила всем телом, как яркое солнце. Он пристально посмотрел на говорившего мужчину. — Какое же еще русло мы можем выбрать, простите, когда наши конкуренты уже идут в фарватере? Давайте сразу перейдем к делу, как мы это делаем в Марлии: дом Тайбер может предложить Парадизу куда более выгодные условия сотрудничества, чем наши маленькие друзья Адзумабито. Удивление на лицах парадизцев было таким сильным, что я поняла, брат знал, о чем говорит. Отвлекшись от разглядывания настенного канделябра с цветком, я украдкой посмотрела на королеву. Маленькая юная девушка в форме с красной лентой через плечо с отрешенным видом слушала Уильяма, изредка всплескивая на него большие голубые глаза. Сидящий ближе всех к ней из марлийцев Райнер так показательно избегал ее взгляда, что это было заметно любому за столом. Эрен рядом при упоминании Адзумабито издал странный горловой звук, будто подавился чем-то, и Аккерман через меня кинул на него недовольный взгляд. Брат тем временем продолжал: — Адзумабито умеют лишь выкачивать материалы в свою страну, а вам за это дадут деньги, которые вам не на что потратить за пределами острова. Хиидзуру лелеют мечту вернуться в ряд великих держав, и до других стран им нет дела. Не думаете же вы, что они всерьез заинтересованы в росте вашего военного потенциала? Я же желаю получать деньги, и мощности моей семьи позволяют ждать прибыль очень долго. Я вложусь в ваши производства, дам технику и специалистов, и, пока я буду получать свои дивиденды, вы предоставлены сами себе. У вас останутся и предприятия, и деньги, и ресурсы. А у меня — достаточно небольшой по нашим временам процент участия в компаниях, который мы сможем определить после того, как наметим план действий. Что скажете? За столом повисла долгая тишина, в которой я, осмелев без внимания брата, украдкой наблюдала за парадизцами. Армин недоумевал, Ханджи слегка склонила голову, будто обдумывала прозвучавшие слова, королева едва заметно хмурилась, рассматривая Уильяма. С моего прихода она не проронила ни слова. — Это не совсем то предложение, которое мы ждали от вас, герцог Тайбер, — наконец произнесла Ханджи, и внимание брата молниеносно перекинулось на нее. Он будто что-то искал в ее лице. — Вот как? — он удивленно приподнял брови. — Какое же предложение вы ждали от промышленника и предпринимателя? Благосостояние нашей семьи — вся моя жизнь. Ах, да, — словно спохватившись, он коснулся рукой лба. — Моя сестра! Моя возлюбленная сестра вправе сама определять свою судьбу, как все женщины нашей семьи, мы весьма прогрессивны. По ее просьбе я вышлю ее приданое, очень неплохое. Он мельком посмотрел на меня и снова вернул внимание главнокомандующей. — Хотелось бы, конечно, знать имя избранника, а того лучше — присутствовать на церемонии, но, если вы против, мы не станем злоупотреблять вашим любезным гостеприимством. Позабыв о всех своих страхах, я смотрела на него во все глаза, опасаясь, что у меня начались слуховые галлюцинации. Сначала нелепые слова Рейвен, теперь брат. О чем он? Какое приданое, какой избранник, какая церемония? У кого из нас помутился рассудок: у меня, уже вышедшей из брачного возраста, или у брата, пересекшего море, чтобы нести подобный бред? Но, кажется, это все же была не галлюцинация, потому что рядом раздался голос Эрена: — А титан вам уже не нужен? Несмотря на всю грубость, этот вопрос был намного логичнее и ближе к цели приезда, чем все, что говорили за столом с нашего появления. Я ничуть не обиделась на такую постановку вопроса, мне самой был интересен ответ. — Господин Йегер, давайте начистоту, — не помню, чтобы Эрен представлялся. — Если бы все, на чем зиждется благополучие дома Тайбер, был один-единственный титан, мы были бы никем. Титан при нынешнем развитии военной промышленности — фигура преимущественно политическая. Потеря будет неприятна, но не более. Мне не было больно. Брат говорил здравые вещи, уже известные мне. Мне отчего-то было пусто, как будто все усилия, приложенные женщинами моей семьи для сохранения Молотобойца, сейчас взвесили и признали ничтожно легкими. — Так что давайте обойдемся без бесполезных ультиматумов, — улыбка Уильяма не пропала, нет, но стала такой тонкой, бритвенно-острой, что резала мне глаза, и я предпочла смотреть в окно. — К завтрашней встрече я жду от вас предложение, которое хотя бы немного заинтересует меня. Все было зря. Конечно, он их переиграет, для него все их дипломатические потуги — детская игра. Он успешно ведет дела нашей семьи после смерти отца уже десять лет, а ресурсов у нашей семьи больше, чем у целого Парадиза. На что надеялось командование и королева, вызывая его сюда? А на что надеялась я? — В прошлый раз вам понадобились наши титаны, — это говорит Армин, пытаясь удержать внимание Уильяма. — Я не имел касательства к этой операции. Как я уже сказал, титан — фигура политическая. Но только застрявшие в прошлом готовы терять деньги и время, чтобы спекулировать ими. — И стоило вам потерять две такие политические фигуры, как на Марлию набросились скопом. Кто-нибудь знает, что вы недосчитались еще одного титана? Судя по тому, что вы здесь, еще нет, но раскрытие тайны близко. Учитывая это, можно ли считать вас полномочным на принятие внешнеполитических решений? Меня поразило, как жестко и прямо звучала позиция всегда мягкого уступчивого Армина. Уильям же только улыбнулся и поднялся из-за стола. — Прошу меня простить, мое путешествие к вам было долгим. Я бы хотел вернуться к обсуждению завтра, если вы предложите достойный предмет. Во рту стоял привкус крови. Глядя, как мой брат покидает зал, я нечаянно прикусила щеку и теперь торопливо сглатывала подступившую слюну. Интересно, меня уже сегодня скормят другому носителю или дождутся, когда брат уедет с острова? А выпустят ли его, если переговоры не удались? Он слишком многое мог увидеть на Парадизе. Однако присутствие здесь Бронированного может говорить о том, что марлийское командование знает, куда направился Уильям, раз ему дали такую мощную и осведомленную в местных порядках защиту. Невозвращение Уильяма может стать сигналом к войне, к которой ни одна из сторон не готова. — Он же блефует, твой брат? — пораженно шепчет Эрен, но слышат его все за столом. Можно было бы соврать, сказать, что это его обычная стратегия, но зачем? Кому, кроме меня, от этого будет легче? — Нет, — признаюсь, подписывая себе приговор. — Выведите титана-Молотобойца, — негромко скомандовал мужчина ряжом с королевой, и в комнату шагнули военные в форме с единорогом. Значит, все же сегодня. Эрен так сильно схватил меня за предплечье, что наверняка останутся синяки. — Постойте! Он же сказал, что завтра переговоры продолжатся! Он пытался встретиться взглядом с присутствующими за столом, но все отводили глаза. — Хистория?! — почти прошептал Эрен, и королева чуть склонила голову. — Проводите леди Тайбер в ее комнаты. Конвойные не касались меня, сейчас они не казались напуганными, шли спокойно и уверенно. Вздрогнули они только когда я, выходя из зала, не удержалась и обернулась к собравшимся за столом. Они смотрели мне вслед, все, даже королева, и пусть с такого расстояния я не могла увидеть выражения их глаз, я сделала неглубокий книксен и отвернулась. Скорая казнь не повод забывать о манерах. Как в «Замке из песка» Хьюго отдает честь командованию, которое отправляет его на последнее в его жизни задание. Готовлюсь к ритуалу я основательно: умываюсь, ровно укладываю волосы, начищаю туфли, смотрю, от чего из моих вещей можно избавиться. На «Замок из песка» я смотрю дольше всего. С приезда на Парадиз он перестал казаться мне глупой любовной историей. Сколько там вообще любви? Да, Хьюго был высокопоставленным чиновником, который руководил зачисткой марлийского сопротивления, а Кора была из числа его врагов, но в конце оба выполнили свой долг, что бы там между ними ни происходило. Может, тогда и не было никакой любви, если ради нее не готовы ничем поступиться? На переговорах я глубоко спрятала свои вопросы об этой книге, но сейчас они снова вышли на первый план. — Что значит, что это ты, Рейвен? — спрашиваю я, хотя уже догадываюсь. Предположим, что мне могли подбросить в вещи книгу, но почему я не заметила ее раньше, до леса, это не объясняло. Если я не смотрела на нее, на нее смотрел кто-то другой. Кто-то, отводивший мне глаза. Кто-то, кому я доверяла. Да и сам выбор книги нетипичен для меня. Так же нетипично решение поплыть на Парадиз или необычайно быстрое сближение с Эреном. Как будто это не я. — Мы можем ненадолго перехватывать над носителем контроль, все верно. Шелест голоса Рейвен раздается из полутемной гостиной, где она одна стоит у окна, и я не вижу противоположного берега пруда за ее силуэтом. Нельзя верить призракам. Да и живым не стоит. — Но зачем?! Она могла сражаться за меня, разговаривать за меня — и как знать, не делала ли это — но зачем-то вложила в мою сумку старую книгу. Рейвен молчала, отвернувшись к окну. — Не хочу тебя больше слышать, — выдавливаю сквозь зубы и бросаю книгу на полку, где ей самое место. Все равно некому отвезти ее домой в библиотеку. За мной приходят позже, чем я ожидала, под вечер, и, словно в насмешку, забирает меня первый элдиец, заговоривший со мной на Парадизе. При виде него внутри крепнет странное тянущее под ложечкой чувство, и я вглядываюсь в серые глаза в поисках ответа, почему мне так тяжело оттого, что именно он меня поведет на ритуал. Интересно, он будет вспоминать меня, или я останусь одним из множества врагов, получивших заслуженное наказание? Капитан Аккерман сказал одно-единственное слово: — Пойдемте. Как это произойдет, мне дадут последнее слово? Мы идем долгими полутемными коридорами дворца, и, когда я окончательно потеряла чувство направления, мы останавливаемся у обычной двери, мало отличающейся от той, за которой были мои комнаты. Прощальная речь, которую я мысленно готовила всю дорогу, испаряется у меня из головы, я открываю дверь и вхожу. За дверью меня встречает полная темнота, и я поспешно выставляю руки, чтобы не напороться на мебель. Однако они наталкиваются на что-то теплое и живое, а следом меня крепко обнимают, и крик замирает в горле. Знакомый запах кедра и сандала, табак, мягкий шелк волос, высокая стройная фигура. Биение сердца прямо перед моим ухом, быстрое, птичье. Мы стоим, обнявшись, несколько секунд, за которые я пытаюсь вспомнить, когда брат последний раз обнимал меня. Когда возвращался из гимназии на каникулы? Нет, позже. Когда я вышла с бала дебютанток на веранду и закружилась в дыму его сигареты от радости, что на меня обратил внимание молодой наследник Гердтов? Кажется, да. Перед ритуалом, у самой двери, он просто поймал меня за предплечья и долго вглядывался мне в лицо, но не сделал попытки обнять. Сейчас такую попытку не делаю я, даже не поднимаю рук, но он и не настаивает, размыкая объятия и отходя, говорит в темноте как ни в чем не бывало. — А, это ты, Лара. Какие-то перебои с электричеством, у нас тоже так было, когда впервые проложили. Ты вряд ли помнишь, была тогда маленькой. Когда свет зажигается, брат уже сидит в мягком кресле в углу комнаты с тонкой сигаретой в пальцах и смотрит на меня, лениво улыбаясь. Будто и не было этого отчаянного объятия, от которого у меня трещали ребра. — Здравствуй, брат. Не зная, куда сесть, я стою посреди комнаты. Что он спросит у меня? Про титанов острова, про то, как я провела месяцы до его прибытия? — Ты не представляешь, чего мне стоило уладить все дела перед отъездом так скоро, — безмятежно сообщает Уильям. — Составил столько доверенностей и завещаний, что бюро Вайсмана работало днем и ночью. Адвокат Вайсман — старый партнер отца, принявший дела конторы, когда отец женился на маме. Доверенности брат делал на случай, если вернется, завещания — если нет. В здравом подходе ему никогда нельзя было отказать. — Мне жаль, — не знаю, что еще я могу сказать на завуалированный упрек брата. Уильям только прикрыл веки, будто смакуя мой ответ. Свет настольной лампы мягко обрисовывал льняные волосы, которым я в детстве так завидовала. — Неизменны, как море. Знаешь, что это значит? Нас наверняка прослушивают, не может быть иначе. Зачем нам вообще дали встретиться? Все-таки последнее слово, точнее, желание? — Что мы меняемся каждую минуту? — Не будь близорука, как Фрицы. Они тоже думали, что это означает, что мы служим тем, кому выгодно. Но посмотри сама: море изменчиво, если смотреть на него поминутно. Окинь взглядом века и тысячелетия — оно все то же. И всегда берет свое. Я даже не подозревала, как соскучилась по историям брата. Будто не было последних одиннадцати лет. — Как Старый Нельин? Хочется прихвастнуть перед братом своим знанием, полученным недавно. — Именно, — Уильям улыбнулся. — Ты знаешь, как наш род получил Молотобойца? — Про Ричарда? Да, знаю. — Как думаешь, он хотел этого? Всех его старших родственников убили, а его держали заложником, его послушание было гарантией жизни его маленьких братьев и сестры. Сестру, к слову, король выдал замуж двенадцатилетней, и она скончалась через год в родах. А братья жили, и один из них унаследовал титана. Ричард ненавидел короля, Имир, титанов. Всю эту систему, в которой люди едят людей, чтобы становиться чудовищами. И посмотри, где Фрицы, а где Тайберы? Мы снова повелители Марлии. Как две тысячи лет назад. Море вернуло свое. Зачем он говорит это, почему именно сейчас? Он ведь понимает, что нас слушают и взвесят каждое слово. — Уильям, они не хотят войны. — Конечно, — отмахнулся брат, туша сигарету в пепельнице. — Как они могут ее хотеть, когда так слабы. И я не только про технику. У них даже нет министра иностранных дел, вороненок, знаешь, почему? Испугавшись своего детского прозвища, так нелюбимого братом, я не сразу отвечаю. — Почему? — Потому что еще пару лет назад все их контакты с внешним миром ограничивались выпущенными на остров чистыми титанами. В итоге у Парадиза появилось большое армейское подразделение так называемых разведчиков, которые не заходили дальше границ острова. Королеве бы теперь отпустить их, тем более что после Сигансины их осталось меньше десятка, но она из ностальгических побуждений, наоборот, расширила их численность. Как думаешь, что это означает, когда у страны нет дипломатического корпуса, но есть много военных? Я молчу какое-то время, глядя в сцепленные руки. Что ж, они в равном положении: разведчики не знают моего брата, мой брат не понимает разведчиков. — Возможно, это значит, что королеве не важно, как называть своих дипломатов. Никто на острове не говорит про мир с другими странами больше, чем Разведкорпус. Несмотря на то, что у них достаточно причин ненавидеть нас. Договорив, я смотрю на Уильяма и замечаю снисходительную улыбку, которая злит меня. Ему ли говорить о том, что Тайберы верны своему родоначальнику? При нас Марлия пошла по стопам Элдии. — Остановить эту систему можно только вместе, и это то, что они делают. В то время как все, что делаем мы, это используем ее как можно чаще и заставляем элдийцев сожалеть о своем проклятии еще сильнее. В то время как здесь ищут выход, мы замуровываем окна. Прощай, Уильям. Мы с братом давно перестали понимать друг друга, глупо было надеяться, что что-то изменилось. Сквозняк захлопывает дверь за моей спиной, а свет в коридоре мигает и гаснет. Вокруг стоит такая тишина и чернота, что я подумываю вернутся к брату, но отбрасываю эту мысль. Мне больше нечего ему сказать, а боятся темноты глупо. Если только в ней никого нет. Чья-то рука касается моего локтя, и я подпрыгиваю. Я скорее угадываю, чем различаю в темноте силуэт капитана. Темнота обволакивает со всех сторон, сжимает горло, пускает вскачь сердце. Кто бы поверил, что опасный титан боится темноты. — Извините, у вас нет с собой светильника? — У меня есть глаза. Я слышу легкие шаги Аккермана, но не могу разобрать, в какую сторону двигаться. — У меня тоже, но это не помогает. — Вам много что не помогает, — отвечает темнота, и в ее голосе слышится ожесточенная горечь. — Родство вот не помогает. Удивительно, но в темноте голос капитана намного эмоциональнее, чем когда я видела его. Да, мне ничего не помогает. Мне врут предки, предают братья, оставляет семья, и даже новые знакомые… Я расслабилась, размякла от всех разговоров, шуток, поддержки, полетов в лесу и забыла, зачем была нужна парадизцам. Я смирилась, когда мне отдали на съедение мать, смирилась, когда от меня отвернулась вся семья, смирилась, когда нужно было поехать на остров и когда мой брат на глазах у парадизцев заявил, что я ему не нужна. Я убеждала себя, что готова ко всему. И ошиблась. Сейчас я понимала, что у меня не осталось сил ждать и надеяться. Пусть уже передадут титана кому-то другому, кому не придется терпеть качели из надежды и отчаяния. — Да, — признала я, делая шаг вперед и оказываясь неожиданно близко к мужчине. Он что, все время стоял рядом? — Да, не помогает. Как неудобно! Дайте мне полный список людей, перед которыми мне нужно извиниться за то, что мой брат ценит меня меньше, чем они думали. Я извинюсь, — я уже не могла остановиться и перестать говорить. — Могу начать с вас: извините, капитан Аккерман, мне очень жаль! Надеюсь, что хоть какую-то пользу мой брат вашей стране принесет. Он хороший управленец и умеет извлекать прибыль из воздуха. А что касается меня… Что касается моего титана, раз он не нужен Марлии, забирайте его! Ему осталось два года, и так или иначе придется передать его новому носителю. Выговорившись, я ощущала неловкость и опустошение. Я слышала дыхание мужчины напротив, очень близко от меня, но смущения не было. Никогда еще пропасть между нами не была такой непреодолимой: я была марлийским титаном, ненужным своей стране, а он героем острова. Я была леди, а он не имел права даже носить имя своей семьи. Мне осталось жить немного, тогда как у него впереди целая жизнь. Он был окружен друзьями и соратниками, я — только мертвыми предками, которые вели собственную игру и не спешили посвящать меня в свои планы. Я сама была мертвой больше, чем живой. Темнота молчала, и я обогнула его, делая неуверенные шаги в ту сторону, с которой, казалось, меня привели. — Вы не туда идете. Вот и все, что он сказал на мою тираду. — Не в первый раз, — прошептала я, останавливаясь. Он приблизился, почти касаясь моей спины, и между лопаток побежали мурашки. — Истерика окончена? — тихо спросил он. — Никто пока не собирается забирать вашего титана. Завтра вас снова приведут на переговоры. А сейчас вы вернетесь в свою комнату и будете ждать там утра. Все ясно? Нет, мне неясно, что мне завтра делать на переговорах, неясно, почему сейчас меня охраняет один капитан, хотя всю неделю у дверей стоял целый сводный отряд, неясно, как я смогу дождаться утра, и неясно, почему капитан стоит так близко ко мне. Но с истерикой и впрямь надо было кончать. Я кивнула и отшагнула от Аккермана, увеличивая дистанцию. То, что мой мир рушится, не значит, что можно позволить себе находиться в темноте наедине с мужчиной. — Прошу вас извинить мою несдержанность и проводить меня до моей комнаты. Вот так, холодно и спокойно. Рядом раздается раздраженный вздох, но меня берут под руку и разворачивают в ту сторону, в которой, как я думала, находилась комната брата. Но нет, там все же был коридор. Переговоры возобновляются утром и мало отличаются от прошлого раунда. Уильяма прощупывают неудобными вопросами то Ханджи, то военные рядом с королевой, но он лавирует между ними с увертливостью канатоходца. Обо мне напрямую речь больше не заводят, и я смотрю в окно за спиной командира гвардии, «считаю птиц», как говорила моя гувернантка. Эрен рядом тоже молчит, но его руки под столом то и дело сжимаются в кулаки, будто он хочет набить кому-то морду. Судя по тому, что на скуле Райнера Брауна лиловеет полоса, вчера Атакующему уже довелось исполнить свое желание. Королева молчит все переговоры, и, когда остальные парадизцы выдыхаются, мой брат откидывается на спинку стула и примиряюще улыбается. — Ну что ж, это в любом случае были исторические переговоры, первые такого уровня между нашими странами. Я был рад в них поучаствовать, как, надеюсь, и вы. Он был готов подняться, когда прозвучал мелодичный голосок королевы, и все повернулись к ней. — Как неудачно сложилось: я — всего лишь марионетка в руках военных на троне Элдии, вы — всего лишь марлийский предприниматель. О чем же нам говорить? Заседание торгово-промышленного совета завтра, вы будете желанным гостем на нем. А сейчас давайте выпьем прекрасного марлийского кофе в неформальной обстановке в малой гостиной. Если будете столь любезны, расскажите нам последние новости мира. Мы здесь немного оторваны от событий. Глаза Уильяма слегка прищурились, он снова подался вперед. — Ошибаетесь, Ваше Величество, вы в самом центре новостей. Не знаю, как остальные за столом, но я четко ощутила перелом переговоров. Из многочисленных высокопоставленных особ за столом брат наконец нашел человека, принимающего решения, и теперь будет вести диалог только с ним. — И что же говорят международные новости? У королевы, как и у других парадизцев в ходе переговоров, было серьезное, немного нахмуренное лицо, так отличающееся от легкой улыбки моего брата. Он до вступления королевы в переговоры слушал парадизцев с тем лицом, с каким общался со своими маленькими детьми, снисходительным и скучающим, и только сейчас стал немного строже. — О, это зависит от того, кто их финансирует. Консерваторы кричат о том, что обет отказа от войны Фрицев будет нарушен, и мир растопчут титаны. Военные требуют наращивания технического оснащения и гонят заводы в три смены. Ученые сообщают, что при современном уровне вооружения Гул Земли больше не представляет такой угрозы, как раньше. Демократы твердят о том, что все это провокация консерваторов и милитаристов для того, чтобы получить больше финансирования и посадить на кресло президента своего ставленника. — И какой версии придерживаетесь вы? — в разговор снова вступила Ханджи. — Разве не вам решать, кто станет президентом? Брат ослепительно улыбнулся, но лицо женщины не дрогнуло. — Польщен вашей оценкой, но в действительности политика немного сложнее, чем воля одного человека. — Не человека, а семьи, — не выдержал Эрен, с ненавистью глядя на Уильяма. Если он захочет и ему подправить лицо, я не стану вмешиваться. Разумеется, в форме человека, а не Атакующего. — Всякий человек — это среднее арифметическое его семьи и окружения. Разумеется, семью не стоит сбрасывать со счетов, но и переоценивать не стоит. При этих словах он посмотрел на меня, и я потупила взгляд в стол. — Семья — самая большая наша защита в мире, но она может стать и оружием, направленным против нас, — брат жонглировал словами, как фокусник мячиками. — А что насчет вашей семьи, Ваше Величество? — Ваша сестра не… — Эрен не выдержал, перебил Уильяма, но Хистория успокоила его одним взглядом и мягко ответила. — Не могу похвастаться тем, чтобы моя семья защищала меня, но она и не предаст. Как, впрочем, и ваша. Ваша сестра стала посланником мира, и то, что вы приплыли к нам, означает, что у нас все же есть, что вам предложить. — И вы знаете, что это? — Верите ли, до вашего прибытия мне принесли с десяток вариантов, но, увидев вас, я поняла, что не знаю, что именно вас заинтересует. Я понимаю, что так опасно заходить в переговоры. Помните старую сказку о безымянном короле? Он пообещал отдать то, чем владеет, но о чем сам не знает, и это оказался его новорожденный сын. На словах о детях как-то неожиданно заерзал Бронированный, но на него никто не смотрел. Все взгляды были прикованы к двум правителям. — Разве есть что-то в вашей стране, о чем вы не знаете? Это очень честное признание для монарха. — Есть много такого, что я имею и о чем не знаю. Например, мои земли за морем. Между нашими странами после войны так и не подписан мирный договор, не установлены дипломатические отношения. Я молчу о том, что независимость Марлии так и не была признана. Наступила звенящая тишина, в которой были слышны голоса снаружи за дверью зала и крики птиц за окнами. Голубые глаза королевы блестели чистейшими прозрачными сапфирами. — Мы все еще юридически одна страна, а я — ее полноправная правительница. Формально я могу потребовать подчинения даже с применением силы. Я восхитилась смелости и решительности королевы Хистории. Она не отвела взгляд от моего брата, не дрогнула, не стушевалась. На лицах Ханджи и Армина читалась легкая растерянность, будто переговоры зашли не туда, куда планировалось. В глазах Уильяма промелькнуло удивление, но следом в них зажглись огоньки веселья, и он расхохотался. Не картинно, из вежливости, а искренне, шумно, до слез. В детстве мама журила его за такой плебейский смех. Все терпеливо ждали, когда Уильям отсмеется, хотя у Эрена побелели кулаки. — Никто из ваших подданных еще не побывал у нас, верно? Вы ни разу не выбирались за пределы острова. Все молчали, причудливо сочетая униженность и гордость. Брат медленно посмотрел на всех сидящих за столом и весело продолжил. — Прозвучит заносчиво, но, пока вы не побывали у нас, наши переговоры никуда не придут. В отличие от Хиидзуру, с удовольствием скармливающих вам второсортное залежавшееся на складах оружие за топливо высшего качества, я предпочитаю вести открытый диалог. Без этого ничего не получится. А для открытого диалога обе стороны должны четко понимать свои возможности и возможности противника. Поэтому предлагаю перенести следующий раунд переговоров в мою страну. Разумеется, со всеми мерами безопасности. Но это мы действительно можем обсудить за кофе, что скажете, Ваше Величество? Впору верить в особую ментальную связь разведчиков: при упоминании о поездке в Марлию Микаса посмотрела на Эрена, Эрен посмотрел на Армина, Армин и Аккерман — на Ханджи, а Ханджи не отрываясь смотрела на королеву. — Да, думаю, кофе нам всем сейчас нужен. Брат сам выдвинул королеве стул и помог подняться. — А возможно, и что-то покрепче, — пробормотал военный рядом с королевой, и Хистория согласилась. — Марлийское вино у нас тоже есть. Уильям улыбнулся, ведя королеву под руку к двери. Мы следовали за ними. — Вы уж извините, но «марлийское вино» стало в мире эвфемизмом троянского коня. Поскольку моя семья принадлежит к тому же народу, что и вы, мы предпочитаем вино только с собственных виноделен либо ограничиваемся чаем и кофе. Армин посмотрел на меня, будто спрашивал, правда ли это. Я кивнула, тихо пояснив: — С тех пор, как разработали сыворотку со спинномозговой жидкостью титана, ее стало возможно добавлять в холодные напитки, потому что от температуры она разрушается, белки сворачиваются. — Лара права, так и есть, — подтвердил брат. — Впрочем, давайте выберем более насущные для нас темы для разговора. В малой гостиной мы расселись в том же порядке, что в зале переговоров, только чашки кофе в руках смягчали взаимно настороженный вид, а закругленный стол стирал границы при рассадке. Если бы начинали с вина, можно было бы задать тон разговору тостом, но этикет не предусматривал тостов за чаем и кофе. Впрочем, сегодня был достаточно необычный день, чтобы поступиться и этой традицией. — За великого драматурга и очевидцев истории, — сказал мой брат и посмотрел мне в глаза впервые после нашей вечерней встречи. — За великого драматурга и очевидцев истории, — с небольшой задержкой повторила королева, глядя поверх наших голов, будто рассчитывала рассмотреть вдалеке, что же уготовил для нас самый изобретательный драматург — время.