Все виды моего оружия

Звезды мерцали и перемигивались, будто стеснялись наших внимательных взглядов. Первая ясная ночь за полмесяца, что мы сидели в лесу, застала их врасплох, но, увы, такова цена известности: вместе с нарождающейся луной им некуда было деться с небосвода. — А вон там созвездие Челюсти, видите, по яркой звезде в каждой лапе? Если от кончика хвоста провести пять раз расстояние, как между двумя крайними звездами, то там можно найти Координату. По ней раньше ориентировались мореплаватели и караванщики. — Бледная она какая-то, — усомнился в моих словах Жан. — Да, не самая яркая. Но вокруг нее крутятся все восемь созвездий. Когда-то у элдийского придворного астролога на цепочке висела девятилучевая звезда, символ главных созвездий неба. — Как на повязках элдийцев в Марлии? — тихо спросил Армин. — Да. Королевский астролог читал по рисунку звезд судьбу Элдии, короля, герцогов, графов. К нему несли младенцев благородных семей, чтобы он прочел их будущее, а в архиве королевской обсерватории появилась новая запись. Когда вера в звезды истощилась, право на девятилучевую звезду стали давать отпущенным за заслуги перед отечеством рабам, им как бы вручали в руки собственную жизнь и судьбу, право самим принимать решения. И вместе с тем этот знак показывал всем, что хозяином вольноотпущенного является сам король, и он не допустит обиды награжденного подданного. Это значение было определяющим, когда девятилучевую звезду выковали для ворот в зонах интернирования оставшихся на материке элдийцев. У символов тоже есть своя судьба, и у этого она несчастливая: из знака свободы, неба и знания превратиться в отметку рабов. После моего рассказа наступила тишина, наполненная потрескиванием костра, в отдалении кто-то из разведчиков на дереве тихо наигрывал на самодельной дудочке. Слышалось сопение Конни, периодически засыпавшего с начала нашей посиделки и просыпавшегося от очередного тычка в бок от Жана. Микаса неожиданно произнесла: — Мне в детстве казалось, что звезды — это огни небесных городов. А их жители точно так же видят свет в наших домах и фонари на улицах. Я представила, как должны светиться города Марлии, столица, Ребелио, наше поместье, и на глаза отчего-то навернулись слезы, будто эти места были от меня не ближе, чем звезды в небе. Увижу ли я их когда-нибудь рядом, проеду по вечерней дороге от гетто до дома? Чтобы не расклеиться окончательно, сглатываю и говорю: — Не тебе одной так казалось. Древние элдийцы строили города по небесным моделям*: Элдор был застроен по форме созвездия Перевозчика, а план улиц Нельина соответствует созвездию Медузы. Как будто они калька с небесного чертежа. Кварталы марлийцев не вписывались в этот план, и их много раз сносили за то, что нарушают гармонию. Наступает такая тишина, что я сомневаюсь, слышали ли меня, и приподнимаюсь на локтях. Лежащий рядом Эрен пристально и требовательно смотрит в небо, будто бросает ему вызов. По лицу Микасы, как всегда, ничего не понять, Саша занята отловом муравья, заползшего в рукав. С другой стороны Армин напряженно думает о чем-то с отстраненным лицом, Жан смотрит на меня так, будто не верит ни единому слову. Думаю, его чувства разделяют многие разведчики, хотя вслух не говорят. Нас не стали разлучать после показательного сражения, как и предполагал Эрен. — Так уже было со мной, — неловко улыбался он неделю назад, когда я отцепляла от зажившей ноги намертво привязанную капитаном шину. — Тогда я это не понимал, но мне спасли жизнь. Пусть и ценой пары трещин в ребрах и выбитого зуба. Но я правда не знал, что ты не можешь превращаться в полете! Я вспоминаю странный разговор капитана и командующей. Зная, как выглядит Атакующий в бою, с трудом представляю, что кто-то мог избить его. — На суде? — Ага. Он так завороженно смотрит на созданные мной здания, что я чувствую гордость. А еще облегчение оттого, что он не смотрит на меня. Оборванный подол платья не придает мне уверенности в себе. Не говоря уже о том, как неприлично открывать лодыжки мужскому взгляду. Я выгляжу сейчас прямо как… да как элдийка и выгляжу. — А кто тебя м-м-м… — избил? Победил? — Капитан Леви, — по-мальчишески усмехнулся Атакующий. — Тебя он еще пощадил. Не могу представить себе капитана, избивающего детей. А как же восхищение подчиненных, и его постоянное спокойствие, и, в конце концов, он не тронул меня, хотя поводы были. А когда на меня напал Кристиан, он и вовсе мог пройти мимо, но не сделал этого. Что я вообще знаю о нем? У него острый язык, грубое чувство юмора, но благородства хватает даже на врагов. — Не ожидала? Я только покачала головой, рассматривая окровавленный платок на коленях. Могу ли я его вернуть? — Тебе бы умыться, — беспардонно заявляет Эрен, глядя на меня. — Пойдем к реке. Но дойти вместе со мной ему было не суждено, его перехватил кто-то из разведчиков и увел к капитану, а я пошла выпрашивать у девушек запасную форму, потому что целые платья у меня закончились. Вместо испорченной одежды Саша выдала мне запасную рубашку и брюки, и то и другое слишком большое, а Микаса поделилась ремнем, и теперь я радовалась, что в лесу нет зеркал. Я и без того представляла, как нелепо выгляжу. Зато в штанах было гораздо легче двигаться, чем я и воспользовалась, разминая восстановившееся тело. Мне все еще мерещился хруст в колене и боль в щиколотке. Вдалеке Эрен вышел из дома, и его сразу окружили друзья. Я замерла, застигнутая врасплох зрелищем видимых невооруженным глазом уз дружбы. Они сплетались из тысячи деталей: взволнованных взглядов, встревоженно нахмуренных бровей, прикосновений, самим кругом, в который они выстроились, будто пытались одним этим защитить Эрена от меня и всех опасностей мира. Йегер посмотрел на меня в ответ, и я поспешно отвернулась, отошла и вернулась к тренировке. Что я знаю о дружбе, если всю жизнь только наблюдала ее со стороны? Моим предшественникам повезло намного больше.

Сто лет назад

В самом глухом углу королевского сада стоял домик садовника. К дому прилегал просторный сарай с инвентарем и удобрениями. А в сарае сидели наследники двух знатных семейств империи и стряхивали с себя сороконожек и пауков, осмелевших с наступлением темноты. — Это была глупая идея с самого начала. Очевидно, что он не придет, — наконец хмуро проронил Хало, вытряхивая из кармана последние крошки хлеба. Рейвен промолчала. — Как ты вообще ему такое предложила? Вообще-то Хало был очень терпеливым человеком, если знал, чего ждет. Сейчас он хотел встречи не больше, чем вчера, когда подруга сказала, кто собирается пойти с ними. За прошедшие месяцы Рейвен разрывалась вечерами между другом, постепенно расширившим географию их прогулок по столице до торговых кварталов, и степенными променадами по парку с Карлом в сопровождении слуг, почтительно отстававших в десятке шагов. Оба были слишком заняты, чтобы найти другое время для встречи, оба предлагали ей то, чего были лишены ее будни во дворце: впечатления, юмор, умную беседу, открытия. В конце концов девушке это надоело, и прошлым вечером она спросила Карла, не соблаговолит ли Его Высочество посмотреть на жизнь своих подданных в неформальной обстановке. А он согласился так буднично, будто она предложила пройти по другой тропинке сада, нежели они выбирали обычно. И теперь Рейвен грызла ногти, сомневаясь, правильно ли Карл расслышал ее предложение, а она поняла его ответ. Но переспрашивать было опасно, каждое их слово запоминалось и доносилось. Она и без того слишком долго восхищалась домиком садовника и его уединенной мирной жизнью, наполненной трудом. Как он, должно быть, счастлив, когда на закате осматривает свою работу и убирает лопату в сарай до утра… Хало со своим кошачьим зрением первым рассмотрел Карла в темноте. — Ты уверена, что он не принял твое предложение за приглашение на свидание? Подумал, что тебе нравится сельская романтика, сено, вилы… Рейвен легонько пнула друга, чтобы не говорил глупости, хотя сама тоже удивилась слишком нарядному виду принца. Белоснежная рубашка, идеально завязанный галстук, дорогие штаны тонкой выделки, цилиндр, перстень на правой руке, блестящий даже в темноте. Они переглянулись, и на лице Хало появилась злая улыбка. — Что ты задумал? — обреченно прошептала Рейвен. — Ничего особенного. Просто познакомлю Его Высочество с подданными. Он же должен знать, чем живет его народ. Тихий стук прервал их разговор, и Рейвен приоткрыла дверь сарая ровно настолько, чтобы впустить монаршую особу. — Добрый вечер, — Карл как ни в чем не бывало поцеловал ее руку. — Я опоздал, прошу меня простить. Его взгляд обегает помещение, и он слегка вздрагивает, когда замечает Хало. — Ну что вы, Его Высочество никогда не опаздывает, это остальные приходят раньше времени. Рейвен укоризненно смотрит на друга: он обычно не грубит незнакомым людям, но на Карле его беспристрастность отчего-то дала сбой. — Пойдемте, — шепчет она и ведет гостя ко второй дверце сарая, выходящей за ограду сада. Такая проходная конструкция предусмотрена, чтобы не оскорблять взгляд гуляющих господ видом мусора и тачек с землей, все лишнее просто выносилось через эту дверцу. Как сейчас вышли они. На улице Карл спросил: — Куда мы направляемся? — обращаясь к ним обоим. Хало и Рейвен переглянулись. Они никогда не задавали друг другу таких вопросов. В Нельине ли, в Элдоре они просто шли, куда их вел ночной город, не ставя себе целей и не намечая маршрутов. Здесь, в столице, они пока не заходили дальше торговых и ремесленных кварталов. — Вам доставит удовольствие наша прогулка, Ваше Высочество. Ехидство в тоне Хало можно было черпать ложкой, Рейвен уже жалела, что позвала своего нового знакомого. Однако сам Карл не выказывал недовольства, как и не просил обращаться к нему иначе. Она сама с большим трудом произносила его имя, а при первой встрече после приема послов попыталась назвать по титулу, но Карл ее остановил: — Я ведь просил вас обращаться ко мне по имени. — Да, — пробурчала девушка, — но тогда я не знала, кто вы. — Но я-то знал. Мое решение не изменилось. Редкие богатые экипажи проносились мимо, наступило время слуг, уложивших спать своих господ и вышедших на улицы. По широким мощеным улицам среди великолепных особняков, палисадников, скверов гуляли группки молодежи, хихикающие влюбленные и степенно прогуливающиеся пары. В первую прогулку Рейвен приняла их за господ, так хорошо они одевались, но Хало только рассмеялся над ее наивностью. Это в Нельине — городе большом, но все же провинциальном — было принято относиться к вещам бережно, а в Элдоре, да еще самом богатом квартале, хозяйка могла подарить любимой горничной платье, в котором всего один раз съездила на пикник и запачкала подол травой. Та, выгуляв его на пару свиданий, передавала своей подруге, та — сестре, тете, и так далее. Одежда переходила из рук в руки, отдаляясь от центра, пока изыски прошлогодней моды, весьма потрепанные, не оседали в лавках и в закладах в трактирах, не выходили на улицы окраин. Троица в молчании миновала центр города. — Вы часто бываете вечером в городе? — Карл сделал попытку разбить тишину. Рейвен хотела ответить, но тяжелое молчание Хало чувствовалось даже на расстоянии. Он что-то задумал, и это что-то ей наверняка не понравится. Им обоим. Карл, казалось, не чувствовал настроения Атакующего. Он со сдержанным любопытством оглядывался, рассматривая свои владения, провожал взглядом прохожих. — Когда у Хало появляется время, — все-таки ответила она. — Элдор очень красивый, но и большой, намного больше Нельина. В торговых и ремесленных кварталах еще горел свет в лавках, хозяева считали выручку за день, готовились к закрытию, но с удовольствием бы приняли припозднившихся гостей. Рейвен замедлила шаг перед кондитерской, сразу вспомнив, что пропустила ужин, но друг будто не заметил ее интереса. Зато Карл сразу открыл дверь лавки, придержав ее перед девушкой. Хало только закатил глаза, осматривая прилавок. — Реви, давай ты какой-нибудь пирожок съешь на ходу. — Куда ты так торопишься? — удивилась подруга. Раньше Хало никогда не останавливал ее от того, чтобы зайти в приглянувшееся место. В конце концов, они для этого и выходили в вечерний город, чтобы вдохнуть немного свободы. Идти, куда хочется, есть, что понравится, а не что положили в тарелку, разговаривать, о чем взбредет в голову. Присутствие Карла повлияло на друга так плохо, что он напрочь забыл о смысле прогулки. — Увидишь, — немного зловеще ответил Хало, прищурившись на портмоне, которое достал Карл, чтобы расплатиться за небольшой круассан, выбранный девушкой. Дальше только сладость выпечки сглаживала впечатление от выбранного другом маршрута. После благопристойного торгового квартала Хало повернул направо, в ветвистые узкие переулки, из которых Рейвен надеялась выйти на еще одну широкую улицу, но она никак не начиналась. Проулки петляли, сужались, заманивали в тупики, угрожающе нависали балконами и кривыми вторыми этажами, стлались под ноги мусором и гнильем, покрывавшим брусчатку так плотно, что не видно было камней. Тут и там стали встречаться зловонные лужи, а, переведя девушку через одну из них, Хало больше не отпускал ее локоть. Тут Рейвен поняла, что никакое приличное место не может быть дальше в этой стороне города, и встала как вкопанная. Их совместные прогулки в трущобы Нельина преследовали единственную цель — Старый город, медленно уходящий под воду последнее тысячелетие и ставший пристанищем беднейших рыбаков, красильщиков и отбросов Верхнего города. Однажды увиденный, он навсегда запечатлевался в сознании со своими полузатонувшими древними дворцами и башнями, статуями и подводными площадями, на которых водоросли колышутся, как когда-то толпы людей. Заходить в Нижний город Элдора у них не были ни единой причины, здесь их не ждали ни красивые места, ни интересные знакомства, ни вкусная еда. — Куда ты ведешь нас, Хало? Ей хотелось выразиться крепче, но она посмотрела на Карла и сбавила обороты. Принц все еще не спрашивал, где они находятся, но стал собраннее. — А Его Высочество не узнает, какие его подданные заслужили жизни в таком месте? На девушку, которую продолжал удерживать под локоть, он не смотрел, уставившись тяжелым взглядом на Карла, и Рейвен удивило презрение в этом взгляде. — Узнаю, — безмятежно ответил Фриц, спокойно глядя в ответ. — В этой стороне города должны находиться марлийские кварталы. У Рейвен отпала челюсть: то есть оба ее спутника заведомо идут в одно из самых опасных мест столицы, один — чтобы заставить отступить второго, а этот второй — из гордости, чтобы не дать возможности упрекнуть его в трусости. — Мне не кажется, что это подходящее место для леди, — не глядя на нее, мягко сказал Карл. — Уже поздно, давайте вернемся той же дорогой обратно, а в другой день сходим туда с вами вдвоем, граф. — Испугались? — осклабился Хало. — Так возвращайтесь. Реви, ты как? Со мной? Рейвен очень хотелось сказать, что она поддерживает идею Карла, и вернуться во дворец сейчас — лучший план для всех них, но посмотрела на Хало и поняла, что он закусил удила и пойдет дальше в любом случае, просто чтобы доказать, что он самый смелый. Мальчишки! Глупые самонадеянные мальчишки! — Если ты пойдешь туда, я пойду за тобой, ты это знаешь, — в какие бы передряги он ее не втравливал, он никому не позволял обидеть ее. — Но я очень хочу, чтобы ты передумал. Зачем тебе туда? Хало неуловимо улыбнулся одними глазами, слегка сжал ее руку. — Как это зачем? Хочу увидеть, как живут все жители столицы. А вы, Ваше Высочество, решитесь зайти в свои владения к своим подданным? Карл молчал, переводя взгляд с одного здания на другое. Вдалеке по переулку разносились пьяные выкрики, отдаленно напоминающие песню. Мужчина, их издававший, остановился в паре домов от них, чтобы полить стенку. — Нечасто выдается возможность так близко познакомиться со своим народом, — тихо сказал принц. — Пойдемте, нам скоро возвращаться, если не хотим, чтобы нас хватились. Рейвен точно знала, что ее не хватятся: она сказала отцу, что у нее разболелась голова, и ушла к себе еще до ужина, а горничная всегда прикрывала ее уходы с Хало. Друга тем более никто не мог разыскивать, кроме слуг у него дома никого не было, а те привыкли к отсутствию господина и не задавали вопросов. — Карл, зачем вам туда? Давайте будем считать нашу встречу законченной, возвращайтесь во дворец… — попыталась образумить принца Рейвен, но безрезультатно. Оба мужчины были глухи к голосу рассудка. — Только решайте быстрее, нам нежелательно стоять вот так посреди улицы, — Хало раздувал ноздри, будто чуял опасность в воздухе. — Реви, не отходи от меня ни на шаг. То, что Рейвен приняла за тень от карниза, шевельнулось и отпрянуло от них, а любитель пения, напротив, подтянув штаны, направился в их сторону. С той стороны, откуда они пришли, шла группа развеселых рабочих, и троица стояла у них на пути. Карл ничего не ответил, но пошел вперед, обходя певца с поистине королевским безразличием. Хало раздраженно дернул уголком рта, но ничего не сказал и тоже двинулся вперед, увлекая за собой подругу. — Деньги, украшения? — тихонько шепнул он ей. Рейвен поспешно расстегнула браслет и опустила его в ладонь друга. Звенья на секунду блеснули золотом и исчезли где-то в одежде Хало. — А Карл? Оба смотрели вслед принцу, но с разными чувствами: Рейвен с тревогой, Хало с веселой злостью. — Казна не обеднеет. Иногда девушку пугали привычки друга, оставшиеся от прошлой, уличной жизни, одна из которых — абсолютное неуважение к чужому богатству. Он и к деньгам Даккоров относился с изрядной небрежностью, но из уважения к Клавдию сохранял и преумножал их. Самыми крупными из его расходов пока оставались на ремонт поместий. Бредущие за ними рабочие увлеченно обсуждали выделяющиеся фигуры, но ровно до тех пор, пока Хало не обернулся и не показал им какой-то жест, заставивший их засмеяться и сменить тему. В первый раз, когда они шли в Старый город, Рейвен до слез смущали комментарии зевак о том, куда и зачем они идут вдвоем, а сейчас, поднаторев в уличном жаргоне, она и сама могла обернуться и доходчиво объяснить, почему она идет с Хало, а ее остроумный собеседник один. Вереница узких улочек и переулков вывела их наконец на довольно оживленное пространство между двумя рядами домов в два-три этажа. «Пространство» — потому что назвать это многомерное, переплетенное балконами, переходами, навесами, бельевыми веревками место улицей не поворачивался язык. На выходе из особенно тесной арки нагромождение домов, людей, криков, фонарей, лая, детского плача ошарашивало, и Карл остановился, глядя вверх. Налетевшая ребятня закружилась, заюлила вокруг, сразу угадывая пришлых и клянча монетку, вкусность или какую-нибудь памятную вещицу. — Дяденька, дяденька, дай! — Моему братику, и матушке, и дедуле… Карл растерянно смотрел на разноцветные макушки детей, пока Хало не прервал его созерцание, поймав руку одного из маленьких умельцев у своего кармана. Остальных детей как ветром сдуло, а маленький воришка извивался в крепкой хватке титана и канючил громким противным голосом. — Я ничего не сделал, господин элдиец, ничего! Это мамке, она болеет неделю уже! На его вопли стали оглядываться другие марлийцы, но подходить не спешили, видимо, зная, что незнакомец прав. — Как ты узнал, что мы элдийцы? — удивленно спросил у мальчишки Карл, выудив из воплей одно слово. — А кто ж вы еще? — послышался тихий усталый голос. Худосочный серолицый паренек с немного косящими в стороны глазами появился как из-под земли. Стоял он понуро, пустив руки вдоль тела, и едва не качался от каждого слова. — У вас же на лицах написано, что все здесь принадлежит вам. — И что ты хочешь? — не дал себя заболтать Хало. — Отпустите мальчика. Я отведу вас, куда вам нужно. Такие, как вы, приходят к нам за одним и тем же. Девочки вас вряд ли интересуют, — он посмотрел на Рейвен пустыми глазами. — Значит, либо пыль, либо бои. Я отведу вас к Толстяку Мо, сделаете ставки. Элдийцы опешили: им вот так, сходу, сообщили, что никакой исключительности в их появлении здесь нет. Хало выглядел немного разочарованным, в Нельине он не раз участвовал в уличных боях, но с нынешней регенерацией титана это будет нечестным. — А трактир в список мест, куда допускаются элдийцы, входит? — тихо спросил Карл. Парень криво улыбнулся гнилой улыбкой. — Разве можно в чем-то отказать благородным господам? Марлийцы смотрели им вслед, кто-то исподтишка, из-за прикрытых ставней, кто-то не скрываясь, мерили их взглядами с головы до ног. В трущобах Нельина марлийцы были так крепко перемешаны с элдийцами, что чистую кровь с той и другой стороны было бы проблематично найти. Элдор же четко разделял своих и чужих, и чужим был выделен лишь крохотный квартал неподалеку от большой швейной фабрики. Рейвен глядела на них в ответ. Грязных и опрятных, худых до истощения и толстых, обрюзгших, с темными, светлыми, рыжими волосами, их объединяло одно — одежда всех оттенков серого и коричневого, потому что носить цветные ткани марлийцам в Элдоре было запрещено. Рейвен запоздало поняла, что не узнать в них элдийцев мог только слепой. Достаточно ее темно-синего скромного по меркам дворца платья, чтобы их нельзя было спутать с марлийцами. — Почему так много людей на улице ночью? — спросил Карл, удивленно рассматривая оживленные дома. — Закончилась смена на фабрике, вот и вернулись. — Закончилась так поздно? — нахмурился принц, но проводник не посчитал нужным ответить. Где-то на середине этой улицы проводник свернул в лабиринт домов налево, потом направо, потом они запетляли так причудливо, что Рейвен потеряла направление, а Хало не выдержал и прижал паренька к стенке. — Не слышу запаха еды, — угрожающе сказал он. — Ты уверен, что ведешь нас туда? — Д-да, господин, — проблеял марлиец. Его глаза от страха стали косить еще сильнее. — З-зачем мне в-вас обманывать? Но Хало не отпускал, пока не послышались шаги в конце переулка. — Эй, Удо, все в порядке? Появившийся крепкий мужчина подозрительно смотрел на них. Хало взглянул на паренька, приподняв брови. — В-все хорошо, Ханс, показываю д-дорогу. Мужчина смерил их хмурым взглядом и ушел восвояси. Хало отпустил Удо, и тот едва не упал в осклизлую кучу мусора. Из-под его ног с визгом выскочила крыса и затерялась в желобе стока. Паренек на подкашивающихся ногах довел их до конца переулка, где скрылся мужчина, и прошептал: — Идите до конца и направо. Там вам подадут блюда, которые вы заслуживаете. Хало хотел было вызвериться за двусмысленные слова, но Рейвен сильнее ухватила его под руку и повела в указанном направлении. — Спасибо, Удо, — сказала она на прощание. Карл потянулся было за монеткой и в растерянности зашарил по карманам, а Хало с усмешкой бросил Удо: — Возьми вознаграждение у того малька, которого спас. Ему явно переплатили. Первой слежку заметила Рейвен и дернула Хало за рукав, но тот только покачал головой, показывая, что знает. У Карла нервы были не такие крепкие, и он поминутно оглядывался на все уплотняющуюся толпу преследователей. Они будто ткались из теней: один, второй, третий, четвертый. Все держались подчеркнуто беззаботно, как на легкой прогулке, но Рейвен чувствовала, как напряглось тело Хало. Он весь обратился в слух, пытаясь понять, успеют ли они выйти из узкого темного переулка, или стычки не избежать. Когда впереди показались еще двое крепких марлийцев, друг едва заметно кивнул, как бы соглашаясь с собственными подозрениями. И тихо выругался, когда за спиной послышался голос Карла: — Хорошая ночь, господа, не находите? Его голос не дрожал, глубокий и сильный, он прокатился по переулку и, отразившись от стен, вернулся к ним. — И хотели бы найти хорошую ночь, а нашли кое-что другое, — ответила темнота, добавив пару непечатных описаний того, что они нашли. Марлийцы разразились смехом. Карл с доброжелательным лицом выслушал все насмешки и продолжил переговоры: — Так оставьте это дерьмо в покое, не пачкайтесь. Разойдемся по своим сторонам. Хало слушал перебранку с расслабленным лицом, но Рейвен знала, что его рука уже лежит на ноже. — Да идите вы двое, на кой вы нам? — ответил голос помоложе. — Девку свою только оставьте, проверим, такая же она под своими цветными тряпками, как наши, или послаще будет. Хало только слегка наклонил голову, и на губах его появилась обманчиво мягкая улыбка. Рейвен сильнее вцепилась в его руку, не от страха — хотя внутри все тряслось от отвращения и гнева, а в попытке отговорить его от смертоубийства. Она знала, что намного сильнее, чем угрозы в свой адрес, его выводят из себя любые намеки на насилие по отношению к ней. Марлийцы захохотали, делясь подробностями того, что бы хотели сделать. Карл посмотрел на нее задумчивым взглядом, поджав губы. Рейвен не могла угадать, о чем он думает, как это получалось у нее с Хало. Друг опустил руку, крепко вцепляясь пальцами в похолодевшую кисть девушки, и она, поняв, что дальше произойдет, дернула рукав его рубашки, обнажая крепление для второго ножа. — Бежим, — еле слышно шепнул Хало. Он рванул с места, перелетая через кучи помоев и грязь, на бегу вынимая клинок и бросая его в одного из загородивших выход из переулка марлийцев. Сзади слышался многоголосый рев и улюлюкание мужчин, загоняющих их, как дичь, но все внимание Хало было приковано к двум фигурам впереди. Один вскрикнул после его броска и привалился к стене, зато второй достал дубину, усаженную гвоздями, и приготовился встречать их. Переулок, казавшийся таким коротким, стал для беглецов длиннее подъездной аллеи королевского сада. Рейвен обернулась, пытаясь разглядеть Карла. Тот бежал гораздо медленнее, изящные туфли скользили по осклизлой брусчатке. Брошенный кем-то сзади камень ударил его в спину с такой силой, что принц упал, растянувшись на земле, цилиндр откатился к стене. Рейвен вскрикнула, и Хало притормозил, тоже глядя назад. Карл силился подняться, но делал это медленно, слишком медленно для набравших скорость марлийцев. Первый же подбежавший крупный мужчина с разбегу пнул элдийца в живот, и тот рухнул обратно. Марлиец остервенело молотил его — пока только ботинками и кулаками — по спине, голове, ребрам. Хало понимал, что, раз на них решились напасть, бить будут всем скопом и насмерть. Дубинки, доски, ножи — все пойдет в ход. Он посмотрел на подругу, бледную, но решительно сжимающую его руку, на близкий выход, загороженный всего одним человеком. Потом снова обернулся на принца и выругался сквозь зубы. Рейвен сама отпустила его руку, прижалась к стене. — Я буду ждать тебя здесь. У меня тоже есть нож. Ей было страшно, как никогда в жизни, ни разу она не попадала в подобные безвыходные ситуации. Они могли бы сбежать вдвоем, как всегда делали в Нельине, но Карла бросать было нельзя. И не только потому, что он принц. Хало кивнул, злой на такое развитие событий: он никогда не отпускал от себя подругу в опасности, а сейчас было очень опасно. — Стой здесь. Кричи, чуть что, я сразу приду. На секунду сжал плечо Рейвен и ринулся навстречу марлийцам. Рейвен не раз видела, как друг дерется, дерзко, быстро, без жалости и без раздумий. Он не играл в благородство, с ходу резанул ближе всех стоявшего противника, ногой отпихнул его тело и за шиворот подхватил с брусчатки Карла. Сунувшийся было к нему со спины мужчина головой влетел в стену, а отпустивший его Хало подпер плечом принца и пустил его легкой трусцой на выход. Рейвен присоединилась к ним, поддерживая Карла, и тот дернулся от ее прикосновения. Принц тяжело дышал, лицо было залито кровью. — Быстрее, — коротко приказал Хало, закрывая их от наступающих на пятки марлийцев. Те больше ничего не говорили, только зло сосредоточенно дышали на бегу. Впереди узкий выход из каменной западни по-прежнему закрывал массивный детина с булавой, и Хало понимал, что, если они не снесут его, их быстро окружат и забьют до смерти, а над Рейвен еще и надругаются. Нужно было выбирать, на кого потратить имеющуюся у них фору, и он кинулся к детине с дубинкой. Рейвен тоже не собиралась сдаваться, обнажив свой небольшой нож: она будет биться до конца, но не позволит разложить ее здесь на камнях. — Давайте же, еще немного, — подбадривала она Карла, судя по дыханию способного упасть в любой миг. Им двоим оставалась до выхода пара метров, когда марлиец с дубинкой рухнул, как подкошенный, и троица проскочила в освободившийся коридор, оказавшийся тупиком. Это был задний двор для четырех домов, ни окон, ни балконов, только пара закрытых дверей. К одной такой двери по ржавой лестнице поднимался щуплый усатый мужчина с чемоданчиком в одной руке и керосиновой лампой в другой. Мужчина посмотрел на них с таким недоумением, будто элдийцы вывалились на его глазах в респектабельном районе города, погруженном в покой и безопасность. Хало вытолкнул вперед на переговоры Рейвен, как самую целую из них, но на мужчину этот фокус не подействовал: — Господи, что с вами произошло?! — придушенно вскрикнул он, когда Рейвен только набрала воздуха попросить о помощи. — Быстрее заходите в дом, ночью небезопасно находиться на улицах! Троицу не нужно было просить дважды: Рейвен буквально взлетела по ступенькам, а Хало втащил с трудом перебирающего ногами Карла. За ними мужчина еще какое-то время постоял на лестнице, из-за прикрытой двери слышалось: — О, Нильс, здравствуй! Тут никто не пробегал? У Рейвен так заполошно стучало сердце, что звуки едва-едва доходили до сознания. Сейчас он их выдаст и… — Руди, добрый вечер! О чем ты? Только вернулся, Катарина обещала приготовить на ужин картофельный пирог. Твоим передать? — В другой раз как-нибудь. Элдийцы замерли в темной маленькой прохожей, дыхание со свистом вырывалось приоткрытых губ. Пока усатый Нильс обменивался любезностями с их преследователями, Хало держал руку у окровавленного ножа, спрятав его в ножны, только когда дверь закрылась. В освещаемой одной керосиновой лампой прихожей повисло тяжелой молчание. Нильс перевел вопросительный взгляд с Рейвен на Хало, потом на Карла, и принц, будто этот взгляд был последним ударом, рухнул на пол. — Нильс? — послышался тихий женский голос, и на пороге прихожей застыла невысокая полненькая женщина с очень милым лицом. — Матерь Божья, что случилось? Нильс, ты цел? Рейвен склонилась над Карлом, пытаясь понять, что с ним. — Катарина, дорогая, я да, но… — мужчина, кажется, сам не знал, как объяснить появление ночных гостей. Но женщина тоже присела возле лежащего Карла, и Рейвен поняла, что она не полная, а беременная. Катарина споро расстегнула пуговицы рубашки, осмотрела торс юноши с расплывающимися гематомами и вздохнула. Ножевых ранений не было. — Сейчас принесу воды. Он без сознания. — Я вам помогу, — подорвалась с места Рейвен, но женщина только махнула рукой. Хало бестолково топтался у дверей, пока не сообразил. — Держите, — он протянул хозяину несколько золотых монет, и тот отшатнулся. — Что вы… Хозяйка вынырнула из чулана с тазом, полным воды. — Несите его на кухню, тут светлее. Квартирка, занимаемая Нильсом и Катариной, была совсем крошечная: маленькая прихожая с чуланом, кухня с очагом и столом, придвинутым к стене, и еще какая-то комната, дверь в которую была закрыта. Все было чисто, вымыто, выскоблено, все дышало бедностью и уютом одновременно. От прикосновения влажной тряпицы к лицу Карл очнулся, вздрогнул всем телом и попытался сесть. — Милый, кто ж тебя так? — прошептала женщина, промакивая ссадину на лбу. — Давайте я. Рейвен отобрала у Катарины тряпицу и опустила в ледяную воду. Хало усадил Карла на табурет, зашатавшийся под весом принца, и подпер его, встав рядом у стены. Вода окрасилась розовым. Рейвен взволнованно всматривалась в Карла, смотревшего куда угодно, только не на нее. Когда она смыла кровь с лица, все оказалось не так плохо, как казалось: нос был цел и только немного отек, сильнее всего кровил лоб, но в остальном лицо было цело. — Как вы? — тихо спросила она. — Голова кружится, тошнит? — конкретнее спросил Хало. Принц только покачал головой, казалось, он все еще не вполне понимал, что происходит. Узнать в избитом юноше знатного элдийца, вышедшего пару часов назад из королевского дворца, было невозможно. Впалая грудь с выпирающими ребрами быстро поднималась и опускалась, кроме свежих ушибов кожу усеивали старые зажившие шрамы. Рейвен непонимающе нахмурилась: это Хало был сплошь помечен следами уличных драк, но увидеть такое на принце было немыслимо. Будто почувствовав ее реакцию, Карл отодвинулся, стягивая на груди расстегнутую рубашку, уже осмысленнее огляделся, серые глаза блеснули прежним любопытством. Катарина суетилась на кухне, накрывая на стол на пятерых. — Вот что, — решительно сказала она, уперев руки в поясницу. — Мойте руки и садитесь с нами ужинать. Элдийцы переглянулись. Это не было похоже на тот прием, что они ждали. — Уже очень поздно, — тихо сказал Карл. Вдалеке глухо и надтреснуто часы пробили два часа ночи. — А куда вам торопиться? Наши банды успокоятся и перестанут вас искать через пару часов, что еще вы будете делать сейчас, м-м-м? Ее муж что-то пробормотал. — О, Бога ради, Нильс, не надо мне рассказывать, что бедолаги поскользнулись и пару раз упали на мостовую! Я живу здесь с тобой уже шесть лет и знаю ваши порядки! — Вы элдийка… — поняла Рейвен. Никто не стал опровергать ее слова. Катарина споро раскладывала по тарелкам серое месиво, пахнущее грибами и луком. Рейвен никогда не видела такой крупы, зато Хало принюхался и ухмыльнулся. — Перловка. — С грибами, — важно подчеркнула Катарина. — Сама собирала и сушила прошлой осенью. И да, милая, я элдийка. Последним на стол был выставлен маленький низкий пирог, очевидно, тот самый, картофельный, который предлагал Руди ее муж. — Нильс, дорогой, покажи гостям, где помыть руки, я пока посмотрю, какая рубашка подойдет. В чуланчике в коридоре обнаружился кувшин с водой и кусок дешевого мыла. Катарина увлекла Карла за собой в комнату, и вернулся он уже в серой грубой рубахе, едва достававшей до бедер. — Ах, как жаль твои вещи, — шепотом причитала Катарина. — Я постараюсь отстирать пятна и верну их. — Не нужно. Карл не разыгрывал благородного господина, и рубашку с чужого плеча, и мыло принял кротко. — Мы не голодны, — попытался он убедить хозяйку. — Немного выждем и уйдем, мы не хотим подставлять вас под удар. — Глупости, — Катарина нарезала пирог на тончайшие ломтики. — Какой удар? Наши мужики перебрали, да, но сейчас разбредутся по домам и охолонут. Утром снова на работу, воскресенье не скоро. Ну, разбирайте. Нильс, тебе на завтра я отложила, детей накормила. Дети спали в соседней комнате, привычные к поздним возвращениям отца, они даже не проснулись от шума. Тем не менее все говорили вполголоса. Гостям ничего не оставалось, как взяться за ложки с мерзким чувством, что они объедают бедняков, но Катарина и слышать ничего не хотела. Каша оказалась очень густой, а от грибов в ней остался только запах, но достаточно вкусной, чтобы Рейвен смогла ее похвалить, не притворяясь. Карл сделал то же самое, а Хало и вовсе с аппетитом умял тарелку, но от пирога отказался, сказав, что не любит картошку. Рейвен, прекрасно знавшая, как Хало неразборчив в еде, позавидовала, что он раньше них придумал отговорку. — Во сколько же вы выходите на смену? — спросил Карл. — Я — в семь, — неохотно отозвался Нильс. — Как и весь старший персонал, — гордо подхватила Катарина. — Нильс — инженер. — Механик производства, — поправил ее слова муж. В семь утра начинают работать, в два ночи возвращаются, нехитрый арифметический пример решался в умах троих элдийцев. Из закрытой комнаты донесся заспанный голос «Папа!», и на пороге появились двое мальчишек, один постарше другого. Худые, как палочки, ноги выглядывали из застиранных ночных рубашек, большие глаза с недоумением смотрели то на вернувшегося отца, то на незнакомцев. — Обнимите отца и возвращайтесь в постель, — мягко сказала Катарина и встала со стула, придерживая живот. Дети с оглядкой на гостей прижались к Нильсу с обеих сторон, в распахнутых глазищах Рейвен увидела страх и любопытство. Карл задумчиво осматривал комнату, приютившую их семью, окна, выходящие на фабрику. — Ну, идемте, вам давно пора спать. Когда за Катариной с детьми закрылась дверь, Карл положил ложку и спросил у оставшегося одного Нильса: — Значит, девятнадцать часов в сутки вы на работе? Пока Катарина была рядом, она отвлекала на себя все внимание своей жизнерадостной энергичной фигурой, и только сейчас гости подробнее рассмотрели хозяина. Он был не старше тридцати лет, очень худ, бледен, глаза смотрели ясно и спокойно. Рейвен было неловко, что они помешали отдыху мужчины после работы, но он ничем не показывал, что недоволен. Катарина с Нильсом перебрались сюда сразу после свадьбы, элдорской фабрике с паровым приводом требовался механик, и Нильса охотно взяли. — Где же вы учились? — уже задав вопрос, Рейвен поняла, как невежливо он звучал. — Я успел закончить два курса Элдорского университета на факультете точных наук, пока не вышел указ о запрете принимать марлийцев. После работал на фабрике в Тринте, там впервые применили паровое оборудование. Голос Нильса звучал спокойно, в нем не было ни гордости за то, что сумел пробиться в лучшее учебное заведение страны, ни негодования на несправедливое отчисление. Рейвен с Хало не сговариваясь посмотрели на Карла, и тот отвернулся к окну. Его дед действительно разрешил в свое время марлийцам учиться в университетах и занимать государственные должности наравне с элдийцами. Отец Карла, король Арнульф, едва взошел на престол десять лет назад, отменил все привилегии. Рейвен никогда не интересовалась политикой, а марлийцы точно не входили в круг ее знакомств, но от слов Нильса ей стало неловко. — Здесь прекрасная фабрика, — нарушил наступившую тишину Нильс. — Новые станки, зарплата выше, чем в других местах. Катарина хочет, как накопим на свой дом, переехать к морю. Там и воздух полезнее, детям будет лучше. — В Нельин? — спросил Хало. — Можно и в Нельин, — Катарина на цыпочках вышла из спальни, прикрыв за собой дверь, и присоединилась к разговору. — Говорят, там тепло круглый год и снега не бывает. Хало с Рейвен повеселели, уйдя от неловкой темы. — Нет, снег бывает, но лежит недолго, — улыбнулась Рейвен. — В этом году даже… Тень закрывает солнце, и я открываю глаза. — Что ты делаешь? Высокая фигура Эрена возвышалась надо мной. Должно быть, он какое-то время наблюдал за мной, прежде чем отчаялся понять и спросил. — Медитирую. Эрен понимающе кивнул, садясь рядом. Растрепанные волосы блестели на солнце, под глазами залегли синие тени. — А что это? Это одновременно сосредоточенность и безмятежность, бездумность и наполненность, легкость и осознание связи. Никогда не умела объяснять сложные вещи. — Это то, что позволяет добираться до воспоминаний предшественников, — зашла я с другой стороны. — Научишь? Не знаю, о чем они говорили с капитаном, но ему точно не запретили находиться рядом со мной. — Если ты хочешь… Знала бы я, на что соглашаюсь. При всей внешней взрослости вел себя Эрен как… да как я в семнадцать лет и вел себя. Ему сложно было сосредоточиться, привычный к физическим упражнениям, он уставал от дыхательных гимнастик, не понимал, что нужно делать, постоянно отвлекался на друзей, спрашивающих, все ли с ним в порядке. — Я либо помню, либо не помню, какой смысл в этом сидении? — недоумевает Конни, пристально глядя на Эрена. Микаса все время находится неподалеку, бросая на друга встревоженные взгляды. Спустя пару часов мучений подошедший Жан выразил их общую мысль: — Мы там грибы на весь лагерь собираем, а он тут дрыхнет. К сожалению, он оказался прав. Эрен уснул прямо на земле, да так незаметно и крепко, что разбудить его не было никакой возможности, да и жалко. Пока мы с Армином ждали, когда он проснется, я все-таки задала свой неудобный вопрос. — Вы, наверное, ненавидите нас, марлийцев? Армин с задумчивым видом ответил: — То, что мы испытываем, нельзя свести к одной ненависти. Мы потеряли съеденными и убитыми столько друзей и родных, но даже не подозревали, что все это дело человеческих рук. А когда узнали, это знание смешалось с открытием целого мира снаружи. Представь, что ты одновременно узнаешь, что не одинока в мире, но при этом все окружающие тебя ненавидят. Мы понимаем, что вы ненавидите нас в ответ, и эта ненависть более застарелая и глубокая, чем наша. И все же мы ни в чем перед вами не виноваты… Эрен чему-то улыбнулся во сне и повернулся набок. — Может, его все-таки разбудить? Замерзнет же, — предприняла еще одну попытку я. — Пусть поспит. Не знаю, сколько он вынашивал план встретиться с тобой. Будто бы мы его осудили. — Но вы испугались. Он оберегал вас. Армин не ответил. — Армин… — пока что он честно отвечал на мои вопросы, и я решила задать еще один. — Кому вы скормите моего титана? Он замялся, будто вопрос был ему неприятен, но не стал уверять, что ничего подобного и в мыслях не было. — Я не знаю, Лара. Не знаю и надеюсь, что этого не произойдет. Если мы будем и дальше расширять пропасть между нашими странами, то однажды она доберется до наших ног, и мы сами свалимся в нее. — Эта пропасть и раньше пыталась расползтись, но ее не раз удерживали. Вся история отношений марлийцев и элдийцев — бесконечный танец из шагов друг к другу и назад. Армин с сомнением посмотрел на меня. — Ты забываешь, что наши народы прожили вместе без малого две тысячи лет. То, что сейчас нет предпосылок к миру — результат наших намерений и действий. — Если нет предпосылок к миру, мы должны создать их сами, своими руками, — решительно сказал Армин. — Это же понятные, самые простые вещи. Все происходит там, где мы есть. Действительно, мы просто должны делать то, что можем. Я, например, могу разбудить Эрена и помочь ему заглянуть в память Хало. Неизвестно, сколько времени мне осталось. Я закатала слишком длинные рукава рубашки и поднялась. Если Эрену не подходили медитации в человеческом облике, ему могло подойти кое-что другое. Идея очень проста: с прошлыми носителями нас связывает тело титана, потому нужно его обживать, а не только сражаться в нем. — Подожди, — пробурчал Эрен, следуя за мной к окраине леса. По деревьям за нами следовали его друзья. — Я не могу находится в титане долго, я прирастаю к нему. Да и титан создан только для битвы. — Почему ты так решил? Если бы ты побывал на материке, ты бы так не думал. Посмотри в памяти своих предшественников Элдорский мост. Мосты, дороги, акведуки, усыпальницы, храмы и замки древней Элдии — творение не человеческих рук, а титанов. Восстановленный дворец нельинских правителей, на который ходили в Старый город смотреть Рейвен и Хало, тоже был возведен с помощью гигантов. Вывернутые ребра акведуков по сей день возвышаются в чаще лесов, окружающих Марли, как останки чудовища, каким и была Элдия на заре своей истории. — Ты говоришь о чистых титанах? — Неразумных, да. С дерева раздался звонкий голос Армина: — Но откуда у Элдии было столько людей, чтобы так массово отправлять их на стройки? Это не самая приятная часть истории их (поправляю себя: «нашего») народа, но ее уже не забыть и не спрятать. — С завоеванных земель элдийские воины привозили с собой огромное число рабов. Богатые элдийцы отбирали себе гаремы, а для прочих создавались своеобразные публичные дома, куда собирали рабынь, — я краснею, но упорно продолжаю. — Дети, рожденные в таких домах, тоже становились собственностью государства, а элдийской крови в них было достаточно для превращения в чистых титанов. Так пополнялась армия. Наступает такая тишина, что я снова слышу птиц и треск веток под нашими ногами. «Какая мерзость», — шепчет Саша, и я не могу не согласиться с ней. — Титаны из Девятки тоже привлекались к более тонким работам, требующим осознанного труда. «И казням», — подумала я, но не стала пугать и без того притихших ребят. — И марлийцы не стали их разрушать? — спрашивает Жан. Да, такой вопрос поднимался, когда Марлия освободилась. Строения, пережившие тысячелетия, хотели взорвать. Но в конце концов решили, что это пусть и горькая, но память о десятках народов, их творение, оплаченное жизнями. Мы вышли на границу леса, и Эрен растерянно замер. — И что я должен делать титаном? — Что угодно: гулять, читать, лежать, разговаривать. — Тренироваться? Я пожала плечами. В теле титана я даже занималась акробатикой, которой боялась поломать человеческое тело. — Как насчет спарринга? — а глазах Эрена проскакивает искра интереса. — Я не очень хороша в этом, — признаюсь я. — Так и он тоже, — фыркает Жан, не обращая внимания на хмурый взгляд Микасы. Я привычно обращаюсь в титана и застаю Атакующего уже нетерпеливо переминающимся впереди. Не знаю, как у него, а у меня получилось сразу поймать дежавю.

Сто лет назад

Рейвен жмурилась на солнце, выглядывая из-под шляпки, глядя на поединок Хало и Карла посреди залитого светом дворика дома Даккоров. За прошедшие полгода Карл окреп, мышцы перекатывались под прилипшей к спине рубашкой, и уже не давал Хало так просто победить его. Нельинец держал шпагу так, будто родился с ней, и не было в его жизни никаких бедных рыбацких кварталов. Он то и дело бросал на подругу возмущенные взгляды, когда она приветствовала аплодисментами удачные выпады противника. Карл при этом улыбался и в краткие мгновения передышки салютовал ей, широко улыбаясь из-под отросших светлых волос. Нахмурившись, Хало усилил напор, и спустя пару секунд Карл запнулся и упал на землю. — Соскребать Ваше Высочество с земли — честь для меня, — сверкнув зубами, удовлетворенно произнес Хало, протягивая руку и поднимая принца. — Перестань, — сконфуженно улыбнулся тот, отряхиваясь. — Признай, что сегодня у меня выходит неплохо. — Не зазнавайся, — усмехнулся Хало. — В позицию! И не смей поддаваться напору противника и тем более падать! Сражайся, сражайся, всегда сражайся! Полгода назад Рейвен и представить не могла, что так будет. Полгода назад их, едва вернувшихся в королевский парк, встретила королевская гвардия и проводила прямиком в тронный зал. Рейвен с Хало вопросительно смотрели на спутника, но Карл только покачал головой, призывая не возражать. И правильно, возражать королю не вправе даже его собственный сын. Он ждал их на троне, одетый, как для приема, в короне, будто была не глухая ночь. Брезгливо смерил взглядом Хало, едва взглянул на нее и уставился на единственного сына таким тяжелым взглядом, что Рейвен задрожала от плохого предчувствия. Карл же даже не пошевелился, стоял навытяжку, непривычно прямой и бесстрастный, избитый, в дешевой рубашке, с отекшим красным носом и ссаженным лбом. — Вот, значит, как, — голос Арнульфа Фрица гулко разнесся по залу. — Вот чем занят мой сын и наследник, когда не страдает безделием во дворце. Шляется по злачным местам в окружении всякого сброда, — Рейвен надеялась, что ей померещился мимолетный взгляд короля на Хало. — Ввязывается в драки, тискает шлюх, развлекает народ. Карл несколько раз моргнул, но это единственное, что выдало его замешательство. Королю не рассказали, где именно был его сын? — Скажи мне, Карл, в чем сила Великой Элдии? — В крови ее народа, — тихо и четко ответил принц. — Не слышу, что ты промямлил. В лице короля присутствовали те же черты, что были у Карла, но у него они удивительным образом складывались в привлекательную мужественность: крупный нос, выразительные глаза, твердый подбородок и чувственные губы. Все его лицо было вовлечено в презрительную гримасу, когда он смотрел на сына, казавшегося его искривленным отражением. Карл повторил, все еще не повышая голос. — Неверно. Сила Элдии — в силе ее правителей. И мне ненавистна сама мысль, что ее унаследует слабоумное никчемное ничтожество, позволяющее себя избить всякому отребью, с которым якшается, потому что не достойно общества равных себе! Рейвен вздрогнула, пораженная, что у них на глазах король позволяет себе так выражаться о принце. Карл же замер, словно остолбенел, и никак не реагировал на отца, по-прежнему спокойный и твердый. Король не успокаивался, продолжая поносить сына, его лицо все сильнее наливалось кровью, пока тонкая красная струйка не показалась из раздутых в гневе ноздрей. Его выводило из себя спокойствие сына, и он спустился с трона. — Ваше Величество, я прошу вас успокоиться ради вашего здоровья, — так же тихо сказал Карл, но не был услышан. — Через три года… каких-то три года ты примешь титана, ты, который недостоин даже быть для него кормом! Как я жалею, что не могу, как Клавдий, взять и себе приемного сына, только выбрал бы его из лучших воинов! Рейвен схватилась за запястье Хало, чувствуя под пальцами частящий пульс. — Как и я. Странным образом негромкий голос Карла так резонировал под сводами зала, что был слышен едва ли не лучше крика короля. — Что ты сказал?! Арнульф сделал еще несколько шагов к сыну, и Хало потянул к себе Рейвен, отступая, как делал только в минуты настоящей опасности. — Я тоже жалею об этом, Ваше Величество. Превращение Прародителя было таким стремительным, что Рейвен едва успела зажмуриться от яркого света в полутьме зала, а когда открыла, пространство в несколько этажей от пола до потолка, среди балконов и позолоты, занял титан. Лохматая голова терялась где-то рядом с люстрой, ноги проломили паркет, торчащие ребра напоминали недоразвитые руки, которые беспомощно торчали из туловища. Хало не дал ей рассмотреть остальное, затаскивая к себе за спину и поднося руку ко рту. Карл стоял на том же месте, не отступив перед титаном ни на шаг, и, задрав голову, смотрел ему в лицо. Королевский титан с ревом размахнулся и рукой отбросил сына так, что тот ударился о колонну в метре от пола и рухнул вниз на пол. Рейвен издала придушенный вскрик и попыталась вырваться из крепкого захвата Хало, глядя, как титан сделал шаг к распростертой фигурке и превратился обратно в человека. Там, где они стояли, не было слышно, что он сказал, но Арнульф скоро развернулся и, не глядя на них, вышел из зала. Хало перестал ее удерживать, и девушка кинулась к принцу. Юноша невозмутимо сидел на полу, прижав к себе левую руку, и смотрел перед собой таким же равнодушным взглядом, с каким разговаривал с отцом. — Карл! Как вы? Рейвен не могла найти слов от ужаса и жалости. Вспомнились бесконечные цепочки застарелых шрамов на теле принца под расстегнутой рубашкой, и она осознала, откуда они. Подошедший Хало рассматривал принца, склонив голову набок. — Рука сломана? Карл утвердительно кивнул, не глядя на него. Царапина на лбу снова стала кровоточить, и Рейвен протянула руку убрать кровь. Принц уклонился, подняв наконец на них глаза. — Когда пойдем возвращать рубашку владельцу? Рейвен потрясенно моргнула, но Хало рядом хмыкнул и протянул руку сидящему на полу юноше. — Когда хоть немного приведу тебя в форму. Карл ухватился за протянутую ладонь крепким рукопожатием и поднялся на ноги. Уже выходя из тронного зала, Хало спросил: — И все-таки, Ваше Высочество, как вы справились с тем человеком, — Хало мудро избежал запретного слова «марлиец» в стенах дворца, — на выходе из переулка? Карл, погруженный в свои мысли, не сразу понял, о чем речь. — Я думал, это вы. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и принц обернулся назад, разглядывая темные двери зала. На границе света и тени, незаметный для невнимательного взгляда, стоял человек в темной одежде. — Аккерман, верно? — тихо спросил Карл. Человек кивнул, делая шаг вперед. В свете свечей вылепилось строгое скуластое лицо, короткие темные волосы, плотно сжатые губы. Мужчина был ненамного старше их. — Исао Аккерман к вашим услугам, Ваше Высочество, — он слегка склонил голову в поклоне. В одно слово Карл умудрился вложить благодарность и за их спасение, и за то, что отцу не доложили, где именно его избили: — Спасибо. Спустя пару дней тренировок Эрен снова попросил меня объяснить, каково это, проваливаться в воспоминания предков. Я вздохнула, уже привыкнув к его открытой манере общения, но не переняв ее. — Это сложно объяснить. Не то чтобы я хорошо это контролировала, иногда мне кажется, что предки сами выбирают, что мне показать. Временами это происходит не по их воле, а как бы связанно с событиями дня. Например, недавно шли ливни, и я провалилась в воспоминание моей прабабки, в котором она в дождь оплакивала брата. Смотрела на деревья, и солнечный блик вытянул меня в воспоминание о таком же дереве в королевском парке. Как еще объяснить это чувство открытия, присвоения, когда далекое становится очень близким, а чужое — моим? — Это похоже на полет, только не вперед, а назад, — наконец говорю я. Эрен, до этого слушавший внимательно, только фыркнул. — Ты когда-нибудь летала? Я покачала головой. Шутить про то, что летала, когда он меня сбросил с ладони, не хотелось. — Пойдем. Эрен порывисто поднялся и пошел к складу, первому созданному мной зданию. В дальнем углу были неопрятно свалены кучей коробки, мешки, снаряжение. Йегер увлеченно зарылся в эту кучу, нетерпеливо выкидывая попадающиеся под руку вещи наружу. — Оно было где-то здесь… ага, вот оно! После ранений иногда влезаем в проверочную обвязку, чтобы проверить способность владеть УПМ. Тебе для тренировок тоже подойдет. Бери с другого конца, закрепим на дереве. Нагромождение ремней и пряжек выглядело бесформенным змеиным клубком, в котором неясно, где начало, а где конец. Было раннее утро, и я никак не могла вписаться в траекторию полета мысли Эрена. — Это же ваше оружие… — я попыталась осторожно намекнуть парню, что обучать меня владению оружием, разработанным специально против таких, как я, его командование явно не собиралось. — Закрепи вон на той ветке, пока я распутаю. Делать было нечего, я полезла крепить один из канатов, протянутый мне Эреном. На крыльце ближайшего к нам дома показалась сонная фигура Конни Спрингера. — А что вы делаете? — заспанный Конни разглядывал нас с равнодушием, будто надеялся, что мы всего лишь продолжение его сна. — Учим Лару летать. Поможешь закрепить тросы? — И капитан разрешил? — все тем же равнодушным тоном спросил Конни. — Еще нет, — отрывисто ответил Эрен, затягивая узел. — Но однажды спасибо скажет. В этой фразе было что-то чуждое обычной речи парня, и я напряженно вгляделась в него. Он что-то еще увидел в будущем? Прошлое, как он сказал, видится ему иногда смазанной тенью, но, видимо, будущее гораздо четче? Удивительно, но ответ, совсем не удовлетворивший меня, был достаточным для Конни, побредшего к нам. Когда странная конструкция, похожая на огромную паутину, была почти окончена, из дома показался Жан. В отличие от Конни, он был уже полностью собран, оплетен УПМ и разглядывал нас с изрядным скепсисом. — Зачем вам это, ребята? Конни обернулся к другу, послушно отвечая: — Эрен учит Лару летать. Я надеялась, что хотя бы один здравомыслящий человек найдется в их компании, но нет. — Эрен? Летать? Да он про УПМ забыл, когда научился в зубастого переростка превращаться. Как ты закрепил трос? — Жан возмущенно обернулся к Эрену. — Дай сюда, перевяжу. Я беспомощно наблюдала, как паутина ширится и растет и, что хуже, как меня приглашают в нее забраться. Собравшись с духом, я подумала, что ничто не мешает мне из уважения к стараниям разведчиков залезть в нее и сразу вылезти. Не тут-то было: закрепив все ремни, я успешно повисла в середине конструкции. Если привыкнуть к тому, что нельзя расслабить ни одну мышцу, чтобы тебя не повело в сторону, пожалуй, терпимо. Я выполнила несколько упражнений по указанию Эрена, за что была выпущена из паутины к своему облегчению. Пялившиеся на меня с деревьев разведчики сделали вид, что совершенно не интересовались сценой, и разошлись по местам. Но на этом Эрен не остановился. — Примерь, — на УПМ в его руках я уставилась с ужасом. — Нет. Для убедительности я покачала головой. — Давай-давай, у тебя прекрасно получается. Эрен собственноручно накинул на меня верх сбруи, и я, испугавшись, что он сам полезет крепить ремни на мне, затянула их сама. Клинки мне, конечно, не выдали, но вес баллонов на бедрах и без того был непривычным и неудобным, ремни до боли врезались в тело. Первая же попытка обернулась совершенным провалом: вместо того, чтобы взмыть на дерево вслед за гарпуном, меня слегка подбросило на месте и выкинуло на землю на вовремя подставленные руки. Следующие разы были не лучше, я и не подозревала, что есть столько способов падений. Жан первым махнул на меня рукой, признавая, что я просто не рождена для полетов. Эрен не сдавался. — Дай больше газу, жми на курок сильнее! «Сильнее» я только впечатывалась в землю и один раз в невысокую елку, ощутимо наколовшись на ветки. Идея Эрена с «залезть повыше и спуститься на УПМ» мне тоже не нравилась, и я хмуро смотрела на элдийца, подозревая, что он просто мстит за неудачный опыт медитаций. — Она у вас сейчас шею сломает. Голос капитана Аккермана раздался неожиданно и так обрадовал меня, что я не смогла скрыть благодарного взгляда. Если у разведчиков и есть голос здравого смысла, то это именно он. — Капитан Леви, ничего такого, — зачастил Эрен. — Лара просто долетит до ближайшей ветки и обратно. — Так она долетит только до ближайшего кладбища. Когда мужчина стремительно подошел ближе, я не насторожилась, решив, что он собрался снять с меня УПМ или хотя бы отстегнуть баллоны. И потому едва не взвизгнула, когда он опустился возле меня на корточки, отцепил крепление на бедре и передвинул перекрестие ремней над коленом выше, ближе к паху. Теплые руки едва касались моих ног, но я чувствовала прикосновения через ткань брюк как ожоги. Бесцеремонно придвинув к себе вторую ногу, он так же поднял ремни, защелкнул карабин и посмотрел на меня снизу вверх, не спеша подниматься. — А сами не сообразили, что у вас центр тяжести смещен? — Я закрепила, как у них, — я указала на мальчишек. — Ладно они не знают различий между строением мужского и женского тела, но вы? Поднявшись, он развернулся и ушел, не оглядываясь ни на меня, ни на красных от стыда Эрена с друзьями. Я не знала, куда деть глаза, намек капитана был слишком двусмысленный. Да, как медсестра я могла догадаться, что женский таз тяжелее, что чем ближе к нему будут расположены ремни, тем легче оторвутся от земли ноги, но зачем говорить это так?! От злости и смущения я сильнее нужного рванула спусковой курок и, оттолкнувшись от земли, наконец-то взлетела, куда собиралась — на ветку огромного дерева. Эрен с земли помахал мне рукой, но я только поджала губы и перепрыгнула на соседнюю. Воспитанная девушка должна была поблагодарить капитана за помощь, но прозвучало бы это сейчас неискренне. Неделя подошла к концу, Ханджи не возвращалась, и я утрачивала надежду. На исходе восьмого дня ночная встреча кухонных мародеров под предводительством Саши и бессонных полуночников в лице меня и Эрена непредсказуемо завершается на земле под гигантскими звездами Парадиза, и в тишине под треск костра я до слезящихся глаз всматриваюсь в созвездие Молотобойца, чувствуя апатию и смирение. Конни издает особенно громкий всхрап, и все отмирают от неподвижного очарования этой ночи. Саша широко зевает и первая поднимается с земли. — Поздно уже, пора ложиться. Еще бы, после такого сытного ужина удивительно, что она не уснула раньше. Ребята вставали, потягивались, отряхивались и медленно шли к домам. Армин с Микасой остались, посмотрели на Эрена, не спешащего подниматься. — Эрен, ты идешь? — спросил Армин. — Нет. Хочу еще немного полежать здесь. Микаса посмотрела на меня, удаляясь, и я почти физически ощутила боль и непонимание в ее взгляде. Почему ее друг проводит времени со мной больше, чем с ними? — Это нечестно по отношению к твоим друзьям, — говорю вслух я. — Они должны знать. — Как знали Карл и Рейвен? — уточняет он, и я порывисто оборачиваюсь. Значит, все-таки вспомнил. Не говоря больше ни слова, Эрен грустно улыбается уголками губ, поднимается и уходит вслед за друзьями. Понимая, что не усну, я пошла в другом направлении. В лунном свете дом слабо светился, проемы окон, в ожидании стекольщика забранные занавесками, пропускали теплые отблески лампы, но внутри никого не было. Чайник был наполовину полон, и я не стала растрачивать и без того небольшие запасы чая, налила себе чашку и вышла на крыльцо. Небесные города, значит? Как знать, может, там найдется место и для одного бестолкового титана после одиннадцати лет? Долгое молчание Ханджи значило только одно: выбирают, кто будет носителем. Такой выбор занимает намного больше времени, чем между простым жить или не жить. — Откуда вы знаете про звезды? Голос раздался так неожиданно и близко, что я подпрыгнула, облившись горячим чаем. Капитан стоял, прислонившись с другой стороны к колонне, в его руке курилась чашка. Цыкнув, он забрал мою, удерживая за края, пока я вытирала облитые руки. Переведя дух, я ответила: — Что-то в детстве рассказывали. Моему брату это казалось интереснее сказок. Вам разве не читали истории про Челюсти, которые Имир забросила на небо, раскрутив за хвост, чтобы сторожили Координату? — Нет. Я впервые увидел звезды, когда мне было как вам сейчас. Я повернулась к нему, и чтобы забрать чашку, и чтобы проверить, не смеется ли он. Сколько, по его мнению, мне лет? Никто из разведчиков не задавал мне этот вопрос: ни Флок, ни Ханджи, ни ребята. Сложно было понять, сколько лет капитану, но вряд ли намного больше, чем мне, и высокомерие в его голосе неоправданно. Еще несколько лет назад я бы постеснялась признаваться, может, даже была бы польщена, но сейчас снисхождение меня раздражало. — Вы уверены? Мне двадцать восемь лет. Пришла его очередь удивленно смотреть на меня. Мы помолчали каждый со своими мыслями, отпивая чай. — Где вы были до того, как увидели звезды? — не выдержала я. Откуда, кроме тюрьмы, не видно неба годами? — В Подземном городе, — нехотя ответил он и, не давая мне развить тему, спросил: — А кроме восьми созвездий какие-то знаете? — Слышали, что я рассказывала? — Вас весь лагерь слышал, — процедил капитан. Я отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Неужели так сложно признаться, что было интересно и хотел присоединиться к подчиненным? — Не многовато вам лет для сказок? Кажется, запас общительности капитана на сегодня исчерпался. Аккерман кинул на меня взгляд и снова отвернулся, глядя на небо. Вот же… можно подумать, он не слушал мои «сказки». — А вы бы хотели, чтобы я рассказывала про спектральный анализ? Мой учитель по естественным наукам говорил, что только люди могли сочинить столько красивых историй про огромные скопления горячего газа. Видите вон те три звезды в форме треугольника левее Колоссального? Это… — Что?! Я вытянула руку в направлении крайней точки созвездия. — Отступите от его плеча… — Что вы сказали про скопления газа? Голос Аккермана звучал так удивленно, каким я его не слышала никогда. Я повернулась к нему, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Надеюсь, он не религиозен и не сочтет мои слова ересью? — Что такое звезды, капитан Аккерман? — прищурилась я, чувствуя, что буду отмщена за недавние унижения с УПМ. — Это экзамен? Ему не нравился мой тон, но гордость не позволила отступить. Мужчина чуть сдвинулся, прислонившись к колонне с моей стороны, скрестив руки на груди. — Нет, я просто думаю, с чего начать. Молотобоец — самый дорогой титан. Мое обучение включало столько казавшихся ненужными тем, что сейчас я могла объяснить и строение телескопа, и спектральный анализ, и аккреционную теорию формирования звезд. — Но нам понадобится еще один чайник. Открыв глаза утром, я увидела усталое осунувшееся лицо Ханджи Зое. Сидя на краю моей постели, она крутила в руках какой-то листок бумаги. Мы встречаемся глазами, и она резко, как-то судорожно растягивает губы в улыбке. — Привет! Как у вас тут дела? «Дерусь с Атакующим, летаю на УПМ, читаю ночные лекции по астрономии», — хотелось ответить мне, но я только пожала плечами. Сейчас важнее, какие новости были у нее. Если бы было что-то плохое, вряд ли бы она осталась со мной наедине. Я вопросительно смотрю на нее, не зная, что спросить, села на кровати. Что будет со мной дальше? Кому вы меня скормите? Должна ли я куда-то поехать? Ханджи молча протягивает мне листок, и я с удивлением читаю написанные строки: «Дорогой брат, с почтением и любовью сообщаю о том, что чувствую себя хорошо, а также что мои гостеприимные хозяева будут рады и признательны, если ты почтишь их своим визитом и убедишься в том, как любезно они принимают гостей. С нетерпением жду нашей встречи, твоя возлюбленная сестра». Над последней строкой я фыркнула, ощущая себя кем угодно, только не возлюбленной сестрой Уильяма. — Я должна подписать его? — Да. Просто перепиши слово в слово и поставь подпись. Письмо было вежливым и агрессивным одновременно, гладким, вылизанным до последней запятой. Неправдоподобным. Перечитывая его в третий раз, я слышу на крыльце топот ног, и в дом вваливаются ребята во главе с Эреном. — Ханджи! — восклицает он так радостно, что я против воли улыбаюсь. Спала я в выстиранном, но по-прежнему оборванном платье, пострадавшем при обращении, и от вторжения чувствую себя неловко. Неловкость только усиливается, когда последним заходит капитан и приваливается боком к косяку двери, скрещивая на груди руки. Они обмениваются с командующей долгим взглядом, будто умеют общаться без слов. — Вы пошлете брату только это письмо? Решение парадизцев для меня настолько неожиданно, что я даже не знаю, как на него реагировать. — Нет, еще официальное приглашение от королевы. Должно хоть что-то из этого привести его сюда. У меня вырывается горький смешок. Кем они представляют себе моего брата? Героем сентиментального романа, обливающимся в Марлии слезами по сбежавшей из дома сестре? — И вы думаете, он так и рванет за мной на остров? Это все равно что просить солнце взойти ночью. Эрен неверяще смотрит на меня. — Но ты его сестра! Если бы Микаса просила помочь ей, я бы приехал куда угодно… Милые дети! Брат перестал приезжать за мной больше десяти лет назад. — Верно, Эрен, потому что ты любишь Микасу. Уильям… совсем другое дело. Я с удивлением замечаю, как краснеют оба: Микаса небольшими пятнами на щеках, Эрен — ушами. Армин и Ханджи смотрят на меня оценивающе, пытаясь понять, не вру ли я. Подложив под чистый лист бумаги «Замок из песка» для твердости, я расписала перьевую ручку, примеряясь к тяжести и остроте остова, и переписала заготовленный текст. В самом конце тщательно вывела свое имя и фамилию, одной линией начертала в конце маленькую черную птичку. Ханджи склонилась над бумагой так низко, будто пыталась разглядеть скрытое послание. Покрутила лист так и эдак, перевернула, посмотрела с другой стороны на просвечивающие строки. Передала Армину, но тот только пожал плечами. — Хмм… — задумалась Ханджи. — Мне сказали согласовывать в столице любую фразу, которую ты захочешь дописать в письме, но про рисунки ничего сказано не было. Что значит эта птица? Я пожала плечами, не желая объяснять. — Часть подписи. Вы же хотите, чтобы Уильям поверил, что это написала действительно я. Женщина посмотрела на меня с подозрением. — Что будет, если он не приедет? — я хочу до конца выяснить свое положение. — И сколько времени вы ему даете на принятие решения? Ханджи долго молчит, глядя в пол, а когда поднимает взгляд, произносит: — Месяц. У нас есть месяц. И за это «нас» я ей благодарна.