Все виды моего оружия

Счастье можно измерять в разных вещах: в деньгах, власти, любви, свободе. Но если измерять его в том, сколько тебе достается неба, сегодня я была самым счастливым человеком в лесу. Дождь закончился через два дня после постройки домов, и настроение разведчиков улучшилось. Они по-прежнему несли вахту на деревьях, но некоторые устроились на них с комфортом, растянув гамаки. Я с робкой завистью смотрела на них с земли, все еще мокрой и хлюпающей под ногами. После переселения в дома я начала урывками спать ночью, между кошмарами, но просыпалась до рассвета и уже не могла уснуть. Меня понемногу вовлекли в круг лагерных дел: вместе со всеми я убиралась в домах, чистила картошку, стирала. Я скучала по тренировкам, особенно когда видела пролетающих среди деревьев разведчиков на УПМ, и понемногу принялась отжиматься и качать пресс в доме по утрам. Микаса наверняка заметила это, но ничего не сказала, и я сочла это за разрешение. В один из наступивших солнечных дней я осмелела и попросила Руни ненадолго уступить мне свой гамак. У женщин моего положения много запретов: нам нельзя есть, спать, ходить так, как хочется, а только так, как прилично, как приятно глазу окружающих. У титана обнаружилось огромное преимущество, для него забыли создать этикет. И потому титан мог позволить себе лежать на вересковом покрывале, вдыхая мед и горечь конца лета, а леди — ни в коем случае. Вот только разведчиков это не смущало. На мое робкое «А можно мне…» Руни рассмеялся и пообещал: «Я поговорю с капитаном». И ни слова про то, что так неприлично, не положено, распущенно. Не знаю, как он уговорил капитана, который хмуро наблюдал с земли за нашим подъемом, когда Руни обхватил меня за талию и забросил гарпун УПМ на дерево. — Подожди, тяжело ведь. Давай я сама… Не помню, в какой момент я отбросила «вы» по отношению к нему. — Ерунда. Ты совсем легкая. Какой бы легкой я ни была, гамак подо мной опасно провис и закачался, в ячейках крупной сетки двигалась земля, деревья обычной высоты остались далеко внизу. Вдоволь испугавшись высоты, я откинулась на спину, и сразу выяснилось, что я недалеко поднялась от земли. В обрамлении верхушек гигантских деревьев, отсюда кажущихся обыкновенными, надо мной раскинулось небо, испещренное белыми полупрозрачными полосами облаков, словно нарисованных пером. За неполный месяц на Парадизе я видела больше неба, чем в последние годы в Марлии. Давно прошли времена, когда титаном я проводила целые дни на природе, они ушли, вытесненные учебой и работой. Сейчас я чувствовала себя узником, которому на время дали выйти из тюрьмы, не амнистия, нет, только короткая прогулка перед новой долгой темнотой. Макушки деревьев мягко покачивались, после бессонных ночей погружая в легкую неглубокую дремоту, и зелено-золотые листья деревьев становились все ближе.

Сто лет назад

Розовый ей совершенно не шел, как и шелковый лиф платья, делавший ее фигуру плоской. Рейвен то и дело дергала его наверх, будто пыталась закрыться, поправляла рукава, которые и так были в порядке, и тихо ругалась сквозь зубы. Королевский парк давал мало возможностей спрятаться: ровные клумбы, фигурно подстриженные деревья не выше человеческого роста, ажурные беседки с просвечивающими в них людьми. Рейвен затравленно оглянулась и направилась к дальнему углу сада, где виднелся зеленый лабиринт с туннелями и арками. Неженски быстрым шагом она забежала под тень деревьев, и здесь еще раз дернула за лиф, задирая его едва ли не до ключиц. В лабиринте было сумрачно и тихо, девушка понемногу успокоилась и отправилась его исследовать. Заблудиться здесь она не боялась, лабиринт был не сложнее детской игрушки. А если и заблудится, она не чванливая придворная дама, ей не стыдно побегать в поисках выхода, а то и взобраться на ближайшее дерево или фонтан и сверху поискать дорогу. Возле одной из развилок лабиринта на белой витой скамейке сидел юноша, по виду ее ровесник, и она остановилась, колеблясь. Парень был хрупок, если не сказать тощ, и отчаянно некрасив: широкое угловатое лицо, длинный нос, пухловатые капризные губы и упрямый выдающийся вперед подбородок. Волосы его вились, неопрятной шапкой падая на лоб, он весь согнулся, уткнувшись в книгу. Рядом лежали еще две, будто он собирался сидеть здесь безвылазно до вечера. Увлеченный чтением, юноша не заметил Рейвен, а она в свою очередь придирчиво рассмотрела его и сочла неопасным. По сравнению с кандидатами в женихи, натравливаемыми на нее аристократическими семьями с самого прибытия во дворец, этот незнакомец был мил и приятен, а главное — не любопытен. Можно было пойти дальше по лабиринту, но сколько еще ей бегать? Не проще ли переждать здесь в тени? Юноша вздрогнул и близоруко прищурился на приблизившуюся девушку, но не успел заговорить, как она его перебила: — Извините, могу я сесть рядом с вами? Я вас не потревожу, занимайтесь своими делами. Брови незнакомца взлетели так высоко, что почти спрятались под волосами. — Да, конечно, — негромко ответил он глубоким чистым голосом, неожиданным в таком неказистом теле. — Располагайтесь. Я уберу… Он потянулся к лежащим рядом книгам, однако Рейвен успела раньше, перехватив их и положив себе на колени. Неудобное открытое платье, погоня и преследователи были сразу забыты. — Это же мемуары капитана Корво о путешествии на архипелаг Нбао! Я их в детстве зачитала до дыр! Рейвен перелистала книгу, открыв ее на середине, и начала читать. Юноша удивленно моргнул. — Вам нравится приключенческая литература? Отец Рейвен боялся именно этого, что и в столице она не сочтет нужным скрывать свои неподобающие для девушки ее положения интересы. Вместо живописи, танцев, вышивки и сентиментальных романов дочь днями пропадала в библиотеке, зачитываясь приключениями и историей, фехтовала, скакала по полям, а после знакомства с соседским приемышем и вовсе отбилась от рук. Рейвен пристально посмотрела на сидящего рядом юношу. Одет он был дорого, но просто, без излишеств, которые так любил двор. Чей-то младший сын или племянник, пристроенный на службу в королевский дворец. Взгляд у него был внимательный и дружелюбный, немного любопытный. — Да, — наконец ответила она. — Нравится. И вернулась к книге, увлеченно рассматривая знакомые рисунки, вспоминая, как в детстве с замиранием сердца читала про каннибалов островов, строящих из своих жертв костяной город в подземелье. Сосед тоже склонился над своей книгой. Сквозь зеленую изгородь на страницы падали солнечные лучи, подсвечивая строки, грея склоненную шею. Рейвен сделала несколько попыток понять, что он читает, но увлеклась своей книгой и забыла об этом. Зато преследователи не забыли о ней, вывалившись из изгиба лабиринта и замерев при виде сидящих молодых людей так резко, словно натолкнулись на стенку. Бегущая впереди всех тетушка виконта Гуидо, корпулентная дама средних лет, попыталась сходу поменять выражение лица с охотничьего азарта на умиленную улыбку и застряла где-то на середине с дружелюбным оскалом. Она явно собиралась закатить скандал, обнаружив незамужнюю девушку в компании мужчины без сопровождения, но что-то ее остановило от этого. Ее подруги переводили взгляд с Рейвен на ее соседа, и, сдувшись вслед за предводительницей, что-то залопотали, попятились назад, едва не сбивая с ног самого виконта Гуидо, статью пошедшего в тетушку. Рейвен ничего не понимала, но наслаждалась их замешательством, а ее спутник захлопнул книгу («Традиции, мифы и верования народов Южного океана»), выпрямился и равнодушно посмотрел на гостей: — У вас ко мне какое-то дело? При первом же звуке его голоса Гуидо испарился, будто вознесся на небо прямиком из лабиринта, а тетушка с подругами мужественно пробормотали что-то о погоде и природе и рассеялись среди кустов. Рейвен издала облегченный выдох и откинулась на живую изгородь, прикрыв глаза. Сосед разглядывал ее с полуулыбкой, скользил взглядом по лицу, прическе, платью. Освобождение от роли дичи в матримониальной охоте привело Рейвен в хорошее настроение. — Вы случайно не собираетесь отправиться на Нбао? — Нет. Хотел бы, но не могу. — Хорошо, — улыбнулась девушка. — Хорошо, потому что меня не съедят? — уточнил незнакомец. Рейвен только отмахнулась. — Это старые предрассудки, — она приподняла книгу с колен. — Никто не архипелаге не ест путешественников. Да и зачем, когда там столько дичи и обезьян. — Это верно, — блеснул глазами сосед. — Жаль, что эти предрассудки все еще живы у нас в Элдии. Вы когда-нибудь видели жителей Нбао? Рейвен покачала головой. — Они приезжают к нам во дворец сегодня вечером. Не хотите поприсутствовать на приеме? Рейвен была поражена: вместо бесконечных пикников, выездов, прогулок и балов она наконец может увидеть что-то стоящее. Но приглашающий казался слишком ненадежным источником. — А разве можно? Юноша пожал плечами и поднялся со скамейки, вежливо протягивая ей руку. — Вы наверняка не станете свистеть в их присутствии, просить закрыть окно из-за духоты или оборачиваться одной головой. — Конечно, нет, это оскорбительно для них, — фыркнула она, принимая руку и вставая. Островитяне не терпели закрытых окон, считали свист призывом демона, а поворачивать голову так, чтобы она смотрела в одну сторону со спиной, считалось ужасно неприличным. Они вышли из лабиринта, обсуждая традиции архипелага и моду туземцев, дипломатические традиции во дворце и забавные случаи с прошлых визитов, и Рейвен восхищалась живым умом, чувством юмора и обаянием ее спутника. Он был прекрасным рассказчиком: внимательно слушал, точно подмечал детали, уместно и смешно шутил, удерживал внимание без усилий, создавал у собеседника ощущение полного взаимопонимания. — …а двадцать лет назад на приеме делегации из Нбао на балконе обвалилась пара досок, и стоявшая на них фрейлина королевы провалилась ногами вниз, но, к счастью, не расшиблась, а застряла в кринолине прямо над головой посла. День был жаркий, и по каким-то своим причинам фрейлина решила не надевать белья.* Нет-нет, не смейтесь, этот случай — прекрасный пример того, что у «дикарей», как их любят считать у нас, отличное чувство такта. Посол внимательно обозрел открывшийся ему вид и сообщил полумертвому от стыда министру, что польщен таким вниманием к традициям их островов. Именно в этот день, как сказал он, на островах отмечали отправление в небеса героини их эпоса, женщины-птицы, и на праздничных представлениях девушки-лицедейки нагими взбирались на деревья и повисали среди ветвей на искусственных крыльях. Так что министру пришлось принять благодарности и спешно распорядиться унести голосящую фрейлину, не подозревающую о своей важной ритуальной роли. Рейвен хохотала, ничуть не заботясь о том, что леди должна смеяться изящно. Ей казалось, что она наконец выбирается из спячки последних месяцев. Пикники, прогулки, балы, чаепития, встречи, сплетни, танцы, модистки, бесконечные смены платья. Расписание было забито каждый день, но ни ум, ни чувства эти занятия не тревожили. С тех пор, как отец привез ее и Хало в Элдор, в королевский дворец, в ее жизни остались только две радости: королевская библиотека и время, проводимое с другом. Когда Рейвен надоедало слушать о том, какой наследник рохля, а марлийский генерал красавец, какие шляпки сегодня в моде, а какой каблук устарел, она выскальзывала в восточную башню дворца в огромную двухэтажную библиотеку, откуда ее рано или поздно вытаскивал отец или посланная им горничная. Отцу казалось, что он слишком долго продержал дочь в провинции, и ей нужно спешно наверстывать светскую жизнь. А Хало так затаскали по встречам, кабинетам, советам, тренировкам, что вечером выжатого парня хватало только на променад по парку или центру города. По сравнению с ним Рейвен чувствовала отвратительную пустоту и бессмысленность своего присутствия во дворце. Одни и те же угодливые лица, пустопорожние светские разговоры, сплетни о королевской семье и мужчинах. Формально она была придворной дамой в свите королевы, даже будучи сама родовитее ее. Все прекрасно понимали, что герцог Тайбер не тот человек, чья дочь будет таскаться за королевой собачкой, и потому ее должность номинальная. Среди всего этого новый знакомый был как глоток свежего воздуха: умный, но не чванливый, разговорчивый, но не болтливый, интересный, но не самоуверенный. А главное, не выказывающий никакого желания породниться с герцогом. — Ах, вот зачем вы хотите, чтобы я присутствовала на встрече посла… Сожалею, но я не подхожу по многим параметрам. И на балкон меня теперь не заманить! Они были на полпути к замку, когда незнакомец остановился и посмотрел на нее, будто раздумывая. — Мы не представились друг другу. Я Карл. — Рейвен, — улыбка угасла на лице девушки от серьезности спутника, и захотелось снова подтянуть лиф. — Вы, наверно, служите при министре иностранных дел? Карл слегка пожал плечами. Людей ближе к дворцу стало больше, и он ссутулился, стал скованнее, почти как в лабиринте, где она его нашла. — Что-то в этом роде. — Реви! Хало приближался широкими шагами, равнодушный ко взглядам окружающих. А смотрели на него многие: для дворца он был слишком ярким, шумным, непривычным со своим мускулистым телом, наглыми глазами и взъерошенными волосами. Привлекательным. И львиная доля этой привлекательности не имела отношения к его статусу титана и наследника Клавдия. — Фух, еле тебя нашел. Меня посылают на какую-то дипломатическую встречу и выдали стремный балахон. Говорят, этикет требует. Посмотри сама, это чья-то идиотская шутка или правда сраный этикет? Хало всегда мало обращал внимание на то, что о нем думают, чем доводил до белого каления гувернеров и наставников. Рейвен покосилась на Карла, ставшего еще незаметнее. Замолчав, он снова показался ей некрасивым, замкнутым и одиноким. — Мне нужно идти, — как можно мягче сказала она, улыбнувшись ему. — Благодарю за приглашение. — В полдень в зеленом зале, — еле слышно прошелестел он и развернулся, уходя со своими книгами в руках. Хало кинул вслед юноше недовольный взгляд и, не трудясь понизить голос, спросил: — Это что еще за хлюпик? Ну ладно, пошли, Реви. Мне сказали, что представят меня на этой встрече наследнику. Жду не дождусь встречи с человеком, которого называют идиотом чаще, чем меня. Он был прав: про наследника во дворце сложно было услышать доброе слово. Его называли больным, слабоумным, хилым, его мало кто видел и еще меньше были официально ему представлены. Ровно в полдень Рейвен в толпе придворных любовалась на восьмерых титанов в традиционных одеяниях, презрительно обозванных Хало балахонами. Они действительно были по своей сути балахонами из небеленого льна, во времена первых титанов надеваемыми на голое тело после первого превращения, но сегодня, в их просвещенные времена, достаточно было надеть их поверх обычного костюма или платья. Тильда, носитель Женской особи, в этом балахоне и красном платье выглядела горделивее королевы. Хало тщательно скрывал, как ему не по себе в старой тряпке, и, стоило им встретиться глазами, чуть приподнял бровь, как бы показывая, что все это ненадолго. Титаны выстроились коридором, по которому наследник должен был пройти к специально поставленному для него креслу, напоминающему малый трон. По голубому залу гулял сквозняк, взметывая шторы наподобие парусов, легкий гул голосов и шорох дамских платьев напоминал шум моря. Наконец у входа послышались шаги, и все умолкли. Рейвен вытянула шею, надеясь среди свиты наследника разглядеть своего нового знакомого. Но увидела его гораздо раньше, чем в зал втянулся хвост процессии и островитяне. Первым в зал шагнул Карл Фриц, наследник короля, знаток обычаев архипелага Нбао и любитель уединенных лабиринтов. Его светлые кудри над некрасивым длинноносым лицом придерживал золотой обруч, золотая вышивка костюма блестела в свете свечей. Не глядя по сторонам, ссутулившись, он пересек зал, прошел между рядами титанов и возле малого трона развернулся всем телом, приветствуя делегацию архипелага на их языке. Рейвен вспомнила все, что говорила Карлу в парке, и тем более то, что говорил Хало, и пересеклась взглядом с пораженным парнем. Губы друга шевельнулись. Рейвен готова была поставить все фамильные драгоценности Тайберов, что это было ругательство. Налетевший ветер раскачивал гамак так сильно, что в поле зрения попадали не только верхушки деревьев, но и соседние ветки. А когда совсем близко он меня обнаружился человеческий силуэт, я спросонья испуганно вскрикнула и рефлекторно попыталась вскочить на ноги. Конечно, запуталась ногой в сетке и полетела вниз головой. Подхватили меня парой веток ниже, едва не придушив воротом платья, и поставили на ветку близко к стволу. Ноги меня не держали, и я осторожно села. Я задыхалась от пережитого страха и кашляла так, что на глазах выступили слезы. Фигура моего спасителя (и виновника падения) немного расплывалась, но я наконец узнала капитана Аккермана и усовестилась. Нервы надо лечить, как сказал бы доктор Свенсон. Я всем телом чувствовала на себе его недовольный взгляд. Чтобы не встречаться с ним, оглядела окрестные деревья, надеясь увидеть где-нибудь Руни, но они были пусты. — А где все? — отдышавшись, спросила я. — Обедают. Я и вас пытался разбудить, Ваша Светлость, но вы спите без задних ног. Сочетание обращения по титулу учтивости — пусть и неправильному — и совершенно деревенское сравнение с уставшей лошадью** меня ошарашило, и я посмотрела наконец в глаза капитана, прислонившегося к стволу над моим плечом. Он был недоволен, но при этом будто слегка растерян. Отчего-то мне казалось, что он говорит неправду: я всегда легко просыпаюсь. Наоборот, нужно приложить усилия, чтобы незаметным находиться рядом со мной. И что он делал так близко, рассматривал меня? Я представила, как нелепо выглядела в его глазах, и от стыда сказала резче, чем собиралась: — Я всего лишь леди, Светлостью можно называть только моего брата. Вам, как графу Аккерману, это должно быть хорошо известно, не так ли, Ваше Сиятельство? Он сощурил глаза, и мне стало страшно. Неизвестно, как обозленный мужчина отреагирует на мой выпад, хотя я не сказала ни слова лжи. До отъезда с материка Аккерманы носили этот титул, пусть предпочитали военные звания. — Я не являюсь наследником титула, как и имени Аккерманов. Если вам настолько важно находиться в обществе равных себе, можете так обращаться к Микасе. Какая муха его укусила? Я что, во сне цитировала наизусть Книгу родов, что так его разозлила? — Нет, — я снова потупилась, — мне важнее пообедать. Не будете так добры опустить меня на землю? От высоты меня все еще немного передергивало. Пусть падение стало бы смертельным, только если бы я свернула шею или пробила голову, оказаться переломанной и беспомощной на несколько часов мне не хотелось. — Почему вы босиком? Я смутилась и поджала ступни в чулках. С отъезда из дома количество штопок на них росло в арифметической прогрессии. — Я под деревом туфли оставила, вон там. — Вы разувались, чтобы забраться в гамак? Вряд ли он ждет ответа на свой вопрос, скорее пытается смутить меня еще сильнее. И без того красная, я пробормотала: — Это чужой гамак, как я могу забираться в него в обуви? Это все равно что залезть в ботинках в чужую кровать. Такого опыта у меня не было, но в госпитале ужасно раздражали родственники и друзья больных, ни капли не уважающие усилия прачек и уборщиков по наведению чистоты. Мужчина пошевелился, отлепляясь от дерева, и я поспешно вскочила на ноги. В отличие от Руни, он не пытался привлечь меня к себе за талию, только наблюдал за мной со странной издевкой. Он был ненамного выше меня, и прятаться от его взгляда было труднее, чем более высоких разведчиков. — Вы спускаться собираетесь или нет? Что я должна сделать? Сама повиснуть на нем, как племянники висли на Фине? Я приблизилась, смотря куда угодно, только не на него: на другие деревья, на башню, просвечивающую через листву, домики, отсюда кажущиеся маленькими. От мужчины пахло свежестью и чем-то неуловимо лесным, не то мхом, не то хвоей. Он стоял совсем близко, достаточно пошевелиться, и край зеленого плаща заденет меня. Я не могла заставить себя прикоснуться к нему и раздражалась на собственную стеснительность. — Собираюсь, — голос против воли дрогнул. — Мне прыгать? Видит Бог, мне проще срастить переломанные ноги, чем навязывать кому-то свое общество. Наставник учил меня переносить боль, и такой прыжок был не самым страшным для меня вариантом, если прыгать правильно. Но не пришлось: мужчина закатил глаза и все-таки притянул меня к себе, выпуская трос УПМ. В полете моя принципиальность дала сбой, и я инстинктивно схватилась за него, приобнимая за плечо. То, что издалека кажется легким расслабленным полетом, вблизи оборачивается качественной физической подготовкой: что у Руни, что у капитана все тело было напряжено, мышцы плеча под моей рукой казались стальными. Рука скользнула чуть ниже, на лопатку, и я как ошпаренная отскочила от него, едва ноги коснулись земли. Надо начинать высыпаться ночами, чтобы днем не попадать в такие дурацкие положения. Но одного желания было недостаточно, я снова проворочалась ночью, бессонно глядя в потолок и прислушиваясь к дыханию Микасы. Мне снился Карл Фриц, каким его изображают в марлийских книгах, седовласый старик с задумчивым лицом. Неужели это тот самый Карл, которого встретила в королевском саду Рейвен? Что было с ними дальше, он наказал Хало? На момент последнего собрания Малого круга девятерых титанов он все еще достаточно молод, на вид ему не больше тридцати. Что произошло в промежутке между этой встречей в лабиринте и их расставанием, когда они общались как друзья? Я звала Рейвен снова и снова, но она не откликалась и не появлялась в гостиной. Вместо нее приходила бабушка Оливия и монотонно часами вышивала серебряной гладью, по-доброму мне улыбаясь. Устав от бессонницы, я сдалась и вышла на крыльцо, прошла по тропинке к башне, где разведчики устроили еще один наблюдательный пункт, потом зашла в беседку и осталась там. Ночная темнота выцвела до серого, лес казался фотографией себя самого. Я уже перестала обращать внимание на разведчиков на деревьях, следящих за моими передвижениями, но о появившуюся из леса фигуру в зеленом плаще взгляд сам споткнулся. Высокий, худощавый, темноволосый, волосы достают до шеи. Во всей его походке сквозила небрежность и вместе с тем усталость, спокойное принятие неизбежного, как у смертельно больного, не желающего показывать свои страдания. Ступив на каменную дорожку из отвердения, он огляделся, как показалось, с удивлением, а когда его взгляд устремился к беседке — замер на месте. Мы смотрели друг на друга в сером предутреннем воздухе, и мое сердце ускорило бег. На секунду показалось, что передо мной Хало, друг Рейвен, живший сто лет назад. Будто, отказавшись тогда переехать на Парадиз, он сделал это сейчас, мистическим образом преодолев время. Но вот мужчина сделал шаг вперед, и я облегченно выдохнула. Он был молод, намного моложе Хало, лицо его было мягче, а плечи — уже. Это просто был другой человек, еще один разведчик, бессонный, как и я. Или… Он был в метре от входа в беседку, когда я его узнала. На его лице не было растительности, волосы были короче, а одежда — иной, но это был тот самый человек из моего кошмара. Сердце забилось, вместе с кровью проталкивая по жилам мои последние слова: «Узурпатор Эрен Йегер, у тебя есть право на последнее слово». Я уставилась на свои руки, проверяя, чтобы они не дрожали. Ногти молочно белели в сумраке. Эрен вошел в беседку и сел рядом со мной, не произнеся ни слова. Мы сидели в тишине, наполняющейся понемногу пением просыпающихся птиц, свист и перещелкивания разносились по лесу. Скрипнула ветка, недовольно ухнула сова. Пробежала в траве полевка, радуясь побегу от смерти. Я слышала дыхание соседа — еще совсем молодого парня — рядом, но, в отличие от полевки, меня никак не отпускал страх смерти. — Знаешь, — никогда я не обращалась к незнакомым людям на «ты», но я никогда и не разговаривала со своими убийцами. — Три месяца мне снится один и тот же сон. Я снова в Марлии, в Ребелио. Там какой-то праздник, и на сцене выступает мой брат. Идет представление, но я не слышу, что он говорит. За моей спиной шумят люди, смеются какие-то дети. А потом… потом я вижу тебя. Теперь я понимаю, что видела тебя в обоих обличиях. Ты съел у меня на глазах брата. А я… — горло перемкнуло, и я тяжело сглотнула, по-прежнему глядя перед собой. — Мне перерезало сосуды на шее осколками, и я была почти без сознания, когда ты вытряхнул меня в рот. Каждую ночь в меня вонзаются сотни осколков. Но знаешь, что хуже всего? Хуже всего, что мне интересно: как ты не порезал себе желудок алмазным крошевом? И еще, зачем я давала тебе последнее слово? Выговорившись, я нашла в себе силы посмотреть на него. Пусть он посчитает меня сумасшедшей, пусть уйдет, пусть вообще окажется не Эреном Йегером, а каким-то простым разведчиком. В расширившихся глазах парня плескалось такое удивление, что он перестал дышать. Когда Рейвен рассказала мне о даре Атакующего, я все еще надеялась, что сон — это игра моего воображения. Но увидев человека из сна наяву, перед собой, я как-то резко поверила во все: и что он видит воспоминания следующих носителей, и что в будущем убьет Уильяма и меня. — Ты — Молотобоец, — выдохнул он. — Лара Тайбер. Я молча кивнула, не зная, о чем нам говорить. В голове я с отплытия прокручивала тысячу сценариев нашего разговора, но ни один из них не шел этой будничной предрассветной встрече в лесу под пение птиц. — Мне сказали, что ты приплыла на Парадиз, чтобы встретиться со мной. — А мне сказали, что это произойдет только через труп кого-то из ваших военных. Эрен приподнял один уголок губ в намеке на улыбку. — Насколько мне известно, все живы. Так, значит, Молотобоец тоже видит будущее? Я задумываюсь. Он должен знать о моем титане не меньше, чем я о его, так зачем эти глупые вопросы? — Ты забыла, — шелестит голос Рейвен, — что у Атакующих не было традиции передавать титана внутри семьи. Им сложнее даются воспоминания предшественников. — Нет, будущее видишь только ты, — признаюсь я Эрену. — У меня другой дар. Думаю, это воспоминание из будущего моему предку показал кто-то из прошлых Атакующих. Как много ты их знаешь? Есть что-то будничное в том, как мы сидим бок о бок в белой беседке посреди леса и смотрим друг на друга, будто пытаемся в глазах прочитать больше, чем другой хочет сказать. — Мало. Йегер пожимает плечами. В его глазах мне мерещится облегчение и даже улыбка. — Это не то, что можно контролировать… — Можно, — перебиваю его, вдруг осознав, что, как только капитан узнает о приходе Атакующего, нас разлучат, и это может быть последним шансом поговорить. — Послушай, я правда приплыла, чтобы кое-что сказать тебе. Последний Атакующий, с кем был знаком мой предок, Хало Даккор, просил найти его, когда все станет окончательно рассыпаться. Сказал, что знает решение проблемы вражды наших народов, от которого Карл Фриц сбежал на Парадиз. Узнай, что это за решение, и можешь не говорить мне, но просто… Просто узнай… Он говорил, что надежды на хороший исход почти нет. Но какой-то вариант он нашел. Движение справа привлекло мое внимание, и я обернулась. На крыльце дома стояла Микаса, растрепанная, без УПМ, и смотрела на нас. — Эрен?! — в утренней тишине ее шепот раздался как крик, разбив сонное оцепенение поляны. — Черт… — досадливо проронил Йегер. Парень выглядел одновременно радостным и виноватым, как кот в Ребелио, застигнутый на месте преступления при похищении колбасы из мясной лавки. — Почему они боятся оставлять нас вдвоем? — недоумевающе спросила я. — Ты же видишь будущее и наверняка знаешь, как меня убить. Ты что, не сказал им? — Нет, — все так же деревянно улыбаясь, ответил Эрен. — Они не знают об этой способности Атакующего. Микаса исчезла в глубине дома и вернулась с клинками, с ближайших деревьев к нам уже спускались разведчики и, что хуже всего, капитан Аккерман. — Быстро они, — пробормотал Эрен. Я вскочила с лавки, оправляя платье. — Я пойду. Главное я сказала. Если пробуду рядом с ним дольше, хрупкое равновесие в отношениях с Разведкорпусом исчезнет. — Стой, — Эрен бесцеремонно дернул меня за подол, вынуждая остановиться. — Не хочу бегать и скрываться от друзей. — Так расскажи им все. Я попыталась выдернуть ткань из пальцев парня, но хватка у Атакующего была железная. — Не, я не об этом. Как насчет показательного сражения? Я бросила попытки вырваться, изумленно обернувшись к нему. — Их же удар хватит. — Не хватит, если я буду победителем. Я опешила от его безумной идеи. К нам неслись разведчики со всех сторон, и лучшее, что я могла предложить, это спокойно дождаться в беседке и поговорить. — У тебя сейчас нет Челюстей, — не иначе как в помутнении рассудка сказала я. — Как и у тебя — огневой поддержки. Побежали. Эрен выпрыгнул из беседки прямо под носом у подруги и Армина, вытащив меня следом за руку, и обернулся к сослуживцам с широкой улыбкой: — Капитан Леви, мы на тренировку! Я не рискнула обернуться и посмотреть в лицо капитана, но это было уже и не нужно, потому что Йегер, на мгновение отпустив меня, укусил себя за руку и перекинулся в титана. Огромная ладонь подхватила меня с земли и понесла к границе леса. В гостиной хохотала Рейвен, юная, длинноволосая: — Все такой же азартный придурок, это не меняется, — едва выговорила она. — Он же меня сейчас съест! — не выдержала я веселья прабабки. — Так превратись и не дай ему это сделать. В деревьях появился просвет, мы вышли в открытое поле, и я крикнула: — Отпусти меня! Кто же знал, что он так буквально послушается меня, просто разжав руку. Я упала почти удачно, сломав одну голень и выбив колено другой ноги, зато с превращением проблемы не было, кость пропорола мышцы и кожу и торчала наружу. После боли от встречи с землей беспамятство перехода ощущается как блаженство, но Атакующий не дает мне времени прийти в себя, сразу нападая. Долгое превращение дарит ему фору для того, чтобы расквасить мне голову, не успевшую обрасти отвердением, и я, не давая вовлечь себя в потасовку на кулаках, отращиваю колонну, пронзаю ему живот и спину, насаживая его титана как бабочку на булавку. Из леса послышались крики, и я вспомнила, что вообще-то должна поддаться ради будущего диалога. Поэтому создаю молот и разбиваю колонну, откидывая Атакующего. Я знала, насколько силен его титан, но вживую его способности все равно поражают. Он даже не упал, только опустился на землю прыжком и снова кинулся ко мне. Моя задача была сложнее: если он мог сколько угодно бить моего титана, оставляя в неприкосновенности настоящее тело, то я вынуждена была избегать массивного оружия, которое могло задеть загривок Атакующего. Но в моем арсенале были и более тонкие методы. Например, хлыст. Обращаться с ним меня учил пожилой цирковой дрессировщик и фокусник, когда-то сбивавший с головы партнера яблоко ударом хлыста. — Ты не должна обращать внимание на большую часть хлыста: тебе интересна только ручка и конец, и больше ничего, — повторял он. — Когда ты научишься понимать причину и следствие, прочая цепь событий между этими двумя явлениями перестанет волновать. Хлыст успешно держал Эрена на расстоянии, позволяющем напомнить, зачем мы здесь. По его лицу было не понять, помнит ли он о своих словах, или просто хочет меня убить. Во всяком случае, отрезанные руки не показались ему достойной причиной перестать идти ко мне. Над равниной прокатился утробный рев. — Эрен, это бесполезно, — попыталась я его удержать. — Наши титаны созданы не для того, чтобы сражаться друг с другом, а чтобы сражаться вместе. Наши способности компенсируют слабости друг друга. Руки отрастали, Атакующий пер на меня, как локомотив, и я, материализовав арбалет, откинула его выстрелом в живот. В глазах титана не было ни тени разума, только чистая ярость и желание убивать. — Давай поменяем стратегию, — снова попыталась я, замечая, что кто-то из разведчиков вернулся за конями и оружием, и уже направляется ко мне с громовыми копьями. Эрен не слышал, он подошел еще ближе, и я не рискнула создать что-либо еще, понимая, что все, что я применю, либо разозлит его еще сильнее, либо убьет. Я подняла руки в международном жесте признания поражения. Но и это не остановило Атакующего, который в несколько прыжков оказался у кристалла с телом и с веером крови выдернул из него пуповину. Острая боль пронзила голову, носоглотку обожгло хлынувшей кровью. Сознанию потребовалось несколько секунд, чтобы вернуться в кристалл и услышать, как от леса кто-то кричит: — Эрен, да съешь ты ее уже, придурок! Атакующий, поднесший кристалл ко рту, резко остановился. В его глазах мелькнуло недоумение, будто он не понимал, как оказался здесь, в этом моменте. Он обернулся к лесу, посмотрел на всадников внизу и потряс головой. Я почувствовала, как меня опускают на землю, а затем титан исчез, а надо мной появилось взволнованное лицо Эрена. — Извини, я увлекся… Мальчишка, глупый мальчишка, растерянный, теряющий голову в своем титане. Ко мне вернулась вся боль в ногах, от потери крови голова кружилась и была легкой, почти невесомой. Кажется, пятка тоже треснула, а ахиллесово сухожилие растянулось едва не до разрыва. К лицу Эрена присоединились другие знакомые лица, расположившись кружочком. Микаса, Армин, Саша, Жан, Конни. Последний разочарованно спросил: — Что, ты не будешь ее есть? Стоящая рядом Саша отвешивает Спрингеру подзатыльник. — Что это было, Эрен? Зачем ты сбежал? Рядом вырастает фигура капитана, он садится на корточки рядом с моим лицом, рассматривая меня, как днем на дереве. — Выходите уже. Звучит недобро, но я все равно не могу оставаться в кристалле долго: я банально начинаю захлебываться собственной кровью. Оболочка слезает тяжело, как слишком тесная рубашка, и после обрушения кристалла легче не становится; резко оборванная связь с телом — всегда микроинсульт. Тело спешно заращивает невидимые повреждения в мозге, и раньше, чем зарастит их, не примется за ноги. — Извини, ладно? — повторяет Эрен, садясь рядом и явно не зная, что делать. — Давай я тебя отнесу в лагерь… Я не отвечаю, пытаясь вправить колено и сложить кости, отплевываюсь от крови. Сейчас еще и стошнит, и станет совсем прекрасно. Зато план сработал, нас с Йегером не пытаются растащить в разные стороны. Я вскидываю на него глаза, но наталкиваюсь взглядом на капитана. — Долго вы еще регенерировать будете? Кровь все еще течет тонкой струйкой из носа, колено вправить удалось, но для перелома требуется больше силы. Должно быть, это от обескровливания я набралась смелости и ответила: — Не знаю, раньше не дралась с другими титанами. Но ваш платок в любом случае сейчас будет кстати. Он нечитаемо смотрит на меня и присаживается рядом. — Подведите лошадь, — командует кому-то сзади и протягивает мне платок, а сам закатывает рукава рубашки и принимается за разошедшиеся кости. От боли хочется кричать, но я только утыкаюсь носом в белую ткань и зажмуриваюсь. — И что теперь? — между рваными вдохами слышу вопрос Армина. Среди агонии боли в легком, невесомом сознании парят разобщенные мысли, кажущиеся одновременно бредом и самым логичным, что я когда-либо знала. — Нет иного пути как жить и давать жить другим. Будущее не определено и пластично, каждый сделанный выбор, каждый поступок меняет его. Я сделала свой выбор, когда приплыла сюда. Вы можете не доверять мне, можете держать подальше от Атакующего, но это ничего не изменит для меня. Только для вас. Я доверилась, вручила вам себя как шанс на лучший исход, и, если вы не используете его, это будет уже ваш выбор. В наступившей тишине было слышно, как фыркнул подошедший конь. Капитан оторвал длинную полосу от подола платья и ловко примотал собранную ногу к длинному осколку кристалла, как к шине. К боли в ногах начал примешиваться зуд, значит, началась регенерация. — Судя по бреду, что вы несете, хорошо вам в голову дало, — негромко говорит Аккерман, поднимает меня на руки и несет к лошади. — Все в лагерь, — это уже разведчикам. — И ты, Йегер, в том числе. На имени Атакующего в голосе мужчины слышатся угрожающие нотки, и Эрен страдальчески морщится. Он помогает усадить меня в седло впереди капитана, чтобы не травмировать ноги, боком, по-дамски, и провожает нас взглядом. На этот раз я не отказываюсь от возможности слегка прислониться к телу мужчины, перенося вес на бедро более здоровой ноги. Мы отдаляемся от ребят, и я через плечо капитана смотрю на Эрена. Взлохмаченный, помятый, он идет рядом с лошадью Микасы, кажется очень юным, беспечным и ничем не напоминает самого агрессивного из девятки. Против воли я улыбаюсь, поняв, что, раз меня не съели сегодня, вряд ли съедят в будущем. По крайней мере, не Атакующий. Лошадь спотыкается о выпирающий корень, и от падения меня удерживает мужская рука на животе. Мышцы пресса непроизвольно напрягаются, а я отвожу взгляд, чтобы даже случайно не посмотреть на капитана. Когда рука убирается и смущение проходит, я снова смотрю назад. Эрен ловит мой взгляд и неожиданно подмигивает, улыбаясь в ответ. Капитан оборачивается вместе со мной, и улыбка Йегера мгновенно исчезает, лицо принимает максимально незаинтересованное выражение. Я утыкаюсь взглядом в гриву лошади, разглаживаю пряди пальцами и не могу перестать улыбаться. Это знаменательный день для наших титанов. Спустя сто лет мы смогли вернуться к сотрудничеству.