Километры к твоему сердцу

Мэри испуганно посмотрела на Бекки, затем резко дёрнула женщину за платье и спряталась за её спиной. Она выглядела маленькой, хрупкой, но её жест был решительным - защититься от незнакомки. Бекки осталась сидеть на полу, её руки всё ещё были протянуты, но они задрожали. Ощущение было таким, будто мир под её ногами рухнул. Она смотрела на свою дочь, но её собственная девочка вела себя так, словно она чужая, словно между ними не было ничего общего. — Доченька… Мэри… — прошептала Бекки, её голос был тихим, словно сломленным. — Это же я… мама… Обнимешь меня? Мэри выглянула из-за спины женщины, её глаза сверкнули настороженностью. Это был взгляд человека, которому внушили быть осторожным, не доверять. — Ты не моя мама… — уверенно сказала девочка. Её слова, произнесённые с почти детской невозмутимостью, звучали как приговор. — Вот моя мама, — добавила Мэри, повернув голову к женщине. Улыбка на её лице была светлой, искренней, как будто Бекки вообще не существовало. Эти слова были словно нож в сердце. Бекки захлебнулась воздухом, её глаза расширились, а внутри всё рухнуло. Как? Как её собственная дочь могла забыть её? — Малыш… — её голос дрожал, как натянутая струна. Она вытерла мокрые глаза, но слёзы снова наполнили их. — Я твоя мама. Ты меня не помнишь? Она пыталась улыбнуться, но на её лице было видно только отчаяние, только бесконечная боль. — Дай тебя обнять… прошу… Я так давно тебя не видела… Так сильно соскучилась по тебе… Мэри снова спряталась за женщину, её маленькие плечи задрожали. — Нет! — закричала она. — Ты не моя мама! Уходи! Бекки охватило чувство беспомощности. Её руки опустились, тело словно онемело. Она смотрела, как её дочь всё глубже прячется за женщину, эта картина разрывала её на части. — Мэри, это действительно твоя мама, — мягко сказала женщина, пытаясь опуститься на колени рядом с девочкой. — Она пришла сюда, чтобы увидеть тебя. Но девочка закачала головой, и её голос стал ещё громче, ещё отчаяннее. — Нет! Я не знаю, кто она! Ты моя мама! Её слова эхом отдавались в голове Бекки. Она отшатнулась, её тело дрожало. Всё внутри неё кричало: «Борись! Найди слова, чтобы объяснить ей!» Но она не могла. Как можно найти слова, чтобы сломать стену, построенную временем? — Всё хорошо… — произнесла Бекки едва слышно, её голос был тихим, сломанным. — Всё… хорошо… Не надо её заставлять… Моя девочка просто ещё не вспомнила… Правда? Она поднялась на ноги, но ноги подкашивались, словно не выдерживали тяжести всей печали. Сделав неуверенный шаг назад, она натянуто улыбнулась. — Прости… я, наверное… тороплюсь… Она не могла смотреть на свою дочь. Бекки знала: ещё один взгляд на Мэри, и она сломается прямо здесь. Рухнет без сил на этом полу. Но уходить было невозможно. Каждый шаг назад был как нож в спину. Она ждала, что девочка её окликнет, побежит к ней и назовёт мамой… Прижмётся, крепко обнимет, ощутит и вспомнит. Ребекка вдохнет её запах, почувствует родное и любимое… Но такого не произошло. — Малыш… — выдохнула она, её голос дрожал. — Я люблю тебя… Мама всегда будет любить, будет рядом, будет защищать тебя. Хорошо? Мэри не ответила. Она спрятала лицо в платье женщины, не глядя на Бекки. Эта тишина была громче любого крика. Она была пронизана отказом, отторжением, холодом, который невозможно было принять. Когда Бекки вышла из комнаты, она почти рухнула у двери. Её ноги больше не держали, она упала на колени, прижав руки к лицу. Сначала она просто сидела в полной тишине, пытаясь переварить то, что произошло. Но затем из её груди вырвался хриплый, почти животный всхлип. Слёзы катились одна за другой, она не могла их остановить. Её плечи тряслись, а горло сжималось от рыданий, которые она так долго держала в себе. — Простите меня… — вырвалось из её губ, она снова повторила: — Простите… Эти слова были обращены ко всем, кого она потеряла. К Мэри, которая отвергла её. К Риччи, которого больше не было рядом. К самой себе за всё, что она сделала, чтобы дойти до этого всего. Где-то за дверью она услышала голос Мэри. Девочка говорила с женщиной, Бекки почувствовала, как новый поток безумной боли пронзил её. Она не могла различить слов, но сам факт того, что её дочь разговаривала с кем-то, кроме неё, был невыносимым. Она встала, опираясь на стену. Её ноги тряслись, её тело было почти безжизненным. Она пошла вперёд, не зная, куда направляется. Каждый шаг был мукой. Каждый вдох приносил острую боль. В её голове звучало одно: «Она меня забыла». «Не помнит, не ждала, не любит…» Её глаза больше не чувствовали слёз. Её сердце больше не выдерживало, казалось не билось. Она шла по пустому коридору, всё дальше от своей дочери, с каждым шагом понимая, что это возможно конец. Дойдя ватными ногами до холла, Бекки чувствовала, как мир вокруг теряет очертания. Всё казалось приглушённым - звуки, свет, люди. Только боль в груди была отчётливой, обжигающей. Фрин терпеливо ждала у лифта, нервно теребя ремешок сумки. Она сразу заметила, как Армстронг вошла в холл, и тут же поспешила к ней. — Бекки? Что с тобой? — обеспокоенно спросила она, хватая девушку за руку. Её глаза напряжённо всматривались в лицо девушки. — Эй, на тебе лица нет. Что произошло? Армстронг остановилась, но её взгляд был пустым, словно она не видела, кто перед ней. Её глаза бессмысленно блуждали по лицу Фрин, но казалось, она даже не слышала вопросов. Только через минуту её сознание, казалось, вернулось, и она тихо шепнула: — Лучше бы меня убили… Её голос был настолько слабым, что слова едва можно было разобрать. Она сделала шаг вперёд и уткнулась лицом в плечо Фрин, спрятавшись в её волосах. Её руки обвили Сарочу с такой силой, будто это единственное, что удерживало её на ногах. — Малыш… Что произошло...? — тише, мягче спросила Фрин, нажимая кнопку лифта. Её пальцы осторожно гладили Бекки по спине. — Это отец? Он сказал что-то плохое? Бекки лишь покачала головой. — Она меня не узнала… Забыла… — её голос задрожал, и слёзы, которые она сдерживала, начали стекать по щекам. Фрин ничего не понимала, её сердце сжалось от этого признания. Она молча прижала девушку к себе, позволяя ей выплеснуть всё, что разрывает её изнутри. Когда они дошли до номера, Фрин открыла дверь, помогла Бекки войти и усадила её на кровать. Присев перед ней, она осторожно взяла её за руки и подняла её лицо так, чтобы их взгляды встретились. — Что случилось..? — её голос был тихим, почти умоляющим. — Пожалуйста, расскажи мне. Мне больно на тебя смотреть. Сначала Бекки просто смотрела на неё, но затем её лицо исказилось, слёзы хлынули с новой силой. — Мне так больно… — выдавила она, закрывая лицо ладонями. — Тише… — прошептала Фрин, её руки осторожно скользнули к щекам Бекки, вытирая слёзы большим пальцем. — Кто тебя не узнал? Но вместо ответа Бекки разрыдалась. Плачь перешёл в настоящую истерику. Её дыхание сбивалось, она судорожно хватала воздух, но слова застряли в горле. — Моя родная… — выдавила она наконец, но тут же снова замолчала, не в силах продолжить. Фрин в панике смотрела на неё, не понимая, что могло так сильно сломить её. Её руки снова обняли Бекки, прижимая к себе. Она не отпускала её, мягко раскачивая из стороны в сторону, будто это могло хоть как-то успокоить её. — Всё хорошо… Я с тобой… — шептала она, её голос был мягким, но в нём слышалась растерянность. После долгих минут, с помощью таблеток и воды, истерика постепенно сошла на нет. Бекки лежала, прижавшись к груди Фрин, издавая тихие, одинокие всхлипы. Её дыхание всё ещё было тяжёлым, но слёзы почти иссякли. — Всё хорошо, малыш, — шептала Фрин, поглаживая её по волосам. — Это пройдёт. Я рядом. Никто не причинит тебе больше боли. — Мне так паршиво… — прошептала Бекки, её голос звучал глухо, почти неузнаваемо. — Я пыталась… но она даже не взглянула на меня… — Кто, Бекк? Кто не взглянул? — снова попыталась спросить Фрин. Но Бекки лишь крепче прижалась к ней, не отвечая. Она была слишком истощена, чтобы говорить, слишком разбита, чтобы снова возвращаться к тому моменту. Фрин наклонилась и поцеловала её в лоб, сжимая в объятиях так, будто хотела передать ей всю свою силу. — Я рядом… Всегда рядом, — прошептала она. — Ты скажешь мне всё, когда будешь готова. И мы вместе всё исправим. Я тебя не оставлю, никогда. Её слова звучали уверенно, но в глубине души она чувствовала, как тревога сжимает её. Она понятия не имела, что случилось, но вид Бекки, такая сломленная и опустошённая… Наполнял искренним переживанием, даже не смотря на то, что она не знала, в чём дело. — Попытайся уснуть, малыш, — добавила она, накрывая их одеялом. — Завтра мы разберёмся. Бекки ничего не ответила. Она лежала, слушая биение сердца Фрин, пытаясь найти в нём хотя бы каплю покоя. Но перед её глазами всё ещё стояла Мэри. Её взгляд. Её слова. И эта улыбка, адресованная кому-то другому. "Я для неё больше никто," — думала она, крепче зажмуривая глаза, чтобы снова не разрыдаться. — Всё хорошо, пройдёт. Я рядом с тобой… — шептала Фрин, нежно обнимая её. Её голос был успокаивающим, словно колыбельная. — Никто не стоит и ни одной твоей слезинки. — Она мягко поцеловала Бекки в лоб, задержавшись на мгновение. — Моя маленькая… Самая родная… Бекки тихо всхлипнула, её дыхание стало немного ровнее. Она крепче прижалась к Фрин, будто только её тепло удерживало её от того, чтобы снова рухнуть. — Я завтра всё расскажу. Хорошо? После распределения на заезды, — внезапно твёрдо сказала она, хотя её голос всё ещё был ослабленным. — Конечно, малыш, — прошептала Фрин, не отпуская её из объятий. — Обещай выслушать и не перебивать, до самого конца истории, — добавила Бекки, её взгляд стал серьёзным, почти требовательным. — Долгая история? — Достаточно, чтобы всё стало понятно… Ты обещаешь? Фрин посмотрела на неё с мягкой улыбкой. — Хорошо, малыш. Я обещаю тебе. Она легко коснулась губ Бекки своими, передавая ей тепло и уверенность. — Попытайся уснуть, — сказала она, укладывая её поудобнее. — Не хочу, — ответила Бекки, её голос стал почти детским. — Расскажи мне что-то… какую-то историю из жизни. Фрин задумалась, накрывая её руку своей и ласково поглаживая. — Ладно… Был случай, когда ко мне в кабинет на работе забежал мальчик лет десяти. — Мальчик? — слабо улыбнулась Бекки, немного расслабившись. — Да, в шапке. Хотя на улице было ужасно жарко. Он искал хирурга. — Почему? — У него мама работала в кафе рядом с больницей. Она воспитывала его одна, и денег у них было мало. Он сказал, что у него больное сердце и ему нужна операция, на которую мать копит уже год. — И что ты сделала? Фрин вздохнула, поглаживая её руку. — Я сначала подумала, что это шутка, но мальчик достал свою медкарту. Всё было серьёзно. У него сердце плохо перекачивало кровь, а это угрожало его жизни. — Что было дальше? — прошептала Бекки, её глаза снова закрылись, но она слушала с явным интересом. — Я отправила его на обследование. Но перед этим он достал из кармана горсть мелочи, высыпал её на стол и спросил, хватит ли этого на операцию. — Голос Фрин дрогнул, она сжала Бекки чуть крепче. — В тот момент мне хотелось плакать. Бекки открыла глаза, посмотрев на неё. — Ты сказала, что хватит? — Конечно, — ответила Сароча с улыбкой. — Я сказала, что для мальчиков у нас специальная акция - бесплатные операции. Он обрадовался, обнял меня, а потом пошёл на обследование. Фрин ненадолго замолчала, вспоминая. — Мы с кардиологом и остальной командой сделали всё, что могли. Операция прошла успешно. Мальчик был счастлив, а его мама была в шоке, не веря, что всё получилось вот так. Они еще долго кормили меня обедами и благодарили. Но одно останется тайной… — Что? — Тайная фея-хирург оплатила операцию и все-все препараты до конца лечения. Этот мальчик мне больше всего впал в душу. Ничего не было жалко, только бы он поправился скорее стал на ноги здоровым и крепким. — Ты чудо… — прошептала Бекки, чуть приподнимаясь, чтобы посмотреть ей в глаза. Фрин улыбнулась, нежно прижимая её к себе. — Я просто делала то, что нужно было сделать. — А я… тоже люблю детей… — прошептала Бекки, но её взгляд снова стал отстранённым. Она будто вернулась в свои мысли, к тому, что случилось ранее. Фрин внимательно посмотрела на неё, не задавая вопросов. Она знала, что всё ещё придёт время. — Спокойной ночи, малыш, — тихо сказала она, целуя Бекки в лоб. На следующий день всё шло, как обычно, но в воздухе витало напряжение. Девушки разошлись по своим номерам, чтобы подготовиться к распределению. Надев новые костюмы и взяв в руки наполированные шлемы, они встретились в зале, где проходил сбор участников. Сев рядом, они незаметно взялись за руки, стараясь скрыть жест поддержки. — Скукота, ненавижу такое, — тихо пробормотала Фрин. — Сейчас будет выступать мой отец, — ответила Бекки, будто не услышав её слов. Фрин слегка напряглась, заметив, как голос Бекки стал холодным и отстранённым. И она не ошиблась. Робин вышел на сцену. Его речь была короткой, почти механической. Он прочитал текст с листа, добавив в конце пожелания удачи, и окинул зал взглядом. Его глаза задержались на Бекки и Фрин чуть дольше, чем на других, прежде чем он ушёл за кулисы. Когда началось распределение, девушкам достались гонщики из Польши и Марокко. Запомнив свои номера, они решили, что больше нет смысла оставаться в зале. На улице их окликнул чей-то голос. — Сова! Это ты? Фрин резко обернулась, а Бекки замерла на месте. В её глазах отразился шок, смешанный с тревогой.