Сердце дракона

Так благослови же своих сыновей —

Воинов, сметавших столицы!

      Будучи ребенком, ещё до того, как ему удалось приручить Вхагар, Эймонд часто путешествовал с отцом верхом на лошадях. Чёрный Ужас умер от старости и покойный король Визерис, его последний всадник, не захотел приручить другого дракона. Король брал младшего сына с собой на охоту или когда получал приглашения от великих Домов, и однажды на своем пути они встретили странствующего старца. Визерис пригласил уставшего путника отдохнуть у костра, и долго слушал его. Юного принца куда больше привлекали упражнения на деревянных мечах с королевскими гвардейцами, нежели разговоры, которых он не понимал, но кое-что Эймонд всё же запомнил.        «Власть — это рубашка из огня, — говорил старец. — Если умеешь носить её верой и правдой, она будет оберегать тебя и уничтожит твоих врагов. Однако, стоит поддаться гордыне и своё место забыть, тогда она самого тебя сожжёт».        Юный мальчик не понял тех слов. Позже Эймонд сказал отцу: «Разве может уничтожить огонь того, кто сам есть огонь?». Визерис часто говорил загадками, и тот раз не стал исключением. «Однажды ты поймёшь», – ответил он младшему сыну.       Коронация Эймонда Таргариена совсем не походила на ту, что сделала королем его старшего брата: не было спешки, не было страха и сомнений в юном короле, в отличие от Эйгона, для которого Железный Трон был неизбежным, но совсем не желанным, Эймонд твёрдо шёл к своей цели. В окружении Таргариенов, перед глазами представителей великих Домов, мейстер опустил корону на его светловолосую голову и прозвучала клятва, с верой в каждое слово, с силой, так присущей драконьей крови. Рейна Таргариен, «принцесса без дракона», вторила слова верности Железному Трону. Хелейна должна была передать корону новой королеве, однако медлила, коснувшись своего символа власти дрожавшими пальцами. Сняла, но приблизиться к Рейне оказалось выше её сил. Не позволив паузе затянуться, Эймонд сам принял из рук сестры корону и опустил на голову своей жены. Встретившись с Рейной взглядом, он не увидел страх. В фиалковых глазах горел огонь – самое настоящее драконье пламя, подобное тому, что несла в себе Вхагар, — а в девичьей груди билось драконье сердце.       Милой, немного наивной девочки, так не походившей на воинственную сестру, больше не было. Выбрав Рейну, Эймонд изменил её судьбу. Короновав собственными руками, изменил и её душу. Он пробудил дракона и теперь стоял перед раскрытой пастью: огонь, что вырвется наружу, Таргариена не сожжёт, только согреет, обласкает своим пламенем. Эймонду было не впервой покорять дракона. Сила, что таилась в его жене, заставляла кровь бежать по венам быстрее.       Было ещё одно различие с коронацией старшего брата: никто не закрывал ворота столицы и не сгонял людей к Драконьему Логову — горожане шли сами. Не было пиров и рыцарских турниров, так как не пришло время для праздненств, но на городской площади столы ломились от еды. Людям нужна была еда. И справедливая корона.        Драконье Логово, почти наполовину разрушенное в предыдущую коронацию, осталось позади. Король и королева вышли к людям, «Белые плащи» держались чуть поодаль от них — такой безрассудный, но красивый жест доверия своему народу. Эймонд поддерживал правила игры, что были стары как свет: государство — это корона, великий совет, но государство — это народ. Их народ устал от лишений и голода, и теперь людям нужна была вера.        Дорожная пыль оседала на подоле красивого платья, ветер трепал светлые пряди, нарушая изящность прически, но Рейна не была бы собой, если бы беспокоилась о сущих пустяках в столь важный день. Хор голосов скандировал её имя вместе с именем короля, а в небе, в красивом танце, кружили шестеро драконов — люди верили в них, как в богов.        Со стороны, картина, должно быть, была красивая. Король и королева следовали по наполненным улицам мимо ликующей толпы в сопровождении своей семьи, ещё недавно готовой пролить кровь в борьбе за власть. Эймонд и Рейна Таргариен принесли Семи Королевствам мир, но то была лишь его видимость. Королева-мать Алисента клялась, что не появится на коронации, но всё же появилась, она не была столь глупа, чтобы демонстрировать новый раскол.        День коронации пролетел так быстро, словно это был сон, до ужасающего прекрасный. Выходя утром из Красного Замка принцем, Эймонд вернулся домой королём. «Ваша светлость, — звучало вслед, когда он шёл по коридорам замка, — Ваше величество», но вопреки ожиданиям ликования не было, только поражающее умиротворение: уклад жизни вернулся на круги своя, а мысли Эймонда принадлежали дню завтрашнему, ведь корона Эйгона-Завоевателя и Железный Трон — то был не конец цели, а только начало.        — Ваша светлость, — сир Корвин Корбрей, надевший белый плащ, сопровождал Эймонда. — Тот, о ком вы спрашивали, направляется в Драконье Логово.        — Хорошо. Приготовьте простые одежды, мы выйдем в город.        С наступлением сумерек праздник в честь коронации на улицах Королевской Гавани лишь набирал обороты: еды хватало, чтобы накормить всех, вино лилось рекой. Двух мужчин, что затерялись в толпе, никто не замечал. Ещё утром Драконье Логово гудело ульем, полным пчёл, а теперь опустело. Эймонд отыскал того, за кем сюда пришёл, у своего дракона, его тоже заметили.        — Кузен. Или мне теперь звать тебя «Ваша светлость»? — Джейкерис отошёл от Вермакса и двинулся на встречу королю. Его ладонь опустилась на рукоять меча, и Корбрей, от которого не укрылось ни малейшего движения, выступил было вперёд, но Эймонд его остановил. Если бы они встретились на поле битвы, один бы точно пал от меча другого, но битвы остались в прошлом.        — Решишь после того, как выслушаешь моё предложение, Джейс.        — О мире? Так мы его уже заключили, — ирония так и сочилась в голосе юного принца. — Я здесь только из уважения к Рейне и Бейле. Моя ненависть к тебе никогда не исчезнет.        — Нет, не о мире. Ненависть — это хорошо, сильное чувство, которое ведёт вперёд. Направь её в нужное русло, — Эймонд раскрыл ладонь и в свете золотого огня факелов, освещавших Логово, блеснула булава Десницы. От него ждали иных выборов. «Зелёные» конечно же хотели видеть рядом с королём Отто Хайтауэра, и этот жест примирил бы его с Алисентой, а «Чёрные» прочили в десницы Деймона Таргариена. Но больше не было ни «Чёрных», ни «Зелёных», только герб с красным драконом. Король Эймонд сделал свой выбор.        После короткого разговора, Эймонд вернулся в замок тем же путем, никем не замеченный, в сопровождении сира Корвина. Прежде чем закончится этот долгий день, у Эймонда было ещё одно дело — впервые после возвращения в Гавань он вошёл в покои старшего брата. Мать встрепенулась, не ожидая ночного визита и уж точно не готова была увидеть Эймонда, велевшего выйти. Алисента медлила. "Неужто решила, что он пришёл добить больше-не-короля?" Но всё же вышла. Эймонд приблизился к кровати, на которой не так давно умирал его отец — Эйгон смотрел прямо на него.       — Ты так хотел корону, брат. Мог бы просто попросить.

***

      Королю совсем не шло сидеть на холодной земле, сжимая в руке бутыль, и снизу вверх смотреть на Чёрный Ужас — легенду, дракона его дорогого отца. Королю полагалось под сводами просторного зала слушать восхваляющие речи за пиршеством для узкого круга — всего лишь его многочисленная семья и лорды великих Домов. Рейна так и знала, что отыщет его в подземельях.        Её губы немели от бесконечной череды светских улыбок, ноги отчаянно требовали передышки, но разговоры не прекращались со всех сторон. Девчонка с Драконьего Камня стала королевой и её расположения вдруг стали требовать все — череда лиц сменялась так быстро, что от них кружилось голова, но Рейна привыкла: всё, за что она бралась, проходило безупречно. Отсутствие Эймонда она заметила не сразу. Разговор с Бейлой стал передышкой среди светских бесед, сестра смотрела с сочувствием и с лёгкой улыбкой желала удачи, наверное, радуясь, что судьба увела её от участия в подобной карусели. Старшей дочери Деймона куда больше шли меч и её дракон.        Королеве не предстало ускользать никем не замеченной с праздника в её честь, но именно так Рейна и поступила, когда поняла, что возвращение драгоценного супруга не предвидится. Первой целью в поисках стали покои Эймонда, но, разглядывая пустоту, Ёе величество осознала, что искать нужно совсем не там. Спускаясь по старым ступеням в слабом свете редких факелов, она уже не повторила свою ошибку.       — Почему ты здесь? — в тихом голосе Рейны вопрос прозвучал по-детски наивно. Эймонд поднял голову, откинув назад светлые волосы, что рассыпались, закрывая лицо, и Рейна впервые увидела его без повязки: сапфир на месте левого глаза, отобранного Люцерисом, и рваный шрам от его кинжала. Люцерис уже давно был мёртв, но старая история о том, как Эймонд украл её дракона, ещё жила.        — Весьма пугающая картина, не находишь? — Эймонд уловил её взгляд и лениво поднёс бутыль для очередного глотка. Весь день король держался так, словно был рождён с короной, но сейчас перед ней предстал совсем другой человек.        «Супружество — это не политический союз и тем более не военный, — говорила мудрая принцесса Рейнис своей внучке в вечер перед её свадьбой, — это союз двух душ и огромная работа. Отношения не ищут, отношения создают», — Рейна запомнила наставления, более того, отлично их поняла. Заключая союз, она связала себя обетом с чужим человеком, рядом с которым предстояло провести жизнь.       — Вовсе нет, — в жизни было не мало вещей, что пугали Рейну, но не его лицо. Подобрав полы красивого платья она опустилась рядом прямо на каменный пол.        — Хочешь знать, в чем разница между Красным Замком и Драконьем Камнем? — Эймонд протянул ей бутыль и янтарная жидкость обожгла горло. Рейна поморщилась и закашлялась. То, что она приняла за вино, оказалось крепким мужским напитком, а потом немного отпустило, и она ощутила, как по артериям и венам побежало приятное тепло. — Моё предложение ввергло твоих лордов в ужас, они спорили и ругались так, что дрожали стены. А потом выступили единым фронтом, поддерживая тебя.        — Твоя мать тоже поддержала тебя, она ведь пришла на коронацию, — Эймонд, в ответ на её слова, лишь усмехнулся. Рейна совершенно не понимала, как расценивать его вид: то казалось, что крепкий напиток затуманил разум, то он ловил её взгляд, глядя единственным глазом, трезвый, как валирийское стекло.        — Она сделала это, чтобы сохранить лицо, но для своей семьи я так и останусь Эймондом Братоубийцей, — хотелось возразить ему, но подходящих слов, как на зло, не находилось. Пауза затягивалась, но Эймонд сам заполнил её. — Одиночество — удел королей. Знаешь, кто был последним всадником Балериона? — Чёрный Ужас влёк её, но к своему стыду, конец его великой истории Рейна не знала. — Мой отец. Он в шестнадцать лет приручил Балериона, но тот был уже слишком стар и умер год спустя. У отца так и не появилось нового дракона. Он и не женился бы второй раз, если бы не давление совета. Ты выбрала сложный путь, моя дорогая королева, – Эймонд склонился к её лицу и мягко коснулся линии подбородка, но в нём не было ни намека на влечение, — и ещё не раз пожалеешь об этом.       Рейна знала, что Эймонд прав. Путь, что выбрала она — они оба — был совсем не простым, но она не питала иллюзий. Она раскрыла ладонь Эймонда, повторяя в мягком касании ровную линию шрама их свадебной клятвы — хотелось коснуться другого шрама, но эту черту перейти она не могла — и соединила со своей ладонью, как в тот день, когда они смешали кровь. С тех пор не было никого, ни Алисенты Хайтауэр, ни Деймона Таргариена — только Рейна и Эймонд. Если им суждено быть одинокими на своём пути, то пусть будет одно одиночество на двоих.