Как преуспеть в Тёмном чародействе (Без особых стараний) / How to Succeed in Dark Wizardry (Without Really Trying)

На прорицаниях профессор Трелони видит смерть Гарри. Или, ну. Она не видит его смерть, но видит Грима. Что не прямо-таки предзнаменование смерти, но достаточно к нему близко. У Рона кровь стынет в жилах, а в пальцах слегка покалывает. Гарри и Гермиона, конечно, над этим смеются. С чего бы им не смеяться? Они в такое не верят, это они ясно дали понять, а даже если бы и да, Гарри и без того подвергал себя смертельному риску два года подряд, так что ему легко от такого отмахнуться. Когда Рон допивает чай, его листья складываются в идеальный треугольник на дне чашки. Должно быть, это знак, думает он. Не приведи Моргана, чтоб предзнаменование хоть раз было легко расшифровать.

--

Несколько дней спустя на уходе за магическими существами они знакомятся со стадом гиппогрифов. Разумеется, они приглянулись Гарри, ведь они большие, и опасные, и довольно умные. Он исполняет все необходимые церемонии перед серым, гладит его, и ему даже удаётся на нём взаправду полетать. (— Дерьмовая затея, — бормочет Крэбб Малфою. — Если Поттер может, то я и тоже, — скалится в ответ Малфой. — Никакой он не особенный. — Ёбаный — пофиг, Драко, иди, дай птице размером с коня тебя сожрать, — закатывает глаза Крэбб. — А когда всё скатится в говно, вспомни, что я предупреждал, что именно так и случится.) В общем, в итоге Малфой ломает руку достаточно серьёзно, чтобы у Рона скрутило желудок от одного вида угла, под которым она висит. После этого урок заканчивается раньше времени, и за это Рон вполне благодарен. На него искоса таращатся гиппогрифы, поворачивая голову, чтобы пригвоздить его одним большим, похожим на бусины глазом. От этого волоски у него на загривке встают дыбом. За ужином Малфой произносит фразу «когда мой отец об этом услышит» по меньшей мере раз пять. Он ведёт себя как полный мудак, но Рон понимает, почему. А вот Гарри — нет, потому что у него случился какой-то необыкновенный опыт общения с животным, когда они летали над школьной территорией. Гермиона твёрдо убеждена, что, хоть Малфой и ведёт себя глупо, вина лежит не только на нём. Той ночью Рон ждёт, пока все уснут, и прошмыгивает обратно в Тайную комнату, вверх по винтовой лестнице и в скрытую библиотеку Салазара. К счастью, на этот раз он не забыл об обуви. — Приветики, — говорит он через некоторое время, застав портрет за дремотой. — Не хотел тебя будить, но прошла неделя, я прочитал книгу. — Да-да, привет, рад тебе, как прошла неделя, — хоть это технически и вопрос, ничто в его интонации этого не выдаёт. Он слегка одёргивает дублет и чешет шею. — Я сегодня видел гиппогрифов. Один из них сломал Малфою руку. Мужчина на портрете сурово смотрит на него: — Ты же не приближался к ним? — Не подошла моя очередь, — в замешательстве говорит Рон, — потому что, кажется, учеников было больше, чем гиппогрифов. А урок закончился довольно рано. Портрет кивает: — Хорошо, — и под взглядом Рона продолжает: — Метафизически, шкет, от тебя прямо-таки разит магией крови. Некоторые существа могут это учуять, и обычно им это не нравится. — Не моя вина, что моя палочка постоянно истекает кровью! Мужчина на портрете наклоняется вперёд и строго смотрит ему прямо в глаза: — Что? — Около года назад я сотворил кое-что со своей палочкой, ага, чтобы привязать её к себе, потому что она подержанная и долгое время не очень хорошо работала, — пожимает плечами Рон. — Теперь она работает лучше, но иногда кровоточит, и ей очень не нравится, когда ей пользуются другие. — Только этого миру не хватало, — бормочет портрет. — Подростка-чудотворца, проклятого богами, — закатывает он глаза. — Ну, я хотя бы дал тебе подходящую книгу, а? — Эм, — говорит Рон. — По большей части это была скучища про фазы луны и как выбирать корову, чтобы умаслить бога. Портрет картинно плюхается в своё кресло: — Нет, ты олух, она про построение ритуала, ёб твою мать, — невнятно взмахивает он рукой, на которой не хватает пары пальцев. — Нельзя просто идти и вскрывать вену каждый раз, когда тебе нужно прикоснуться к пустоте. Это хорошая основа, но это очень лёгкий способ заработать гангрену. — Ты же знаешь, что мы изобрели зелья-антибиотики? — когда пару лет назад с Перси за заточкой пера случилась довольно скверная травма, Рону предоставился случай всё о них узнать. — Это не то чтобы… — Неважно, — несколько язвительно прозвучал мужчина на портрете. — Пустота по чуть-чуть меняет твоё тело, и рано или поздно целительная магия перестанет действовать. Тебе придётся найти новые способы, чтобы не умереть, шкет. Эта мысль проникает в голову Рону и немного в ней скачет, пока, наконец, не укладывается полностью. — Чт — ты… — делает он глубокий вдох. — Целительная магия перестанет на меня действовать? — Я не какой-то там ебучий маг-теоретик, шкет, но каждый раз, когда ты касаешься тьмы, она будет трогать тебя в ответ. — Сукин сын, — это кажется недостаточно ёмким, но он не может подобрать что-то более ругательное. — А можно тогда как-то сделать, чтобы меня лечила тьма? — Возьми вон ту книгу, — отвечает мужчина вместо ответа. — Как бы тёмно-красную, за глобусом — нет, на две полки ниже и правее — именно, — мрачно ухмыляется он. — Прочитай её, шкет, и возвращайся через неделю.

--

— Мой отец, — надменно говорит Драко с аккуратной повязкой на руке на зельеварении на следующей неделе, — был очень обеспокоен тем, как администрация школы ведёт дела, раз ученики вроде меня могут быть практически до смерти ранены на уроке начального уровня. Его напарник по курсу, Гойл, на которого свалилась вся работа в течение следующих нескольких недель, закатывает глаза. Рон соскребает только что нарезанный имбирь и грубо швыряет его в котёл, ворча себе под нос. — Слушай, — тихо говорит Тео, — Драко — придурок, я с этим не спорю, но… Думаю, здесь он может быть прав, — слегка морщит он лицо. — Или, по крайней мере, его папа. Рон начинает давить в ступе немного настоянной с травами соли. — Лишь потому, что он прав, не значит, что мне это должно нравиться, — кристаллики становятся всё меньше и меньше, пока он продолжает растирать их пестиком. — И если бы он мог сказать хотя бы пару предложений без самовозвеличивания, было бы ещё лучше. — А ты удивлён? Рон вздыхает: — Нет, но мне, наверное, стоит снова с ним подраться, чтобы сбить с него спесь. — Я не думаю, что это… — Не, я подерусь, это лишь вопрос времени.

--

Книга, которую посоветовал портрет, в итоге оказалась очень мрачным трактатом о способах самоисцеления с помощью Тёмных искусств. При условии, что у вас достаточно широкое определение понятия «исцеление». И, знаете, в некоторой степени и «само». Как работало обычное целительство, по крайней мере, как понимал это Рон, — всё можно вырастить заново. Очистить себя от болезни с правильным зельем или заклинанием, а потом лечение просто заставляет магию заново отстроить тебя до предыдущих настроек. При условии, что нет никаких повреждений проклятьем (рубцовых или неврологических), вы можете обойтись несколькими днями постельного режима. Логично, что тёмная магия так не работала. Но то, что это логично, не означает, что Рон и впрямь продумал все детали того, как она будет работать, и что он довёл эту мысль до всех печальных исходов. Тёмная магия не создавала жизнь из материи так, как обычное целительство. (Если подумать, пожалуй, это объясняло, почему Рон так лажал и на трансфигурации, ведь она работала по схожему принципу.) Она больше полагалась на устранение основной проблемы самым прямым способом, а не на воспроизведение. (Когда в прошлом году у Гарри разболталась рука из-за того, что Локхарт испарил в ней кости, Помфри смогла вырастить ему новые за ночь с помощью зелья. С помощью тёмной магии можно попытаться раз-испарить кости (плохая идея, ведь в равной вероятности, если они вернутся, то появятся посреди поля для квиддича) или сделать что-то вроде заменителя, вырезать на нём несколько рун, чтобы не случилось сепсиса и не нарушался баланс веса, и просто вставить их на место. Это сложнее, не так удобно и может поднять несколько тревожных философских вопросов о создании жизни и мере человека.) В смысле, не поймите его неправильно, Рону нравится книга, по крайней мере, в какой-то степени, но рад, что расправился с ней до урока травологии.

--

— Уизли, — говорит Блейз на травологии, — я знаю, что мы раньше никогда не общались, но я хочу попросить тебя об услуге, — он по самое запястье в каком-то омерзительном удобрении, поэтому от него не исходит столько пафоса, сколько бы ему, наверное, хотелось, но он выжидательно смотрит Рону прямо в глаза. — Эм, — моргает Рон. — Что? — Я хочу попросить тебя об услуге, твою мать, Уизли, ты оглох? — Я тебя прекрасно слышу, просто чертовски сбит с толку? Блейз начинает утрамбовывать удобрение вокруг своего растения, но ни разу не разрывает зрительный контакт. От этого не по себе. — Драко, — говорит он, — так много трындит о своей руке, что если я ещё раз услышу слово «гиппогриф» в следующем месяце, то начну пытаться стереть все знания английского из своей памяти. — Лучше из его, так надёжнее, — предложение вырывается у Рона до того, как он успевает обдумать его получше. — В смысле, э-э, а я тут при чём? Блейз на него смотрит: — Вау, ты лишь повёлся с этим… — он слегка отряхивается. — Ты же врезал ему в прошлом году? Не мог бы ты сделать это снова? — Ты мог бы ударить его, — говорит Рон, потому что ему не очень-то нравится идея ломать носы по чьей-то указке, даже если речь идёт о носе Малфоя. — Это нетрудно, нужно просто сжать кулак и спрятать большой палец внутрь. — М-м-м, — говорит Гойл, соскребая грязь со своей руки, — сожми его как обычно и бей тыльной стороной. Так будет сильнее. — Я бы не хотел, чтобы мне это аукнулось. Ну, думает Рон, какая жалость. Невилл громко вздыхает и со стуком кладёт свой совок на стол: — Зачаруй его носки, чтобы они стали малы, замени его чернила на исчезающее зелье, пропили его перья до середины, чтобы они ломались посреди урока, если ты так переживаешь. Мерлин, ты идёшь какими-то окольными путями. Блейз уже вполне себе взбешён: — Но этого мало! — Слушай, — говорит Невилл, — если ты хочешь сделать гадость, можешь купить что-нибудь у одного из братьев Рона. — У старосты школы? Рон осторожно отодвигает своё растение и несколько раз стукается о деревянную скамью. Разве Блейз не должен был быть из умных в Слизерине?

--

Прогулка по Тайной комнате, мимо загадочно не гниющей туши василиска и по каменной лестнице в библиотеку с каждым разом становится всё быстрее и быстрее. Она начинает казаться привычной рутиной, подобно тому, как это происходит во время перемен между уроками, когда через несколько недель маршрут уже прочно укрепляется в мозгу. Мужчина на портрете заставляет его вспомнить несколько самых жутких случаев, описанных в книге, рассказывает о важности очистки ран и инструментов, заставляет перечислить как минимум два очень архаичных сканирующих заклинания, а затем, когда его голова уже крутилась и саднила, как перетруженный сустав, направляет его к тоненькому томику о медитации палочки, с указанием заглянуть на следующей неделе. Это не очень-то похоже на извинение, но Рону всё равно приятно. Рону хочется свернуться там калачиком, в самом сердце школы, но ему удаётся добраться обратно в спальню, лишь раз почти столкнувшись с миссис Норрис.

--

На следующий день на защите от Тёмных искусств Люпин сообщает, что через неделю они будут проходить практику с боггартами перед всем классом, и от этого Рону хочется жевать стекло. Было время, несколько лет назад, когда он был уверен, что его самым страшным страхом станет какой-нибудь паук, может, огромный акромантул или один из тех экзотических видов, которые вырастают до размеров сверчка и плюются смертельным ядом. Но теперь? Рон не совсем уверен. Дело в том, что большинство его страхов гораздо менее… физичны, чем раньше. Боггарт может превратиться в паука, но он сомневается, что тот превратится, скажем, в то, что медицинская магия в какой-то момент перестанет на него действовать. Или в то, что его палочка слишком сильно к нему привязана. Или, не дай Моргана, в одно из тех чертовых первобытных существ, к которым он время от времени обращается — хотя для этого, вероятно, нужно знать, как они выглядят, а не видеть жуткие пророческие сны. Но всё же. От этой мысли у него скручивает желудок.

--

Они с Малфоем сталкиваются по пути на урок ухода за магическими существами. В прямом смысле — Рон выходит из Большого зала с сэндвичем, чтобы съесть его по пути, и идёт довольно медленно, а Малфой, как выяснилось, пятился, разговаривая с Макгонагалл о домашнем задании, поэтому они врезаются друг в друга посреди лестницы. — Уизел, — ядовито говорит Малфой, поправляя мантию. — Придурок, — вторит ему Рон, прежде чем успевает продумать ответ. — С тобой что-то не так, — откровенно говорит мальчик, внимательно его осматривая. — С тобой уже давно что-то не так, и я выясню, что. Рон наклоняется к нему и слегка обнажает зубы: — Угадай. Драко тоже наклоняется, и к этому времени они уже практически дышат на лица друг друга. — Ты засунул свои грязные ручонки туда, где им не место. — Да ну? — тянет Рон лямку повязки Малфоя просто из вредности. — Думаешь, я не знаю наверняка, что делаю? — Думаю, — говорит Малфой, хватая запястье Рона и больно впиваясь в него ногтями, — в тебе больше тайн, чем кажется, Уизел. Рон улыбается: — Возможно. Внезапно его по плечу хлопает большая рука, Малфоя тоже, и крепко их стискивает: — Вам, маленьким говнюкам, нужно найти какое-то другое место, а не публичное, чтобы так себя вести, ну пиздец. Флинт. Всё ещё капитан Слизерина по квиддичу, но каким-то образом он ещё больше и мускулистее, чем в прошлом году. — Э-э, — пытается вывернуться Рон. — Мы просто разговариваем? Флинт прожигает его взглядом: — Если ты схуёвишь руку моего ловца, посмотрим, насколько хорошо ты сможешь разговаривать после того, как я с тобой покончу, понял? — он крепко сжимает плечо Рона, но потом отпускает и показывает, где тот все еще держится за перевязь. — Хочешь сломать его ёбанный нос — пожалуйста, но нервные окончания у него еще не совсем зажили, а через две недели ему нужно будет ловить дерьмо. У Рона слегка сжимается желудок, и он кивает. Рон даже не думал об этом: враждовать с Малфоем — это, конечно, хорошо, но он не хочет окончательно травмировать парня, по крайней мере, из-за того, что между ними происходит. — А ты, — переводит Флинт взгляд на Драко. — Завязывай со своим папочкой, или не будешь выходить на поле в ближайшие три месяца. Я могу просто сказать, что у тебя слишком серьёзные травмы, и поставить вместо тебя Хиггса. — Но он… — Почти так же хорош и куда меньше заёбывает. Соберись, — несколько злорадно улыбается Флинт и поворачивается к Большому залу. — Перестаньте флиртовать на людях, вы, засранцы. — Флиртовать! Я… Мы не… — возмущённо верещит Малфой. Рон просто закатывает глаза и отправляется к хижине Хагрида. В итоге он на пять минут опаздывает на урок, но Малфой приходит ещё позже и устраивает из этого сцену, поэтому его отсутствие почти незаметно, пока Хагрид рассказывает им о соплохвостах.

--

(Книга о медитации палочек, по сути, сплошь метафизическая чепухня про эмоциональную и духовную связь, но там куда меньше детализированных гравюр с медицинскими процедурами, поэтому Рон засчитывает это как победу.)

--

В день боггартов на защите от Тёмных искусств Рону удаётся встать в конец очереди. Он надеется, что сможет переждать это, сможет оттянуть неизбежное. Гарри, конечно же, стоит за ним, но Гермиона — в самом начале, и между ней и Роном пятнадцать или двадцать человек. Гермиона боится потерпеть неудачу — боится разочаровать. Честно говоря, Рон мог бы констатировать это ещё на первом курсе, но есть что-то заманчивое в том, чтобы видеть это, а не просто знать. Невилл боится Снейпа, тут ничего удивительного, и заколдовал боггарта, чтобы тот надел одну из самых ужасных шляп своей бабушки. Блейз Забини до ужаса боится змей, и это забавно примерно секунду, после чего становится невероятно несмешно: всё, что удается сделать его заклинанию, — это заставить их шипение звучать как бумажные «язычки», что даже противнее. Боггарт Симуса превращается в маленькую коробку, обмотанную скотчем и издающую шум, от которого по позвоночнику Рона пробегает холодок, а контрзаклинание заставляет её взорваться конфетти. У Малфоя он превращается в язычок пламени, затем в два, медленно растущих и неправильных, и тут до Рона доходит, что это Адское пламя. Вполне логично смертельно его бояться, если уж на то пошло. Заклинание делает его ярко-фиолетовым, но от этого пламя едва ли становится менее страшным. Рошин — девочка из Слизерина, которая за лето выросла почти на полфута и всё ещё не научилась до конца управлять своими конечностями, — боится грима. Он выглядит совершенно бешеным и размером с небольшого медведя. Но вскоре Рон оказывается впереди. Переждать, видимо, не вариант. Существо, стоящее перед ним, на мгновение тормозит, его тело неловко дёргается, как папин «Форд Англия», когда он особенно тяжко поднимается в гору. Ученик перед ним ужасно боялся драконов и превратил своего в большой воздушный шар. Через секунду-другую стояния перед боггартом Рон увидел колеблющиеся участки, где кожа и скелет самого существа создавали иллюзию, двигаясь неестественными, пошатывающимися толчками. Он заваливается сам на себя почти на целую секунду, а затем раздувается в нечто другое. Что-то из — мозг Рона даже не пытается закончить мысль, потому что это скорее ощущение, чем связные слова. На комнату словно опустились миазмы, а боггарт расширяется, подбрасывается и скручивается в большое, полумёртвое морское существо, его щупальца мягко подёргиваются в воздухе, что-то, возможно, кровь или чернила, течёт на пол. Воздух становится более тяжёлым, влажным. Животное издаёт звук, от которого Рону хочется блевать. Он не может разглядеть его: это не рыба, не кит, но он не может заставить свои глаза сфокусироваться на нём настолько, чтобы понять, что это на самом деле. Рон пытается, поняли? Он пробует призвать контрзаклинание. Но несмотря на то, что он правильно держит палочку, а губы двигаются, с них не срываются слова. Будто что-то не позволяет ему их произнести — будто ему почему-то нужно смотреть на это. Спустя некоторое время Люпин прочищает горло: — Э-э, а почему бы Вам не пройти в конец очереди, мистер Уизли? Вот это простое указание. Лаванда Браун стоит прямо позади него, она боится горгон, и её боггарт в ту же секунду превращается в одну из них, когда девочка подходит ближе. (Моргана, думает Рон, Малфой же теперь никогда не отстанет?) Боггарт Гарри превращается в чёрный плащ буквально на секунду, прежде чем Люпин изгоняет его. Его — какая-то белая сфера, парящая посреди комнаты. Что Рон знает, так это что он может быть одним из тех мужиков, кто очень подозрительно относится к прорицаниям. В ужасе от хрустальных шаров и всё такое.