Как преуспеть в Тёмном чародействе (Без особых стараний) / How to Succeed in Dark Wizardry (Without Really Trying)

— Ну типа, — говорит Джинни за завтраком в первый четверг семестра, — как думаешь, они вылупятся василисками или обычными змеями? Рон намазывает масло на свой тост: — Если мне не изменяет память, их должна высидеть курица, чтобы они вылупились василисками. Иначе получатся кокатрисы. Джинни делает глоток апельсинового сока: — Знаешь, у Хагрида есть куры, — некоторое время она смотрит в свою овсянку. — В смысле, думаю, я их убила в том году, но у него, наверное, есть ещё. — …Лучше не надо, — ему достаточно и обычных змей, большое спасибо. — Типа, конечно, было бы клёво и всё такое, но, пожалуй, это не очень, э-э, безопасно. — У-у, — неискренне говорит Джинни. — Ну давай. — Джин, люди станут… — прерывает себя Рон и вздыхает. Возможно, не самая лучшая идея обсуждать это у всех на виду. Он быстро меняет свой аргумент: — Как ты собираешься тискать ручную змею, если умрёшь от взгляда на неё? — Резонно, — кивает самой себе Джинни, а затем начинает смешивать свою овсянку с сахаром и корицей. — Как уроки? — …Могло быть и лучше, — говорит через некоторое время Рон, стараясь не прозвучать слишком пессимистично. — Не… не прям плохо или что-то такое, но… Не знаю. А твои? — Хочешь поговорить об этом? — спрашивает Джинни, совершенно не обращая внимания на его последние слова. — Неособо, — Рон сейчас не уверен, как вообще трезво мыслить о чём бы то ни было. — Так что насчёт тебя? — Мы с Марсией Кингстон будем сидеть вместе на истории магии, — мрачно говорит Джинни. — Она раскрасила свои ногти чернилами, но они не высохли даже до конца урока, поэтому, когда она передала мне книги… — Что, специально? — Нет, но она испортила мой «Бладж-её»! Там была такая интересная статья о племяннице Селестины Уорбек, которая умеет делать бросок с прогибом на метле! Когда я вырасту, хочу быть как она! А, так вот в чём дело. — Слушай, Джин, папа подписал моё разрешение на посещение Хогсмида, да? На следующих выходных будет вылазка для тех, кто забыл купить перья и всё такое. Хочешь, чтобы я стащил для тебя журнал, когда пойду? — Если тебе нетрудно, — говорит она. — Только не попадись, у мамы с папой нет денег на адвоката.

--

Вообще, трансфигурация ничего такая. В этом году она у них со слизеринцами, что Рону так-то нравится — даже Малфой не так достаёт, как обычно, скорее всего потому, что она ему даётся легко, и он не пытается быть маленьким куском говна, чтобы что-то компенсировать. (Не то чтобы Малфою нужно что-то компенсировать — не сказать, что Рон его хорошо знает, лишь то, что они с Гарри смертельные враги, и что он расист крови по отношению к Гермионе, но Рон может сказать наверняка, что у Малфоя, ну, любящая семья и тонна денег, да и смотреть на него не то чтобы противно — это просто похоже на то, что могла бы сказать Гермиона, даже если бы она была не полностью права.) Макгонагалл задерживает его после урока, потому что, ну разумеется. К счастью, у него нет занятия сразу после, лишь уход за магическими существами минут через двадцать, и Рон, честно говоря, с превеликим удовольствием опоздает. — Мистер Уизли, — говорит она, глядя на него, сидя за своим большим столом из цельного куска дерева, — я слышала, что вы с Вашей сестрой вчера отправились в небольшое приключение. — Может быть, — почёсывает Рон шею сзади. Его волосы слишком отросли, и его так и тянет отстричь их самому, но это кажется плохой идеей. — Не мог заснуть. — Стоит ли мне напомнить, что на свободе серийный убийца? — вздыхает она. — Вы хотя бы занялись чем-то полезным или просто слонялись по коридору, как потерянные беспризорники из какого-то викторианского ужастика? — По крайней мере, нам удалось кое-что обсудить, — возможно, плохая идея — рассказать ей об огромном змеином яйце в своём сундуке, а уж тем более о новом пафосном мече Джинни. — Как прошло Ваше лето? Макгонагалл бросает на него укоризненный взгляд: — Если Вас действительно интересует моё лето, и Вы не пытаетесь просто потянуть время, я съем свою шляпу. Это поистине впечатляющая шляпа. — …Хорошо. Что ж, значит, мне пора, не могу пропустить урок Хагрида. — Я могу Вас отвести от него, если хотите? — смотрит на него с изучающим взглядом. — У Вас ещё несколько недель на это, но если Вы твёрдо намерены не проходить курс… Эта мысль ни разу не приходила Рону в голову. — …Я подумаю над этим.

--

Ему приходится спешить на уход за магическими существами, поскольку он заскочил в Большой зал, чтобы перекусить, но всё же Рон приходит туда вовремя, пусть и в последнюю минуту. К тому же урок проходит почти со всеми слизеринцами, из-за чего Гарри и Гермиона вполне себе дуются. Оказывается, проводить с ними любое количество времени — жестокое и невиданное наказание. Больше никто, кроме Драко и его прихвостней, не кажется особенно расстроенным происходящим. Типа, Рон понимает, что между ними должна быть вся эта многовековая вражда и всё такое, но, кроме придурочного расиста Малфоя, все кажутся нормальными. Запрягают долго, сначала Хагриду приходится показать им, как открыть книгу, — что включает в себя поглаживание корешка, — а затем им объявляют программу курса и всякую всячину начала учебного года. От этого Рону хочется рвать на себе волосы, по волоску за раз.

--

Той ночью Рону снова не спится. Место между лопатками ноет так, будто в его крови вспыхивает молния. Это всё, о чём он может думать, ничего не меняется, как бы он ни ворочался. Ему хочется почесать его, вырвать его, но в его голове всплывают непрошеные мысли. Египет. Глаз. Метка. Ах, к чёрту, думает Рон, вылезает из кровати и топает в гостиную, невзирая на холод в босых ногах о холодный камень. Где-то в глубине души он знает, что ему нужно вернуться в Комнату. Он знает это так же, как знает, что ему нужно затихариться в пустом классе на пять минут без какой-либо причины, так же, как ему удаётся избежать старост и Филча в столь поздний час, пока портреты продолжают мерно сопеть в своих рамах. Шипение приходит к нему само по себе, правильно срывается с его губ с первой попытки. Он в одиночку прыгает в темноту. Возможно, ему стоило бы больше волноваться о том, что он, типа, просто это делает: что его тело знает что-то, что неизвестно его мозгу. Ему приходит в голову, пока он таращится на огромную статую в конце комнаты, что он, скорее всего, под влиянием какой-то чертовски тёмной силы. Она его до странности устраивает — в конце концов, он вполне на дружеской ноте с темнотой в целом и со сверхъестественным в частности. Он топает в конец напоминающей пещеру комнаты, взбирается в рот статуи, стараясь избежать других яиц, возможно таящихся в каменном гребне губ. Рон достаёт свою палочку и слегка ею трясёт, пытаясь разогреть запястье. Она всё ещё плохо ложится в руку, после нескольких месяцев, за которые он к ней не прикасался. — Люмос. Кончик палочки загорается ярким голубовато-белым светом в тёмной полости рта. Внутри она огромная. Не то чтобы глубокая — примерно такая же по площади, как Общая гостиная, — но длинная, в смысле, она не особо соответствует архитектуре остального замка. Рон не Гермиона, он не собирается это объяснять, или изучать, или, Моргана упаси, высчитывать, но она прямо-таки кричит о сложных заклинаниях, особенно если её удавалось хранить в секрете сколько бы то ни было веков, прошедших создания здания. Комната круглая, а в дальней части, уходящей вверх, находится простая, неустойчивая каменная лестница, спиралью уходящая в невидимый верх комнаты. И, конечно, у неё нет перил, потому что это было бы слишком просто. Ну, думает Рон, поставил пенни, ставь и фунт. Он начинает подниматься. Ступеньки влажные, слегка покрыты мхом и освещены лишь огоньком на кончике его палочки, так что дело движется довольно медленно. Не то чтобы, типа, смехотворно медленно, но достаточно долго и монотонно, чтобы стать скорее медитацией, чем чем бы то ни было ещё. Когда он наконец достигает двери на вершине винтовой лестницы, у него болят ноги. Возможно, потому что он отказался прихватить обувь на выходе из спальни, как идиот, а теперь таскается по этой кошмарной пещере для убийств босиком. (Мать честная, если у него после этого будет стригущий лишай, он всё равно зачтёт это как победу. В этом случае, вероятно, стоит провести неловкий разговор о столбняке с Помфри, чтобы убедиться, что у него не заклинит челюсть.) (Мама следила, чтобы прививки у них у всех были сделаны в срок, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Не приведи Моргана, что он заключил договор с несколькими зловещими сущностями, чтобы потом его свалило что-то простое, как столбняк. Это кажется чем-то из басни, одной из тех, где мораль заключалась в том, что нужно всё обдумать и не считать, что никакие последствия тебя не коснутся.) К счастью, дверь не заперта. Рон считает, что в этом есть определённый смысл, учитывая то, как далеко она находится, и то, как проходит его ночь. Открывшаяся комната… В общем, на удивление нормальная. Рон ожидал больше уродских канделябров и внушительных каменных изваяний, но это всего лишь кабинет. Хороший кабинет, освещённый странной мозаикой на потолке, но всё же кабинет. Рон присматривается к потолку. Ну-блядь-конечно, это змеи. Типа, Рон не тупой, это однозначно какая-то тайная нычка Салазара, но всё же кажется, что мужик немного перебарщивает со всей этой змеиной историей. (С другой стороны, судя по всему, что он видел из вещей Гриффиндора, Годрик как будто тоже не нашёл ничего, на чём нельзя было бы вырезать льва и инкрустировать его рубинами.) В центре комнаты стоит большой, крепкий письменный стол в средневековом стиле, из толстого и прочного дерева, и Рон решает, что даже без всяких чар, которыми его наверняка окутали, он легко выдержит лобовое столкновение по меньшей мере с несколькими грузовиками. За ним стоит такой же внушительный стул, тоже сделанный из дерева, с тщательно вырезанными на нём рунами. Конечно, Рон понятия не имеет, что значат эти руны, потому что курс древних рун — это что-то из мира Гермионы или чистокровных волшебников, кто слишком увлёкся своей семейной историей, но, скорее всего, это какие-то до ужаса сильные защитные чары. Стены комнаты заставлены книгами, древними томами без каких-либо названий на корешках. Сбоку — коллекция свитков, свёрнутых самым тщательным образом и засунутых на полку. — Хах, — говорит Рон себе под нос. — Очень уж много сил у меня ушло на то, чтобы посмотреть на личную библиотеку Слизерина. — А это, — отвечает голос со стен, — очень уж много наглости от щенка, погрязшего по самые уши в тёмных искусствах. Рон подпрыгивает от неожиданности. Он так-то ни с кем не разговаривал с тех пор, как зашторил балдахин своей кровати и пытался уснуть, что по крайней мере четыре с половиной часа назад. Он резко оборачивается, останавливая взгляд на портрете возле двери, через которую только что зашёл. — А ты, чёрт возьми, о чём? Изображение на портрете раздражённо вздыхает и прикладывает руку к брови: — Я был заперт внутри этой жалкой комнатушки почти целое грёбаное тысячелетие, а то и дольше. Последний человек, которого я видел, был тот бородатый олух, что её построил. Так что, думаю, моя норовистость довольно обоснованна. — Справедливо, — пожимает плечами Рон. Он вынужден признать, что это действительно резонно. — И кто ты? Мужчина на портрете закатывает свои с любовью нарисованные зеленовато-карие глаза: — А это важно? — Ну, — говорит Рон, — полагаю, это тебе решать, разве нет? Мужчина на портрете пожимает плечами и переносит вес с большого кресла, на котором наполовину сидит, наполовину развалился: — Если только ты не слишком печёшься о германских племенах, для тебя это не будет иметь большого значения, — он обводит себя пространным жестом. На руке недостаёт безымянного и большей части среднего пальцев. — Змеепарень попросил написать меня в современном стиле, можешь себе представить? Заключил мою душу в эту штуку, а затем заставил меня носить чёртов дублет. — Для кого-то, кто очень мёртв, да ещё и из Германии, ты очень даже неплохо говоришь по-английски. — В этой чёртовой школе перестали преподавать историю? Германский. Мы были кочевниками, ты, олух, это я про язык, — мужчина издаёт тихий, утробный звук, раскатывающийся по его горлу. — Не смотри на меня в поисках объяснений, я был уже несколько лет как мёртв, когда змеёныш решил поиграть в некроманта. — Хах, — Рон присматривается к мужику. — Ты сказал, тут вся твоя душа? Мужчина на картине моргает, а затем удостаивает его оценивающим взглядом: — Он вломился в мою гробницу, выкопал мой череп и сделал из него некоторые краски. Я застрял тут окончательно и бесповоротно, на хуй. — Какой урод, — слегка вздрагивает Рон. — А чего он вообще от тебя хотел? Мужчина на картине поворачивает лицо. Большой шрам, прочертивший путь по челюсти и щеке, тянется вдоль мышц, словно это настоящая плоть, а не краска. — Ему нравились трофеи, а я просто один из них. — Отстой. — Смею сказать, да, — мужчина смотрит на свои руки, а затем переводит взгляд обратно наверх, на секунду потерявшись в своих мыслях. — Что ж, что привело тебя в эту жалкую берлогу? Рон скребёт загривок, который начинает чесаться. — Я… Я покажусь настоящим чокнутым, но, думаю, это как-то связано со всей тёмной магией, которой я занимался. Портрет смеётся: — Ой, да что ты? — Просто… Летом, ага, меня пометил древнеегипетский бог во время какого-то пригрезившегося мне исследования пирамид… — Рон обрывает себя. — Не знаю, у меня просто такое чувство, что это не моё, понимаешь? Портрет закатывает глаза: — Ой, подумаешь, кто не повязан с какой-то древней силой? Рон моргает в недоумении: — Все. — Это… — насмешливо хмыкает портрет. — Ты хочешь сказать, что ты просто используешь чистую магию? И что, устраиваешь красивые светопредставления? — Ну, типа, я — нет, обычно я просто кровоточу на всё подряд. Но в целом да. — Ты хочешь мне сказать, — говорит портрет, — что за бог весть сколько веков, прошедших с моей чёртовой смерти, ваша магия превратилась в то, что может сотворить во сне десятилетний друид? — Я бы стал заходить так далеко… — Я делаю скидку на зелья и обучение целительству. Рон знал ровно ни хуя об истории магии, несмотря на то, что два года посещал этот предмет и дважды закрывал его с отличными оценками: — …Наверное? Портрет бормочет что-то, что решительно не английский, но, судя по его лицу, далеко не комплимент. — Возьми вон ту книгу, — указывает он на стену. Это не особенно помогает, учитывая, что он совершенно плоский, не считая нескольких мазков для текстуры. — В бирюзовой обложке. Рон подходит к стене и перебирает книги синих оттенков. — Нет, ты, педрило, — видишь вон ту большую книгу с тесёмками? На две полки ниже и правее, — Рон достаёт книгу. — Да, спасибо, это она. — Она же явно синяя. — А у тебя зрение повредилось от того, что ты таращишься на свои ебучие светопредставления? Не бирюзовая, тоже мне, — закатывает мужчина глаза. — Так вот. Ты возьмёшь её и прочитаешь, а потом вернёшься через неделю, и мы её обсудим. — Это всё? — Я способен буквально на фиг да нифига со своего места, малец, а тебе, очевидно, нужен наставник. Так что ты прочитаешь её, а потом вернёшься, и мы её обсудим. — Л… Ладно? — это может и случиться. Пипец. — Значит, увидимся на следующей неделе? — Да, хорошо, увидимся. Чёрт возьми.

--

В итоге Рон спит аж целых три часа, но раз уж первой в расписании история магии, он располагается на заднем ряду возле Невилла, кладёт голову на парту и добавляет ещё час на подзарядку. Зельеварение, в свою очередь, — совсем другое дело. Он всё ещё в паре с Тео, слава Моргане, и, на его удачу, они просто повторяют второй курс, но Рон почти отрезает кончик своего пальца. Дважды. После этого Тео, к счастью, берёт нарезку на себя. — Ну, — говорит Рон, помешивая вязкую жидкость в котле, — как прошло лето? Тео на мгновение замирает, глядя на смоковницу, которую разделывает: — Отец решил попытать счастья в Волшебном Монако, — снова принялся он нарезать её, но уже с большей энергией. — И только когда он поставил на кон своё обручальное кольцо, он сказал мне, что женился. Рон поперхнулся собственной слюной: — Что? — Оказывается, — говорит Тео, и его голос полон горечи, — они вместе учились и просто столкнулись на какой-то вечеринке. — Чёрт побери. — А он просто забыл об этом упомянуть, — закатывает Тео глаза. — Упаси Моргана, чтобы я встретился с этой женщиной, но, оказывается, у неё были летние обязательства на Ривьере. Рон решительно без понятия, как на это ответить. — Звучит ужасно. — Да, ну, по-видимому, я принимаю всё это слишком близко к сердцу, — его губы искривляются во что-то, что не слишком далеко ушло от оскала, хотя и небольшого. — И он поставил на кон своё новое кольцо? — Нет, — мрачно говорит Тео, сбрасывая горсть совершенно искромсанной смоковницы в котёл, — он поставил старое. — Ну и ну, — Рону не удаётся сдержаться от того, чтобы произнести первое, что приходит ему в голову: — Какой козёл. — Да, — Тео заметно вздрагивает и меняет тему со всей грацией схода поезда с рельсов. — Ну а как у тебя дела? Ты ведь ездил в Египет, да? Рон говорит что-то неопределённое, отбрасывая все странные семейные события, а также всё, что касается тёмной магии, и, хотя это кажется довольно банальным, ему удаётся поддерживать беседу до конца урока.

--

— У тебя всё хорошо, Рон? — спрашивает Гермиона, когда они обедают. Она берёт помидор черри и забрасывает его в рот. — Ты сегодня какой-то не такой. — Ой, я в порядке, — делает Рон глоток воды. Гарри сегодня ест с командой, обсуждая график тренировок или что-то в этом роде, так что они обедают сегодня с Гермионой одни. — Плохо спал, вот и всё. Он слишком хорошо научился лгать, не договаривая, а? И дело не в том, что они просто не поймут — хотя и не поймут, Рон это знает, — а в том, что Рон уже привык, что его принимают как должное. Гарри — спаситель, Гермиона — умница, а Рон просто… там. Обедает, или шумит, или разговаривает с сестрой о квиддиче, или что-то из этих трёх вариантов. Они знают этого Рона. Легко быть тем Роном, которого они знают. (И, кроме того, даже если они знают, кто он такой, на каком-то инстинктивном уровне, то, скорее всего, не обратят внимания на то, что не вписывается в эту форму. Гарри видел, как Рон занимался кровавыми делами, и просто отмахнулся от него, закрыл дверь и никогда его об этом не спрашивал. Рон знает, как это полезно. Даже если он немного ненавидит себя за то, что думает о своих друзьях с точки зрения пользы.) — Мама говорит, что чашка тёплого молока всегда помогает, если тебе сложно уснуть, — заявляет Гермиона, снова вовлекая его в разговор. — В смысле, подогретого на плите. По правде говоря, звучит омерзительно. — Это, наверное, просто нервы? Из-за начала учебного года. — Ты… — обрывает себя Гермиона и накалывает ещё один помидор, пространно размахивая им. — Какие факультативы ты выбрал? Рон моргает: — …Ты же на них ходишь, — внезапно что-то вспыхивает на задворках его разума, но это что-то слишком абстрактное, чтобы ухватиться за мысль. — Вообще, на все — и разве ты не записалась ещё и на древние руны? — Это… Это неважно! — смутившись, слегка краснеет Гермиона. — И я собираюсь бросить прорицания, это чушь. — Это магия, Гермиона, она не должна быть логичной, — на самом деле, ему от этого не по себе. Они разговаривали об этом уже несколько раз, но так и не смогли найти общий язык. — Ладно, а на какие предметы ты ещё ходишь? Гермиона чешет шею: — Ой, ничего особенного. Магловедение, — орудует она вилкой, чтобы переложить немного еды на свою тарелку. — Профессор Макгонагалл пыталась отговорить меня от него, уверяла, что там много работы, но я готова к испытаниям. — Разве ты уже не знаешь… — вздыхает Рон. — Оно уже было? Гермиона озадаченно смотрит на огромные часы в конце Большого зала. — Ещё нет? — звучит она неуверенно. — Пока нет, оно сегодня после защиты от тёмных искусств. О, чёрт возьми, она же сегодня? — Хах. Ждёшь её? — Новый профессор, похоже, знал, что делал в поезде, с этими дементорами, — через секунду говорит она. — И, по крайней мере, он включил в список толковую книгу… Рон думает, что упоминание всех ужасных книг Локхарта и настойчивое утверждение Гермионы, что нет, они на самом деле хорошо помогают изучить его как личность и содержат глубокие эмоциональные истины наряду с фактической информацией о защите от тёмных искусств, вероятно, не будет воспринято очень хорошо. — А, ты уже прочитала её? — Рон! — Гермиона выглядит слегка ошарашенной. — Я прочитала её за лето.

--

Защита от тёмных искусств проходит неплохо. Очевидно, Люпин разбирается в предмете — в отличие от Квиррелла, который заикался на каждом третьем слове и пытался убедить их, что, чтобы излечить ликантропию, нужно выпить ртуть, или Локхарта, который устраивал им проверочные о своих бульварных романах, а потом спустил на них пикси, Люпин просто представляется, выдаёт обычную школьную программу и начинает вводную лекцию. Ну, знаете, как учитель. Это немного сбивает Рона с толку, если быть честным. Люпин немного странно ведёт себя с Гарри, что логично — даже просто судя по возрасту, он, скорее всего, знал шапочно хотя бы одного из его родителей, что может быть неловко, — но, по крайней мере, он не ведёт себя из-за этого как Снейп. После этого у Рона окно — в основном из-за того, что он не записался на магловедение, потому что папа сказал, что там всё преподают неправильно, и это пустая трата времени (честно говоря, ему виднее), — поэтому он находит тихую скамейку на улице и открывает книгу из Тайной библиотеки Салазара. Чтобы не пропустить травологию, которая идёт у него в этот день последней. «Трактатъ о ритуалѣ», — гласит титульный лист, а под ним более мелкими буквами: «Руководство для Проницательнаго Читателя». К счастью, на обложке книги ничего нет. «Включаетъ ​историческія​ примѣры изъ Рима, Ближняго и Дальняго Востока, а также отъ варваровъ Сѣверной Европы». Пипец, думает Рон, это уже немного устарело. По крайней мере, читать её гораздо легче, чем «Практики Таинꙑ и ꙃла», хотя бы потому, что язык не такой агрессивно-древний. Читается она довольно быстро, но написана суховато. Всё сводится к тому же самому: куча подготовки (фазы луны, кардинальные направления — всё такое), куча призыва дикой магии и, в зависимости от желаемого результата, жертва или подношение. Рон не до конца уверен, что такое дикая магия, но, учитывая, что всё это даже отдалённо не упоминало палочки, скорее всего, она ближе к друидам, чем к волшебникам. (Друиды, среди тех немногих, кого он встречал, были довольно милыми. Они любили жить в лесу, заниматься садоводством и гладить медведей, или что-то в этом роде — один жил в лесу неподалёку от магловского района, где мама делала покупки, так что они иногда пересекались. Оказывается, она иногда покупала у него травы.) Рону удаётся прочитать несколько глав перед травологией. Она у них в этом году со слизеринцами, и, к сожалению для него, они с Невиллом будут делить стол с Гойлом и Блейзом. (Блейз тщательно записывает всё в конспект убористыми прописными буквами, несмотря на то, что это всего лишь первый день, и заканчивает урок с руками, покрытыми чернильными кляксами, потому что столы не особенно приспособлены для перьев. Гойл использует край лопатки, чтобы тихонько вырезать борозду в боку стола. Никто из них не пытается начать срач.)

--

Первые выходные после начала занятий — это выходные в Хогсмиде. Технически они должны проводиться только раз в месяц, но в начале года всегда делается исключение для тех, кто забыл свои школьные принадлежности или что-то в этом роде. Гарри проводит их в Общей гостиной, просматривая игры по квиддичу. Гермиона тащит Рона через магазин конфет (где покупает несколько красивых шоколадок для Гарри), в отвратительно украшенную чайную комнату (где в итоге оплачивает оба обеда) и в аптеку (где зачем-то покупает заготовленную ивовую кору). Когда Рон идёт по улице от аптеки к книжному магазину, ему приходит в голову одна мысль: — Гарри мог бы надеть эту чёртову мантию, разве нет? — подносит Рон руку к глазам и вздыхает. — Было бы немного неловко, но… Гермиона не бросает свои сумки или что-то в этом духе, но она шлёпает его по руке: — Ты мог бы это сказать раньше, Рональд. Честно говоря, раньше это не приходило ему в голову. Рон вообще мало думал о мантии-невидимке Гарри, если не считать того случая, когда из-за неё он схлопотал наказание. — Просто забыл о ней, наверное. — В следующий раз мы возьмём его с собой, — решительно кивает она. — Ты говорил, что тебе нужно заскочить в книжный? — Ага. Нужно купить кое-что для Джинни. — Тебе не нужны… — Давай, пошли, — прерывает её Рон, пока она не закончила. Она говорила из добрых побуждений — он знал, что она желала добра, но он всё равно почувствовал себя будто участник благотворительности. В любом случае, то, что он собирается сделать, не сработает, если заплатит кто-то ещё.

--

Не то чтобы у Рона привычка воровать, просто в магазинах для волшебников обычно использовались только магические средства защиты, и единственным Уизли, который был против того, чтобы воспользоваться скидкой в пять пальцев, когда предоставляется такая возможность, была мама, да и то потому, что она выросла в богатой семье. (В её глазах трансфигурация и дублирование магловских денег — это другое, потому что она в своём роде всё равно платит. Папа, в свою очередь, умудрился украсть целый комплект столовых приборов с ужина в Министерстве в свой первый год работы, просто чтобы проверить, сможет ли он.) Рон обнаружил, что самый простой способ украсть в магазине — это просто взять две вещи, аккуратно спрятать одну из них, когда люди не смотрят, заплатить за другую и выйти за дверь. Они должны быть примерно из одного отдела, и у вас должны быть ловкие пальцы и место, куда её можно положить, но в остальном никаких ограничений нет, по крайней мере, в обычном магазине. У стеллажа с журналами ему удаётся незаметно для всех засунуть «Бладж-её» в рукав куртки, свёрнутый в трубочку, но прежде чем он успевает взять что-нибудь ещё для покупки, из секции подростковой литературы выходит Гермиона. — Можно подумать, у них должно быть больше Таморы Пирс или что-то в этом роде, — говорит она. Рон указывает на особенно омерзительную обложку журнала: — Всегда можно купить особое издание в честь Гарри Поттера в «Г-номене», — в ответ на её пустой взгляд он объясняет: — Это такая шутка. Он называется «Феномен», но все авторы там гномы. — …Правда? — она выглядит ошеломлённой. — В нём, — читает Рон с обложки, — пять отрывных плакатов, специальный набор пухлых наклеек и переводные татуировки в виде молний. — Боже правый, — бормочет Гермиона. — Какая безвкусица. Вообще-то Рону это показалось забавным, но это не значит, что она полностью неправа. — В любом случае, — отрывает Рон взгляд от журнала, — ты видишь что-нибудь, что может понравиться Джинни? Взгляд Гермионы пробегает по безвкусному спортивному разделу (где лежат «Бладж-её» и другие журналы, почти не имеющие отношения к спорту, в которых фигурируют игроки в квиддич), спортивного раздела со вкусом, журналов о выслеживании существ на природе и всё такое, и останавливается на наименее смешном из журналов для подростков: — Что-то из этого? — Э-э… — ну и ну, Гермиона вообще не знает его сестру. Разве они не общались? Он не уверен. — Пожалуй, нет, — берёт он книгу в мягкой обложке с крутящегося стенда. Она стоит полтора сикля. — Вот это больше на неё похоже. — Это что, женщина, которая борется с драконом в бикини? — спрашивает она в некотором шоке. — Похоже на то, — смотрит Рон на обложку. Вообще-то там было две дамы в бикини, она ухватилась за ногу другой, которая была достаточно мускулистой, чтобы поднять дом. — Уверен, что ей понравится? — Ой, она будет в восторге, — он понятия не имел, но, учитывая, за сколько её продают, она, вероятно, не так уж хорошо написана, что может быть по-своему забавно. К тому же Джинни всегда нравились книги, в которых есть могучая женщина с мечом, или топором, или чем-то подобным. Это казалось как раз по её части. — Пошли? Гермиона кивает: — У них вообще ничего нет… То есть, я уверена, что ваши волшебные книги хороши, но… — Я понял. Им удаётся выбраться, Рон не попадается на краже, что неплохо, а так как «Бладж-её» стоит полгаллеона — это совсем не плохо.