Как преуспеть в Тёмном чародействе (Без особых стараний) / How to Succeed in Dark Wizardry (Without Really Trying)

У мамы уходит много времени, чтобы прижать его в угол. В какой-то мере это занимает так долго, потому что папа постоянно загадочно вспоминает о разной работе по дому. В один день Рон трудится с ним над «Англией», меняя в машине масло и воздушные фильтры. В другие разы они перекрашивают перила крыльца, моют сарай и разоряют гнездо докси на чердаке. Мама быстро обо всём догадывается, потому что она, ну, мама, но даёт им несколько дней, чтобы привыкнуть к дому, а потом прижимает его в угол после обеда и практически тащит из дома за ухо, потому что, о, она же сегодня всем сказала, что идёт на рынок! Не её вина, что её никто не слушает, будь она проклята, что ей только ни приходится терпеть как матери — знаешь ли, её мама бы никогда не позволила семейству мальчиков распоряжаться в её доме! Ты мог бы есть с пола, но не-е-ет… Она продолжает причитать, пока они не ушли достаточно далеко от дома и не аппарировали за магловский магазин. (Мама их предпочитала. Она считала, что истечение срока годности было чертовски полезным, а с консервами вообще трудно тягаться. А какой выбор!) (А ещё трудно тягаться с обменным курсом, потому что магловские деньги не зачарованы против размноживания, но Рон не должен об этом знать.) (Если честно, он не уверен, что папа об этом знает, но, учитывая, что технически это относится к его работе в Министерстве, если он не знает, то он изо всех сил старается не знать, если вы понимаете, о чём он.) Короче, когда она заводит его внутрь, они осматривают сегодняшний выбор овощей. Мама крутит в руках сельдерей, изучая на предмет пятен, а потом буднично произносит: — Знаешь, Рональд, я была о тебе лучшего мнения. Рон таращится на овощи перед ним, умышленно промолчав. Хм, мангольд на скидке. Красивая штучка, но на вкус странновата. — Я понимаю, — говорит она, отправляя пучок сельдерея в корзинку, а затем берёт пакет моркови. — Ты был в сложной ситуации, но, дорогой… — внезапно вздыхает она. — Мне не очень нравится сидеть сложа руки в ожидании, что мой двенадцатилетний сын отправится в тюрьму на пожизненное. — …Ой, — он не — он не думал об этом в этом смысле. Особенно с её точки зрения. — Ни черта себе, мам, прости. Мама даёт ему подзатыльник так удобно подвернувшимся луком-пореем: — Следи за языком. — Прости — прости, мама, мне правда жаль, — Рон смотрит на свои руки. — За всё — в школе и вообще, это… — …У тебя проблемы в учёбе? — подсказывает она, заводя его в мясной отдел в глубине магазина. — Не-а, мам, — ну, немного, но только в защите от Тёмных искусств, и она упомянула это ещё до того, как он вообще сел на поезд, так что он решил, об этом она уже и так догадалась. — Просто — иногда мне кажется, что я ближе со своими друзьями, чем они со мной, понимаешь? Он об этом раньше не упоминал, ему не хватало духу назвать те смутные чувства, которые скручивали ему желудок весь год. Но маме удавалось вытащить из него такое, она вынуждала его думать о разном. — Ох, зайчик, — говорит мама и прижимает его к себе одной рукой, пока они оба смотрят на большие свиные лопатки на кости. На них скидка, и если их правильно потушить, приготовить двойную порцию, то может с лёгкостью хватить на неделю. — Хочешь, я выслежу эту девчонку Гермиону и разъясню ей, что к чему? — Дело не в Гермионе, — сбивчиво говорит Рон, ему было противно, что теперь каждая капля будет осторожно вытянута из него, будто они обезвреживают бомбу. — В смысле, Гермиона, ну, знаешь, не помогает, но… Мама берёт огромный отруб свинины и складывает в корзинку. Та уже довольно увесистая, но она ничем не показывает, что у неё болят пальцы: — Дорогой, уверена, что они просто неосмотрительны. Справедливо, но… — Мам, пока они были неосмотрительны, я в прямом смысле умирал, а они просто ушли. Я не — мне это не нравится, вот и всё. Постояв там какое-то время, они отправились к консервам. Мама берёт пару банок грибного крем-супа и томатной пасты, снимая их с полок с некоторым агрессивным спокойствием. — Рональд, — тихо говорит она. — Я не собираюсь угрожать спасителю волшебного мира, но будь уверен, что если эта мелкая выскочка ещё раз выкинет что-то подобное… — оборвала она себя, бормоча что-то под нос. Ну, блин, это правда было похоже на то, что она угрожает его лучшему другу. Возможно, это не должно было быть так приятно. — Спасибо, мама, — говорит Рон. Он осматривает банки разных солений в конце отдела. — Не хочешь — не хочешь попробовать что-нибудь засолить летом? — спрашивает он. — Я этим немного занимался, пока отбывал наказание со Снейпом, было неплохо. Она смотрит на него, на большой ассортимент странных стеклянных банок, полных разноцветных овощей, а потом снова на него: — Конечно, дорогой, — говорит она, улыбнувшись с лёгкой грустью. — Иди посмотри специи, вдруг там есть что-то интересное.

--

Рон не проводит всё лето за тем, что дуется, потому что, если честно, у него есть дела поважнее. Перси, знавший примерно 20% всей истории, предположил, что раз им всем по одиннадцать, а значит, они все немного идиоты, Рон, пожалуй, мог бы их простить и обо всём забыть. Эмоциональный интеллект никогда не был стезёй Перси, поэтому Рон не принимает это близко к сердцу. И, ну, несмотря ни на что, они всё ещё друзья с Гарри и Гермионой, поэтому… Он прощает их. Он решает, что забыть, однако, не лучший вариант. Он выучил свои уроки и предпочёл бы их не забывать. (По крайней мере, Гермиона всё ещё подруга. Гарри ему вообще не пишет, и у них обоих от него ни слуху ни духу. Рон не уверен, случайно ли это, или его родственники плохо относятся к совам — всё-таки они маглы, — или Гарри просто подумал и решил, что ему лучше общаться с, например, Кормаком Маклаггеном или Терри Бутом.) Гномы переезжают в сад, но поскольку они держатся вдали от огорода, пусть живут. В общем, лето проходит вполне спокойно.

--

Ближе к окончанию лета папа упоминает кое-что за ужином, и всех выбивает из колеи. — Оказывается, друга Рона застукали за несовершеннолетней магией несколько дней назад, — говорит он, накладывая себе жаркого из горшочка. — Я слышал на работе, что это может быть какой-то беглый домовой эльф, но, сами знаете, как бывает, — вздохнул он. — Всё зависит от расстояния, и всё. — У Рона есть друзья? — спрашивает Джинни, потому что ей нравится быть занозой в заднице. Рон скалится в её сторону, а потом поворачивается к папе: — Кого? — Гарри, — отвечает папа, но, потому что он тоже заноза в заднице, продолжает: — Ну, знаешь — с чёрными волосами, очками, может, даже шрамом? Рону хочется упасть головой в картофельное пюре в тарелке. Вместо этого он решает его съесть. — А он, ну знаешь?.. — Джинни делает невнятный жест, который значит либо «виновен», либо «больной на голову». — Я бы сказал, всего по чуть-чуть, — говорит папа Рона. — Но его родственники, наверное, держали его в узде — нельзя вырастить мальчика без дисциплины! Внезапно Рон уже не голоден. Он откладывает ложку, а его желудок сжимается. Его не то чтобы прям тошнит, но… Близко. Он скрипит зубами, но молчит. Джордж, сидящий напротив него, подталкивает Фреда и взмахивает головой в его сторону. Фред смотрит на него, затем обратно на Джорджа. Джордж снова взмахивает головой, на этот раз настойчивее, а Фред просто уставился на него на мгновение и отворачивается. (Практически вся семья ненавидит, когда они это делают. Они не то чтобы телепаты или что-то такое, но… Фреду и Джорджу всегда хорошо удавалось считывать друг друга. Они могут устраивать целые беседы одними бровями, просто чтобы всех побесить, если им захочется.) Рон молчит до конца ужина, потому что ему кажется, что если он заговорит, то порвёт папу с Джинни на лоскуты, а они, будем честны, ни в чём не виноваты. Они не знают о родственниках Гарри — Рон не рассказывал им. Вообще, не ему об этом говорить, всё же они встречались только мимоходом. Он гоняет своё жаркое по тарелке, пока ему не удаётся незаметно его выбросить, чтобы никто ничего не заподозрил. Фред и Джордж окружают его после ужина, когда он отправляется спать. Они уже становятся высокими и долговязыми, так что с лёгкостью преграждают дверь его спальни и часть коридора к ванной, надо только правильно поставить плечи. — Что ж, — говорит Фред, — мы собираемся забрать Гарри. — Хочешь с нами? — заканчивает Джордж, его широкая улыбка грозит разорвать лицо пополам. — Он живёт в Суррее, да? — Вполне уверен, что «Англия» справится с поездкой, — продолжает Фред. — Если бы он жил на континенте, тогда другое дело, старушка бы с таким не справилась… — …Но, — встревает Джордж, — это Суррей, так что мы вполне уверены, что… — …Если мы будем осторожны… — …И правильно рассчитаем время… — …И правильно рассчитаем время, спасибо, Джордж, — мы вполне уверены, что сможем сгонять туда и обратно, и никто ещё не успеет проснуться. — Вы двое закончили? — спрашивает Рон. — Пока да, — говорят они в унисон. Шутка перестала быть смешной уже примерно триста раз тому назад, но они всё равно продолжают это делать. До Рона что-то доходит: — Откуда вы знаете? — Рон… — …Рончик… — …Солнышко… — …Свет в нашем братском окошке… — …Наш любимый младший братик… Рон морщится: — Парни. — Ладно, ладно, — говорит Фред, вздыхая. Они могут так общаться целую вечность, но, поскольку это важно, то прекращают. — Дело в том, что что-то не так. — Мы догадались, — продолжает Джордж, но, поскольку они решили вести себя как нормальные люди, а не играть в самый невыносимый словесный пинг-понг в мире, Рон не обращает внимания, — что с его родственниками что-то не так, ну знаешь, учитывая, как он рассказывал о том, что у его кузена две спальни, а он никогда не получал подарков на Рождество. — Но больше всего потому, — медленно говорит Фред, — как ты отреагировал за ужином, когда папа сказал о дисциплине. — Не сказать, что у тебя душа нараспашку или что-то такое, — добавляет Джордж, — и мы знаем, что в конце года что-то произошло, но… — он вздыхает, а Фред не пользуется случаем, чтобы закончить его мысль. — Но мы вполне уверены, что вы поссорились или вроде того, и сильно, ведь он вообще не пишет. Рон вздыхает: — Не знаю, — пожимает он плечами. — Между нами всё… странно после истории с камнем, но я не — не думаю, что он заметил странности, если вы понимаете, о чём я? — Хм-м, — говорит Фред. — Хм-м-м, — продолжает Джордж. — …Он идиот? — спрашивает Фред. — Наверное, — отвечает Джордж. — Ему одиннадцать. Все одиннадцатилетки туповаты. — …Дружище, — говорит Фред, — Джинни одиннадцать. — Во-первых, нет, только в следующем месяце, — отвечает Джордж. — А во-вторых, что, ты хочешь, чтобы она сдала за тебя С.О.В.? Не думаю, что пройдёт хорошо, дружище. Рон приваливается к стене и тихонько начинает биться об неё головой в надежде, что, может, ему удастся заработать сотрясение мозга и пропустить весь этот чёртов разговор. — В любом случае, — говорит Фред. — Ты с нами, Рон? Или нам поехать самим и разорвать его на несколько новых говнюков на обратном пути за то, что он вёл себя с тобой, как придурок? — …Я поеду, — тихо говорит Рон. — Всё в порядке, правда. Джордж сурово на него смотрит: — Вовсе нет, и ты это знаешь. (Какого чёрта он такой проницательный? Не то чтобы Рон его самый любимый брат — обычно они с Фредом неразлучны, как змеи, поедающие друг у друга хвосты, и это очень быстро надоедало, — но чёрт, он лучше всех считывал Рона.) — …Нет, — признаётся Рон через мгновение. — Не в порядке, — вздыхает он. — Когда вы собираетесь сбежать? Фред смотрит на Джорджа, потом снова на Рона: — …Ты уверен? — Как никогда в жизни, — говорит Рон, потому что он не оставит Гарри так просто. — Хорошо, — отвечает он. — Будь готов к полуночи.

--

Угнать папину машину было довольно просто, и они в воздухе и на пути в Суррей ещё до половины первого. — Что ж, — говорит Фред, не сводя глаз с лобового стекла, хотя перед ними нет буквально ничего, во что можно врезаться. — Что между вами двумя вообще произошло? — Фред, — с предупреждением говорит Джордж. — В смысле, не может быть, что… — Фред, — говорит Джордж немного суровее прежнего. — Если Рон не хочет об этом говорить, он не должен. — Джордж… — Слушай, — вздыхает Джордж. — Ты должен — ты должен перестать выуживать, ладно? Что бы ни случилось, это серьёзно, и он должен сказать об этом, когда сочтёт нужным, ладно? — Чёрт, — Фред барабанит своими длинными костлявыми пальцами по рулю. — Что ты сделал, чтобы быть умным из нас? — Выменял у тебя на красоту. — …Дружище, мы близнецы. — Технически нет, — говорит Джордж, и это правда. (Сначала они были разнояйцевыми близнецами, а потом, ну, кое-что произошло, и Джордж начал принимать ежедневные зелья, а к началу Хогвартса они уже были достаточно похожи, чтобы сойти за однояйцевых. А раз папа работает в министерстве, поправить свидетельство о рождении было нетрудно. Рон мало что помнит, потому что ему тогда было семь.) — Братан… — эмоционально говорит Фред, на мгновение осекаясь. — Мы как две половинки одного мозга. — В смысле, на вес? Они продолжают в том же духе ещё некоторое время, перебрасываясь фразами, пока Рон пытается уснуть на заднем сиденье. Не то чтобы они раздражали — Рон давным-давно привык к их пререканиям и уже много лет не обращает на них внимания, — но он просто… на взводе, вот и всё. Дёрганый. Знаете, готов в любой момент содрать с себя всю кожу, просто чтобы это сделать. Кажется, что дорога до Суррея занимает три часа. Это не так, но время тянется, как патока зимой.

--

В общем, оказалось, что родственники Гарри держат его в настоящей тюремной камере с решёткой впридачу. Им удаётся сорвать её с окна, потому что у папы по какой-то чёртовой причине в машине была лебёдка, и после этого всё стало гораздо проще. Всё быстро укладывают в машину, и, хоть как бы они и содрали часть дома родственников Гарри, едут с ветерком (по… небесной дороге? Рон не уверен, насколько это идиоматично) обратно. — Рон, прости меня, мне так жаль, — спешно говорит Гарри. — Я думал, что ты не писал, но это странное существо, кажется, он сказал, что он домовой эльф, появился за ужином, и у него была целая куча писем от тебя и Гермионы, а потом дядя Вернон и тётя Петуния разозлились и заперли меня в комнате, и я получил предупреждение от Министерства, и… мне просто очень жаль, прости меня. Вот блин. В смысле, Рону хотелось извинений, но не настолько. Не за что-то, что было не во власти Гарри. — Всё хорошо, Гарри, я всё понимаю, — говорит Рон. — Ага, — встревает Джордж с переднего сиденья. — Тебе не нужно извиняться за это. Намёк был дьявольски ясен, но Гарри не заметил. У него было долгое лето, особенно в последнее время. К тому же, ну… Ему плохо удавалось замечать подобное, как понял Рон. — Что ж, — говорит Гарри после неловкого мгновения для буквально всех в машине, кроме него, включая сову. — Куда мы едем? — Домой, — мягко говорит Фред. — Мы едем домой.

--

Мама их уже поджидала, потому ну-чёрт-возьми-конечно. До кучи было полпятого утра. — …Не потрудитесь объяснить, куда вы так поздно отправились? — спрашивает она слишком спокойно, но на самом деле разъярённая. — Только представьте — я иду на кухню за стаканом воды, и что я вижу? — она взмахивает рукой в сторону часов, которые показывали местоположение клана Уизли. — Я вижу, что вы удрали. — Ну, — говорит Рон, — дело в том, что… — Родственники держали Гарри в тюремной камере, в прямом смысле, мам, — перебивает его Фред. — Мы помогли ему сбежать. — Они что? — взвизгивает мама, но тихо. Всё же на часах полпятого. — У него на окне была решётка, мам, — тихо говорит Рон. — Сейчас он в машине, достаёт пижаму из сундука, но… Это было ужасно. Мама вздыхает: — …Я не могу слишком злиться на вас из-за этого. В кровать, живо, но не думайте, что утром вы не будете разговаривать об этом с отцом, — тихо появился Гарри, держа в руке пижаму, будто это его щит. — Сегодня ты ляжешь с Роном, Гарри, — говорит мама, и все следы агрессии в её тоне тут же исчезли. — Утром мы найдём для тебя другую кровать, хорошо, дорогой? А пока что иди поспи.

--

Повосхищавшись всякими вещами с символикой «Пушек» в спальне Рона (и, Рон признаёт, многие из них довольно уродливы, но он всё равно их любит), они перешли к теме, которую тщательно избегали. Кровати. — Нет, правда, — настаивает Гарри, будто Рона в этом можно переубедить. — Спи ты в ней. Рон не собирается давать своему лучшему другу, который только что сбежал из дома-тюрьмы, спать на ёбаном полу. Просто нет. Может, сейчас он и раздумывает о разных чувствах касаемо дружбы, но не до такой же степени! — Нет, правда, — вторит Рон, обучившийся попугайничать у самих мастеров — своих братьев. — Спи ты в ней. — Я не могу тебя выгнать, — продолжает Гарри, и, Моргана, они похожи на то, как его бабушка и двоюродная бабушка спорят, кто будет оплачивать счёт в ресторане. — Ты ни черта меня не выгоняешь, — медленно произносит Рон. — Или моя кровать недостаточно хороша для тебя? — Нет! — шёпотом тревожно кричит Гарри, и Рону приходит в голову, что, возможно, такой поворот событий не очень-то подходит для ребёнка из жестокой семьи. — Я просто… — Слушай, — говорит Рон, перебивая его, пока это не закончилось тем, что у них обоих начнутся панические атаки, — кровать маленькая, но я уверен, что мы оба можем в ней поместиться. Таким образом, никто не будет спать на полу, хорошо? — Хорошо, — тихо говорит Гарри. Они были не особенно тактильны в школе, так что для них обоих это в новинку. В итоге они аккуратно ложатся на бок, лицом друг к другу. Рон занял сторону со стеной, потому что Гарри в любом случае будет чувствовать себя на новом месте скованно, а Рон не хочет усугублять ситуацию. В итоге они просыпаются, растянувшись друг на друге, как кошки, незадолго до обеда. Всё оказалось гораздо менее неловко, чем могло бы быть.

--

Саду не требуется избавления от гномов, но они всё равно этим занимаются. — Считайте это наказанием, — говорит мама. — За то, что сбежали. Гарри по большей части просто стоит и смотрит в замешательстве, а потом, следуя примеру Рона, хватает гнома и пытается перебросить его через забор. У него не совсем получается перебросить его так, как это делает Рон, но у него не было практики. К тому же, судя по тому, как выглядела его комната в том ужасном доме, родственники вряд ли его хорошо кормили. Не то чтобы Рон ожидал, что тонкие руки Гарри сломаются, как веточки, но очевидно, что этому ребёнку подавали так мало горячих блюд вне Хогвартса, и что, если Рон будет думать об этом дальше, то будет слишком зол, чтобы работать до конца дня. Как бы то ни было, избавление от гномов проходит довольно легко, поскольку их двое, а гномы не успели основательно во что-то зарыться, так что после того, как заканчивают, они с Гарри в основном просто… сидят в тени. Джинни один раз выходит на крыльцо, видит Гарри, становится ярко-алой и быстро уходит. Рон определённо будет долго её за это подкалывать (с чего бы ей западать на Гарри? Гарри — болван! По мнению Рона, она может найти кого-то получше). Через некоторое время из Министерства возвращается отец, видит Гарри и в основном просто растерян. — Что — почему ты здесь? — прямо спрашивает он. — Ой, понимаешь, его родственники превратили его комнату в тюремную камеру, — начинает Рон, стараясь не замечать, с какой скоростью у его отца меняется оттенок кожи, и он вспоминает, что говорил за ужином прошлым вечером. — Мы с близнецами вчера вечером его вытащили, это было ужасно. Если хочешь, можешь поговорить с ним об этом? — Д-да, — говорит папа, заходя в дом. — Я, пожалуй, так и сделаю. Гарри ждёт, пока шаги отца стихнут в доме, а затем поворачивается и смотрит на Рона с видом, будто тот его немного предал. — Зачем ты ему рассказал? — спрашивает Гарри более чем возмущённо. — Ему не обязательно было знать! — Ну, — медленно произносит Рон, пытаясь потянуть время и придумать причину, которая не была бы просто «в основном назло». — Ты ведь знаешь, что то, что они с тобой делали, незаконно? Не как нарушение правил дорожного движения, а за что дают несколько лет тюрьмы. — Я был в порядке. — Нет, не был, — Рон делает паузу и наклоняется. — И ты не должен быть, понимаешь? — …Прости? У Рона прямо-таки возникает искушение снова угнать папину машину, поехать в Суррей и сжечь этот проклятый дом дотла. Он может это сделать, думает Рон, — ему даже не понадобится магия, только рулон бумажных полотенец и газовая плита, и дело в шляпе. — Не извиняйся, Гарри, ну чёрт побери, — вздыхает Рон, пытаясь прийти в себя. — Я знаю, что перегнул палку, но папе не всё равно, понимаешь? Он бы хотел знать, он не просто отворачивается, когда видит, что происходит что-то плохое, понимаешь? (Конечно, у папы был на этот счёт свой собственный моральный компас, но Рон уверен, что в ёбаном жестоком обращении с детьми нет никакой двусмысленности.) — Я не хотел его беспокоить! — говорит Гарри. — А теперь я расстроил его. Для Рона это был, честно говоря, перебор. Он решает пока не открывать этот ящик Пандоры: — Он бы хотел, чтобы его побеспокоили с этим, — продолжает Рон, потому что это правда, и это лучшее, что он может придумать, чтобы обрисовать, насколько Гарри ошибается в этом плане. — Не ты его побеспокоил, а твоя ситуация. Это разные вещи. — Как скажешь, — говорит Гарри, явно не веря ни единому слову Рона. — В любом случае, — начинает Гарри, переходя к новой теме, словно это волшебным образом заставит Рона забыть, — как думаешь, мы могли бы попросить его поставить мне кровать в твоей комнате? Если что, не то чтобы мне не понравилось делить одну прошлой ночью. Рон поднимается и направляется в дом: — Я попрошу его.

--

Оставшаяся часть лета пролетает довольно быстро. Гарри помогает по дому, что мило с его стороны, а Рон пишет Гермионе о произошедшем, что гораздо менее приятно для всех, но это нужно сделать. Гарри исполняется двенадцать. Хм, вскользь думает Рон, он почти на полгода старше. Это… много. По крайней мере, больше, чем он думал. Вся семья (и Гарри) получает список учебников одновременно. Кроме Джинни, разумеется, потому что её будет приложен к письму из Хогвартса, которое она получит на свой день рождения через несколько недель. (И да, конечно, она всё ещё шарахается от Гарри, как от чумы, и каждый раз, когда она случайно с ним сталкивается в дверях, то становится ярко-красной. Это даже мило, хоть Рон и жалеет, что у неё такой плохой вкус.) Они довольно быстро справляются с летними домашними заданиями, и приходит время отправиться в Косой переулок.