Как преуспеть в Тёмном чародействе (Без особых стараний) / How to Succeed in Dark Wizardry (Without Really Trying)

Во втором семестре первого года у них началась астрономия по вечерам пятницы. Вообще-то она очень расслабляла. По крайней мере, могла бы, если бы этот урок не был со всеми первокурсниками сразу. Гермиона относилась к ней с некоторым недоверием. — Я вот чего не понимаю, — шепчет она ему, пока они сгрудились вместе у общего телескопа. — Как звёзды должны помочь нам с магией? — Это, ну знаешь, для ритуалов и всего такого, — говорит Рон, что на самом деле неточно, но он не уверен, как это правильно объяснить. — Некоторая магия высокого уровня работает, только если правильно выстроены звёзды и планеты, — Рон не собирается углубляться в отрасль прорицаний: Гермиона кажется слишком костной для прорицаний. — Но… — ворчливо вздыхает Гермиона, — как нам это поможет на первом курсе? — Э-э, — произносит Рон, потому что, видимо, Гермиона ищет ответ, а он не уверен, что ещё ему добавить. — Слушай, в нормальном мире у нас есть огромные телескопы, которые видят дальше и чётче, чем этим когда-либо удастся, — говорит Гермиона. — Так что мне это кажется бессмыслицей, вот и всё. В нормальном мире? Это нормальный мир! Это у маглов… Ладно. Рон останавливает ход своих мыслей, пока не успел распалиться сильнее. Именно такими разговорами люди вроде Малфоя и его дружков оправдывают ужасные вещи. Это нормальный мир для Гермионы, вот и всё. — Хм, — говорит Рон, ему в голову внезапно пришла мысль. — Я думаю, ты пытаешься подойти к этому логически. Она фыркает: — Разумеется. — Но дело в том, что я вполне уверен, что это совершенно разные вещи, вот и всё. — Но в этом нет смысла! — Ага, — говорит Рон, не до конца принимая её точку зрения. Он понимает её, конечно, но… Магия — это магия, и она следует собственным законам. Насколько ему известно, когда какой-то человек в магловском мире пытался проанализировать её с научной точки зрения, то просто оказывался в замешательстве. Люди множество лет пытались разобраться, как именно работает Вингардиум Левиоса, но нашли полнейшее ничего, кроме «ну, вещи летают». Это не поддаётся здравому смыслу, но следует собственным правилам. Или, может, он думает совсем не в том направлении. Он многого не знает о магловских технологиях. Например, о спутниках, которые они продолжают видеть в телескопы, — какого чёрта они вообще там оказались?

--

Гермиона убеждена, что взлом «Гринготтса» и трёхглавая собака как-то связаны. Это логично — разумеется, цербер не постоянная составляющая Хогвартса, да ещё и пришёл покрасоваться, охраняя что-то после взлома в самое сохранное место во всей Британии? Подозрительно. Они идут поговорить об этом с Хагридом, и оказывается, что у них в школе чёртов философский камень, что Гарри выясняет из карточки от «шоколадной лягушки» и долгих-предолгих часов в библиотеке, спасибо Гермионе. Странно об этом думать, но решение проблемы смерти у них где-то… в комнате неподалёку, охраняемое большой собакой по кличке Пушок и, несомненно, за чередой дополнительных препятствий.

--

Рон продолжает изучение тёмной магии по утрам субботы. Красться из спальни стало уже своего рода ритуалом: он добавил тщательную проверку кровати Гарри как обязательное дополнение после каникул и его подаренной мантии-невидимки. Он больше не призывал Снующих За Завесой Существ, потому что, на самом деле, ему было не нужно. А ещё, он признаёт, что, когда сделал это в прошлый раз, было поистине ужасающе. Но папа всегда говорил, что лучший способ побороть страх — встретиться с ним лицом к лицу, а Рон в Гриффиндоре (известном своей, ну, храбростью), поэтому логично, что ему, разумеется, нужно позлить потустороннего, таинственного зверя, существующего за границей человеческого понимания. Ну правда. По крайней мере, это то, что он говорит самому себе. Дело в том, понимаете, что с той ночи с зеркалом он просто не может перестать об этом думать. Гарри сказал ему примерно неделю спустя, после ещё нескольких одиночных марш-бросков к зеркалу (и Рона это не печалит. Вообще. Совсем ничуть не бесит), что он нарвался на Дамблдора, который объяснил, как оно работает. Оказывается, оно показывает тебе самые сокровенные и самые тайные желания. По-видимому, самое тайное и сокровенное желание их директора включает в себя носки. Для Гарри — семью и любовь. Рон жаждал признания и управления тёмной магией. Что, честно говоря, немного беспокоит. Всё же именно эти два желания — то, что отправляет людей на путь становления следующим Тёмным Лордом. В общем, Рон снова оказывается в одиночестве в классе упыроведения субботним утром после лёгкого завтрака из яичницы-болтуньи с сосиской. Сама по себе комната стала — и Рон выскажется как можно более дипломатично — более обугленной с начала использования в сентябре. Его основному рабочему столу — большому, стоящему впереди, который обычно остаётся за учителем, — досталось больше всего. Поверхность теперь почти полностью чёрная, с маленькими каплями металла, въевшегося после починки котла. В общем, он вполне уверен, что стол до сих пор стоит лишь потому, что древнее чародейство удерживает некую столоподобную форму, независимо от физической структурной целостности. Он раскрывает «Практики таинꙑ и ꙃла» на случайной странице в поисках чего-то интересного. Не то чтобы ему наскучило превращать вещи в огонь, но просто — ну, он уверен, что уже вполне наловчился. И теперь он даже в состоянии вполне надёжно вызвать контрзаклинание, что было главной частью его утренних тренировок последнего месяца. Поэтому ему хочется просто чего-то новенького, вот и всё. Странный кровавый ритуал с котлом был не только довольно ужасающим, но и очень весёлым на каком-то базовом уровне, и Рон как бы… Не то чтобы он гнался за этим или что-то такое, скорее, он хотел это познать. (Да, он знает, что одна из главных причин, почему Тёмные Лорды становятся Тёмными Лордами — потому что в погоне за знаниями они ввязываются в игры с Великим, и Ужасающим, и Неизведанным с большой буквы.) (Но дело в том, что Рону на самом деле не особенно нужны знания. Это гораздо больше по части Гермионы, а она никогда, как сказал бы Квиррел, «станет п-падкой на з-з-зло тёмной магии-с». По этому поводу среди маглорождённых кружили какие-то предрассудки: летающие перья и целебные зелья — это всё хорошо и весело, но стоит заговорить о ритуалах крови и Раздрае Завесы, так они начинают брезговать. К тому же почти все, кто открыто верит в то, что Тёмная Магия не зло по своей сути, обычно считали её человеком низшего сорта из-за её статуса крови, что, как он решил, тоже может отпугнуть девочку от всего предприятия.) В любом случае, он искал чего-то нового. Чего-то весёлого. Чего-то, по крайней мере, полезного. Он останавливается на странице с какими-то поистине жутенькими изображениями шрамов от проклятий. Они сползали с кожи, стягивали нити телесных тканей, врезались в гладкую плоть, как-либо ещё заполняя картину. Может, это стоит оставить на будущее, — через несколько секунд разглядывания Рон перелистывает несколько страниц и оказывается посреди самых что ни на есть оберегов. А точнее, на разделе об оберегах самого себя. Он изучает инструкции. Кажется, довольно просто, хоть и… весьма сомнительная идея. «Прежде даже начати труды, внемлите сему предостережению: чары на себе наложив, может сотворити себе ненаклонным к светлой магии. Ведай, яко сии эффекты, аще и малы, но сложны — сице, аще един оберег может не повлияете на тя, то мнози могут содеяти тебе прививку от Чистейшия магии». А потом перечисляются несколько базовых оберегов: простейшая защита, против обнаружения — вот это всё. Рон остановился на том, что уведомит его, если его отравят, потому что он показался самым полезным из этого множества. (К тому же, учитывая, что вытворяли Фред и Джордж примерно еженедельно, использован он будет часто.) Рон изучает указания. Не сказать, что они выглядят сложными: взмахни палочкой там, где тебя устроит появление небольшой метки оберега, произнеси заклинание, а затем взмахни ею в том месте, на которое хочешь, чтобы было оказано давление, когда тебя, ну, понимаешь, отравят. Ни черта себе, думает Рон, через несколько минут у него будет татуировка. Мама слетит с катушек, если узнает. Весьма захватывающе. Забудьте, крайне захватывающе. Конечно, может, долгосрочно эта идея и плохая-преплохая, но, ну, прямо сейчас кажется вполне великой. А ещё это что-то новенькое — это не было похоже ни на что, преподаваемое им на уроках, и это отличалось от всего, что он когда-либо делал, и… И вообще что-то в этом… В нём на это отзывается, если можно так выразиться. Не в духе «он чем-то одержим», но, знаете… Рон наконец-то нашёл что-то, в чём он хорош. Не просто довольно, не лучше своих братьев, не хотя бы в этом, но по полной программе, безоговорочно хорош. Это весьма бодрит, если честно. Может, это и грязный маленький секрет, из-за которого его, ну, знаете, могут отправить в Азкабан на всё обозримое будущее, но… Чёрт возьми, это его и только его. Это старое заклинание. Очень старое заклинание. Из тех, что использовались династиями по всему миру тысячелетиями, думает он, потому что все эти богатые аристократы из тех, кто склонен травить друг друга. (Билл однажды сказал ему, в тот редкий случай, когда все Уизли собирались вместе не из-за сущей семейной катастрофы (прошлым был случай, когда у Перси был приступ аппендицита), что старые заклинания — по-настоящему старые, а не со времён Ренессанса — всегда самые сильные и простые. Оказывается, ему пришлось использовать их изрядное число, будучи разрушителем проклятий, — если что-то стоит нетронутым полторы тысячи лет, и это что-то явно испачкано в нехорошем смысле, оказывается, твой наилучший вариант — смехотворно древние контрпроклятия. Билл что-то говорил о том, что они ферментируются в природной магии достаточно долго, чтобы стать её частью — Рон не уверен, что ведётся на это, но он решил, что Биллу виднее.) Заклинание достаточно простое. В смысле, проще, чем большинство, выученных на уроках. Оно кажется несколько арабским, но он пытается в первый раз — что-то в его ритме и размеренности просто срывается с его губ. Движения тоже невероятно обычные: ни взмаха, ни рассечения воздуха, просто тык-тык. «Что ж, — думает Рон, — лучше покончить с этим». Рон тычет палочкой в своё бедро, произносит заклинание, а потом тычет ею в мизинец другой руки. Он думает, что это наилучшее место. Со скоростью молнии, стоило движению закончиться, — и его левое бедро опаляет врезающийся в плоть оберег. Крови нет — по крайней мере, он не чувствует, как ткань рубашки прилипает к мокрому месту, — но, Морганой клянусь, как же жжётся. Всего несколько секунд, но эти несколько секунд кажутся часами. Переведя дух, Рон оттягивает рубашку, чтобы посмотреть. Он небольшой, не больше ногтя большого пальца, но безошибочно похож на родимое пятно. Идеально круглое множество маленьких концентрических кружочков теперь располагается у него на боку, абсолютно чёрные на фоне его бледной, покрытой веснушками кожи. «Хм», — думает Рон. Он ожидал руны или что-то в этом роде. Он возвращается в спальню и спит полдня.

--

В общем, у Хагрида есть дракон. Маленький, но всё же. Они обычно не остаются маленькими надолго. На следующий день Рон пишет о нём Чарли на истории магии, потому что, видит Мерлин, лекцию он не слушал. (И он здесь совсем не в меньшинстве. Гермиона заканчивает своё эссе по трансфигурации, Гарри вообще уснул, положив голову на парту. Близняшка Патил из Рейвенкло — Рон ещё не выучил их имена, потому что гриффиндорка обычно объединяется в пару с Лавандой Браун, а с Рейвенкло у них не так уж много уроков — делает аккуратные отметки в учебнике травологии на будущее, Грегори Гойл аккуратно заливает всю страницу учебника толстым, непрерывающимся слоем чернил, видимо, просто чтобы чем-то заняться.) «Дорогой Чарли, — пишет Рон. — Спасибо за подарки на Рождество. Не совсем уверен, что я буду делать с майкой с надписью «Жар и мясо между ног — и я чувствую, что смог» с картинкой всадника дракона, но я ценю твою заботу. В общем, Хагрид каким-то образом добыл дракона и пытается вырастить его в своей хижине. Уверен, что это плохая идея, но ты же у нас эксперт. Спасибо, Рон». Коротко и ясно. Отлично сработано. Может, немного грубовато, но он не Перси. (Из всех своих родственников он больше всего близок с Джинни. Не только потому, что у них самая маленькая разница в возрасте, но и потому что, хоть она и, по словам папы, «маленькая комета», ещё она самая отзывчивая из всех, и гораздо чаще, чем другие, слушает, когда он говорит. К тому же Джинни ещё иногда очень, очень умная, но не кичится этим, как может Перси. В этом она похожа на Билла, только гораздо менее спокойная.) Он получает ответ на следующий день, но немного странно, потому что у Перси медлительная сова. «Рон, — гласит письмо, — какого хуя. Твой второй самый любимый брат, Чарли». Что ж, Чарли не из тех, кто ходит вокруг да около. «Чарли, У Хагрида в хижине норвежский горбатый дракон. Пока что малыш. Прошу совета». Это послание тоже получает своевременный ответ. «Рон, я вышлю парней к башне в ночь на воскресенье в районе часа. Приведи дракона, мы заберём его. Чарли». «Вот и славно, с этим разобрались», — думает Рон. Осталось только убедить Хагрида расстаться с очаровательным, жадным до крови существом, что, кажется, легче сказать, чем сделать.

--

В пятницу они убеждают Хагрида. Это не очень сложно, потому что Норберт изо всех сил старается поджечь хижину, и, как бы Хагрид ни был очарован опасными существами, для него всё же важнее иметь крышу над головой. В субботу утром Рон встаёт, как обычно, рано, отправляется в кабинет упыроведения и ищет проклятия, которые могли бы быть полезны против драконов. За исключением одного, которое превращает любой предмет в говядину («Для приманки твоея и для помощи твоея во время глада, — говорится в книге, а следом: — Однако ведай, яко тело твое не может токмо сим жити, понеже существует риск цинги, чахотки и недостатка веществ…»), полезного ничего не нашлось. Несколько заклинаний для усиления кожаной брони, которой у него нет, и одно для зачаровывания меча, «да проникнут сквозь наижесточайшия шкуры», — но зачаровывание требуется производить в свете полной луны с кровепомазанием, и он вынужден от него отказаться в связи с проблемами логистики, ведь у них остаётся часов восемнадцать, а луна и близко не полная. (Рон превращает ближайшую свечу в весьма грустное говяжье рёбрышко, просто чтобы доказать себе, что может. Он изгоняет его из существования, потому что, во имя Морганы, что он собирается делать с ним в полдесятого утра в заброшенном классе? Но здорово это уметь. Это кажется более конкретным, чего не хватало огню. К тому же, технически это заклинание, а не трансфигурация, и его нельзя отменить, что казалось приятным, и постоянным, и опасным, что очень ему нравилось.)

--

Они передают дракона, и всё проходит довольно неплохо. А вот с возвращением обратно случилось не очень. Гриффиндор теряет 150 очков, потому что Гарри случайно забыл свою бесценную мантию-невидимку наверху. Рон, если честно, не очень переживает за очки — все в его семье, кроме папы, Перси и Билла, были магнитом для неприятностей, да и исключения эти в основном потому, что они вели себя тонко (папа, Билл) или им хорошо удавалось казаться крайне невинными вне зависимости от ситуации (Перси). Так вот. Рон совсем не переживает из-за очков. Выиграть Кубок школы было бы здорово и всё такое, но он с этого ничего материального не зарабатывал, потому нет смысла слишком расстраиваться. А вот наказание… Он не в восторге. Потому что не похоже, что это будет наказанием в духе «нарезка кореньев для Снейпа со странными моментами единения». Судя по тому, как складываются обстоятельства, это будет наказание в духе «что-то крайне неприятное, а ещё там будет Малфой», потому что, конечно, с ними Малфой, ведь это он на них настучал. Если быть точным, они все идут в Запретный лес, чтобы усыпить чёртова единорога. Что ж. Вот вам и «крайне неприятное». (Нет, они не собираются на самом деле усыплять единорога, просто что-то, ну, убивает единорогов. А теперь появился кровавый след, поэтому где-то бегает покалеченный единорог, и им нужно, э-э, разобраться с этим. И, знаете, обычно, если приходится иметь дело с раненым скотом, «разобраться с этим» часто не включает в себя вызов ветеринара, особенно когда дело касается, за неимением лучшего слова, конеобразных животных.) Гарри и Малфой образуют пару и идут с Хагридом. Гермиона и Невилл оказались с Клыком, и они все отправляются продираться через лес. Рон, оставшись третьим лишним, остаётся с остальным стадом единорогов, на случай, если остальные забредут обратно или что-то в роде. Это оказалось плохой идеей по ряду причин.       • Единороги — очень чувствительные создания. И что-то в Роне (видимо, тёмная магия, но, как выяснилось, они не особо жалуют и мальчиков) их расстроило. Начали скакать, как качающийся подъёмный кран в грозу.       • Единороги огромные и сильные. Их легко испугать, и они очень, очень тупые. Как лошади, только у них к голове приделан меч.       • Рон никогда не умел обращаться с магическими существами. Конечно, у него есть Скабберс, но Скабберс, по сути, всего лишь странная крыса, живущая в его тумбочке. Рон как никто может избавиться от садовых гномов, но на этом его способности заканчиваются. Никакого «успокоения испуганных животных», спасибо. Это зона ответственности Чарли.       • Что-то, и это важно, было в лесу, убивающее единорогов. И они знали это. И вот Рон, разящий тёмной магией, застрял в загоне с очень прыгучими, очень чувствительными, очень большими животными, не имея никаких навыков, потому что ему одиннадцать, а в темноте бродит монстр. Всё начинается довольно беспокойно. Не настолько, чтобы об этом упоминал Хагрид, но в их движениях есть что-то такое, слишком странное, чтобы это было похоже на норму. Требуется — ну, навскидку от Рона, минут пятнадцать, но он же не взял с собой часы в случайный загон на краю леса — во всяком случае, им требуется какое-то время, чтобы как следует разволноваться, но, чёрт возьми, им удаётся. Это медленный процесс, но в одну минуту они послушны и настороженны, в другую — издают страдальческие вздохи и сбиваются в группы, а ещё через несколько минут начинают по-настоящему топать ногами и размахивать рогами. Именно в этот момент Рон понимает, что загон для единорогов — Очень Плохое для него место. Он делает шаг назад, и его нога попадает в дерьмо единорога. Но это неважно. Он глаз не сведёт с животных. Когда Чарли устроился на работу в заповедник в Румынии, он рассказывал, что две трети его коллег были покрыты ожогами и следами укусов, а некоторые лишились конечностей. — Никогда, — мрачно сказал он, но таким тоном, что стало понятно, насколько он набрался огневиски, — не своди глаз с животного больше собаки средних размеров. Они становятся — чё за слово-то, оппорн… оппоз… — икнул Чарли. — Им могут прийти в голову разные мысли, и вполне вероятно, что бегают они быстрее тебя. Рон тогда не до конца понял суть — в смысле, головой-то понял, но не то чтобы он собирался делать что-то нелепое в своё свободное время. Глядя на стадо единорогов, которые пересекали черту от испуганных к разозлённым, Рон подумал, что Чарли, каким бы он в то время ни был пьяным, в чём-то прав. Он делает ещё шаг назад, затем ещё один. Он удерживает глаза на чудовищах, уставившись в самые их угольно-чёрные зрачки, ярко выделяющиеся на молочной, практически жемчужной шерсти. Медленно Рон достаёт палочку и, не разрывая зрительного контакта, исполняет проклятье с мясом на большой куче единорожьего навоза подальше от себя. Он подумал, что если уж мясо их не отвлечёт, то хотя бы тёмная магия. К сожалению, Рон подумал неправильно. Единороги не обращают внимание на кучу первоклассных стейков, появившуюся из ниоткуда, и явно разозлились ещё сильнее. «Это, — думает Рон, — наверное, не лучший способ выяснить, как единороги распознают магию». Некоторые начинают фыркать и нюхать воздух, остальные — месить землю. Ему просто хочется обернуться и убежать, но… Он знает, что как только обернётся, они погонятся за ним рогами вперёд. И они уже точно будут гораздо быстрее него, так что это… Рон не собирается говорить, что если обернётся и побежит, то его ждёт верная смерть, но, знаете ли, это немаловероятно. Он делает ещё один шаг назад, и ещё. Теперь он должен быть возле ограды загона, и у него почти возникает соблазн посмотреть, но… сейчас это, пожалуй, не лучшая идея. Ещё один шаг назад. И ещё. Он пытается сделать третий, и его нога проваливается в яму. Сначала проваливается пятка, а потом всё переходит в настоящую травму. Он старается не показывать своего удивления на лице, но единороги точно что-то заметят. Его лодыжка, как минимум, вывихнута. Рон переносит вес, чтобы вытащить ногу из ямы, не оборачиваясь. Он ощупывает края пальцем ноги. «К счастью, она небольшая», — думает Рон за считанные секунды до того, как всё скатывается в дерьмо. Наверное, это кроличья нора или что-то наподобие. Рон пытается отступить ещё и, ни черта себе, наверное, он сломал лодыжку, потому что боль адская. Теперь ему уже не удаётся скрыть это на лице, и он не может удержаться от визга. Затем всё происходит стремительно. Во-первых, это замечают единороги. Раздается ещё больше ржания и шарканья копыт, и Рон вдруг понимает, насколько они большие. Потому что, в самом деле, они огромные, Моргана, как же Чарли работает с чёртовыми драконами, если даже единороги настолько охренительно ужасающие. Во-вторых, его нога разрывается от боли. «Сейчас или никогда», — думает Рон. Гарри и остальные уже некоторое время в лесу, и не похоже, что выйдут оттуда в ближайшее время. Так что, возможно, это плохая идея, но Рон раздумывает не более секунды, прежде чем встаёт на больную ногу и бежит, будто за ним черти гонятся. Лодыжка словно охвачена огнём, но он даже не замечает этого из-за шума крови в ушах. До забора остаётся всего несколько метров, и вот это Рон подмечает. За спиной раздается топот, он приближается, но Рон не обращает на него внимания. Сейчас у него нет времени думать об этом, не говоря уже о том, чтобы повернуться и посмотреть. Метр. Полметра. Рон умудряется сделать так, что ставит здоровую ногу на ограждение и пользуется инерцией, чтобы перебросить через него остальное тело. В результате он неуклюжей кучей приземляется на другую сторону, выворачивая больную ногу в ещё одном болезненном направлении, но из загона он уже выбрался. Это самое важное. Деревянный забор, видимо, зачарован удерживать единорогов — Рон догадывается, что на дерево наложено несколько укрепляющих чар и внушений для животных, чтобы они не перепрыгивали через него, — так что пока он снаружи, он в безопасности. Единорог таранит забор, и Рон чувствует, как чары напрягаются от удара, а в воздухе будто раздаётся раскат грома. Копыта бьют по столбам ограды, сотрясая их. Рон отползает в сторону, привалившись спиной к ближайшему дереву, и осматривает себя. У него всё ещё есть палочка, это хорошо. И она цела, что ещё лучше. Он с ног до головы в грязи (и, если уж быть совсем честным, в не незначительном количестве дерьма единорога), но всё это можно исправить несколькими заклинаниями или, если не получится, долгим замачиванием в холодной воде и швейным набором. Однако его лодыжка… Слушайте, Рон не целитель или что-то такое, но он вполне уверен, что лодыжки не должны быть под таким углом. Боль — агония — растекается под кожей. Чёртов ёбаный — какое заклинание всегда использует мама для царапин от квиддича? Он не может вспомнить. Чёрт побери! К сожалению, находится лишь одно заклинание, в наложении которого сейчас уверен Рон, которое могло бы починить его лодыжку. — Моргана, — бормочет он под нос. — Это плохая идея. Рон достаёт палочку, глубоко вздыхает и призывает его. — Репаро. К счастью, поскольку Запретный лес полон смертельно опасных существ, Рон успевает потерять сознание от боли при возвращении лодыжки в правильное положение до того, как успевает закричать.

--

Рон просыпается в больничном крыле. Простыни кусачие, а по комнате раздаётся эхо, но, в общем, не так уж плохо. Он открывает глаза и какое-то время смотрит на каменный потолок, а потом собирается силами, чтобы сесть в позу, отдалённо напоминающую сидение. — Ох, — произносит голос слева от него, и его тут же заполняет чувство ужаса, утягивая сердце за собой, как якорь. — Вы очнулись. Он поворачивает голову. Это Макгонагалл, которую ему следовало заметить пораньше. У него с ней уроки несколько раз в неделю, а ещё она его декан — ему бы стоило получше различать её голос. — Э-э, — говорит он, — да? — Ладненько, — смотрит она прямо на него. — Не потрудитесь рассказать мне, почему Вас нашли без сознания посреди выгула единорогов, одного в три чёртовых часа ночи, после проделывания чего-то крайне глупого? Ни черта себе, она умеет распаляться так же сильно, как его мама. — Я, э-э… Что? Она бросает на него суровый взгляд: — Объяснитесь, мистер Уизли. — Ну, — говорит Рон, — Вы же помните, как назначили нам наказания после того, как мы вывели дракона Хагрида и выслали его в Румынию? — Что? — она уже прямо-таки визжала. — В смысле, мы в ту ночь мы были на улице не просто так, чёрт возьми. — Следите за выражениями, — говорит она, но не очень строго. — Значит, был дракон? — Ага, — произносит Рон, потому что хоть у него и была привычка врать, в ней сейчас не было большой нужды. И вообще, он мог просто кое о чём умолчать. — Хагрид выиграл его в баре в городе. — А. Ну конечно. Разумеется. — Так что я написал Чарли письмо, ведь он работает с драконами в Румынии, и он прислал своих друзей, они прилетели на мётлах, а Гарри забыл свою чёртову мантию-невидимку в башне, потому что он идиот… — Ц, я так и думала, что она его. Он мог бы получше следить за своими вещами, но нет. — А я о чём! — говорит Рон. — В общем, Хагрид не признался, поэтому отвечал за наше наказание и взял всех нас и Невилла, а он-то там при чём, в Запретный лес, потому что что-то убивает единорогов. Макгонагалл взмахивает палочкой, чтобы наколдовать стакан воды, и Рон догадывается, что это некоторого рода антацид: — Слишком, чёрт возьми, рано для подобной хрени, — мрачно говорит она, а потом опоминается и морщится. — Э-э… Продолжайте. — Так вот, Гарри и Малфой застряли с Хагридом, а Невилл и Гермиона следовали за собакой, и, думаю, я просто остался не у дел, поэтому я прибился к стаду единорогов. Макгонагалл медленно пьёт: — Это кажется, — медленно произносит она, — в корне необдуманной идеей. — Короче говоря, — продолжает Рон, и он не в восторге от перспективы врать ей, поэтому просто смягчает углы, насколько возможно. — Они разозлились, я пятился, насколько мог, они разозлились сильнее, и тут я ступил в какую-то яму и вполне уверен, что сломал лодыжку, они заметили, я обернулся и побежал. — Ла-адно, — говорит она, растягивая слово в три слога, как делает его мама, когда глубоко задумывается во время разговора. — А потом? — Ну, я выбрался и заметил, что с моей ногой что-то не то, поэтому, ну, знаете, попытался её исцелить. — …Чем? — Вам не понравится, — предупреждает Рон. — Мистер Уизли, я встречалась с пятью Вашими братьями, я могу справиться с небольшим… — Я использовал Репаро, — перебивает её Рон. У неё отвисает челюсть: — Что. — Я, э-э, использовал Репаро? — Из всех чёртовых… — Макгонагалл одним махом, как стопку, опрокидывает в себя стакан с водой странного цвета с газом из-за антацида. — Вы знаете, насколько это опасно? — Ну, — говорит Рон, — я помню, как это было больно, так что не особо удивлён. — Я должна написать Вашей матери. Ох, ни черта себе, будет ужасно. — Пожалуйста, не надо. — Но, — продолжила она, — как бы сильно я ни любила Молли… — и, чёрт побери, он не в восторге, что его учительница так близка с его мамой, — …Если Вы выучили свой урок и встретили последствия, не думаю, что это необходимо. — О, слава Моргане, — быстро, поспешно произносит Рон. От этого Макгонагалл уставилась на него, но Рон не уверен, почему. — Что ж, — медленно произносит она, — я собиралась провести наказание сама, но, думаю, Вам пойдёт на пользу некоторое время с Северусом. — Насколько некоторое? — Три недели, — говорит она, что много, учитывая, что уже прошла Пасха. До конца года у них месяц с копейками. — Каждый вечер после ужина. Уверена, Вы двое подружитесь. — Ох, — сдавленно бормочет Рон, — ладненько.

--

Когда Рон подходит к спальне, его зажимает в углу Гермиона. — Где ты был? — Ну, — говорит Рон, — в больничном крыле. — Что-то случилось? Ты наткнулся на Тёмного волшебника, которого встретили Гарри и Малфой? — Я, э-э… Что? — У него ноги были выгнуты в обратную сторону, и он пил кровь единорога! — Рон считает, что она слишком увлеклась всем этим, потому что это звучит ужасающе, и она похожа на Джинни, рассказывающую о новой стратегии «Гарпий». — Моргана, — говорит он мягко. — Это просто… Блин, Гермиона. — А потом появились кентавры… — Ага, — перебивает Рон чуть грубее, чем ему бы хотелось. — Звучит просто обалденно. Я сломал лодыжку и отключился в грязи на несколько часов. Это сбивает Гермиону с мысли: — Что? — Всё в порядке, — говорит Рон, хоть и вовсе нет, и он знает, чувствует это в желудке. — Ты была занята. Случилось всякое. Я всё понимаю. (Он правда всё понимает, но у него пять старших братьев. Все эти истории, когда его «теряют в суматохе», и «ой, мы забыли Рона», и всё такое — это приелось задолго до Хогвартса. Просто только лишь потому, что он понимает, не значит, что ему это должно нравится. Не значит, что он, ну, знаете, на это согласен. Но за многие годы ему удалось научиться хорошо это скрывать, так что. Всё в порядке, правда. Правда. В порядке.) — Ты уже дописал своё эссе по травологии? — спрашивает Гермиона спустя одно крайне неловкое мгновение. — Какое эссе? — ой. — Серьёзно, Рон, ты что, совсем не слушаешь на уроках? Нам задали двадцать дюймов о… (Чёрт побери, но сейчас он мечтает о чём-то более приятном, например, нарезке кореньев в каменной тишине, пока Снейп больше таращится на эссе, чем проставляет оценки.) (Он устраивается на одном из самых уютных кресел у окна и приступает к работе над сочинением. Хорошо не выйдет, но он его закончит. Или, по крайней мере, начнёт.)