И ветер облака унёс

Кадзуха неловко топчется в нескольких шагах от старшеклассника, заламывая пальцы и пытаясь не думать о плохом исходе. Рубиновый взгляд бегает по полу, не решаясь подняться, а в мыслях бушуют различные предостережения. Главное не терять самообладание и не сорваться, убежав. Он сильный, он справится, и эти давящие взгляды ему ни по чём. Главное не сказать какую-то фигню, не сказать какую-то фигню, не сказать… — Я… прошу прощения, Вы Скарамучча? Начало тут же не задаётся. Мальчик мысленно даёт себе оплеуху, проклиная свою тупость и спутанность мыслей. Только подошёл, а уже ошибся в вопросе, выставляя себя в плохом свете. Ситуация ухудшается, когда старший изгибает изящную тонкую бровь, от него исходят волны непонимания и скорого взрыва агрессии. Желание провалиться под землю растёт с каждой миллисекундой, но раз уж тут, то надо закончить начатое, ведь так? Совсем не вовремя пепельноволосый замечает, что в столовой стало намного тише. Слышны только несвязные перешептывания где-то в паре столов, и, кажется, перешептывались о нём. Кидая неуютный взгляд в сторону, он замечает, что практически все смотрят только на него. — То-есть… я хотел спросить… — сердце бьётся с бешеной скоростью, болью отзываясь в груди и нервный срыв не кажется чем-то нереальным, — Не могли бы Вы стать моей музой?! Кадзуха весь сжимается, когда с его уст срываются с поразительной чёткостью и неожиданной громкостью слова. Вокруг тишина, и именно такой писатели дают определение «гробовая». Смотреть на человека перед собой — страшно до дрожжи в коленках, но любопытство всегда было его врагом. Он аккуратно открывает глаза, раздражающе медленно, и вот красноглазый может лицезреть искреннее изумление на всегда недовольном лице. Новая эмоция выглядит так завораживающе, что младшеклассник невольно засматривается, утопая в едва волнующемся море. Иллюзию разрушает смешок. Откуда-то слева, явно от кого-то, кто спрятался за спинами товарищей. Следом за ним слышится второй, на этот раз сзади. И третий, спереди — это уже был Аякс, который, видно, держится изо всех сил, и только убийственный взгляд Розалины не даёт ему сорваться. Постепенно люди смелеют и начинают хихикать, Каэдахара чувствует, что ещё немного и он упадёт. Страх сцены преследовал его с ранних классов, когда на утреннике он забыл все свои реплики и за что его ещё долго ругали учителя, за что потом издевались дети. — Подойди ближе, — спокойной говорит Скарамучча, успевший вернуть себе привычное выражение лица. Голос его довольно глубокий, слегка прокуренный, в нём сквозит ощущение собственной власти над каждым человеком в гимназии. Он отвлекает от мрачных мыслей. Мальчик, боясь разгневать, послушно делает пять шагов вперёд, оказываясь на расстоянии вытянутой руки. Его пробирает мелкая дрожь, это сразу улавливает Райден, и не нужно быть детективом, чтобы понять причину: он сам и окружающие их люди, смотрящие как стервятники. Темноволосый выжидающе смотрит на перепуганное лицо, внутри поражаясь, почему он вообще подошёл сейчас, если так боится. Ведь лучше было собраться с силами, позвать его, когда вокруг не будет половины школы, и тихо попросить об услуге. Или что там означает это его «стать музой», он не особо шарит за всю эту литературную чушь. — Подними глаза и посмотри на меня, хватит стоять так, будто тебя сейчас изнасилуют, — немного резче, чем планировалось, приказывает Скарамучча, кладя подбородок на руку, — Посмотри так, как смотрел до их жалкого смеха. Заметил. Конечно, глупо было надеяться, что его задержку не заметят, если они смотрели друг на друга. Неуверенно, младший всё же медленно поднимает глаза, и теперь настала очередь голубоглазого зависнуть. Хотя в отличии от этого ученика, он это мастерски скрыл за маской безразличия, делая вид, что испытывает на силу воли. Красные, словно кленовый лист или заходящее солнце в Инадзуме, глаза. Красные, словно свежая кровь, но при этом такие кристально чистые, как у незнающего мир наивного ребёнка. Вид портят только слёзы, скопившиеся в их уголках. — Тц, ну и схуяли ты ревёшь, сам ведь подошёл, — свободной рукой Скарамучча слабо сдавливает щёки Кадзухи, осматривая слишком уж детское личико, — Мелкий, ты вообще в каком классе? Взгляд всё же отводят, не выдерживая длительного зрительного контакта. Каэдахара, вообще не ожидавший какой-либо мягкости от действий старшего, совсем чуточку успокаивается, грея надежду, что ему, всё-таки, ничего не сделают. В это хочется верить всем существом. — В-восьмой класс, зовут Кадзуха Каэ-Каэдахара, — говорить оказывается сложнее, когда его то и дело вертят в разные стороны, изучая, словно экспонат в музее. — Будем знакомы. Только я не просил тебя говорить своё имя, — с упрёком напоминает темноволосый и видит, как мальчик перед ним сжимается ещё больше, — Боже блять, да успокойся ты, не буду я тебя трогать. Дома пиздят, что-ли? Постоянные смешки после каждой его фразы начинают не хило так выводить из себя. Ещё и Тарталья сзади чуть ли не задыхается, издавая звуки умирающего сдавленного кита. Венка на лбу постепенно выступает, и очередной неконтролируемый пшыкающий звук от рыжего служит тем самым спусковым крючком. — Блять, захлопнули свои ебальники и перестали ржать, заебали. Тарталья, мудень, тебя это тоже касается. Синьора, въеби ему каблуком по ноге, пусть уже окончательно сдохнет, — его голос громом разнёсся по всей столовой, пугая даже персонал на кухне. Громче может быть только вскрик Чайльда, который он сам же и заглушил рукой. Розалина не поскупилась на силу, это уж точно. А вот пепельноволосый снова жмурится (от неожиданности и чуткого слуха, не подумайте лишнего), заставляя Скарамуччу снова недовольно цыкнуть. Ох, интересно, что там думает Хейдзо, наблюдая за всей этой картиной? — Каэдахара, сегодня я в поразительно хорошем настроении, — успокоившись говорит Райден, наконец отпуская многострадальные мягкие щёчки, — Я стану… как ты там сказал, твоей музой, но только если ты мне потом нормально объяснишь, что надо делать. Кадзуха не может поверить в услышанное, смотрит на старшего с удивлением, уважением и искренним обожанием. На лице постепенно расползается счастливая улыбка, а от слёз не остаётся и следа. В холодном, замершем когда-то очень давно, сердце что-то трескается, совсем немного, и голубоглазый запоздало ловит себя на мысли, что эта улыбка ему даже нравится. — Спасибо большое! Взволнованный мальчик хотел ещё много раз сказать «Спасибо», но его прерывает звонок. Он оказался настолько неожиданным, что добрая часть учеников дёрнулось от перепуга. Под недовольные вздохи вяло уходящих детей Каэдахара неловко прощается с компанией и перед тем, как уйти, кидает сочувственный взгляд на Аякса. Интуиция подсказывает, что только они останутся без лишней компании — этому парню несдобровать. Хейдзо дожидается друга у выхода вместе с двумя рюкзаками, его нетерпение расспросить об испытываемых эмоциях виднеется издалека, и младший не заставляет ждать. Оба выходят, переговариваясь, их провожает взгляд голубых топазовых глаз. — С каких пор ты соглашаешься выполнить желание какой-то малолетки? — раздаётся ровный голос блондинки, — Да и настроение у тебя сегодня точно не было хорошим. Скарамучча вздыхает. В столовой не осталось учеников, троица в полном одиночестве, а значит и вести себя можно чуть более расслаблено. Поворачиваясь обратно к столу, где всё так же стояла его незаконченная порция риса, он задумчиво подпирает щеку рукой, настукивая пальцем случайно услышанный когда-то ритм. Почему же он согласился? Наверное, его заинтересовал этот мальчишка. Маленький, робкий, такой необычный, но при этом сумевший найти силы подойти. Ему на вид было лет 10 и тянул он, разве что, на пятый класс. Отдельного внимания заслуживают глаза, вид которых теперь не покидал его бедные мозги. А ещё эта прядка, тоже яркая, красная, и парень не удивится если этот цвет — его любимый. Да и в целом, пепельные волосы были красивы, и даже их взъерошенность не казалась чем-то непристойным. Райден умудряется провести параллель между Кадзухой и воробьём, мысленно аргументируя это их схожей пушистостью и размерами. — Ты чего завис, алё? — перед лицом делают два щелчка пальцами, и Скарамучча дёргается, выходя из задумчивости и замечая перед собой веснушчатое лицо, — О, всё-таки жив. Так чё, почему ты согласился? — А чё нет? Думаешь, мне каждый день милые мальчики предлагают стать их музой? — вопросом на вопрос отвечает темноволосый, не замечая своей оговорки, — Тем более, ты видел его? Услышав мой отказ, он мог свалиться без сознания от страха, а брать ответственность и нести его до медпункта — нет уж спасибо, нахуй надо. Розалина перекидывается парочкой немых слов с Аяксом, и, беря обратно чашку с почти остывшим чаем, в считанные секунды допивает его. Райден видит её внутренние метания, будто она хочет что-то спросить, но всё никак не решится, видимо, боясь его гнева. Он и не торопит. Ненужная агрессия ему явно сейчас не подойдёт. Правда, один вопрос его всё так же тревожит: — Что, блять, значит быть музой? *** Оставшийся учебный день проходил обычно, на каждом уроке учителя кратко давали план действий на год вперёд, говорили о важности экзаменов в 9 классе. Толком, ничего сложного, но Кадзуха чувствовал себя выжатым, словно лимон. Эмоциональная встряска в столовой забрала большое количество моральных сил, а вечные вопросы и обсуждения одноклассников и вовсе добивали. Они же специально говорили о нём и Скарамучче в классе, желая тем самым пристыдить его? Это звучало вполне логично. — Стань моей музой! — издевательски тянет высоким голосом один из задир, театрально кладя руку на сердце и делая неумелый реверанс перед своим другом, — Нет, ну вы слышали его? Позорище. Музыку в наушниках включают громче. Последний урок закончился всего пару минут назад, учителя уже не было и ученики собирали вещи, потихоньку покидая кабинет. Пепельноволосый не был исключением, он так же быстро складывал тетради в рюкзак, игнорируя неумелую актёрскую игру остальных. Не желая задерживаться, Каэдахара молнией выбегает из класса, представляя, что его будет ожидать завтра. Ничего позитивного, правда, в голову ему не приходит. Остаётся только надеяться, что данная тема будет популярной только сегодня. У выхода он пересекается с Хейдзо, тот извиняется и говорит, что у него остался ещё один урок, потому не сможет пойти вместе домой. Кадзуха совсем не огорчается такому, прощается с другом и в одиночестве выходит из школы. Тем более, сейчас ему стоит привести голову в порядок: там скопилось слишком много мыслей, которые требуют должного разбора. Итоги дня: он впервые поговорил с объектом своего годового интереса; этот же самый объект его не послал на три известные буквы (на самом деле, весомое достижение, особенно слыша все слухи и разговоры); более того, объект стал его музой. Точнее, согласился ею стать и ещё не факт, окончательно ли это решение. Хочется верить, что окончательно. А ещё… Показалось это ему или Скарамучча действительно вёл себя немного мягче по отношению к пепельноволосому? Не то, чтобы Каэдахара являлся тем самым типом людей, которые кормят себя лживыми ожиданиями, идеализируя всё и всех. Но сейчас на душе стоит чёткое ощущение призрачной заботы, особенно вспоминая, когда старшеклассник заткнул всех учеников. — Да нет, это бред, — устало вздыхает младший, улыбаясь своим мыслями, — Просто показалось. И всё-таки было бы мило с его стороны, окажись это правдой. Вечно угрюмый и мрачный парень, грубящий абсолютно всем, смягчает свой нрав только для него одного, заботясь о состоянии и защищая от издевательских взглядов окружающих. Подобный сюжет стал бы отличным предложением для издательского дома «Яэ», вот только подобных историй настолько много, что с ними могут посоревноваться только книги о попаданцах в иные миры. Каэдахара испускает смешок, заходя в свой подъезд. Да уж, его фантазия сильно разыгралась под конец учебного дня. — Мам, я дома! — оповещает о своём приходе красноглазый, заходя в квартиру и тихо закрывая дверь. Из кухни слышатся шуршание и торопливые шаги по направлению к нему. Из-за угла выходит высокая длинноволосая пепельная блондинка просто сногсшибательной красоты, на ней домашнее, но привлекательное синее платье, контрастирующее с её янтарными глазами, в которых можно было заметить красные оттенки. Когда-то в раннем возрасте Кадзуха, после прочтения сборника о существующих видах драгоценных камнях, сказал, что они похожи на кор-ляпис, и до сих пор это сравнение считается ему правильным. — Привет, золотце. Кушать будешь? — мягкий бархатный голос, который так любит слушать младший. Нин Гуан была, пожалуй, лучшей мамой, о которой можно было мечтать. Нежная, в нужное время строгая, и до мурашек по спине заботливая. Она всегда поддерживала в его поэтических начинаниях, слушая изначально неумелые, но с каждым разом улучшающиеся стихи. Воспитывая сына, Нина взращивала в нём истинного джентльмена, готовым в любой момент начать ухаживать за дамами. Вместе с этим она была и прекрасной женой, так как, несмотря на всю свою элегантность и главенствующее место в довольно влиятельной политической партии «Цисин», женщина прекрасно умела готовить и заниматься делами по дому. — Нет, спасибо, мам. Я в школе перекусил, думаю, до ужина продержусь, — так же с улыбкой отвечает сын, замечая, что в квартире непривычно тихо, — А вторая мама не дома? — Бэй Доу вызвали на работу разобраться с какой-то неувязкой в документах, как раз к вечеру должна будет вернуться, тогда же и поедите оба, — честно говорит мама, уходя обратно на кухню, — Иди отдыхай, выглядишь весьма уставшим. За трапезой потом расскажешь, как прошел день, будет интересно послушать. Да, у мальчика две мамы. Это было довольно редким событием и из-за того, что не во всех регионах Тейвата принимали однополые браки, часто скрывалось от общества. Бэй Доу была потрясающе сильной женщиной, как морально, так и физически, на которую смотришь и можешь точно сказать, что в семье она выполняет роль отца. Бэй тоже была заботливой, но вот нежность и строгость не вязались с её характером: громкая, общительная и любительница приключений. Не желая вешать всю мороку с воспитанием на любимую жену, та по своему пыталась привить такие же черты ребёнку, каждый раз говоря ему обо всей прелести адреналина в крови. Иронично, что работала она в полиции, занимая место начальницы спецотряда, и имела хороший статус в рядах борцов за справедливость. Ох, кажется, раньше говорилось, что Кадзуха из самой обычной семьи? Настало время пояснить. Несмотря на влиятельные статусы, Бэй Доу и Нин Гуан были любителями не роскоши, а комфорта и уюта. Имея миллионы на счету благодаря зарплате одной только блондинки, жила необычная семья в трёхкомнатной квартире, в самом обычном доме. Конечно, такие апартаменты не каждая «обычная семья» позволит, но это не трёхэтажные хоромы, какими любят хвастаться миллионеры и миллиардеры. И жизнь у них тоже была обычная, представляемая любым ребёнком или взрослым. В квартире нет дорогущих картин, нет дорогущего зеркального потолка: классический красивый ремонт. За это Кадзуха любил своих мам только больше. В итоге их воспитания у него не было избалованного характера, он знал цену и мог грамотно расставить приоритеты, тратя даваемые карманные деньги исключительно на нужные в данный момент вещи. Пожалуй, эту свою черту он ценил по-настоящему, даже не стесняясь. Его небольшая, но весьма уютная комната встречает холодком и Каэдахара вдыхает слегка влажный воздух, отмечая, что дождь, вероятней всего, пойдёт ближе к вечеру или ночи. Светлые серые обои приятно успокаивают мысли, а выкрашенная в пепельно-бирюзовый цвет одна из стен радует глаз нарисованными его собственной рукой листьями клёна, что плывут в ветряном потоке. Одноместная широкая кровать как всегда аккуратно заправлена, там лежит белое одеяло и виднеется две красных подушки из-под него. Плакаты с красивыми видами природы, тянущаяся от одной стены до другой гирлянда, ниточка с множеством сухих листьев: всё казалось таким родным и любимым. Мягкий белый ковёр греет ноги. Мальчик подходит к окну и закрывает его, после оставляя рюкзак на столе, стоящего неподалёку. Там царил беспорядок из кучи исписанных и изрисованных листочков, на которых то и дело появлялись завитушки в виде солнышка или кошачьей мордочки. Красные глаза скользят по ним, не задерживая своё внимание, а рука быстро сгребает их со столешницы, отправляя в подставленную перед этим урну. Это всё — неудавшиеся попытки, а неудачи надо исправлять. — Глаза, как море — тайн полны, — тихо на распев начинает пепельноволосый, беря новый чистый лист и лежащую с краю ручку, красивым каллиграфическим почерком выводя всплывающие строки, на лице появляется блаженная улыбка, — И почему же столь омрачены?

Что скрыто там, мой милый странник?

Неужли, под гнётом чуждых ожиданий,

Там кроется прозвище — «изгнанник»?

Кадзуха не замечает, как вдохновение захлёстывает его с головой, и он пускается в немой танец с несуществующим ветром. Он кружит по комнате, с его губ срываются приходящие на ум строки, и мыслями он сейчас далеко за пределами городской суеты. Сейчас его слушателями были могучие старые клёны, практически полностью одетые в красные одеяния, его слушателями были серые тучи, была колыхающаяся трава.

Никак понять я не могу, но вижу что в глазах твоих

Сверкает гнев, заслуженный людьми.

Чтоб до конца дойти, мне нужен лишь последний штрих…

Каэдахара падает на кровать, пару раз отпружинивая из-за его мягкости. Взгляд устремлён сквозь белый потолок, он смотрит будто бы на облачное небо. Делая глубокие вдохи, мальчик усердно пытается придумать последнюю строчку, недовольно замечая, что эйфория, от неожиданно нахлынувшего волной вдохновения и так же неожиданно ушедшего, постепенно испаряется, оставляя усталость. Тот пытается ухватиться хотя бы за краешек, чтобы удержать их обоих, но тщетно. — Штрих… Последний штрих, где же тебя достать? — раскинув руки в позе «звёздочки», красноглазый смиренно вздыхает, понимая, что завтра ему придётся искать тот самый штрих в одиночку. Сон накрывает сознание тёплым одеялом, и кто Кадзуха такой, чтобы противиться ему? И плевать, что он так и не сменил школьную одежду на домашнюю, плевать, что мама Нин Гуан слышала его попытки составить стих. Это проблемы будущего его, но не настоящего. Сейчас ему просто надо немного вздремнуть.